Смеркалось. Йокогаму постепенно охватывала ночная жизнь: жители шли домой после работы, влюбленные пары выходили на вечернюю прогулку, а некоторые заведения провожали последних посетителей. Квартира Осаму погружалась во тьму, и лишь одна комната все еще оставалась освещенной уличным фонарем. Дазай сидел в ванной, в сотый раз перечитывая любимую книгу в пустой квартире, тишину которой прерывали лишь звуки капающей на пол крови. Парень облокотил вторую руку, таким образом, чтобы кровь стекала в ванну, а не на и без того грязный пол. Вода окрасилась в алый цвет, пропитывая и окрашивая оставшиеся бинты на теле эспера. Казалось, что Дазай настолько погрузился в чтение, что его не беспокоили ни перерезанные вены, не полумрак в комнате, ни боль, которую он так не любит. Неожиданные гудки телефона заставили Осаму вернуться в реальность. На дисплее высветилась фотография светловолосого парня и надпись: «Тигренок». Дазай вздохнул, нехотя убирая книгу и принимая вызов.
– Да, Ацуши?
– Господин Дазай, у вас все хорошо? У вас что-то случилось?– спросил парень с легким волнением в голосе.
– С чего ты взял?
– Вас сегодня не было на работе и я…
– Ацуши, у меня все как обычно. Если на этом все, то, пожалуйста, не отвлекай меня.
– У вас дела?
Дазай помедлил глядя на окровавленные руки
– Можно и так сказать.
– Вы же не надумали снова попытаться совершить самоубийство?
– Ацуши. У меня все как обычно. – Улыбнулся шатен, завершая вызов.
Он с облегчением вздохнул, убирая телефон и возвращаясь к незаконченной книге. Строки начали плыть, концентрация постепенно пропадала.
– Черт... Перестарался... – Голос Осаму стал тише, рука медленно опустилась, роняя книгу на пол. Веки тяжелели с каждой секундой, голова безвольно легла на ванну. Осаму закрыл глаза. Открыв их, он увидел перед собой белоснежный потолок медпункта вооруженного детективного агентства. Рядом спал Ацуши, положив голову на койку шатена. Дазай вздохнул и вырвал из своей кожи иглу с препаратом. Осаму прошипел от боли, на мониторе показалась ровная линия, а техника издала противный пищащий звук, который заставил Накаджиму проснуться и с ужасом посмотреть на наставника.
– Я живой... Черт.
– Д-дазай-сан?! Вы что вчера натворили?!
– Перестарался. – Осаму встал. В его голосе не было эмоций, кроме наигранной печали из-за неудавшегося суицида. Глаза были пустыми, словно у мертвеца, и от этого, по телу Накаджимы пробегали мурашки.
– И кто тебя просил?
– Что простите? – Накаджима еще не до конца соображал из-за резкого пробуждения.
– Кто тебя просил? Я почти умер.
– Но ведь... Дазай-сан! В этом и дело! Вы бы умерли, если бы мы не подоспели!
– Ацуши, я тебя, быть может, удивлю, но именно этого и хочет человек, когда режет вены.
– Но ведь... Нет ничего ценнее человеческой жизни...
– Не все разделяют твое мнение. – Шатен накинул свой бежевый плащ и поправил бинты на руках. Дазай взял со стола Йосано стакан и выпил.
– Дазай-сан! Вдруг это яд?!
– Ацуши, я хочу пить. Акико бы не оставила яд в стакане на своем столе в своем же кабинете. А даже если, что с того? Не от кровопотери так от яда. Все варианты хороши.
– Но как же...
– Ацуши. Что не понятного в словах: «Я хочу умереть»?
– Но человеческая жизнь...
– Не имеет никакой ценности и смысла! – Перебил шатен, уже переходя крик, но лицо все также не выражало ни одной эмоции. – Ацуши, не все, такие как ты! Не все наслаждаются каждой прожитой минутой! Ты никогда не задумывался, сколько ежегодно умирает людей при попытке суицида? Мы не замечаем этого, пока проблема не касается лично. Я не хочу жить! Не-хо-чу! И это нормально, черт возьми! Просто отстань от меня. – Осаму поставил стакан и вышел из кабинета Йосано, оставив обескураженного Ацуши в полнейшей тишине. Весь оставшийся день Осаму избегал Ацуши. Нет, не потому что злился, или что-то подобное, просто Дазай не хотел снова поднимать эту тему. Он не поймет. Не сможет. Да и никто в принципе.… Близился конец рабочего дня, агенты постепенно расходились по домам, и лишь Дазай никуда не спешил, ведь сегодня было его ночное дежурство. К шатену неуверенно подошел Накаджима, покусывая свои губы и уставившись в пол.
– Что такое, Ацуши-кун? – Не отрываясь от книги, спросил Дазай.
– Я хотел извиняться за сегодняшнее. Там... В медпункте. Вы... Злитесь на меня?
– Я? – Парень засмеялся. – Неет. Совсем нет. Это все? – Улыбнулся шатен.
– Почему вы хотите умереть?
– Зачем тебе это? – Дазай вопросительно выгнул бровь.
– Не может же быть такого, что вы хотите покончить с жизнью без веских на то причин.
– Ацуши, повторюсь. Не все ценят каждую минуту прожитой жизни.
– Но ведь в мире есть столько всего прекрасного!
– Прекрасного? Этот мир прогнил. Насквозь. Здесь нет ничего кроме боли, несправедливости, алчности, и прочих грехов человечества! Я не стану тебя в этом убеждать, ты все равно меня не послушаешь. Ты сам поймешь это со временем. Хотел знать причину? А причина в том, что я устал. Раньше я боялся смерти. Как и все. Сейчас я жажду ее. Лишь она сможет прекратить мои страдания и избавить от боли. Думаешь, ты настрадался в приюте? Поверь, то, что ты называешь страданиями, моя реальность. У тебя есть коллеги, друзья, знакомые. Те, кто залечит твои раны, поддержат тебя в трудную минуту, те, кто будет тобой дорожить. Такой человек у меня был лишь однажды. И он умер у меня на руках. Я даже ВДА нужен лишь как удобная фигура! Эспер с сильной способностью, да еще и гений-мафиози, умеющий и не брезгующий убивать. Раскрой глаза, Ацуши. Мир не радужная сказка. И, увы, тут главный герой не ты и не я. Я даже спокойно умереть не могу! О чем тут говорить?! Я устал скрывать все за маской безразличия! Я тоже хочу плакать, чувствовать заботу, ласку и любовь! Тоже хочу просто сдаться, но я не имею права! Одна моя ошибка и погибну не только я, но и ты, Рюноске, а может и вся Йокогама. Если бы не я, Кью бы еще во время войны уничтожил город. Я нужен лишь как удобная пешка. Пешка, которая сможет дойти до края доски, стать ферзем и нанести удар королю. Вот тебе причина.
Ацуши словно осенило. Он никогда не видел эмоций Дазая. По телу парня пробежался холодок. Сейчас он вспомнил трехстороннюю войну. Вспомнил, как Куникида плакал, из-за той девочки, как он злился на самого себя. Вспомнил злость Акико на Каджи, и даже злость директора. Но он никогда не видел эмоций Дазая. Да, сейчас он кричал чуть ли не на весь кабинет, но его лицо было каменным, без капли злости, а глаза были все такими же безжизненными и холодными. Они были такими всегда… Сколько он себя помнил рядом с шатеном. Но раз даже директор и Куникида не выдерживали своей ноши, то как смог Осаму?
– Тебе повезло, родиться под счастливой звездой.
– «Счастье складывается из мелочей, из маленьких незначительных радостей; огромное счастье как кирпич с неба не падает, а кропотливо создается.» [1]
– «Мое понимание счастья шло вразрез с тем, как понимают его другие люди, и это становилось источником беспокойства, которое ночами не давало мне спать, сводило с ума. Так все-таки, каково мне: счастлив я? или нет? Часто, еще с детства люди называли меня счастливчиком, мне же, наоборот, казалось, что как раз их жизни куда благополучнее, при том, что моя - просто адская.» [2] Ацуши, я пережил намного больше твоего. Поверь. «Иногда я даже так думал: испытай ближние хотя бы одну из моих бед, эта единственная скосила бы их.» [3]
– Дазай-сан… Да, вы многое пережили, вы разочаровались в жизни, и не видите другого выхода, кроме как самоубийство, но… Но ведь… Мы должны идти вперед! Не смотря ни на что! Через боль и трудности, пробивая себе путь сквозь тернии к звездам! Я уверен, что мы найдем ваше счастье! Вместе!
– «Жить слишком грустно. Именно грустно, ни на тоску, ни на уныние сил уже не остаётся. Разве мы можем говорить о каком-то счастье, когда из-за, всех стен до нас доносятся жалобные стенания и вздохи?». «Главное — заставлять людей смеяться, и тогда им не особенно бросится в глаза мое пребывание вне того, что они называют «жизнью»; во всяком случае, мне не следует становиться бельмом в их глазах; я — ничто, я — воздух, небо.» [4]
– Вы не бельмо! Вы нужны нам, вы нужны мне!
– Я нужен всем, и никому одновременно.
– Дазай-сан… Вам нужно просто найти смысл жизни.
Парень посмотрел на свою руку, в голове тут же непроизвольно возникла картина: его рука была вся в алой крови, а рядом лежал Одасаку. Дазай помог мужчине чуть приподняться и сесть.
– Ты чокнутый, Одасаку! На всю голову! – Парень сжал кулак. Внутри бушевал шквал эмоций, ему хотелось плакать, кричать, выплеснуть эту боль наружу. Почему именно он? Самый близкий друг, Дазая. Лишь Сакуноске мог понять его, лишь он.
– Ага.
– Зачем ты пришел сюда? – Голос парня подрагивал от волнения и... Страха?
– Дазай. Я должен тебе кое-что сказать.
– Нет! Замолчи! У тебя еще может быть шанс! Он обязательно будет! Так что не смей!
– Слушай! – Одасаку взял Дазая за волосы и посмотрел ему прямо в глаза. – Ты сказал, что пытаешься найти смысл жизни, в мире насилия, жестокости и убийств.
– Да. Сказал. Но сейчас это не важно!
– Ты его не найдешь!
– ...
– Да ты и сам, наверное, это знаешь. Будь ты среди тех кто убивает, или спасает жизни, тебе никогда не найти то, что ты ищешь. – Дазай из последних сил держался, чтобы не заплакать. Его губы дрожали не в силах что-либо ответить умирающему другу. – Ничто в этом мире не сможет заполнить пустоту одиночества в тебе. Ты будешь до конца дней блуждать в темноте.
– Смысл жизни? Хах… – Его нет… – Дазай посмотрел на парня. В его глазах была пустота и дичайшая боль. Накаджима вздрогнул. Глаза Дазая наполнились слезами. Они тихо стекали по его щекам, голос Осаму дрожал. Парень закрыл голову руками, он снова пытался подавить эмоции, но выходило плохо. – Я больше так не могу! Я больше не хочу чувствовать эту адскую боль! Не хочу! Почему я должен улыбаться, пока меня пожирают изнутри?! – Дазай схватил лезвие. – «Хочу умереть. Умереть хочу. Назад пути отрезаны. Теперь уже что ни делай, как ни старайся <— все напрасно, только больше стыда оберешься. Не до велосипедных прогулок. Не до любования водопадом «Молодые листья». Впереди только позор да презрение, грязь да мерзость — мучения все более тягостные... Как хочется умереть! Это единственный выход. Надо умереть; жить — только дальше сеять семена греха...». [5]
– Дазай-сан!
– Я…Хотел стать тем, кто спасает жизни… Правда, хотел, Одасаку… Но… Я устал… Устал быть маяком для всех. Моя свеча почти потухла… Вернее… потухнет сейчас… – Дазай резанул лезвием прямо по бинтам. Белоснежные ленты пропитались океанами алой крови. Ацуши подбежал к наставнику и сорвал с его рук бинты. Парень застыл в немом шоке, на глазах выступили слезы. На руках Дазая не было живого места. Многочисленные порезы разной глубины и свежести. Некоторым не было и недели, а некоторые уже успели превратиться в жухлые шрамы. Кровь хлыстала из вен шатена, руки бывшего мафиози дрожали. Парень срывался на крик, сил терпеть больше не было. Он всю жизнь был хорошей послушной игрушкой, но сейчас он просто не выдержал. Все те эмоции, что он скрывал долгие годы вышли наружу. К горлу подкатил огромный ком, перекрывающий доступ к кислороду. В глазах помутнело, и парень без сил стал падать на пол. Ацуши подхватил учителя на руки, аккуратно садясь на пол и ложа Осаму на свои колени. Дверь в кабинет с грохотом впечаталась в стену, в дверном проеме показался разъяренный Доппо.
– Вы чего орете на весь офис?! Что здесь происходит?! – Куникида увидел Дазая, лежащего, на коленях рыдающего Ацуши. Блондин замер в оцепенении, шатен посмотрел на идеалиста и улыбнулся. Звуки становились все приглушеннее с каждой минутой, веки медленно сомкнулись. Пульс постепенно пропадал, как и дыхание Осаму.
***
На следующий день Ацуши стоял перед каменной плитой с надписью: Осаму Дазай, и держал в руках букет прекрасных цветов. Парня до сих пор колотило, его не покидало чувство, будто это все произошло только что. Накаджима на ватных ногах подошел к могиле и положил цветы. Глаза покраснели от слез, голос охрип, а лицо было опухшим.
– Простите меня, Дазай-сан…. Простите….
***
[1] - Цитата Мирзакарима Норбекова
[2] -Дазай Осаму. «Исповедь «неполноценного» человека»
[3] -Дазай Осаму. «Исповедь «неполноценного» человека»
[4] -Дазай Осаму. «Исповедь «неполноценного» человека»
[5] -Дазай Осаму. «Исповедь «неполноценного» человека»
