Я всегда буду рядом

Холодный пустой город уже давно приветствовал лишь мертвым дыханием даже тех, кто раньше был его любимцем. Хрен знает, что творилось по всему миру, но если смотреть на Америку – потеряно всё, даже последняя надежда. Возвращение с этого холодного мира назад, в лагерь, единственное, что последние года хоть как-то грело душу и держало желание приложить пистолет к виску. Тут ещё остались дети, любовь, даже несмотря на жестокость мира и Дин был готов снова продать душу, лишь бы они увидели прежний мир. Лишь бы жили нормально. Увы, даже это не поможет. Даже ангелы ушли. Последний ангел всегда улыбался, глупо, бессмысленно, но он хотя бы помогал улыбаться некоторым другим. Даже если таким способом. Дин давно перестал реагировать на его выходки, несмотря на отчаянно давящую тяжесть в сердце, а Кастиэль давно потерял надежду, что Дин поймет, что он тоже сломан. Сломался ещё тогда, когда впервые помог ему. Вечная улыбка и вечно пустые глаза делали его похожим на безумца, но наркотики делали его обаятельным и, самое главное, заглушали боль крыльев. Их остатков, если точнее. Неровно отрезанные, они болели постоянно. Кастиэль не говорил, но готов был выть от боли и отчаяния, потому что Дин никогда не поймёт, как тяжело терять крылья. Первым делом после прихода подойти и спросить ситуацию в лагере – привычная процедура, жадные секунды которой оба глотали как жизненно необходимый воздух. Они нуждаются в этом, несмотря на постоянную тяжесть во взгляде и то, что теперь они так далеки друг от друга. Дин закрылся, как всегда предъявляя претензии, это так и осталось неизменным в нём, а Кастиэль ответил тем же, потому что его человек так и не понял. И вряд-ли вообще поймёт. Остаться с ним, в потерянном и безжизненном мире, отказаться от братьев, стоило ему больше чем всего. Из-за этого единственный оставшийся ангел всегда плачет по ночам. Очередная вылазка приносит лишь потери. Сидя в своём доме, Дин избивает руки до крови об стену, проклиная себя за собственную беспомощность. Даже лидер слишком слаб, чтобы руководить, даже герой слишком разбит, чтобы спасти всех. Это рано или поздно доводит до края, до той самой границы, за которой твоя судьба лишь трагическая смерть из-за тяжести, которую тебе взвалили на плечи. Он чувствует, что дошёл до края. Дин тянется к бутылке с самогоном, единственным алкоголем, что у него остался, в надежде что приближение к этому самому краю хотя бы оттянеться, если не исчезнет. Это единственная живая слепая человеческая вера, которая умрёт вместе с ним. Со многими Кастиэль спал, но лишь немногие видели огромные шрамы на его спине, которые кажутся невероятно старыми, такими же, как и сам их обладатель. Те немногие, в бреду и под действием наркотиков, лишь мимолётом задавали о них вопросы. Кас плавно увиливал от ответа, приносил желанное животное удовольствие и получал его сам, и этого хватало, чтобы никто его небольшую тайну не узнал. Все забывали этот факт как и всё самое плохое, что первобытным способом пытались утерять в бездне воспоминаний. Кастиэль тоже хотел забыть, вот только не мог. Всего несколько часов прошло с самой нелепой попытки отсрочить нервный срыв и только тогда Дин понял, скорее принял тот факт, что залить горе ему не удастся. Ему нужен кто-то. Ему нужен ангел. Его ангел, даже если сейчас от прежнего его остались лишь бездонные голубые глаза и такие же растрёпанные волосы. Конечная точка, на которой уже давно сломался весь мир, от Дина находится в десяти метрах. Понимание гулом бьёт в голове и он срывается с места. Бежит, отчаянно и со всех ног, к единственному маяку в его потерянной жизни. В до боли знакомый деревянный домик, прожжённый взглядом до дыр, в котором любой узнал бы жилище хиппи. Лишь там теплиться призрак надежды. Кастиэль искренне непонимающим взглядом взирает на Дина, так внезапно пришедшего к нему. Последний раз, когда он так пришёл, они поссорились почти бесповоротно. Немой вопрос, такой же немой ответ на него и единственные звуки в комнате это шаги, тихие и неуверенные, словно их обладатель пытается пересилить себя. Кажется, что словно вечность проходит, прежде чем Дину удается перешагнуть через собственные обиды и податься навстречу, молча заключить в объятия. Оказалось, что они грели больше, чем возвращение из пустого города в более или менее живое место, давали отдышку и были долгожданным провалом, свежим глотком воздуха. Кастиэль опешил, но он тоже это почувствовал, как и отступающее действие наркотиков, словно впервые за года появилось что-то намного важнее. Действительно появилось. Такое простое действие ломает всё, что мешало им раньше, гордость и характер, принципы и волю, и Дин тоже плачет. Первым, на удивление, показывая, что такой же сломанный. Его тихое "прости" звучит так, словно он извиняется за все ошибки, за всё на свете, за каждую мелочь, которая была в его жизни не правильной, за тот роковой случай с Сэмом. Сердце Кастиэля наполняется смешанными чувствами и он вновь понимает, почему же остался тут, рядом со своим человеком. – Я всегда буду рядом. Впервые становиться уютно, когда они оба пошли навстречу, упиваясь уже не секундами, а часами.