имена

У него всегда было несчитанное количество вышитых золотом маскарадных масок, а имён — больше в разы. Забавно, если подумать, — даже Тане не было дозволено за них заглянуть. А они и не пыталась ради своего же блага. Во время знакомства с Татьяной Восьмиглазовой на одном из корпоративов он нарёк себя Ричардом Сапоговым и холодно заулыбался одними губами — большего она ещё не заслужила. Девушка тогда потянулась за бокалом шампанского, а он перехватил изящные пальцы и нашёптывая комплименты нескончаемые увлёк её в центр зала. Кто-то пьяно смеялся сзади, утопая в роскоши и сладости дорогих вин, а Таня неотрывно следила за движениями алевших губ и называла его по имени. Тогда её властно прижимал к себе за талию и зацеловывал выступивший на бледных щеках румянец Ричард Сапогов. — Ричард, darling, от слов «богатый, победитель», запомни. И Таня запомнила. Наверное, именно поэтому она не смогла вспомнить, как в её волосах путал пальцы уже Дамир. Так он себя нарёк, когда Восьмиглазова задрёмывала, положив голову на его колени, а он напевал молитву иссиня-чёрных сумерек на разные лады. Узором на стеклянной дверце он вывел новое имя, только девушка даже не пожелала обратить внимание. Она звала его Ричардом даже на пеплом окрашенных улицах. Откуда-то тянуло гнилью и сыростью. — Неуютно тут, — бормотала Таня, кутаясь в его плащ и недоверчиво косясь в сторону мужчины. Конечно — одни топи болотные кругом, да яблони отцветают по краю дороги. Ричард-то знает. — Мы почти дома, sweetie, — чуть теплее февральской вьюги сообщал он и позволял ухватить себя за локоть крепче. Ясно стало, что сыростью тянуло от него самого — мхи внутри разрастались, корни в артериях стремительно загнивали. Татьяна Восьмиглазова ещё не заслужила Дамира рядом, ведь в её волосах распускались бутоны, пока золото порастало плесенью. Таня Восьмиглазова цвела весной и искренне удивлялась, когда Ричард Сапогов называл её сокровищем и бережно к себе прижимал. Из окон веяло Первомаем, а перед ней красовался во всём своём обличии Царь-полоз. В золоте змеином она видела Ричарда, в птичьих трелях — опасность разлуки. И свято верила каждому слову. -…и я никуда не отпущу тебя, — тянул сладко-сладко, чешуёй обрастая. И Таня соглашаласьсоглашаласьсоглашалась, пока кольцами её змей золотой опутывал и притворно-ласково к груди жался. Вместо цвета яблоневого веяло подвальной сыростью. Веяло, конечно, снаружи, где было холодно и одиноко, где цвели папоротники и нечисть болотная на сушу выходила. А здесь ждала роскошь и её верный Полоз. Предел мечтаний, если так подумать. Солнце закатилось за горизонт с тех дней не одну сотню раз. А взгляд Ричарда по сей день полыхает изумрудными залежами, радужка Дамира — лесные переливы. — Что-то изменилось? — Таня пристально глядит ему в глаза и щурится, пытаясь разглядеть там что-то чужеродное. Что-то, что не принадлежит Ричарду. И, кажется, разглядеть ей удаётся, раз она невольно отшатывается на считанные миллиметры. — Тебе не нравится, darling? — снова соскальзывает на английский и тянет на губах улыбку. И Таня тоже улыбается, наверное, даже смеётся, только он всё разглядеть не может. — Кажется, будто глаза не твои. Само болото будто глядит, — задумчиво сообщает девушка, пока заправляет ему за ухо прядь волос. Глазами ей улыбается Дамир. И Таня, растворяясь у самого солнца, ему оставляет в ответ скромную тёплую улыбку одними губами. Ричард бережно хранит её у самого сердца золотой цепью вокруг шеи, когда она впервые оставляет его, скрываясь в сдавленном синеющем воздухе. Когда Таня снова позволяет себе уйти, Ричард придумывает себе новое имя. Чтобы потом придумать им новую жизнь; чтобы не быть глупцом, что исправил бы все ошибки прошлого там; чтобы совершить новые. Имена, что он даёт себе — стрелой в чужой висок. Пускай она больше никогда не просит Дамира, Сказочного принца, Царя-полоза, но лишь Ричард Сапогов останется невинен. От всего этого становится ужасно неуютно. Таня, кажется, злится за стрелы, за пощёчину, за прогнившее золото. И именно Ричарда Сапогова это злит в ответ лишь сильнее — он просто не заслуживает к себе такого отношения! В значках вспыхивает презрение. И Татьяну Восьмиглазову оно пугает чуть меньше чистого изумрудного проблеска. — Ты же знаешь, что я давно тебя простила? — спрашивает она так, словно ей это правда интересно. И Ричарда это злит. Сильнее злит лишь то, как она на прощание утыкается пунцовыми губами в его макушку и что-то шепчет. До слёз злит, до гниющих кишок, до рвущихся органов. И сердце непрерывно колотится. А смотрит он холодно, пока дверь за ней не захлопнется. Таня точно помнит, как Дамир встревоженно заглядывает ей в глаза и аккуратно вытирает подушечками пальцев слёзы кристально-чистые. Сказочный принц из детских историй опускается на одно колено и хочет золото на сердце обменять. Царь-полоз обвивает её в тридцать три кольца и умоляет не бросать его в обмен всего лишь на свою жизнь. Напрасно — для неё он навсегда останется Ричардом Сапоговым.