Секретная техника

Деревня Скрытого Листа плавно погружалась в ранние осенние сумерки. И хотя закат все еще ласкал Коноху последними теплыми лучами — Лес Смерти был для них не самым гостеприимным местом, где они встречали преграду из шапок крупных вечнозеленых дубов. Крючковатые ветви и поросшие мхами извивистые корневища, сплетались между собой, как если бы сама смерть властно переплетала пальцы, принимая в свое лоно отчаянных путников. Внутри леса сумерки были единственным временем дня. Так он укрывал всю обитающую тут нечисть. Анко знала, что ступив на территорию Леса Смерти, она принимала его законы и правила. И все равно назначила здесь экзамен, хотя безошибочно предугадывала: это место, где он захочет появиться. Идеальное пристанище для Змея. Или чтобы сойти с ума, пока он расставляет тебе силки, загоняет в угол, чтобы потом вымученную собственным страхом взять без особых усилий. Вдали одиноко прокричала птица. Куоничи инстинктивно открыла сумку с оружием и застыла, навострив слух. В радиусе двух километров все будто застыло. Инстинкт самосохранения давал знать: где-то близко бродила его тень. Воздух был пропитан опасностью, и Анко ощущала, как капля пота щекочет ее висок. Как скрутило от страха желудок, и как пересохло в горле. Это чувство не спутать ни с чем — так ощущает себя жертва перед нападением хищника. Тишина давила на ушные перепонки. Ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Даже природа боялась его присутствия. Змей-отступник был чем-то сверх ее естества. Шелест травы. Адреналин подкатил к горлу. Спровоцировал на нервный бросок кунаем на поражение. Умри, что бы ты ни было. Кунай, с шумом рассекая воздух, с треском врезался в цель. Из-под поваленного, усеянного ядовитыми грибами дерева, показала свой облик шипящая змея. Анко стиснула зубы, чтобы перестать дрожать. Следующий кунай был зажат в ее руке мертвой хваткой. Она готова встретить его. «Я тебя не боюсь». И вдруг — боль печати. Режущая и дикая. Анко инстинктивно хватается за надплечье, впиваясь ногтями в кожу. Из ее уст сквозь зубы срывается сдавленный звук. Надплечье и шея горели огнем. Не боль — прожег удара молнии. Без сомнения, он рядом. — Покажись! — сталь ее голоса все равно выдала дрожащую хрипотцу. — Орочимару! — кричала, чтобы не сойти с ума. Тишина была настолько громкой, что грозила порвать и без того натянутые до предела нервы. Анко запрыгивает на ветвь дерева, чтобы оглянутся вокруг. — Ну же! Он всегда возвращался как дьявол. Бесшумно, с пафосом и вызывал желание отправить его обратно в Ад. Особенно, когда появлялся он за твоей спиной. — Здравствуй, дорогая ученица. Холодный парализующий страх. Гендзюцу? Клон? Его дыхание сзади совсем не ощущалось, будто он восставший мертвец. Но печать на ее надплечье горела, обещая уничтожить на месте. «Возьми себя в руки!». Анко резко оборачивается, обороняясь пред собой кунаем. Теперь они лицом к лицу. Жутко от одного его вида: такой же, как прежде, совсем не постаревший. Та же иссине-мраморная, гладкая, как шкура земноводного кожа. Те же хитро прищуренные глаза. Надменно улыбающиеся тонкие губы. Та же насмешка вместо приветствия: — К чему эти прелюдия? — его манера тошнотворно растягивать слова бесила. Будто у него полно времени, ведь он уже бессмертен. Будто он воспринимает это как развеивание своей скуки, и совсем… совсем ее не боится! «Я тебе покажу, что я чего-то стою!» — Анко быстро складывает печать, но одним рывком он впечатывает ее в дерево, пригвоздив плечи ее плаща кунаями. С его рукава, угрожающе обнажая резцы, вылетают два шипящих змея. Своими телами они связывают ее руки сзади, пока их хозяин берет пленницу за подбородок, чтобы в очередной раз поглумиться. — А ведь ты могла присоединиться ко мне, — наклоняется к ней ближе, пока змеи постепенно обвивают ее тело, стискивая его в своих силках, чтобы показать, кто здесь хозяин. — Тебе, конечно, по-прежнему не хватает жажды силы, в тебе нет ненависти. Но ты не так уж и плоха, — он крутил ее подбородок, будто рассматривал ее как товар. Анко с отвращением отворачивает от него голову. Порвать змеиные цепи оказалось не так просто — как она не сопротивлялась, но чертова печать ослабляла ее тело. — Ты лжешь… — Мм? — он поднимает брови, воспринимая их диалог как игру хищника и добычи. — Ты не считаешь меня способной, даже техник на мне серьезных не используешь. В Анко говорят детские обиды, в которых она со слезами на глазах собирает осколки иллюзий, протягивает ему и просит склеить хотя бы их часть. Орочимару всегда лишь брал, что хотел. Но он не хотел Анко так сильно, чтобы взять ее тогда с собой. И даже сейчас... он ищет мальчишку, Саске Учиху. Новую жертву своего очередного эксперемента. Саннин приближается к ней еще ближе, от чего женщине захотелось вжаться в дерево. Впивается зубами в печать тем самым, уже знакомым ей укусом, и боль моментально пронзает ее до кончиков пальцев. Острая, пульсирующая, жестокая — заглушающая все вокруг, даже ее собственный крик. «Живи! Не поддавайся ему!». Сила мысли, в конце концов, оказывается выносливее тела. Когда он останавливается — это кажется уже почти невиданным милосердием. Его длинный змеиный язык движется по контурам печати, словно снова вырисовывая ее по тем же самым линиям. Анко восстанавливает остатки рассудительности, пытаясь забить на все еще зудящую боль в надплечье. Мысли подсказывают: чертов Змей тянет время, пока его прихвостни где-то выполняют грязную работу. «С ним не тягаться, увы. Твоя задача — просто выжить». Анко тяжела дышала, выжидая следующего шага. Он ведь может прикончить ее прямо на месте. Но зная Орочимару, он не сделает этого, прежде чем не наиграется со своим высокомерием. Его скользкий язык обвивает ее ухо, и она слышит сычание не то человека, не то змеи: — Хочешь действительно серьезную технику? Анко лишь смотрит на него с сожалением, пытаясь найти в нем остатки человечности. Пытаясь хоть на минуту мыслями вернуться в те счастливые времена, когда она, будучи ребенком, засыпала у него на плече во время миссии. Тогда он казался ей таким надежным, но сейчас она уже знала какова цена иллюзиям и какова прочность лжи. Глаза куноичи наполняются слезами: — Ты никогда не хотел меня. Орочимару приближается к ней так, чтобы прошептать на ухо: — Ошибаешься, дорогая Анко. Один из его змеев, связывающий ее тело внезапно начинает странные телодвижения. Он находит вырез горловины на ее костюме, и нагло просовывает туда свою угрожающе шипящую змеиную морду. Анко настороженно наблюдает за его реакцией: «Что еще ожидать от Орочимару?». Змей медленно проникает ей прямо под одежду. «Черт. Очередная его пытка», — Митараши инстинктивно напрягается, ожидая смертельного укуса. Но змей не спешил. Он делает круг вокруг ее талии, затем возвращается повыше и обвивает ее правую грудь. Анко недоумевает в чем суть этого цирка? Змей образовывает вокруг одной груди петлю, и стискивает ее в своем объятии, как в тесной портупее. А затем принимается за левую. Анка издает звук отвращения: «Да что за!?». На что Змей стискивает ее грудь еще сильнее. И внезапно прикусывает ее сосок за непослушание. Анко тихо вскрикнула. Орочимару сделал пару шагов назад, чтобы продолжать любоваться своими действиями со стороны. Проступившие сквозь сетчатый костюм соски Митараши говорили о реакции ее тела. — Ты мерзок! — звучало, как плевок. И она тут же об этом пожалела. Змеи начали более активные действия. Обвивая ее, как веревки, они исследовали ее тело своими проворными щекотливыми язычками. Каждая ее попытка освободиться равнялась их очередному укусу. Что провоцировало странное щекотливо-болючее, противное ей до мурашек на затылке, чувство. Змей, единственный проникший под ее одежду, исследовал ее тело дальше, по траектории к ногам. Он двигался плавно и неспешно, слизкая кожа земноводного оставляла за собой прохладный отвратительный по ощущениям след, а само ощущения его движения по ней вселяло в Анко панику и ужас. Орочимару, сложив руки, наблюдал за этим, как хозяин чудного ему процесса над своей пленницей. Проворный язычок змея очутился прямо между ног Анко. Она смотрела на Орочимару с недоумением и яростью. Что его подчиненные там не собрались бы делать — дух ниндзя с Конохи им не сломить. Она скорее наложит на себя руки. Вот только в ее-то положении даже это не выдавалось таким простым. Хитрые глаза Саннина сверкали насмешкой, и Анко пыталась понять, что он замыслил. И тут то змей совершил пару движений языком по ее промежности, как будто пробуя ее на вкус. Анко замерла, не понимая ситуации. Орочимару хрипло посмеялся и подошел к ней снова, очутившись прямо напротив ее глаз, а его змеи, в том числе и тот, который находился под ее одеждой: все кроме, связывающих ее руки и ноги, отступили и скрылись в его рукавах. Анко тихо вздохнула от мимолетного облегчения, но не теряла бдительности. — Ты хотела серьезной техники, моя дорогая Анко, — она смотрела на него как жертва, дрожащая и беспомощная, но готовая драться до конца и на смерть. Внезапно он впился в ее губы поцелуем. Поцелуем Дьявола, который грозил высосать ее душу. Его засос был полным изнасилованием ее души, подчинением ее натуры. Его змеиные резцы прикусывают напоследок ее губу, оставляя за собой кровавый след страстной жестокости. Анко слизывает с губы кровь и плюет ею ему на одежду. Мерзкий. Отвратительный. Находит в себе силы, чтобы достать кунай и замахнуться им прямо в его сердце. «Сдохни, тварь». Но змея, выскочившая из его рукава, ловко хватает ее за запястье и больно жалит за руку. Анко издает сдавленный крик, и роняет оружие. Это не простой укус. Это предупреждение, что до этого пытки были просто разогревом. — Все еще сопротивляешься? — быстрым движением Саннин достает кунай и рассекает до пояса ее сетчатый тугой комбинезон. Пышная грудь, колыхнувшись, освобождается от тесной одежды и остается наполовину нагой, представляя его взору широкие ореолы, увенчанные крупными сосками. Но не это привлекает внимание Орочимару. На ее шее красовался интересный кулон — клык змеи, который он подарил ей в честь первой завершенной миссии. Из уст Змея вырывается самодовольный хмык. Анко, злясь на саму себя, тупит взгляд в землю. Стыдно. Из уст Орочимару раздается сычание, и снова показывается язык, но не в обычной его форме, а длинной, как если бы он собирался им ее удушить. «В чем его план?» Его язык спускается к ее ярким розовым соскам, от чего они бодро отзываются на раздражающие щекотливые движения. «Тварь!» — Анко плюет в его лицо, но Саннин быстро уворачивается, не прекращая занимательного процесса. Его язык опускается по ее телу, оставляя за собой влажную дорожку по плоскому животу куноичи. Обвивает им ее ремень, неспешно расстёгивая его. И отбрасывает тот прочь, после чего беспрепятственно проникая под ее юбку. Ей оставалось только наблюдать за его надменным выражением лица и с яростью ожидать его следующих действий: «Где, черт возьми, подмога? Чем они там занимаются!?». Печать сильно ослабляла ее возможность сопротивляться и подсказывала, что она не сможет нанести вреда своему Хозяину. Но она не должна показывать ему свою слабость. Куноичи не сдаются, тем более от желания. Даже своему бывшему учителю. Язык Орочимару находит ее промежность. Вот тут то Анко напрягается всем телом не на шутку. Он недолго исследует и слегка вторгается в нее, раздвигая складки, скрывающие ключ ко всем поражением. Анко это не обходит — она выше всего этого, хоть и понимает, что его прикосновения слегка… мутят ее разум — хотя он может сломить ее тело, но не дух. И вдруг его язык задевает ее так, что Митараши дергается, и по телу проносится разряд. Она не знает показалось ли, или она издала предательский стон? Этот разряд не такой, как прежде, как если бы стреляла в плечо печать, этот разряд… приятно ослабляет ее разум и тело. «Что за техника!? Она используется против пленных?!». Орочимару остается методично сосредоточен. Его язык находится предельно точно в одной и той же локации его тела, лишь неспешно следует по извивистой траектории одного участка ее промежности. Анко закусывает губу от непонятных ей ощущений: «Да черт возьми, что это за секретная техника?!». Он ласкает ее неспешно, томительно, и ее тело предательски отзывается просьбой о добавке. Анко стыдливо отворачивает взгляд, чтобы не встретиться с ним взглядом. Затем он опускается чуть ниже, немного проникая в ее глубь. Внутри ее влажно и скользко — все что не чуждо змеиной натуре. — Во имя всего… — голос Анко треснут и надломлен, а колени дрожат, пока его язык ломает ее терпение и успешно разогревает податливость ее тела. — Ты же был моим учителем. Рука Орочимару ложится ей на талию, поглаживая ее как послушную девочку. Так он гладил своих жертв, которые в скором временем удачно бы ему послужили. На миг язык Орочимару возвращается в свое биологическое положение. Но лишь для того, чтобы сказать ей: — Я и есть учитель. И научить могу лучшему, но плохому. Саннин снова скользит ей под юбку, возвращая язык на привычное место, от чего Митараши инстинктивно испускает громкий стон от разливающейся по телу истомы. Глядя на беззащитную Анко, которая стонала, чуть раздвигая ноги и запрокидывая голову назад, Орочимару вспоминает, что когда-то неплохо проводил время в деревне Скрытого Листа. В частности и женские тела не были обделены его экспериментами, пока дурачки из Конохи использовали вход в женщину исключительно как средство для продолжения своего клана, он же знал, что там расположен ключ к самому слабому месту любой куноичи — и не важно нинздя какого она класса и сколько галочек та успела отхватить на миссиях в ранге «А». Даже непревзойденная Цунаде Сенджу отдала ему один из секретных свитком, не будучи при этом даже серьезно атакованной. А сейчас посмотрите на это зрелище: Анко обвита его змеями по ногам и рукам, стонет, пока он методично сношает ее языком. Он понимает, что это дело стоит его времени, когда она начинает неспешно подмахивать своими бедрами ему навстречу. Сама Митараши уже ненавидела не только его, но свое глупое тело. Оно поддавалось ему и таяло под его языком, как воск. Анко ненавидела себя за то, что он мог взять ее против ее воли и все равно заставлял хотеть, чтобы это продолжалось. Она не знала как противостоять его захвату ее плоти, ведь в академии и на миссиях никогда не учили, как справляться с подобными техниками противника. Затем Орочимару прекращает движения языком, быстро скользит им по ее телу вверх, оставляя мокрую дорожку вокруг ее шеи. После чего язык возвращается в хищную пасть его хозяина. — Таким дзютсу не обучают в Конохе, верно? Может быть, ты снова рада видеть своего учителя? Анко поджимает губы и смотрит на него мрачно, исподлобья. Пульсирующая промежность просила, чтобы ее снова взяли под свои ласки. Тело было расслаблено настолько, что она не могла найти в себе силы, чтобы порвать змей, которые уже не слишком то прочно удерживали ее в своих силках. Печать горела, приказывая, принять своего хозяина. Но дух Анко просил снова плюнуть ему в лицо. По итогу, закусив губу, впиваясь в него ненавистным взглядом, она не смогла ничего ответить. Прямо как тогда, когда он захотел взять ее с собой. Он грубо берет ее за подбородок и улыбается злорадной улыбкой: — Мне не нужно знать ответ, я вижу его в твоих глазах, — змея, сыча, вылетает из рукава Орочимару и туго обвивает шею Анко. Из уст пленной раздается не то стон, не то рык. Змея угрожающе шипит прямо возле ее лица, нервно щекоча своим язычком ее щеку. Из его пасти снова показывается язык, который беспрепятственно находит самое слабое место ее женского начала. Но только на этот раз он направляет на кончик языка еще больший поток чакры, чем прежде, и скорость его движений становится такой, что Анко остается лишь кричать и стонать во весь голос. От ее крика стая воронов взносится с дерева ввысь. Лесную глушь заполоняют громкие женские всхлипы, стоны вперемешку с криком. Орочимару смеялся. Из его рукавов вновь показываются змеи, они принимаются ласкать Анко своими язычками, и смесь воздействия этих движений на ее тело просто медленно убивала ее. На этот раз Орочимару был настолько жесток в своей ласке, что ее тело пыталось инстинктивно вырваться из-под нее. Теперь это было не в силу терпеть. Это была уже настоящая пытка. Влага из ее промежности медленно скользила вниз по ногам, щекоча внутреннюю сторону ее бедра. «Нет, я должна что-то сделать, иначе потеряю сознание», — Анко попыталась так сильно сомкнуть ноги, чтобы лишить его способности беспрепятственно двигаться. Но чакра, сосредоточенная на кончику языка была сильной, и при ее попытке препятствовать, его язык принимался двигаться еще быстрее, и тогда все, что оставалось Анко — лишь сквозь стоны просить о помиловании: — Орочимару, прошу… умоляю! Остановись! — но змеи лишь сильнее стиснули ее горло, руки и голени, лишая возможности нормально дышать. Она знала, что, в конце концов, эта пытка ее убьет. Каждое быстрое движение его языка между ее ног, провоцировало судороги, и ее тело выгибалось дугой, а из ее горла вырывались сдавленные стоны. Анко не успевала даже перевести дыхание. — Хватит! — сквозь стоны выкрикивает Анко, и вдруг взгляд Орочимару реагирует куда-то в правый нижний угол его поля зрения. Он моментально отстраняется от жертвы и разворачивается к ней спиной. — Кажется, нам решили помешать, — а затем мельком оглядывается на нее — потерянную с дрожащими ногами, соблазнительно открытым ртом и вздымающейся от частого дыхания груди. Ее челка прилипла ко лбу, мокрому от пота, а щеки блестели от слез отчаянья. У нее не было сил даже на то, чтобы оскорбить его в след. — Теперь будешь искать меня, умоляя о такой смерти, — его змеи, внезапно отпускают ее, исчезая в его рукавах, и куноичи падает изнеможённая на ветвь. Орочимару медленно удаляется, исчезая прямо в стволе дерева. Анко постепенно приходит в себя. Она приподнимается и инстинктивно плотно смыкает ноги. След его языка все еще горел между ее ног, как клеймо. Тело продолжало дрожать от пережившего истязания. Вдруг она слышит шум приближающего нинздя и остро направляет свой взгляд туда, откуда он раздавался. Достает кунай и с трудом вскакивает на ватные ноги. Перед ней предстает Какаши. Он прыгает на ветку, но очутившись напротив, нерешительно делает шаг назад, не зная, как будет правильнее отреагировать на ее внешний вид: — Оо… это. Митараши не понимает, почему он пребывал в замешательстве, но опуская свой взгляд на свою бесстыдно торчащую нагую грудь, тут же, кричит и роняет кунай с одновременной попыткой прикрыть наготу и стянуть порванный костюм до кучи. — Он что-то сделал тебе? — пытаясь не отвлекаться на ее внешний вид, спрашивает Какаши, но помимо этого в голове он уже выстраивал логическую цепь: «Дак вот про какие запретные техники писал Джирайя. Если даже Анко ничего не смогла сделать…» — Орочимару подлец, — стальным голосом произносит она, ненавидя себя за поверженность. — Как это было? Лицо Анко краснеет. Ее мысли стыдливо выдают всю неоднозначность эмоций. Какаши не мог не заметить перемен в ее лице. — Нужно обучить этой технике наших джонинов, — задумчиво чешет подбородок он, искренне не понимая, почему такая простая по исполнению техника так сильно воздействует на женское тело. — Можно я?.. Ну… — он не знает, как правильнее сформировать просьбу, и Анко поднимает на него недоуменный взгляд. — На сегодня хватит пыток, — смущенно и строго отсекает она, подняв отброшенный Орочимару ремень от ее юбки. Куноичи опоясывается, связывает разорванный комбинезон как топ, и они с Какаши без лишних обсуждений, исчезают в глубокой чаще. И все-таки мысли Хатаке не покидала вся серьезность техники, которая не требовала печатей, Кеккей Генкай или даже каких-то особенных умений. Ее должен знать любой нинздя, так почему она оставалась теоретически способной и при этом запрещенной? Старый Отшельник явно знал больше старейшин Конохи. Теперь он знал, какой технике он научится следующей. Непременно.