Хороший мальчик

      Ульяна никак не унимается. Всё провоцирует, цепляет по поводу Алисы. Никита бы рад не отвечать, но внутри бушует и штормит, хочется справедливости.. Справедливости для кого? Ульяны, которая не заслуживает этого всего? Самого себя, вляпавшегося в это всё дерьмо по самые уши? Ольховского, который заварил всё это на пару с Алисой? Однако, Алису уже не вернёшь и никакая долбанная справедливость ей не нужна. Да и Уля не дура, кажется понимает всё или, по крайней мере, многое.       Никита уже не удивляется ночному звонку от босса - он мог вызвать его в любое время дня и ночи, но настораживает предполагаемый предмет беседы. Наверняка разговор будет про Алису. Ульяна в очередной раз спрашивает про то, вернётся ли он. Как будто бывало иначе..       Глеб Витальевич ждёт его в своём кабинете, и, разумеется, никого, кроме них двоих в столь поздний час никого в офисе нет. Он решил поговорить с глазу на глаз. Лисин сглатывает ком напряжения.        Ольховский принимает непринуждённую позу, как и всегда, в тот момент, пока сам Никита старается не тушеваться. Он изредка бросает на начальника грустные взгляды, которые можно оправдать самым очевидным поводом - он искренне сожалеет о случившемся. Кто бы мог подумать, что для Алисы всё кончится вот так.       - Вы действительно думаете, что её убили? - глаза округляются сами собой. Нет, не то чтобы Никита не подозревал это, но вот так, озвучить.. Впрочем, Глеб никогда не стеснялся в выражениях.       - Возможно. - Глеб смотрит в упор на Никиту, считывает. Тот немного ёрзает, нервничает. Глеб иногда думает, что Никита не умеет смотреть по другому - только печальными глазами брошенного щенка. Наверное, нельзя любить этого парня так сильно, как любит Глеб, но увы - он не может с собой ничего поделать. Вот и сейчас не отказывает себе в удовольствии рассмотреть его как следует, почти в интимной обстановке.       - За что? - Лисин, какой смысл в этом риторическом вопросе? Ты же сам знаешь ответ. Ты знаешь, что сделает с тобой Глеб, если ты ослушаешься.        - Нельзя делать то, что сделала она и что сделал ты. - В голосе Глеба улавливается нотки разочарования и осуждения. Никите даже чуточку стыдно перед Ольховским.       - Я? - Видимо, пиздец всё же неминуем. Глеб чуть меняет позу, но смотрит всё так же пристально, кажется он даже не моргает.       - Ты. С этими людьми и с этими деньгами не надо шутить. Алисе ещё повезло, что она умерла так легко.. Я не хочу, чтобы с тобой тоже что-то случилось, - голос Глеба немного сбивается, но он продолжает свою мысль. - поэтому очень тебя прошу - береги то, что имеешь и больше не делай ошибок, хорошо?       - Простите, Глеб Витальевич.. я подвел вас. - оправдывается Никита, опустив голову, как нашкодивший школьник. Почему-то от такого взгляда Никите всегда не по себе, хочется свернуться в комочек или спрятаться, но работа обязывает. Между ним и Глебом висит негласное напряжение ровно с того дня, как он, Никита, переспал с Алисой. Они не обсуждали это, Никита лишь отчитался о проделанной работе, не поднимая глаз. Да, он сделал это по приказу самого Ольховского, но Никита воспринимал это как измену, а это была именно она. Измена самому Ольховскому. В общем-то там и гордиться было нечем - Алиса сама его соблазнила, спровоцировала и затащила на себя. Глеб не вдавался в подробности, ему было не интересно, как кто-то, в очередной раз, трахал его жену. Его волновало и ужасно бесило то, что это был именно Лисин. Это был его Никита, Алиса покусилась на святое, но выбора не было. С фондом нужно что-то решать. Глеб выслушал так называемый "отчёт" о проделанной работе и старался сильно не сжимать собственные кулаки от досады. Что, если Никите понравилась Алиса? Что, если она переманила его на свою сторону? Так, Ольховский, спокойно - рассуждай здраво. Это же твой Никита, твой ручной щенок, который смотрит каждый раз на тебя своими печальными глазами и едва ли язык не высовывает, когда ты его хвалишь. Ещё немного, и ты будешь к нему обращаться не иначе, как "хороший мальчик".       - Нечего прощать. Ты ошибся, бывает. Просто в следующий раз тебя кастрируют, договорились? - Глеб говорит это таким ровным голосом, что у Никиты по спине пробегает целый табун мурашек.        - Хорошо. - осмеливается поднять взгляд, посмотреть на Глеба, который несколько секунд выжидает, а после встаёт с насиженного места, подходит к Никите, поднимая его лицо за подбородок, позволяет себе слабость - проводит большим пальцем по нижней губе своего помощника и самой сладкой сексуальной фантазии.       - Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. - повторяет свои слова Ольховский, чуть хмурясь и сглатывая ком собственной внезапной сентиментальности. - Ты мне очень дорог, Никит, и я не переживу твоей смерти.       - Глеб Витальевич.. - тихо, словно бы прося, говорит Никита. Ластится под ладонь, прикрывает глаза, едва ли не носом трётся - ну точно щенок, хмыкает про себя Ольховский. Глеб садится на подлокотник, обхватывает его лицо и целует, наконец отпуская себя и позволяя себе то, что запрещал давно. Он всё время уговоривал себя, что Никита - натурал, что ему нравятся только женщины, но поймав однажды его преданный взгляд - у Глеба зашевелились шестерёнки. Ну не может мальчик-натурал смотреть на тебя так, словно ты - коробка шоколадных конфет, купленных специально на Новый Год.       Никита едва ли соображает вообще, что происходит - он и мечтать не мог о таком, но вот он, Глеб, сидит рядом, целует его и, кажется, у них будет продолжение. Никита тянет Глеба на себя, просит молча сесть рядом для удобства. Они одного роста, так что дискомфорта никакого нет. Глеб лезет под лонгслив, касается разгоряченной поясницы, оглаживает чудесные ямочки, пока сам Никита выгибается на встречу и колет глебовской щетиной собственные пальцы. Дрожащими пальцами растегивает пуговицы чёрной, как ночь, рубашки. Глеб отбрасывает не глядя, куда-то в сторону, дурацкий лонгслив и лижет от впадинки между ключиц вверх по шее. Никита откидывается на спинку, позволяя Глеба вести. Ольховский сжимает чужое возбуждение прямо через грубую ткань джинс, притираясь своим. У Никиты тёмные пятна пляшут перед глазами от одного лишь представления того, что с ним собираются сделать. Лисин, ну ты и шлюшка, думает он сам про себя и тут же дополняет - Глеба. Никому бы другому он не отдался так легко и безоговорочно, как отдаётся сейчас Ольховскому.        Они оба расправляются с брюками и бельём друг друга, Никита едва ли не капает слюной, увидев член своего начальника. Крепкий, толстый, увитый венками точно паутинкой.       Он сам опускается на колени, целует коленную чашечку, позволяет себе попробовать на вкус кожу на внутренней стороне бедра, ловя на периферии сознания хмыкание Ольховского, который прощает сию шалость своему "щеночку". Кладёт ладонь сверху, ведёт ею до самой головки. Глеб сверху ругается матом, желая уже либо погрузиться в тесное горло Никиты, либо засадить ему сзади как следует. Лучше конечно оба варианта, но это как пойдёт.       Никита ведёт языком на пробу и то, как Глеб сжимает его волосы на затылке, служит сигналом к дальнейшим действиям. Никита глотает наполовину, втягивает щёки, двигается вверх-вниз по стволу, пока Глеб надавливает на затылок, как бы приказывая брать глубже. Никита давится и закашливается, и Глеб помогает вытащить член изо рта, дать отдышаться. Капелька предъэякулянта так по блядски блестит на губах Никиты. Внутренний зверь Ольховского довольно урчит.       - Хороший мальчик. - хлопает по щеке, ободряет, тянет наверх, к себе, на диван. Никита садится на колени, упирается локтями в кожаную спинку дивана, прогибаясь, пока Глеб сползает на пол, встает также на колени, оглаживает упругие ягодицы, прикусывает каждую, вызывая у Никиты нечленораздельное мычание, разводит их в сторону, обводит языком по контуру узкой розовой дырочки. Никита всхлипывает. Ему уже не терпится, он уже притирается стояком о гладкую поверхность спинки в попытке хоть немного снять напряжение.       Глеб долго не церемонится, ввинчивается языком, буквально вылизывает изнутри, пускает в ход сразу два, а после и три пальца, готовит его под себя (Глеб, твою мать, да он давно уже готов, даже если ты его трахнешь грубо и властно). Никита явно заслуживает большего.       Никита мычит разочарованно, когда сладкая пытка сменяется пустотой внутри, но вскоре стонет в полный голос, когда Глеб, выпрямившись во весь рост, успевает в считанные мгновения натянуть презерватив и толкнуться сразу на всю длину.        Глеб прижимает его ближе, обняв за плечи, даёт привыкнуть, дышит им, опаляет горячим дыханием чувствительную шею. Никита, почувствовав как боль сменяется на наслаждение, уже сам подмахивать бёдрами начинает, насаживается. Глебу Ольховскому два раза повторять не нужно.       Он берёт его медленно и глубоко, вгоняя член с каждым толчком по самые яйца, постепенно наращивает темп. Лёгкие укусы в плечи распаляют, жарят сильнее любого огня. Движения ускоряются, темп разгоняется, и вот уже Никита выпрямляется, стоя на коленях, пока Глеб, обняв его поперёк груди, берет его быстро и страстно, втрахивая бедного (нет) Никиту в несчастный предмет мебели.       Лисин кончает от одного лишь члена в собственной заднице, изливается прямо на обивку и, наверно, рухнул бы прямо в неё, если бы Глеб не удержал и не кончил, выходя, на ягодицы Никиты. Он разворачивает его к себе, целует, как бы в очередной раз хвалит, говорит какой он, Никита, молодец.       - Извините, Глеб.. - голос хрипит  и сбивается от имени своего любовника. - Витальевич, я не сдержался. Диван жалко.       - Да и чёрт с ним, с этим диваном - поменяем. В наказание выберешь тот, который понравится тебе самому. - целует во взмокшие волосы. - Хороший мальчик.