Любовник

      Гэвин не мог поверить в то, сколько позволял Найнсу. Тот брал его во время обеденного перерыва или патрулирования, прижимая к ближайшей стене, нагибал над капотом служебной машины, отсасывал, пока они стояли в пробках, возвращаясь в участок. Однажды, когда они поехали обкатывать огромную и очень удобную кровать Ричарда, Рид даже позволил завязать себе глаза и приковать наручниками к спинке, о чём потом сильно пожалел. Хейз в ту ночь буквально измывался над ним, трахая медленно, вдумчиво, иногда заменяя свой член пальцами или языком. Гэвин едва сдерживался, чтобы позорно не заскулить от невыносимого напряжения, когда любовник всё же соизволил коснуться его члена. Ричард творил что-то невероятное с его членом и задом, изучая чувствительные точки и с каждым разом лаская всё лучше, именно так, как нравилось Гэвину. Но два условия их неуставных отношений он соблюдал безукоризненно: никакого секса в пределах участка и даже не заикаться о том, чтобы впихнуть свой узел.       Только не всё было так радужно, как могло показаться. Выяснилось, Ричард слишком сильно любил всё контролировать, настолько, что пресекал любые попытки Гэвина самостоятельно залезть ему в трусы и инициировать секс. Это бесило. Риду и так достаточно тяжело оказалось свыкнуться с постоянной позицией нижнего, и Ричард своим поведением только усугублял ситуацию, не давая даже капель контроля. Когда в последний раз Гэвин попробовал оседлать любовника самостоятельно, тот скрутил не ожидавшего нападения Рида, и вместо секса они знатно поцапались.       — Какого хрена с тобой творится, Найнс?! — Гэвин был так разъярён и выпустил такую порцию феромонов, что Ричарду поплохело. — Я, блядь, тоже альфа, если ты вдруг забыл! Если я позволяю ебать себя в зад, это ещё не значит, что я бездумно буду во всём тебе подчиняться!       В каждый тот редкий раз, когда они пытались заняться сексом не как животные, а в человеческих условиях на мягкой кровати, Хейза подрывало на контроле.       — На хуй, заебало!       Гэвин, не слушая оправданий любовника, натянул футболку обратно и хлопнул дверью с такой силой, что покривился косяк. Они не разговаривали две недели, взаимодействуя только по рабочим вопросам. Так продолжалось до момента, когда в один из дней Ричард, напившись до полуобморочного состояния, приполз к Гэвину домой, упал на колени в прихожей и беспорядочно просил прощения. Потом в этой же прихожей вывернул всё содержимое желудка, и Рид всю ночь пытался привести бестолкового напарника в чувства, потому что с утра им с группой сослуживцев нужно было ехать в соседний город, чтобы охранять какого-то политика. По возвращению они помирились, потрахались прямо в машине Рида, и всё вернулось на круги своя. Только у Гэвина появился новый способ доёбывать напарника, припоминая его состояние, чем вгонял в краску обычно спокойного Ричарда.       — Гэвин.       — М? — Мысли Рида были сосредоточены на текущем деле. Он в очередной раз перечитывал показания свидетелей, пытаясь понять, кто из них безбожно, но очень складно пиздит.       — Тебе сегодня в ночную, помнишь?       — Естественно, блядь, я это помню! К чему вообще разговор? — рыкнул Гэвин, окончательно потеряв мысль.       — Просто я давно хотел трахнуться в машине на парковке участка, — Ричард выдал это с такой обыденной интонацией, словно не о сексе напарнику вещал, а о погоде.       Гэвин побагровел от злости и такой наглой откровенности.       — Ты совсем страх потерял? Мы в участке, сейчас середина рабочего дня, а ты тут озвучиваешь свои фантазии! А если кто-то услышит?       — Никто не услышит, я же не идиот. Ты лучше ответь, как смотришь на эти фантазии? — продолжил он спокойно.       Гэвин задумался, вздохнул, снова задумался. Хоть он и запретил приставать к себе в участке, предложение всё равно было заманчивым, хоть и очень рискованным.       — Нет, — отрезал Рид, видя, как в удивлении поднялись брови собеседника.       — Мне казалось, что ты уже готов снять хотя бы один из своих запретов. — Хейз откинулся в кресле, сверля взглядом.       — Я подумывал на этот счёт, но это не значит, что я сразу же подскочу выполнять каждую твою прихоть.       — Да ладно тебе, Гэвин, ты же хочешь не меньше моего! Давай так, ты выполняешь мою фантазию, а я — твою, как тебе такой расклад? — Ричард был уверен, что любовник согласится. — И не говори, что ты не представлял меня в какой-нибудь пошлости, не поверю.       Рид снова задумался.       — Хочу кончить тебе на лицо. — Теперь пришла очередь Ричарда краснеть. — А ещё я бы с превеликим удовольствием оприходовал твой шикарный зад, который ты так рьяно от меня прячешь, но раз ты пока не готов, то тогда остановимся на лице. — Гэвин напоследок довольно осклабился.       Он был уверен, что Найнс пошлёт его далеко и надолго с такими хотелками и, мягко говоря, охренел, когда тот согласился. Расклад был дерьмовым. Да, Рид действительно думал о поебульках в департаменте, но только не совсем в том ключе, который предполагал Хейз, Гэвин наоборот решил, что больше никогда не позволит себе заниматься сексом практически под носом у Фаулера. Что ж, разок на паркинге, видимо, придётся потерпеть.       Он заблокировал терминал и поднялся под недоумевающий взгляд Ричарда. Не став дожидаться очевидного вопроса, он сказал:       — Осмотрю ещё раз место убийства Томпсона, что-то не нравится мне в общей картине. Может, на месте пойму, что не так.       — Я могу поехать с тобой, — сказал Ричард, собираясь подняться следом.       — Эй, нет, в последнее время ты меня только отвлекаешь, так что оставайся в участке, — остановил его Рид, — у нас кроме Томпсона ещё три дела в работе, так что развлекайся. — Махнув напоследок рукой, он покинул офис.       Гэвин почти не соврал, что-то действительно не давало ему покоя, какая-то мелкая деталь выбивалась из общей картины на месте преступления, но он пока не понял, какая именно. Но по большей части просто хотелось уехать из участка и проветриться. Одному. Постоянное присутствие Ричарда отвлекало, он перетягивал на себя львиную долю внимания, из-за чего стало сложнее сосредоточиться на работе. Когда Хейз вёл допрос, Гэвин не слушал, следя лишь за движением его губ. Когда сидел напротив, печатая что-то на терминале, Гэвин залипал на его пальцах, вспоминая, как совсем недавно эти пальцы подготавливали к очередному проникновению. Когда Ричард просто сидел рядом, что-то рассказывая, Гэвин только и мог, что упиваться вкусом его феромонов, запах которых чётко отпечатался в памяти. Личное и работа — всё пошло по пизде, по конкретной такой пизде. Он уже подумывал переступить через себя и спросить у Андерсона, как тот справляется со своими чувствами, довольно спокойно работая в паре с Коннором. Риду был нужен совет, ведь со своими чувствами он справлялся до безобразия плохо.       Очередной долгий гудок вывел из задумчивости. Гэвин прямо на пальцах — на одном конкретном пальце — собирался показать долбящему в клаксон дятлу, куда ему стоит идти, как машину тряхнуло, а следом раздался жуткий скрежет металла и звон бьющегося стекла. Гэвина, который в этот раз решил не пристёгиваться, приложило грудиной о руль, а головой он с размаху впечатался в лобовое. Автомобиль протащило несколько метров по проезжей части, пока капот не упёрся в стену жилого дома. В ушах звенело, грудную клетку сковала сильная боль, но с трудом Рид смог выползти из смятой машины, в зад которой на всём ходу влетела фура. Испуганный водитель большегруза выпрыгнул из кабины, извиняясь и крича что-то об отказавших тормозах. Рид остановил словесный понос взмахом ладони.       — Заткнись, бога ради, и позвони в 911, — захрипел Гэвин.       Грудь нещадно болела, в вырезе футболки виделась почти мгновенно почерневшая полоса гематомы. Было больно, но он проходил через передряги похуже, а вот другим участникам ДТП могло повезти меньше. Сфокусировав взгляд, Гэвин насчитал пять повреждённых машин, включая свою, которые зацепил большегруз, и одной из легковушек, на крышу которой съехал контейнер, было хуже всего. Рид поднялся, опираясь на стену, и побрёл в сторону серой «тойоты», крышу которой ощутимо прогнуло. Сердце пропустило удар, когда он заглянул внутрь. Водитель был без сознания, пассажир спереди глухо стонал, но глаза тоже были закрыты, а вот из детского автокресла на заднем сидении, не доносилось ни звука.       Когда осмотр Гэвина уже подходил к концу, в автомобиль «скорой» пробился Ричард. Гэвин расслабленно сидел на каталке и абстрагировался от проводимых манипуляций, смотря в пустоту. Ему повезло, отделался парой швов на рассечённой брови, несколькими царапинами на лице, шее и руках, а также сильным ушибом грудной клетки. Как сказали сотрудники службы спасения, просто чудо, что в аварии никто не погиб. Когда Рид уточнил про ребёнка в легковушке, его успокоили, сказав, что автокресло было пустым.       — Гэвин, ты как? — сквозь толщу мыслей мужчина услышал хриплый голос напарника.       — В норме, ничего серьёзного. — Он сфокусировал взгляд на взволнованных серых глазах.       — Ты не представляешь, как я испугался, когда по новостям показали аварию, а диспетчер передал о пострадавшем в машине полиции, — затараторил Хейз, сжимая ладонь Рида в своей.       — Зачем ты приехал? — Язык еле ворочался во рту, от обезбола сушило похлеще, чем от травки.       — Хотел лично убедиться, что с тобой не произошло ничего критичного. — Найнс протянул руку, осторожно касаясь разбитой губы.       — Пару-тройку дней не будем сосаться, — улыбнулся Рид, желая разрядить обстановку. Судя по глазам Хейза, шутка не зашла. — Иисусе, Ричи, да всё нормально! Я же полицейский, а не кисейная барышня, не нужно так переживать! — Гэвин не знал, как донести до Ричарда, что с ним реально всё хорошо.       — Ты мой напарник, Гэвин, я не могу за тебя не волноваться, — тихо ответил он. — Капитан сказал, что сегодня можешь ехать домой, и настоял, чтобы ты хотя бы пару дней отлежался дома. И не смотри так на меня, Гэвин, я полностью поддерживаю идею Фаулера!       — Ладно, я понял. Отвезёшь меня, раз уж ты и так здесь? — Таблетки начали отпускать, тело заныло, так что Рид решил воспользоваться внеплановыми выходными.       — Хорошо.       Когда они сели в машину, Гэвин недовольно поморщился.       — Блядь, Ричи, ну какого хуя? Выруби свой ароматизатор, мне вот только стояка сейчас не хватало, — возмутился Рид.       — Прости, не получается, я переволновался. — Хейз грустно улыбнулся. — Сейчас открою окна.       — Переволновался он, — буркнул себе под нос Гэвин, — как только с такими нервами в полицию попал?       Напарник проигнорировал недовольный бубнёж, пытаясь сосредоточиться на дороге и одновременно взять контроль над своим запахом. С дорогой прошло успешно, а вот с феромонами дела обстояли похуже — запереть аромат не получалось. Невольно скривив губы, он открыл бардачок, достал заглушку для носа и под сопровождение вопросительного взгляда передал её Гэвину.       — Не переживай, новая, взял на случай, если ты забудешь свою, — объяснил Ричард.       — Три сотни, Найнс, да ты ебанулся! — удивился Рид, но прищепку нацепил.       — Будем считать, что это мой подарок тебе на день рождения, — посмеялся напарник. — Когда он у тебя, кстати?       — В октябре, седьмого, — буркнул Гэвин, собираясь выйти из машины, но Ричард потянул его за руку, вынуждая повернуться.       Серые глаза смотрели странно, непривычно, с нотками неуверенности и недосказанности, будто Найнс хотел о чём-то сообщить, но не решался. Гэвин вздохнул и поцеловал тёплые губы, не выдержав этот странный взгляд, а потом молча вышел из машины, даже через заглушку ощущая в носу запах феромонов напарника. Хейз проводил взглядом широкую спину и решил заехать чуть позже, понимая, что пришла пора признаться Гэвину в том, что уже некоторое время недосказанностью терзало изнутри.       Гэвин ворочался с боку на бок, не в силах уснуть, бровь и грудина неприятно пульсировали, а нос всё ещё слышал запах феромонов Ричарда. Он напрягся, когда в дверь едва слышно постучали. Часы на тумбочке показывали начало первого ночи, и в это время гостей он не ждал. Может, показалось? Нет, стук повторился, но уже с удвоенной силой. С недовольным шипением поднявшись с кровати, Рид взял табельное и неслышно прокрался к двери. На площадке, как и всегда, не было света, но чей-то силуэт едва заметно двигался в этой темноте. Сняв пистолет с предохранителя, он открыл дверь и обомлел. На пороге стоял Ричард.       — Гэвин, — севшим голосом едва слышно прошептал ночной гость и сделал неуверенный шаг в квартиру.       Рида тряхнуло, как от удара током, когда сознание накрыло сильнейшим запахом горького эспрессо. От этого аромата мозги буквально плавились, грозя превратиться в желе. Ещё ни разу за все время он не слышал, чтобы любовник пах настолько сильно, настолько крышесносно, настолько желанно.       — Помоги… — простонал Найнс, вжимаясь в напарника и трясь об него всем телом. Гость был ненормально горячим, дышал часто, тяжело, а тело сильно трясло, почти колотило.       — Блядь!       Пистолет выпал из вмиг ослабевших пальцев, и Гэвин в последний момент вспомнил, что нужно хотя бы закрыть дверь. Ненадолго отстранившись, он щёлкнул замком и снова обнял почти хнычущего Хейза.       — Гэвин, пожалуйста, я больше не могу, — неразборчиво шептал Ричард.       И Гэвин тоже не мог, потому что запах любовника сводил с ума, по кирпичикам разбирая стену умирающего самоконтроля. Найнс стонал в губы, теряясь в поцелуе, слепо шарил ладонями по бокам, груди и, наконец, вцепился в обнажённые плечи, как в спасательный круг. Гэвин рыкнул в горячий рот, прижимая ближе, подавляя, подчиняя себе такого непривычно доступного Ричарда. Рид запустил руку ему в штаны, скользя пальцами между ягодиц и подтверждая внезапную догадку. Там было настолько мокро, что смазка потекла по бёдрам, стоило только ниже спустить брюки на пару с трусами, и только сейчас Гэвин понял, как сильно ошибался всё это время. Ричард не был альфой, он был омегой.       Рид сам глухо простонал от осознания, с кем трахался всё это время, но возбуждение никуда не исчезло. Плевать, кем был Ричард, его запах настолько сильно сводил с ума, что Гэвин согласился бы раздвинуть ноги прямо сейчас, пожелай Хейз взять его. Но сейчас Ричард не хотел брать, он хотел отдаваться, отдаваться тому альфе, по которому сходил с ума несколько последних месяцев.       И Гэвин не стеснялся брать. Подхватив любовника под крепкие бёдра, он отнёс его в спальню и тут же уронил на кровать. Стена контроля осыпалась ещё больше, когда Ричард, скинув с себя всю одежду ниже пояса, перевернулся, прогибаясь в спине. Такой открытый, доступный, желанный и чертовски горячий. Рид, расплетая свои оковы, отдавался во власть инстинктов. Бесконтрольно целуя и кусая бледные бёдра, он протолкнул внутрь сразу три пальца, трахая ими ненасытно стонущего Ричарда. А потом к пальцам присоединился горячий язык, и Хейз затрясся, кончая в первый, но далеко не последний раз за эту ночь.       Оторвавшись от возбуждённого до предела любовника, Гэвин сжал в пальцах бесящую рубашку и потянул тонкую ткань в стороны. Синий хлопок затрещал в сильной хватке, а через несколько секунд он сдёрнул с Ричарда остатки тряпья. Перевернув его на спину, Гэвин впился глазами в обнажённый силуэт. Он впервые видел партнёра полностью голым, впервые видел его длинный член во всей красе и впервые мог толкнуться в жаркое нутро.       А Ричард видел бездну в глазах Гэвина, которые стали почти полностью зелёными от возбуждения. Рид не щадил, входил быстро, глубоко, сильно, подхватив любовника под колени и методично вбивая в кровать. Найнс метался, переполненный ощущениями, чувствами, подчинённый сильному альфе. Он сжимался, кончая снова и громко крича, царапал сильные руки и смуглую спину, целовал и кусал опухшие губы, слизывая кровь из ранки, полученной во время аварии. Гэвину было плевать, боль давно покинула тело. Ни ушиб, ни бровь сейчас не беспокоили, потому что единственное, за что цеплялось ускользающее сознание, это бледная шея Ричарда.       Гэвин снова перевернул любовника, вынуждая схватиться руками за спинку кровати, ускорил движения, временами входя до упора и проталкивая набухший узел в податливую глубину. Клыки болели и чесались, рот бесконтрольно наполнялся слюной, а чужая шея перед глазами была такой открытой, такой беззащитной и доступной. Мягкость кожи так правильно ощущалась на языке, а молящий стон снёс последнюю преграду благоразумия. Плоть податливая, мягкая, а металлический привкус чужой крови во рту ни капли не отрезвлял, всё глубже погружая в безумие. Оргазм Ричарда был так же приятен, как свой собственный, а мокрый зад плотно обхватил узел. Впереди предстояло несколько часов сцепки, чтобы немного отоспаться, а потом всё повторится снова.       — Поиграй с ребёнком! — слышится крик из кухни.       — Займись этим сама, я занят, — а следом категоричный отказ.       — Хватит, он и твой сын тоже! Так обрати на него внимание хотя бы раз в месяц! — Звук бьющейся тарелки завершает фразу.       — Прекрати концерт, он слышит, — спокойный, нарочито равнодушный голос, тяжёлые шаги и звонкий звук пощёчины.       — Ах, ты этим озаботился! — Истерика нарастает, голос разрывают короткие всхлипы. — Так пусть слышит! Пусть знает, какой его отец мудак и похуист! Ненавижу тебя! Ненавижу твоего отпрыска! Ты мне всю жизнь поломал, я уйти не могу из-за твоей метки! Ты практически на цепь меня посадил, хотя я даже не люблю тебя!       Утро встретило приятной усталостью в теле и отвратительной горечью во рту после тяжёлого воспоминания. Гэвин давно вычеркнул из мыслей память о своём детстве, как страшный сон, и сейчас истеричный голос матери с укором звучал в ушах: «Выродок, такой же, как твой отец, и вырастешь таким же! Ненавижу вас обоих!». Рид нехотя разлепил веки и уткнулся взглядом в лохматую каштановую макушку. Ричард мирно сопел в подушку, вымотавшись за несколько ночных заходов. Запах почти полностью развеялся, течка временно отступила, удовлетворённый сцепкой и полученной меткой организм успокоился, чего нельзя было сказать о Гэвине.       Он осторожно, стараясь не потревожить сон Ричарда, вылез из кровати, пока сонный мозг старался оценить масштаб трагедии, которую он вчера нахуевертил. Они не предохранялись, Гэвин позволил себе сцепиться с ничего не соображающим партнёром, но что было в разы хуже — он пометил его. И если нежелательную беременность можно было предотвратить парой таблеток для экстренной контрацепции, то с меткой дела обстояли куда хуже, ведь волшебного лекарства для избавления от неё до сих пор не изобрели. Да, был разработан курс лечения, операции, гормональная терапия, но даже после долгих месяцев болезненной ломки организма никто не давал гарантию освобождения. Пятьдесят три процента — чуть больше, чем половина, чтобы дать надежду, но недостаточно много, чтобы с уверенностью отдать больше двухсот тысяч, учитывая, что таких денег у Ричарда явно не было.       Гэвин выплыл на кухню, чтобы достать припрятанную в дальнем шкафчике бутылку. Он большую часть жизни шёл к тому, чтобы не быть похожим на своего отца, который сорвался от запаха течной омеги и пометил его мать, любившую в тот момент другого мужчину. Гэвин тренировал свой самоконтроль, научился держать в руках подсознательное желание укусить партнёра, а в итоге совершил такую же ошибку. Прозрачная жидкость перетекла в горло и полилась в пустой желудок, обжигая пищевод. Гэвин думал налить ещё рюмку, но, плюнув на формальности, приложился прямо с горла, надеясь вкусом водки заглушить чувство вины, засевшее глубоко внутри. «Ты монстр, насильник! Ты испортил ему жизнь. Пометил омегу, который к тебе ничего не чувствует, лишил его нормального будущего!» — голос в голове не думал униматься.       Рид сидел на кухне, катая в руках опустевшую рюмку, а в мыслях в тысячный раз корил себя за безумный поступок. Он проебался, налажал, совершил просто космическую ошибку, и теперь результат этой ошибки багровым следом зубов сиял на шее мирно спящего Ричарда. Блядь, он настолько расслабился, окутанный потрясающим запахом, что привязал к себе человека, не получив согласия на эти действия, и теперь не знал, как поступить. Плеснув себе ещё водки, он, поморщившись, проглотил обжигающее пойло.       В тишине квартиры послышались шаги босых ног, а следом на кухне показался Ричард, кутавшийся в тонкое одеяло. Гэвин боялся смотреть ему в глаза, боялся увидеть в них ненависть и разочарование, но понимал, что им нужно обсудить случившееся. Сделав ещё один глоток, Рид поднял глаза на Ричарда, стараясь без слов передать, как ему жаль. Блядь, даже если бы он его изнасиловал, было бы не так дерьмово, как от осознания того, что он практически подписал ему приговор.       Ричард вздрогнул, когда Гэвин посмотрел на него этим невыносимым взглядом. Он увидел в глазах партнёра страх и сожаление. Любовник жалел так сильно, что сердце неприятно сжималось от нарастающей боли в груди, которая расцветала, раскрываясь подобно экспансивной пуле. На что он вообще рассчитывал, когда думал, что Гэвин примет его таким? Примет его истинную сущность, его настоящий тип, а не тот, который он ошибочно приписал самостоятельно, фатально ошибившись в своих предположениях. Естественно, Рид жалел. Жалел, что связал их между собой, идя на поводу у собственной похоти и пробудившихся инстинктов.       Хейз понял, что зря раскрылся, зря приехал, понадеявшись, что Гэвин испытывает к нему какие-то чувства, кроме желания физической близости. Всё зря. И теперь из-за неверного выбора им обоим предстояло расплачиваться за непоправимую ошибку, но главным образом платить предстояло самому Ричарду. Альфа, пометив омегу, со временем мог вернуться к привычной жизни, растеряв ощущение установленной связи. Для омеги метка была равносильна поводку, и этот поводок сейчас держал Гэвин. Держал, смотрел на него, скользя взглядом по алому узору зубов, и жалел так сильно, что воздух вышибало из лёгких.       — Думаю, мне лучше уйти, — тихо и слишком сипло произнёс Ричард, отворачиваясь и буквально физически ощущая, как натягивается нить установленной между ними связи. Связи, которую был готов принять Ричард, но которую, очевидно, не хотел Гэвин.       Надев бельё и штаны, Хейз схватил со стула футболку Рида и нацепил на себя взамен беспощадно порванной ночью рубашки. Чужая вещь впитала в себя запах феромонов её владельца, и от одного этого аромата внутри всё сжималось от всепоглощающей нежности и невыносимой боли.       Когда дверь за Ричардом захлопнулась, Гэвин понял, что внутри с громким треском что-то оборвалось. Боль удушливой силой сковала грудину, отчего хотелось выть и кричать, ища избавления от этих безответных чувств. Избавления ждать было неоткуда, оставалось только забыться, что и собирался сделать Рид, наполняя рюмку до краёв.