Запасные детали.

Он ожидает увидеть резкий белый свет, когда открывает глаза, знакомые постные рожи учёных, почувствовать, что руки примагничены к поверхности, холодной и гладкой, но его не ожидает ничего подобного. Однако лицо, которое он видит перед собой, действительно на удивление постное. Такое, будто он каждый день видит таких киборгов и чинит их. Чинит. — Руки прочь. Пайк садится резким, гибким движением, и мальчишка отшатывается от него. Нечитаемое выражение на его лице на секунду сменяется удивлением, а затем снова возвращается. Голос в голове подсказывает, на что это похоже — круги на воде, которые успокаиваются за секунду. — Он функционирует. — Поняла. Мягкий женский голос звучит сверху. Пайк машинально запрокидывает голову и почти сразу отыскивает под потолком динамики. Замечает: комната, в которой он сидит, кажется до нелепости маленькой для того количества коробок с запчастями, которые в неё запихнули. У него в голове крутится всё больше и больше вопросов, и он вперивается взглядом в визави, будто мальчишка вытащит эти вопросы из его головы с помощью какой-то неведомой силы, чтобы Пайку не пришлось самому напрягаться и формулировать их. И он вытаскивает. — Нашёл тебя на улице отключенным и повреждённым. Это мастерская, — а затем, умолкнув на секунду, добавляет так, будто это важно. — Здесь безопасно. Пайк давит глухой смешок от последнего заявления: корпорации любовно вживляют своим детищам чипы, чтобы они нигде не могли почувствовать себя в безопасности. Ему надо уходить отсюда как можно быстрее, если не хочет, чтобы лучшие наёмники Проекта наведались к тому, кто ни в чём не виноват, кроме наличия доброй воли, но какой-то из других чипов в его голове сбоит и позволяет проявить любопытство. Киборг кивает наверх. — А это? — Алуна, — она представляется сама, и Пайку почему-то чудится девушка с голубыми волосами, которая делает книксен, когда называет своё имя — в старых книгах любили рассказывать о таких, но это было так давно, что почти потерялось в архивах. — Система, помогающая анализировать повреждения, но Афелий зовёт меня своей сестрой. Лицо механика кривится — ряд мелких кругов на воде, — когда он слышит то, что явно не стоило произносить вслух, и он торопливо отворачивается, складывая ненужные запчасти назад в коробки. — Много повредилось? Сколько я должен? — Левая рука и плечо, небольшие сколы на корпусе тела, но ничего критичного, — Афелий не поворачивается, задвигает коробку на полку железной стойки и завешивает её тканью. Он звучит на удивление многословно в этот момент, а затем снова бросается короткой и сухой фразой. — Ты ничего не должен. — Ещё в ходе диагностики были обнаружены множественные повреждения процессора, — торопливо добавляет Алуна, чтобы не дать возможности возразить насчёт оплаты. — Вы не сталкивались с галлюцинациями на фоне этого? Если бы Пайк знал, как выглядит её лицо, он бы запомнил его и срезал ночью, отдирая пластиковую оболочку ржавым ножом от металлической поверхности и обрывая провода. Этот вопрос попадает в цель, а он ненавидит чувствовать себя уязвимым и читаемым. Его создавали не для этого. Он конструировал себя сам не для для этого. Молчание затягивается, и киборг, сделав вид, что задумался, качает головой. — Не припомню ничего такого. Он помнит — и помнит слишком хорошо. Это не её дело. Это не их дело. Он вырвет ядро у каждого, кто коснётся этих воспоминаний ещё раз. От сенсоров не скрывается то, как долго Афелий смеряет его взглядом, будто пытается то ли предугадать что-то, то ли проверить, насколько правдивы эти слова. Он перехватывает взгляд Пайка и вопреки ожиданиям не торопится отводить глаза. Это вызывает усмешку — какой-то чокнутый. — Так и чем ты занимаешься, помимо благотворительности и подбора жестянок с улицы? — он на пробу шевелит плечом — механизмам даже не приходится вставать в пазы, все двигается так, будто ничего и не менялось. Вывод напрашивается сам собой — механик оказался действительно умелым. Или солгал. Афелий неопределённо пожимает плечами, молчит какое-то время. Алуна не вмешивается в разговор — индикаторы на динамиках гаснут, и фоновое гудение стихает. Его сознание рисует ему тонкий девичий силуэт, окутанный голубоватым свечением, покидающий комнату для того, чтобы позволить им поговорить наедине. — Больше ничем. — И много своей благотворительностью зарабатываешь? В его голосе сквозит плохо скрываемая насмешка. Судя по обстановке, они где-то на этажах нижнего круга — подозрительная оживлённость в дневное время — не то, к чему привыкаешь наверху, где весь свет высыпается из душных коробок офисов и лабораторий после семи часов вечера. Значит, выходить придётся позже: создание Корпорации в местных декорациях вызовет ненужную панику и подозрение. — На жизнь хватает. — И на оборудование для обхода протоколов безопасности? Круги на воде превращаются в волны — судя по удивлению на лице, его клиенты не из тех, кого интересует процесс починки. Конечный результат куда важнее пространных вопросов. Пайк не может винить жителей нижних этажей за узколобость. А вот презирать — пожалуйста, сколько душе угодно. — Это не так сложно, — Афелий отводит взгляд куда-то в пространство и выглядит так отрешённо, будто говорит не он вовсе. — Корпорации стараются защитить каждое своё детище, но протоколы не срабатывают, если ставишь «чистые» детали. О «болванках» Пайк слышал: изобретение хакеров, способных стереть с деталей всю прошлую информацию и дать возможность переписать всё так, чтобы протоколы приняли деталь как родную. Это любопытно — не слишком безопасно, но любопытно. В здравом уме он бы на такое не пошёл, но сейчас выбора не было. Это в забытом прошлом, когда в мозг людей не внедряли всякую дрянь, можно было позволить себе любые эксперименты. Сейчас этот манёвр стал слишком опасным: один взломанный имплант — и тебе не принадлежит уже не только информация о тебе же самом, вплоть до банковских счетов и разговоров шёпотом в стенах квартиры, но и собственное тело. На грязные истории об исчезнувших после взлома мозговых имплантов закрывали глаза, корпорации просто нанимали на их места новых сотрудников и не вникали в истории людей. Каждый винт в огромном механизме можно заменить. Если так задуматься, андроиды и киборги, почти идеальные создания своего времени, полностью или частично лишённые слабостей человеческого тела, в конце концов оказываются наиболее уязвимыми перед опасностью исчезновения. Вслух Пайк об этом не говорит, но перед тем, как подняться на ноги, на мальчишку косится почти что с уважением. Стало быть, честный. Редкое качество в нынешнее время. — Чёрт с тобой. Денег не надо — значит, обойдёшься. Спасибо за помощь. Он почти бросает привычное «но если что-то пойдёт не так, я вернусь», но дверь мастерской за своей спиной закрывает быстрее, чем открывает рот. Несмотря на шум, на узкой улице перед мастерской оказывается почти безлюдно, и киборг растворяется среди строений, поглядывая по сторонам. Это событие не меняет жизнь Пайка. Он возвращается к тому, для чего его создала Корпорация — охота на необходимых ей людей и тех, кто модернизировал себя до того, что их не отличить от роботов, вскоре опять становится для него рутиной, которая нагнала бы на него тоску, если бы сегмент мозга, отвечающий за это чувство, не был повреждён. Для Афелия и Алуны эта встреча тоже ничего не меняет ни в их жизни, ни в существовании мастерской. Кроме одной детали: несколько раз в неделю кто-то приносит к дверям мастерской коробки с запчастями. Забавно, что эти посылки по времени появления совпадают с объявлением новостей об очередном нападении загадочного охотника на тех, кто перешёл Корпорации дорогу.