-Жизнь одна, нужно прожить её как следует, - Лука продолжал улыбаться своей лучезарной улыбкой, освещая вечернюю темноту. Этот человек заменил для Эндрю даже самое банальное солнце на небе, казалось, что он сверкает даже ярче великого светила. Именно он провёл его сюда, показав великолепие природы во всей красе. Без него, Кресс не пришёл бы сюда ни за что в своей жизни.
Спорить о том, что это место было до боли красивым - не было никакого смысла. Не то, что бы кто-то из них начал это оспаривать. Отсюда разворачивался вид на бескрайний океан, на котором оставались красные следы от заходящего солнца. Всё в этом месте казалось необыкновенным. Они стояли на огромной скале, окружённые густым и огромным лесом, словно находились за огромной живой изгородью. Даже самый обычный камень, на котором лежал рюкзак Луки, казался неестественно гладким на ощупь, будто его специально шлифовали мастера в этом деле. Трава была, будто изумрудной крошкой на земле, хрустящая, но мягкая на ощупь. Небо наливалось розовыми красками, медленно перетекая в тёмно-синие оттенки.
К закату все вещи приобретали более уютный характер. Шелест листвы медленно затихал, теперь его было почти-что не слышно для человеческого уха. Волны, разбивающиеся о скалы, переставали бушивать, оставляя после себя лишь тихую и спокойную гладь прозрачной воды.
-Может ты и прав, - Улыбка Луки оказалась заразной. Теперь и на губах Эндрю появлялась слабая пародия на оригинал, который, по мнению первого, было невозможно превзойти, - Но сам понимаешь, нам надо идти домой, скоро стемнеет. Если хочешь, то можем придти сюда и завтра.
-Ну уж нет! Завтра я отведу тебя в ещё более прекрасное место, ты такого ещё точно не видел! - размахивание руками лишь участились под конец его слов, что вызвало небольшую усмешку у Кресса. Лука был похож на ребёнка, заточённого в теле уже взрослого подростка. Все эти по-детски смешные жестикуляции, заявления и выражения лица оставляли в груди Эндрю небольшой тёплый огонёк в районе сердца, который согревал его даже в самую ужасную бурю.
-Как скажешь. За тобой хоть на край света, но уже завтра, - рука альбиноса несильно сжала чужую тёплую ладонь. Эндрю начал медленно идти в направлении дома, ведя за собой возлюбленного.
-Я тебя люблю! - неожиданное признание в любви заставило резко остановиться на месте, словно статуя. Щёки Кресса начали заливаться красным румянцем, что вызвало небольшой смешок со стороны Луки. Альбинос ещё не слишком привык слышать это, чем Бальза активно пользовался, чтобы вгонять его в краску.
-Я тебя тоже, - лёгкий поцелуй в чужую мягкую щёку последовал сразу после сказанных слов.
Всё же сегодняшний день запомниться Эндрю надолго, как и другие последующие за этим. Ради улыбки Луки он готов свернуть целые огромные горы, пусть только тот этого пожелает. А пока это не требуется, оставалось лишь выражать собственную любовь всеми известными ему способами.
На дереве, которое находилось почти у самого края скалы, осталась многовековая надпись, которую Бальза с огромным упорством выцарапал небольшим ножичком.
"Лука+Эндрю"
***
Дождь продолжал лить, словно из старого ржавого ведра, не собираясь останавливаться. Птицы забились на деревьях и не пели свои нежные серенады. Люди в такую погоду казались страшными духами, бродящими в поисках вечного покоя. Машины выглядели, словно черные гробы на колёсах, ведущее своих владельцев в их извечную обитель. Всё приобретало серый неприметный окрас.
Эндрю не слышал громких раскатов грома и оглущающего звона дождя по асфальту. В голове царил лишь монотонный шум и пустота. Извечно чёрный плащ насквозь промок, теперь из него можно было выжимать хоть ведро воды. Колени, уже как час, затекли от сидения на поломанном асфальте. Цветы на могильной плите, принесённые им, теряли свой насыщенный белый цвет, который был схож с белизной альбомного листа, приобретая сероватые оттенки на мягких лепестках.
Кресса сейчас не волновало ничего, кроме одной вещи, а именно кому принадлежала эта могила. Мысли снова начали подкидывать отрывки воспоминаний из больницы, в которой он провёл два дня, ожидая лишь чуда, по словам врачей. Он начал вспоминать о том, как держал его уже за прохладную ладонь, словно у мертвеца, как слышал его осипший, от усталости, голос, как видел побледневшее лицо возлюбленного, которого медленно покидали остатки жизненных сил. Именно тогда Эндрю понял, что ничего так и не смог сделать для него, так и не свернул горы в поисках лекарства от распространяющийся болезни. Улыбка, которую юный изобретатель пытался выдавить из себя на смертном одре, теперь отпечаталась на роговице глаза Кресса до конца его дней.
Уходить отсюда не было никаких сил. Глаза давно перестали истекать горькими слезами, словно бардовой кровью после ранения, казалось, что теперь альбинос не заплачет никогда, словно очи его высохли насовсем. Сейчас хотелось лишь ещё раз обнять возлюбленного обеими руками, прижать к себе и больше никогда не отпускать, пока смерть не разлучит их.
Увы, но объятья смерти намного сильнее, нежели объятья Эндрю.
На надгробии теперь красовались имя и фамилия его возлюбленного, от которых сердце Кресса обливалось кровью.
"Лука Бальза"
-Жизнь одна, нужно прожить её как следует, - про себя повторил Эндрю вечные слова юного изобретателя, которые тот больше не сможет произнести.
