Невидимка

— В квартире убираюсь, — сказал Арсений, зажимая телефон между плечом и ухом. — Давай я тебе попозже перезвоню, просто я под потолком. — Человек-паук гребаный, — раздался смех через динамик. Звонит Стас, чтобы напомнить о предстоящих съемках шоу и намекнуть Арсению, что было бы намного лучше, если бы он жил в Москве. Кому лучше — Арс ещё не совсем понял. Ему, например, и в Питере хорошо. — Иди ты. — Попов положил трубку. В лучах дневного солнца кружились и блестели маленькие тучки легких пылинок, которые так и норовят попасть в нос или глаза, заставляя чихать и часто-часто моргать. Арсений положил телефон на полку ниже. Эта полка была разделена на две части: одна — с консервами, которые стоят здесь непойми сколько (вероятно еще со студенческих годов остались), вторая — с вареньем, которое Арс получает от мамы каждую зиму. Здесь есть и клубничное, и брусничное, и земляничное, и даже персиковое, но самое любимое — сливовое. Самодельные полочки были выкрашены белой глянцевой краской, и обновлялась она раз в десять лет, когда и разбирались завалы в кладовке и на антресолях. Сейчас, кстати, как вы можете заметить, наступил срок обновления. Уже и краска подготовлена. Кряхтя, Арсений забрался на ступеньку повыше. Удивительно, но старая стремянка все еще может выдержать такого большого мальчика. Попов залез поглубже. Назойливая пыль снова залетела в нос, и в глубине полки раздался смачный и звонкий чих. Попов чуть не упал с лестницы. Обе его руки встали по разные стены небольшой комнатки, в которую может поместиться всего один человек, а босые ноги буквально присосались к металлическим ступенькам стремянки. Равновесие найдено. Арс вытянул из глубины последнюю коробку. Что здесь лежит — одному богу известно. Осторожно, ступенька за ступенькой, вещи оказались на полу рядом с двумя другими коробками, спущенными с такой же высоты. Это последние вещи, оставшиеся неразобранными (не считая консерв и антресоли, которую Арсений оставил напоследок). Покрасневшие от холода пола пальцы правой ноги вырисовывали узоры на светлом ламинате. Арсений разглядывал три потрепанные коробки. Он медленно опустился на колени — сначала поставил на пол одну ногу, а затем другую. В первой коробке оказались старые фотоальбомы. Коробка, кстати, была самая старая — сто раз она перемещалась вниз и вверх. Арс достал первый альбом — самый большой. Первая страница в нем — две фотографии. 18 августа, два влюбленных человека, молодые и счастливые. Она — в длинном белом платье. Он — в сером костюме, очень модном по тем временам. — Такие глупые мы с тобой были, — вздохнул Попов и перевернул страницу. Сейчас, глядя на эти фотографии, Арсений может лишь поднимать брови и кривить губы то ли в радости, то ли в грусти. С женой они вот уже шесть лет как в разводе. Позвонил бы ей просто так, поговорить, да смелости не хватает. Тонкие пальцы трогают снимки. Хочется почувствовать тепло людей, которые так ярко улыбаются и смеются. Хочется почувствовать мягкость их кожи, текстуру одежды, которая была надета в этот день, запах тех самых дешевых духов с базара. Но палец бежит по холодному глянцу бумаги. Досмотреть альбом так и не получилось — Арс осторожно, словно хрустальный, закрыл его и положил на прежнее место: самый верх коробки, закрыл ее и отправил обратно наверх. Обручальное кольцо лежит в этой же коробке в самом глубоком углу, в шкатулочке, накрытой детскими и семейными альбомами. На его месте сейчас маленькое, с кружочком, на котором написана буквально вся история — девиз — его жизни. Глаза Попова теперь смотрят в пол. Хорошо, что в других коробках более безобидные вещи — книги и мелкое барахло. Все это, конечно же, ему очень сильно нужно, поэтому барахло так и остается лежать в этих коробках и отправляется вслед за той, что заставила на несколько секунд окунуться в прошлое. Арсений снова ставит в голове мысленную галочку: раздать знакомым все это барахло, а половину выбросить. Но это потом. Это тогда, когда появится желание звонить друзьям, спрашивать, звать их к себе. Лет через десять. Остался последний угол. Самая верхняя полка, на которой обычно лежат вещи столетней давности. Это ещё без преувеличения. Арсений вытянут оттуда старый тулуп — ничего кроме него там не валялось. Раньше антресоли были заставлены коробками с елочными игрушками, детскими игрушками, соленьями и вареньем. Сейчас этого стало меньше, и антресоли уже не нужны. Самым необдуманным решением было встряхнуть пыльную вещь. Вся комната покрылась серебристым блеском. Арсений расчихался, зажмурил глазки и согнулся, держась за живот. Раза четыре чихнул и лишь потом смог выпрямиться и посмотреть на тулуп в своих руках. Рыжая ткань уже потерлась, а шерсть на воротнике и внутри вылезла местами. Из рукава вылетела моль. Арсений безнадежно посмотрел на ее быстрый полёт в другую комнату и вздохнул. Это тоже на выброс. Чудом ему удалось отыскать большой мусорный пакет, огромный такой, чёрный. Он засунул туда тулуп и консервные банки. Так, одну за одной он столкнул их вниз двумя пальчиками, держа открытый пакет другой рукой. При этом ещё подпевая какой-то дискотечной песни, играющей на улице. Если окно настежь открыто, то можно услышать не только проезжающие машины и громкие компании, но и разговоры старушек на лавочках во дворе и тихую музыку. Однажды Арсений проснулся под пение какого-то парня. Видимо, он счёл романтичным будить гитарной музыкой весь район, как только солнце поднялось над пятиэтажками. Мусорный пакет стоит в углу коридора, прямо около двери. Арс потирает пыльные ладони друг о друга и направляется в сторону кухни. Под его ногой что-то негромко хрустнуло. — Ой, — буркнул Арсений и посмотрел под ноги. Он наступил на маленькую шкатулочку. — А такой я раньше не видел. Попов поднял вещичку с пола и проверил процент повреждений. Оказалось, что его нога даже ничего не сломала. Мягкий красный бархат внутри покрылся тоненьким слоем старины, если так можно назвать белый, едва заметный налёт и потертости. — Сколько же тебе лет? — спросил Арсений, будто шкатулка ответит. Дверь в гостиной резко хлопнула. Арс вздрогнул, а по спине пробежали мурашки. Испуг у него всегда был белого цвета. Как только происходит что-то жуткое, то перед глазами у Попова сплошная белоснежная вспышка. Арсений пошлепал в гостиную. Сквозняк. Захлопнувшаяся дверь уронила с полки фотографию в рамочке. За треснувшим стеклом был снимок маленькой темноволосой девчушки. Арсений провёл пальцем по мелким трещинкам и перевернул раму, чтобы достать оттуда фотографию, а разбившееся стекло выбросить. Маленький осколок впился в кожу. Арсений прошипел и отдернул руку — на коже показалась маленькая алая капелька. Фотография осталась на тумбочке, а вот небезопасная нынче рамка отправилась в пакет с тулупом и консервами. Чудом Арсений не кинул туда темно-синюю шкатулку, найденную на полу. Арс залепил ранку детским пластырем. Он такой смешной: рыжие котики на голубом фоне. Под таким даже раны быстрее заживают, потому что смотришь на место пореза и думаешь: как красиво и смешно теперь выглядит мой палец, ещё немного и эту красоту придётся снять. Тем самым мысли концентрируются на скорости заживления, а не на боли появления. Сидя на стуле в кухне, Арсений вновь открыл шкатулочку. Он провёл пальцем по темному красному бархату. Даже через некоторое количество лет он остался таким же мягким и приятным на ощупь. Кажется, что эта вещица обладает антистрессовым эффектом. На дне шкатулки лежало украшение — так подумал Арсений. Маленький серебристый камень на синей веревочке, которая переплетается очень интересными цветочными узорами. А камень-то какой! Арсений такой мог подобрать с земли. Под украшением лежит старая, пожелтевшая от времени бумажка. По краям разводы, текст на них почти не виден. Надпись сделана обыкновенной ручкой. Такого почерка нет ни у кого из друзей Арсения. Осталось предполагать, что это вещь дальнего родственника. «Посмотревший на свет … говорить с камнем … шкатулка … энергия» — все это лишь обрывки, которые ещё возможно прочитать. Листок был сложен в несколько раз. На одной половине невозможно разглядеть ничего, кроме этих слов, да и они уже почти стёрлись. Видно, очень старая это шкатулка. Арсений развернул записку полностью. На второй части листка, который почему-то был чуть более светлый, не такой пожелтевший и с практически не стершимся текстом: «С давних времен этот камень помогал найти носившему его свою вторую половину, человека по судьбе». И после этих строк вновь неразборчивый текст. Бледные-бледные чернила. Арсений поднёс бумагу совсем близко к глазам и даже очки надел — бестолку. «Скрыть от глаз» — последнее, что смог прочитать Попов. По краю бумаги был написан текст не на русском языке. Бумажка эта довольно потрепанная. Есть даже места, где часть слов оборвана или немного подпалена. Самое интересное - нигде нет даты. Ни на шкатулке, ни на листочке. Арс сложил бумагу на дно шкатулки, а камень поднял и направил на солнце. Грубый кусочек стал полупрозрачным. Он засиял серебряным светом, отражая играющие лучи солнца. Так обычно бывает, когда зимой лёд направляешь на свет — он тоже переливается и будто улыбается своими блестящими проблесками. «Может что-то в тебе и есть, » — промелькнула мысль в уставшем мозгу Арсения. Он машинально засунул камень в карман растянутых на коленях серых треников. Когда-то в молодости Попов скакал в них по турникам во дворе, а сейчас они, с дыркой на правой ягодице, прекрасно подходят для пыльных уборок в доме. Пора и им уже отправиться вслед за консервами. Арс шкатулку убрал в комод, а сам упал на темно зеленый мягкий диван в гостиной и достал украшение. Голова удобно устроилась на черной подушечке, которая скорее служила украшением, и волосы на затылке смешно взъерошились. Мужчина грел камень в руке и пропускал веревочку через каждый промежуток между пальцами, теребил ее конец второй рукой и закручивал то на указательный, то на большой пальцы. Рука автоматически тянется к телефону, который после утилизации ненужных вещей Арсений поставил заряжаться. Он отключил провод и открыл книгу контактов. Сначала идут контакты на букву А, поэтому долго листать Арсу не пришлось. Арсений любит ставить на контакты фотографии. Ему так нравится, что открывая контакты, он может открыть целый альбом: иногда смешной, иногда серьезный, иногда пьяный или даже печальный. Только на этом контакте фотографии не было. Зачем Арсений перенес его на новый телефон — загадка. Сам он разгадать ее тоже пока не может, несмотря на то, что загадки — его конек. Арсений зажал в кулаке камень, который, кажется, поднял свою температуру до температуры тела Попова, и нажал на кнопку вызова. — Алло, — холодный голос в трубке через три гудка. Арсений считал. Раз. Пауза. Два. Пауза. Три. Алло. — Алена? Здравствуй, — выдавил Попов спустя пару секунд. Осознал, что это тот самый голос, по которому он скучал все шесть лет. — Это Арсений. Попов Арсений. — Ах, Арс. Это ты. Я уж думала, что снова из банка, — женщина, кажется, даже улыбнулась. Жаль, что телефон не присылает уведомления о настроении человека с той стороны. — Из банка? У вас проблемы? — взволнованно воскликнул Арсений и даже привстал. — Нет. Просто назойливая реклама кредитов. — и голос снова стал обычный. — Ты по делу звонишь? — Хотел спросить про вас. Узнать… Слушай, я понимаю, столько времени прошло, — Арсений сел в состредоточенную позу: ноги уверенно упираются в пол, а локти в колени, — и я был таким придурком. Нет, чтобы написать, позвонить… Я так боялся. Вы про меня не забыли? — Ты боялся? На самом деле я знала, что ты - по крайней мере - жив. Алименты все еще приходят — значит причины для разговоров нет. — Вот как… — Это не значит, что ты не можешь мне звонить. Я все ждала, когда ты появишься в жизни дочери. — Она еще спрашивает обо мне? — Да. Включаю ей твою эту «Импровизацию». Говорю, что ты только там. Просит тебя рядом. А однажды афишу увидела с твоим лицом, так я ее еле оторвала от нее. — Прости меня. Тишина с двух сторон. У Арсения комок в горле встал и тошнота подкатывает, хотя он даже не завтракал. Алена нервно теребит край оранжевой скатерти в горошек. «Арс» — «Алена» — одновременные имена с двух сторон. — Я ведь могу с ней общаться? — без промедления продолжил Попов. — Арс, — шепчет Алена и прикрывает глаза рукой. Она не ждала этого звонка. Она думала, что готова к появлению Арсения, но оказалось, что вовсе она не готова. Развод дался ей невероятно тяжело. — Мы перебрались из Питера в Московскую область. — Московскую? В какой город? Почему? — у Арсения сердце йокнуло. — Мне предложили очень выгодную работу. Зарплата раза в три выше прежней. Пущино. — Вам не хватало денег? Я мог бы отправлять больше! — Арс, — Алена повысила голос. — Послушай меня. Кьяре здесь будет лучше. Чистый воздух, тут весь город зелёный, река рядом. — Я могу приехать? Хочу увидеть дочку. — Мам, смотри, — послышался тихий детский голос, который сразу же перекрылся женским. — Молодец, Кьяра. Беги посмотри мультик, я скоро к тебе приду. — Ты разговариваешь с Вадимом? Я хочу мороженое, — не замолкал голосок. Арсений задержал дыхание. Лишь бы вечно слышать эту звонкую песню, этот тоненький ручеек ее слов. — Нет. Я разговариваю с другим человеком. Кьяра, беги. Дай маме пять минуток. И больше голоска не было. — Вадим? — спокойно спросил Арсений. В его голосе не было ни малейшей эмоции — ни грусти, ни упрека, ни злости. — Друг с работы. — Я рад за тебя, — четыре абсолютно искренних слова. И Арсений правда радовался, что у Алёны теперь есть друг. — Я могу приехать? Например, через две недели. — Да. Ты можешь приехать. Кьяре нужен папа. В уголках глаз Арсения собрались хрустальные слезинки. Он опустил взгляд в пол и с длинных ресниц капнула одна слеза. Она упала прямо на большой палец ноги и разбилась неприятной щекоткой. — Я могу тебе звонить, чтобы поговорить с Кьярой? Оказалось, пауза была слишком долгой. Алена за это время успела дойти до детской и сообщить девочке, что же за таинственный голос в её трубке. — Папа! Когда ты приедешь? — услышал он звонкие слова в ответ. — Кьяра! Дочурка… Я обещаю, я приеду. Смотри на календарь. Как только ты увидишь число двадцать восемь, я буду рядом с тобой. — Папа, я видела тебя по телевизору! Я часто на тебя смотрю! А помнишь, когда у меня был день рождения, ты подарил мне зайца, который сначала добрый, а потом такой у-у-у-у?! Мне все в садике завидовали! Локти кусали! — девочка звонко засмеялась. А Арсений слушал ее голос. Слушал и плакал, беззвучно роняя хрусталь на ламинат, и только сейчас понимал, что вот он — весь его смысл. Кьяра. Стоило звонить Алене чаще, чем раз в год, в день рождения дочери. Стоило проявить инициативу, а он все ждал чего-то. — Приезжай поскорее, папочка. Мама тоже по тебе скучает, — напоследок сказала Кьяра. За ее словами послышалось тихое «Кьяра, ты чего говоришь?» и такое же тихое, явно сказанное не в трубку, «правду». — Я тебя люблю, Кьяра. Я буду рядом, я обещаю, — тихо-тихо сказал Арсений, чтобы не сбить эту волшебную нить, которая создалась между ними за какие-то пять минут разгвора. Кьяра рассказала ему, как она ходила на новогоднюю елку в садике, как она училась плавать, как у нее появился первый настоящий велосипед и как она хочет научиться на нем кататься. Арсений пообещал — он все для дочки сделает. Надо будет — он горы свернет и к ее ногам бросит. Камень в руке нагрелся еще сильнее. Теперь уже он наделял теплом ладонь Арсения. Он разжал кулак. Оказалось, его рука все это время так крепко держала камень, что остались маленькие следы от его неровности. Камешек-то рабочий. Попов теперь знает, что он не зря позвонил. Он уверен, что теперь общение с Аленой наладится, что дочь будет с ним общаться так часто, как они оба захотят. А может быть у Арсения получится добиться их возвращения в Питер, чтобы и вовсе видеть дочь несколько раз в неделю. Но это все в будущем. Сначала нужно приехать, увидеть ее, обнять и сказать, что никуда папка больше не денется — вот он, такой непутевый, вернулся в ее жизнь. С чем именно справлялся камень, Арсений пока не понимал. Может быть, он помогает наладить контакт с кровной семьей. Может быть, он притягивает удачу. Одно понятно — нужно носить его с собой (или на себе). Это украшение явно притягивает что-то хорошее. Спустя пару дней Арсений уже сидит в сапсане на Москву. Из головы до сих пор не выходит разговор с Аленой. И что удивительно — после созвона она написала ему, чтобы договориться о встрече чуть более конкретно. И с тех пор Попов нарадоваться не может — все в календарь смотрит, отсчитывая дни до долгожданной встречи. Ровно год он не видел дочь и не общался с ней — работа, дела, усталость — пошло бы все к черту. Москва встречает солнечной погодой. Появляется назойливое желание немного прогуляться. Арсений бредет по каким-то дворам, просто дышит еще холодным весенним воздухом и пинает носками кроссовок оставшийся грязный снег. Помнится, в детстве в такую погоду он с парнями мастерил бумажные кораблики, смазывал дно жирным кремом — да хорошенько — и отпускал их мчаться по ручьям. Палками их подталкивали, даже гонки устраивали. А чей корабль лучше смазан — тот лучше и плывет. Сорвеновались они тогда на батончик сникерса — в детстве это была очень дорогая шоколадка: импортная. Нагулявшись, Арс вызвал такси. На площадке нужно быть через час. Сидя на заднем сидении автомобиля, Арсений вспомнил о находке. Он достал камень из кармана дорожного рюкзака. Вновь потеребил веревочку между пальцами, немного погрел украшение и накинул на шею. — Не подведи, — тихо шепнул он и спрятал камушек под толстовку.