Красная нить: укус.

Разница между мазохистом и садистом – это как разница между фитилем и воском. Один ищет безопасности в поглощении другим, другой – поглощая кого-то. Вот почему мазохизм и садизм внутри индивида часто чередуются – они являются разными решениями одной и той же проблемы. Хван Хёнджин - безбашенно свободный, словно ветер, и мчится в неизвестном направлении. Эмоциональный диапазон юноши, которому едва перевалило за двадцать пять - от маниакального счастья до незыблемого желания зверски уничтожать. Это вам не течный пассив, сладкий омежка, с этим характером еще нужно уметь совладать. Он прекрасно знает, чего хочет, и его желания - непоколебимы. Разделять и властвовать? Возможно. Подчиняться, быть ведомым? Он сам себе в этом никогда не признается. Самовлюбленный, слышать похвалу и восхищение в свой адрес - для юноши это словно чертова музыка, услада для ушей. Надменность? Разве что заслуженная. Но если Хван восхищается, то делает это искренне, по-настоящему оставляя место в своем сердце для избранного им визави. Влюбленность лишь вдохновляет, ибо творческая натура до мозга костей. Непредсказуемый комок то ли счастья, то ли нервов. Хёнджин не из тех, кто желает показаться слабаком. Скорей, окутает чарующей дымкой, влюбит в свое прекрасное "Я" и позволит поиграть с собой. Ах, да. А еще он мазохист. ............ Вечер в баре окончательно испорчен - Феликс психанул, пустил в глаза парочку нелестных эпитетов. - Ты серьезно бросаешь меня? - Ликс выдыхает сигаретный дым младшему в лицо. Фитиль сигареты утопает в пепельнице. В нос ударяет мерзкий аромат, но Хён и вида не подает, что происходящее ему не нравится. - А разве у нас осталость хоть что-нибудь, за что стоит бороться? - Хван спокоен, на губах играет улыбка. Руки лежат на столе, свободно сжимая бокал с янтарной жидкостью - он любит этот бар только потому, что алкоголь здесь действительно шикарный. Феликс ушел, забирая с собой бутылку водки, даже не удосужившись заплатить. Но младшему все равно на деньги, уж он-то зарабатывает достаточно. И единственное, о чем он сейчас думает, что наконец-то от его одежды перестанет нести никотином. Как это происходит вообще? В красивых фильмах всегда начинается со взглядов - влюбленные случайно задевают им друг друга, ласкают, притягиваются на ментальном уровне. В реальности все совсем иначе. Одного только взгляда достаточно, дабы понять, что за человек перед ним, и все оговаривается простым животным инстинктом: встал или не встал. И не надо красивых слов, облаченных в "высокоморальное общество": закон джунглей распространяется даже на великие цивилизации. Так произошло и с ними. Минхо был зол, когда после работы зашел в бар неподалеку. Новый стажер совершенно глуп и неопытен. Юнец нарывается на грубость, совершенно не представляя, кто перед ним. Не просто начальник. Он тот, кто причиняет боль. И не какую-нибудь душевную соплю, размазанную по стене. Терзания романтичных девочек, которые плачут по ночам в подушку. Жестокость — это особая разновидность творчества, способ по-новому осмыслить границы собственного тела и поведения. Садизм — не страдание и угнетение, а свобода и удовольствие. У Минхо приветливый характер, и часто он граничит с абсолютным похуизмом. Романтик до мозга костей и утонченный аристократ до кончиков ногтей, но при этом он не гнушается ни пошлыми шутками, ни черным юмором. Порой тихий, иногда эпатажный. В любви к разврату и острым ощущениям он способен опуститься на самое дно и перейти любые границы, но при этом бесконечно свободен от каких-либо привязанностей и установок. Манипулирует людьми, увлекая за собой, растворяя в себе каждого, кто прикоснется к нему всем сердцем. Одинокий парень за столиком выглядит прекрасно: тончайшая белая рубашка подчеркивает его изгибы, красоту фигуры. Ли любуется чертами лица, невольно облизываясь и скрывая улыбку в бокале. Освещение у барной стойки достаточно тусклое, чтобы не выделять юношу, позволяя скрываться, наблюдать. Парень за столиком попивает свой виски, уныло уставившись телефон. Небось, листает социальные сети, комментирует все подряд. Чтобы казаться нужным, важным, иметь много друзей. На самом же деле - кормить собственное тщеславие, не более. Парень потирает шею, разминает затекшее плечо. Вот тогда-то Минхо и утратил тормоза. - Я могу вас... укусить? - С языка чуть ли не сорвалось "оттрахать", но Минхо сдерживается. Взгляд отрывается от телефона, голубые глаза внимательно рассматривают того, кто бесцеремонно вторгается в личное пространство. Вызов. Раздражает старшего до такой степени, что желание выпороть наглеца усиливается троекратно. - Конечно, - парень улыбается, его лицо делается невероятно прекрасным. Выдавать себя за счастливого, очаровательного - явно ему к лицу. - Я больно кусаюсь. - Не страшно. Младший тянет подбородок вверх, от того его безупречная шея вытягивается, делается еще более утонченной, проступают вены сквозь тонкую кожу. Она буквально создана для меток Ли. - Тогда... come here? - Минхо спокоен, словно удав, на лице нет ни одной эмоции, а язык тела не скажет ничего лишнего. Но внутри он ощущает напряжение, а нервы - как натянутая струна. И происходящее ему чертовски нравится. - Слушаюсь и повинуюсь, - Хёнджин встает из-за стола, и, предолевая расстояние в пару шагов, приближается почти вплотную. Какой смельчак! И этот дерзкий взгляд голубых глаз так и напрашивается на жестокость. Взять бы кошку, да пороть, хлестать бы до тех пор, пока слезы не брызнут. Просто чтобы сбить с него лишнюю спесь. Минхо чуть склонил голову набок, несколько мгновений разглядывая стоявшего напротив, и хоть внешне он абсолютно спокоен, в карих глазах - яростный неприкрытый блеск. - Куда? - Коротко спросил все же, ведь след от укуса останется. - А куда Вам нравится? - Хёнджин проявляет уважение, и гнев старшего слегка поумерился: парнишка оказался не так плох. - Мы ведь не знакомы. Мне нравится в плечи. Или повыше запястья. - Да, к сожалению, - Ли растягивает слова, медленно проговаривая, вновь соскальзывая взглядом с лица на чужие руки. - Но это легко исправить. И я выбираю плечо, раз уж сам предложил. Приблизился почти вплотную, сам слегка коснулся мягкой ткани рубашки, пусть и ненастырно вторгаясь, но не скрывая нетерпения. "К черту пуговицы!" - Подумал Хван, и дернул края рубашки, вслушиваясь, как металл с характерным звоном падает на пол. Хёнджин не сводит взгляда с лица напротив, и оттягивает воротник, оголяя левое плечо. Показалась тату, слегка выцветшая, ведь ей уже лет и лет. - Ни в чем себе не отказывайте. - Прекрасно, - проговаривает Минхо, но уточнять, что именно он оценил, не стал. При виде обнаженной нежной кожи, да и зелёного света, зажженного в мозгу короткой фразой юноши, во рту набежала слюна в предвкушении. Минхо понравилась пылкость юноши, но эта мысль осталась на периферии. Сейчас самым главным было опробовать того на вкус - причём, в прямом смысле. Коротко глянув в голубые глаза напротив, будто ставя печать под соглашением, старший взял юношу за бицепс, крепко, больше не медля ни секунды, и прильнул к обнаженному плечу губами, впрочем, даже не думая приласкать поцелуем, а сходу кусая — впил зубы, крепко, резко, и задержался, усиливая эту хватку, пока по телу рядом не прошла дрожь. И тогда стиснул челюсть ещё сильнее, пока их едва не свело от удовольствия, не заботясь о том, насколько это сильно (а ведь он предупредил!), вдоволь наслаждаясь звериной сочностью укуса и наконец пробившим язык ощущением металла. И только тогда Минхо нехотя разжал челюсть. Хёнджин повел плечом, скорей, от неожиданности, но вовремя остановился. Как только зубы стиснули кожу, вонзаясь, юноша ощутил растекшееся по плечу чувство, это сжимало в тиски, тянуло вниз, постепенно перетекая к шее. Боль, приправленная удовольствием, граничащая со страхом неизвестности - ведь не каждый день юноша позволяет прикасаться к себе, особенно тому, с кем вообще-то не знаком. Его пальцы скользят по чужим предплечьям. Глубокий вдох. Сердце забилось сильнее. И парень не издает ни звука. Тело расскажет за него, выдаст все тайные мысли, сокровенные желания. - Еще? - В глазах у Хвана зажигается огонек озорства, а на губах играет едва заметная улыбка. Нарывается, не иначе. "Прекрасно" - Минхо не издает ни слова, но его нескрываемая радость могла отразиться в глазах - Ли отстраняется от плеча, хоть и не отходя от парня ни на йоту, рассматривает глаза напротив. Так близко, что можно было разглядеть каждую черточку в радужке, так, можно ощутить дыхание друг друга на лицах и губах. Сейчас Минхо ясно чувствовал, как злость никуда не ушла, но она теперь оказалась щедро окутанной чужими эмоциями. Кареглазый чувствовал запах и странную энергию, и еще что-то не совсем уловимое. И это все ему нравилось. - Раз просишь, - легкая усмешка змеится по губам. Ли облизывает их и в этот раз кусает повыше к шее, туда, где более мягко и нежно, туда, где болезненнее, где след останется ярче. Второй рукой скользнув ладонью по чужой талии и крепко "зацепившись" пальцами за одежду. Впрочем, теперь себя приходится останавливать - отчасти из-за затянувшегося действа, желая оставить юноше не только приятный укус и следы на теле, но и сладкую недосказанность и желание бóльшего. Отчасти из-за собственных пробудившихся эмоций и - как их любят называть - темных желаний. Не сейчас и точно не здесь. - Спасибо, - проговорил Минхо, отстраняясь, наконец, от своего визави полностью и чуть улыбнувшись. Взгляд невольно соскользнул на наливающиеся яркими красками следы на коже. Новый укус пробуждает в юноше ощущения, окрашенные новыми оттенками. Неловкость, созданная тем, что они оба не знакомы, до конца не исчезла, но теперь уже смешивалась с другими желаниями, растворяя первичное стеснение. Мысли наполнялись желанием шалить. А еще лучше - прощупать грани стоявшего напротив. Вот бы запустить пальцы в волосы, перебирая локоны, пока, наконец, не добравшись до затылка, не сжать их в кулак! И наблюдать, что за этим последует, с трепетом гадая. Укус болезненный - место выбрано безошибочно, Хван выдыхает, но покорно терпит, не издав ни звука. Снова. Но глазами он уже объяснился предельно ясно. Кристально чисто. - Рад был помочь, - отвечает юноша, улыбаясь, когда все прекращается. В конце концов, он получил то, что хотел. - А теперь мне нужно удалиться. Прошу прощения. То, что мы скромно именуем своими «слабостями», на самом деле является управляющей нами силой. "Мазохизм – это способность растворять ненависть в любви." (с) Отто Кернберг.