Ты богиня,
Я — Атлант, босоногий музыкант.
Друзья? Есть ли они вообще у кого-то? Нет, не те лживые и бормотающие за твоей спиной все самое скудное и свинское о тебе, а настоящие? Проверенные временем, словом, поступками? Если таковых нет, то не в коем случае не стоит давать слабину находясь близко с этими лицемерами. Вообщем, послушайте ту девушку, у которой как раз и имелись такие «друзья» и научитесь уже через мои ошибки переступать все эти грабли, что случай от случая тогда подкидывались моей душеньке со стороны.
Запомните раз и навсегда — это первое правило:
Подкинутые вам грабли могут стоить вашей жизни.
Да-да, твоей вроде бы никчемной и не нужной жизни, что была дана кем-то тебе свыше. А уж и если твоя тушка была не нужной, то лучше сдай ее куда-нибудь, но
не позволяй манипулировать.
Это второе правило.
Но а если уж так и случилось, то надейся на лучшее. Вера в себя и никого больше — это огромнейший труд, который не всем под силу. По-этому, лучший совет, просто научиться верить в себя, а не верить во всякую плешь, что может выдернуть из строя.
Ты в ответе за себя — подвести не сможешь, а кинуть нож в спину, тем более. Твой разум, твое тело — просто нужно верить. А если ты уж и не научишься — то легкая манипуляция, и, дружочек, тебе в прямом и переносном слове хана.
По-этому, третье правило — это
вера.
Но это так, мое легкое напутствие на будущее, которое мне видеть было не дано и, очень зря. Возможно в прошлой жизни я где-то очень сильно нагрешила.
Очень сильно.
— Ка-а-р, — взмыв вверх, толстая и слегка облезлая чайка перелетела на другое место. — хь-а-а-р!
Непутевая каркунья была тут не одна, и созерцала все вокруг, со своими братьями-сестрами, очень воодушевленно. Мурашки пробежали по телу. Этих птиц я на дух не переносила. Они были словно дикие шакалы, что питались падалью. И я не вру.
Собственными глазами, почти ребенком, была чуть не заклевана ими, когда сбежала из дома в поисках своего без вести пропавшего пёсика.
Рука сама собой потянула серый свитер на запястьях, прикрывая те вместе с ладонями, на которых были белые сгустки неправильно сросшейся кожи. Туда клевали. А мне было дико больно. Мою плоть хотели отодрать от костей. Но никто не пришел на помощь.
А я звала… прикрывала лицо руками, сжималась в калачик, хватала камни и кидала в белых пернастых тварей.
И снова звала…
Но никто не пришел к пяти летнему ребенку, побоясь тоже быть заклеванными.
Вздох вырвался из уст слишком громкий, и чуть сама не грохнулась на спину. Руки тут же уперлись в выступы камней. Господи, вот зачем я только согласилась на такое безумство? Сбежала с ребятами на отдых, предупредив только бабулю об моем время провождении и с дикой скоростью, кинулась за знакомыми? Не стоило мне…
Взгляд тут же метнулся на птиц, что вызывали у меня минутные приступы заглушенного и садившего голос крика.
Кожа покрылась мурашками, волоски на спине встали дыбом, когда эта чертовка наклонила голову и внимательно, изучающе посмотрела на мои конечности, что с силой сжимали камни за спиной. Ненавижу!
Всей своей чёрной душой! Мое тело тому доказательство — оно было почти в крапинку, шрамы остались, некоторые не смогли свести вовсе. На руках уж точно
Я все еще помнила мои заглушенные крики, руки, из которых сочилась алая кровь, и ярую белоснежную морду птицы, что с открытым клювом защемляла раз за разом мою кожу, отрывая, страшно гогоча, проглатывая, и тут же окрашивая свой твердый «рот» в темно алые цвета.
— Элиска, так это правда, что ты птиц боишься? — вдруг раздался голос позади меня. — Ха-ха-ха! Умора! Ребят, так вы не врали? — и продолжил. — Ну-ка, дайте остатки от мяса!
Нахмурившись, я привстала и повернулась к одному из заводиле. Так и знала, что без подколок не обойдется. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
Но вот то, что он кинул в меня протухшим мясом, полностью выбило из клеи. Даже крик пострял и не захотел вырываться наружу, лишь только руки судорожно откинули тушу некогда живого существа на землю и ноги втоптали то в камни. Н-нет!
Уши заложило полностью от происходящего. Где-то там все шуршал океан. Его разгорячий шум разлетался далеко, а волны бились об острые берега, поднимая тревогу.
Сердце глухо застучало, а мои зеленые глаза заслезились, искажая точно такого же подростка как и я, что уже начинал наслаждаться шоу. Ненавижу людей! Все гнилые!
Отдернув и оступившись назад, судорожно вздохнула, когда все та же белоснежная чайка взмылась вверх, протяжно крикнув.
И, какая я была дура, что в испуге сделала несколько шажков.
Нога уже тогда не почувствовала почвы под ней.
А резко пролетевшая белая тварь, сделала последний взмах, из-за которого сердце ушло в пятки. Так лениво, противно, мое лицо прочертило крыло и эхом в голове раздался гогот пернатой чайки.
Ноги больше не чувствовали твёрдой почвы, а мои волосы, заплетенные любезно в рожки на макушке бабушкой, распустились от порыва ветра и стремительного падения куда то вниз.
Что я тогда чувствовала? Лёгкость? Радость? Злобу?
Я не помню — отвечу честно, даже крик знакомых был не слышен.
Только свист в ушах, а затем боль во всем теле.
Вода охватила меня как будто мать свое дитя, и унесла куда то на глубину с головой, не давая подняться к воздуху. Такому спасительному и такому недостигаемому в тот момент.
Воздух уходил стремительно, а глаза, которые на автомате открылись, защипало с неистово силой.
— А-а! — но ничего…
Вот и все…
Конец?
Рука дернулась, ноги попытались пошевелиться, но мысли уходили куда то далеко и, видимо, три старушки судьбы уже злорадно перерезали мою нить жизни.
С замедлением нанеся ножницы и стремительно мелкая теми.
Золотая нить медленно разрывалась.
Я видела ее как будто наяву.
А еще я видела скучающий взгляд тёмных глаз.
— Это теперь в предпоследний раз, — прошептали мне. — ты почти исчерпала лимит, — и потянули на себя. Неужели воображение так разыгралось от нехватки кислорода? — в следующий раз я тебя убью…
И тогда я открыла глаза уже находясь на суше, слыша крикливые голоса ребят и свист скорой помощи.
