***
— Петь, у меня заказ сорвался, — довольно улыбается Кирилл, как только Хазин садится на водительское сиденье, и тянется к нему со своего пассажирского. — И товар забрали. Что же делать? — Что забрали в участке — уже забрал я, — хитро ухмыляется Петя, резко оборачиваясь на Кира и сталкиваясь с ним носами. Хазин затягивает Кирилла в рваный, быстрый поцелуй, прикусывает его губы, ловит своими его приглушённый стон, после чего отстраняется, откидывая волосы назад взмахом головы. — Марату я позвонил, он подождёт ещё. Поехали. Кир посмеивается и гладит, щекочет ногу Пети, хищно наблюдая, как он вытягивается, слегка запрокидывает голову и прерывисто выдыхает, но продолжает ровно вести машину. Кир помнит, как в самом начале Хазин точно так же отвозил его на сделки и цепко следил, сидя в автомобиле, чтобы Кирилла никто не тронул, чтобы всё прошло гладко. Однажды вышел и разбил нос одному придурку, схватившему Гречкина за запястье и потребовавшему ещё наркотиков, якобы в переписке был указан другой, больший вес. С ним Кир и Петя больше дел не имеют, но оно и к лучшему — в переписке вес был указан тот же, что попал в руки заказчику, а обманывать нехорошо. За разбитый нос Хазин получил восхищённый вздох, быстрый поцелуй в уголок губ и заботливую обработку руки в машине. А также ровно три шутки про «моего защитника» и «богатыря». Киру надоедает издеваться над Петей. Пете, видимо, тоже надоедает: он уже косится в сторону Гречкина, и взгляд явно ничего хорошего не предвещает. А хотелось бы. Кирилл вздыхает и отворачивается к окну. Хазин привык не включать радио и ехать в тишине, Кир привык ехать с Хазиным в одной машине. Даже в своей, будучи за рулём, но с Петей на пассажирском, радио не включает. Дороги забиты. На соседней полосе, идущей в противоположную сторону, длинная пробка настолько, насколько хватает взгляда, и Кирилл надеется, что на их полосе впереди нет такой же. Солнце скрывается за линией горизонта; так Гречкин определяет, что сейчас около восьми часов вечера. Телефона всё ещё нет. Наверное, он у Пети. Пробки на полосе нет — повезло. Хазин вскоре сворачивает во дворы, останавливается за домом, чуть поодаль от места встречи. Кир вновь чувствует себя «учеником», будто они и правда в самом начале, не хватает только трёхсот пятидесяти четырёх напутствующих слов и советов от Петра Юрьевича перед выходом из автомобиля. Сейчас он молча передает пакет, обёрнутый чёрной изолентой, улыбается по-родному и тихо желает удачи. Кирилл так же тихо благодарит и замечает, что, кажется, Хазину стоит поспать. Усталый, сосуды в глазах лопнули, лицо бледное и волосы в беспорядке. Вот сейчас получит деньги — и поедут к Киру в особняк, просто чтобы поспать. Пете это нужно. Гречкин суёт пакет во внутренний карман белой джинсовки. В сумерках едва виднеется силуэт Марата — постоянного покупателя у Хазина и Гречкина, — он, судя по движениям пальцев, пересчитывает деньги, подметив Кирилла, появившегося в поле зрения. Во дворе безлюдно, даже два одиноких фонаря у подъездов тоскливо мигают, грозясь вот-вот потухнуть. Марат, дождавшись, пока Кир подойдёт к нему, быстро пожимает его руку и направляется к нише за пятиэтажкой. Места он, конечно, выбирать умеет. Гречкин придирчиво оглядывает исписанное, исцарапанное и отвратительно пахнущее углубление в фасаде дома. Не видно — это да. Кирилл получает деньги и тут же засовывает купюры во внутренний карман джинсовки, протягивая пакет Марату. — Поймали сегодня, слышал? — Марат — заказчик крайне осторожный, потому ему требуется время, чтобы как следует спрятать товар в огромный рюкзак в секретное отделение, под кучей каких-то шмоток и непонятных мелочей. — Ага, — скучающе отвечает Кир. — Спалился, когда с тобой базарил. — Мм, — понимающе кивает Марат, — а как отпустили так быстро? — У Петра Юрича связи есть, а мне сделку сорвать нельзя было, — Гречкин сдерживает широкую улыбку. Не «у Петра Юрича связи», а «Петя сам мент». — Понятно, — вновь кивает Марат, засунув наконец злосчастный пакет и застегнув рюкзак. — Повезло тебе кента со связями в ментовке иметь. Ну всё, бывай. Кирилл салютует на прощание, и Марат вскоре пропадает из поля зрения, скрывшись за домами в тёмных дворах. И правда, повезло.***
Кир вешает Петину куртку на крючок в светлой прихожей. Хазин уже исчезает на лестнице на второй этаж, когда как Кирилл направляется к бару за бутылкой белого полусухого. На сон грядущий — самое то. Петя такое любит. — Ты хочешь, чтобы я завтра опять вызывал такси, а потом забирал машину из этой глуши? — смеётся Хазин, потирая уже сонные глаза ладонью, но бокал с вином от Кира принимает. — Чтоб спалось лучше, — подмигивает Кирилл. — А пока пешком на работу походишь. Движение — это жизнь, Петь. За херова Грома, — Гречкин поднимает свой бокал и собирается уже отпить, но Хазин его останавливает, едва не разлив и собственный напиток: — Фу, нет, — морщится Петя, — за него только не чокаясь. За удачную сделку. Звон бокалов и тихий смех Кира заполняют спальню. Петя смотрится на кровати Гречкина так, будто всегда здесь и лежал. Как подушка или одеяло. Скорее как подушка. Кирилл отставляет бокал на прикроватную тумбочку, хищно щурится и бросается на Хазина, выдавливая из него громкий удивлённый смех. Надо проверить, на что больше похож. Петя тоже бокал убирает, пока не разлил дорогущее вино на чью-нибудь дорогущую шмотку, и обнимает Кира в ответ, треплет по уложенным желтоватым волосам, портит всю причёску, которую Гречкин утром наверняка выстраивал гелем, потом и кровью. — Ты мне давай постельное не порть своей мусорской одеждой, — Кир лениво отбрасывает джинсы на пол и закидывает ногу на Хазина, снова вызывая у него смешок. — Во сколько тебя будить? — Ни во сколько. Спать будем.