Вот тебе моя кровь.

       Гренландия славилась своим холодом и неприступностью, народом, что может жить в иглу и быть бодрыми духом. Так среди снега и льда рождается малыш, с синими глазами, что были словно вода подо льдом Антарктики. А волосами такими же густыми и чёрными, как оперение пингвинов. С малых лет любознательности юнца не было предела. Он хватался за каждую песчинку знаний, но больше интерес был к небу и механике. Рос он во времена сложнейшие для того поселения - колонизация немцами малой части Гренландии. Высаживались на берега десятками тысяч людей, пока местное население отступало на север. Были не понятны причины колонизации, ведь на этих землях не вырастить урожая, не откопать золота. Но интерес колонизаторов был прикован к другому, их интересовала вечная мерзлота, точнее тела и захоронения в нём... Берлин: 1900 года. За последние два дня в центре Германии, в земле Саксония-Ангальт, обнаружено несколько погибших коров, у которых обнаружена сибирская язва. Об этом сообщает УНН. Как отмечается в сообщении, количество погибших животных выросло до девяти (вчера речь шла о двух коровах). Одна из коров была найдена мертвой в реке Эльба, ее оттуда достали пожарные. Стадо коров, к которому принадлежали погибшие животные, насчитывает около 50 голов. Сейчас оно переведено на другое пастбище. Решение о профилактической забивании коров с целью нераспространения инфекции на данный момент не принималось. Источник заражения также пока не установлен. Но враг не дремлет, медленно забирая всё больше и больше за собой. Труп коровы в реке Эльба заразил воду, тысячи спор сибирской язвы были разнесены рекой по землям, пьющие из водоёмов животные и крупно рогатый скот погибали тысячами. О начинающейся эпидемии правительство решает умолчать, чтобы не допустить паники, но беда подобралась слишком близко. Первые жертвы среди людей и возрастание летального исхода в 90 процентов. Врачи трубят тревогу, но маленькая площадь государства и достаточно высокая для Европы плотность населения делает распространение болезни быстрым и безжалостным. Болезнь не щадит никого, ни женщин, ни детей. Так вопрос о решении проблемы становится острым, ибо показатель естественного прироста ушёл в минус на 2.6 промилле, а морги были переполнены трупами. В ФРГ с вскрыванием трупов в медицинских целях были большие проблемы. Хватает материала, но этот материал нельзя трогать, так как есть огромный шанс умереть самому. Сибирская язва не обошла и Гренландию, но небольшая плотность населения и неподходящие для распространения условия сгубили распространение почти на корню, убив лишь с два десятка людей. Эпидемия в Германии утихает, но правительство серьёзно озадачились защитой от этой страшной болезни, что перекосила добрую часть населения. Было решено начать исследования недуга, но был громадный шанс возразить эпидемию. Выделив средства для исследования и назначив лучших учёных того времени, начались исследования длиною в 10 лет. Проблема стояла острая, споры сибирской язвы находились в крови и мягких тканях организма, получая доступ к материалу, они натыкались на мёртвые и ни на что не способные споры, которые для вакцины не годятся. Исследования заходили в тупик. Пока одного из команды не осенила мысль, что нужно тело, которое минимально поддавалось гниению и ответ пришёл сам собой - вечная мерзлота Гренландии. По-хорошему отдать тела на исследования не соглашались, пришлось брать силой. Так и началось гонение коренного народа. Люди бросали иглу и хватали первое необходимое, убегая на север, где многих ждала смерть, от неготовности к условиям и малого запаса провианта. В то время как тела выкапывали десятками. Видя, что народ Гренландии миролюбив, они собирались подчинить своей воле. Постепенно пошло переселение немцев на территорию Гренландии, местные вначале возмущались, а потом смирились и приняли немцев, перенимая язык, обычаи и строгость характера. Пин был тогда ещё маленький и немецкий язык дался ему легко. В те нелёгкие года Пин потерял родителей, что присматривать за юным изобретателем стала бабушка и остальные из поселения. ‌ По адаптации люди северных широт больше едят, так как энергия уходит постепенно и, в основном, на обогрев тела. Любители поесть, ели всегда и их трапеза могла начинаться на зоре и продолжаться до заката. Но энергозатратные дела не давали толстеть народу. С юности Пина считали художником, изобретателем и его покормить было святое, пока сам Пин не начал осознавать, что глупееет от этой еды и не способен продолжить проект всей своей жизни, а точнее - вечный двигатель. Бумага истрепалась, жирные пятна стирали суть, а оставленная на листке кружка солёного чая с травами, подпортил а линии. На это изобретатель не смог смотреть без боли, схоронив бабушку, его больше ничего не держало в этом месте. Ему показалось, что это глоток воздуха, что сейчас он способен изменить свою жизнь, перевернуть к лучшему. Собрав свои вещи в небольшой чемодан, что достался от отца, он отправился к корабельному порту, где выцепив первый попавшийся решил ехать на угад. Гренландия не особо общительная страна и выбраться из неё можно было или в Исландию, или же в Германию, а от Германии этот корабль плыл через Данию и увозил всё в содружескую Российскую Федерацию. Проспав остановку Германии он попал в РФ, где стал жить в Петербурге. Климат ему показался мягким, не щипало горло от вдоха воздуха. Душа ликовала, видя не разные краски, а не только белую пустошь. Он ходил заворажённым по городу и ему казалось всё волшебным, таким приветливым и милым. Но это прошло стоило ему столкнуться с кем-то случайно, как на него вылили ушат воды из оскорблений, которых Пин не понимал. По природе миролюбивый пытался сгладить конфликт, но говорил он нанемецком и та сторона его совсем не понимала. Последний сочёл это оскорблением и ударил Пина с кулака в скулу, чтобы больше таким широким не был, человеку стало легче, он выбросил весь пыл на ком-то. А вот Пин потёр скулу и пошёл дальше, уже начиная опасаться людей на улицах. Нужно было искать работу, дорогой Пин истоптал свои ботинки, нигде его не понимали, он стал изгоем этой стране, пока не наткнулся на один музей, в котором хозяин немец, они поговорили и тот взялся обучать юнца уму разуму. Так в возрасте 19 лет Пин нашёл работу с крышей под головой и товарищем по языку. Со временем, Пин стал понимать русский язык, но не мог ответить. Он чертил разное, чинил музейные экспонаты, был ночным сторожем и тут ему всё нравилось, он нашёл свой маленький мирок. Каморка стала для него домом, который он держал в чистоте, с необычайными механизмами. Но душа простилась в город, прогуляться. Так выйдя на крыльцо музея, он направлялся бродить по городу, где забредая в библиотеку сидел и читал о физике и механике. Пока в один из дней его не привлёк лёгкий шорох спереди него, за один и тот же стол с ним сел человек, в чьей охапке была стопка литературы явно не по механике. Голубые глаза с явной грустью, но неким холодом в них, цвет волос непонятный, он не русый, точнее не такой тёмный, а назвать блондином его не повернётся язык, скорее шафрановый цвет, идеальное сочетание солнечного света из глубинки вселенной. Тогда этот образ вскружил голову Пину, что так и не заметил, как разглядывал его. Но незнакомец сверкнул презрительным взглядом, ибо Пин мешал ему сосредоточиться, тогда Пин осёкся, но и мысли были уже не в механике. Он закрыл книгу и решил покинуть читальный зал, ведь стало так противно от того взгляда, что сидеть дальше не хотелось. Однако вечером Пин вновь вспомнил тот образ, только теперь детальней - белая рубашка поверх которого каштанового цвета пальто в строгом стиле, руки, которые смотрятся мягкими и без выделяющихся костей. Пин вспоминал его, но воспоминания сыпались стоило вспомнить взгляд. Так он решил продолжить чертить, ведь было не понятно, чем так может заинтересовать человек, которого ты видишь впервые. Однако юное сердце просилось в эту библиотеку вновь. Он приходил туда, садился на то же место и за чтением ждал, пока не слышал знакомый шорох и холод небесных глаз. Каждый раз он ловил всё больше деталей внешности, лёгкие веснушки, еле заметные, округлые, но в пределах разумного черты лица, приятные глазу, мягкие, так и хотелось потискать за щёчки. Но этим взглядом он всё больше раздражал незнакомца, который взвыл на него, мол: " Что ты на меня так смотришь?! Я что?! Музейный экспонат! Ищи себе другое место!" Завопил незнакомец, а Пин не смог ничего ответить, был ошеломлён новой эмоцией - яростью. Незнакомец прокричался и ему сказали уйти из библиотеки, что он и сделал с видом: "Это не вы меня выгоняете - это я сам ухожу." В то время, как Пин проводил его взглядом, но он просто фыркнул. Было обидно, что именно такая реакция на его доброжелательность, ведь рассматривал он его просто с человеческим интересом, а незнакомца это бесило. Он ушёл почти следом. Но стоило выйти, как он видел спину в каштановом плаще, ноги сами вели за ним, смотря за походкой, от которой веяло раздражением. Однако он отвлёкся и потерял из вида эту светлую головушку. Оставшись стоять посреди улицы он потерянно оглядывался, будто потерял ориентир. Как птица оглушённая, он не понимал, где он и что случилось. Расстроившись непонятно с чего, Пин завернулся и побрёл обратно домой, где в стенах музея он обретал грустный покой, ему показалось, что он не увидит больше его вновь, не подметит новых черт, что больше тот незнакомец не вернётся в ту библиотеку.