oh you want it( you're begging for it)

Чонгук глубоко вдыхает, запах дермантина и слабого антисептика заполняет его нос. Он сосредотачивается на ощущении, как его обнаженная грудь равномерно подымается, прижатая крепко к столу. Это не новое, но похожее ощущение, дрожь от нервного возбуждения пробегает по его спине и выходит через пальцы рук и ног. За последние несколько месяцев их знакомства с Намджуном было много «нового», но большинство было новым только для Чонгука. Однако сегодня вечером они пробуют то, что было в их списках «попробовать когда-то». Для Намджуна порка всегда была мягким пределом, выходящая за рамки только при помощи его собственных рук, без использования других игрушек, но тогда у него не было такого партнёра, которому он может доверять, как Чонгук. Идея опробовать свои кинки, которые они в другой момент не приняли бы, обрела новый свет в контексте их отношений. Чонгук выдыхает и невольно вздрагивает. Он чувствует, как его сердце быстро колотится, и в висках появляются покалывания от нового пота. Он высовывает свой язык, чтобы смочить губы, и сгибает ноги, удерживая лодыжки мягкими кожаными наручниками, с которыми Чонгук уже хорошо знаком. Намджун может скоро купить ему свой. Соответствующий набор для его запястий и лодыжек, кожаное изделие ручной работы в комплекте с нагрудным ремнем и х-образным соединительным сегментом, чтобы они могли лучше показать гибкость Чонгука. Его ресницы трепещут, когда он взволнованно думает об этом. Чонгук не может сдержать улыбку, представляя, как он будет выглядеть так мило для своего хёна. Его мысли уже ускользают в это сладкое-счастливое-послушное место, где ему не нужно думать или беспокоиться ни о чем, кроме того, чтобы быть хорошим. Однако он здесь не для того, чтобы быть хорошим. По крайней мере, это фантазия. Это будет фантастично, если все пойдет хорошо. Сегодняшняя ночь должна была быть просто экспериментом, исследованием, в котором ни один из них не заходил слишком далеко в свои мысли. Но Намджун и Чонгук знали, что вряд ли все получится таким образом. С Чонгуком улететь в эти мысли очень просто, вот в чем проблема. Он так сильно жаждет высвобождения своей подчинённой сущности, и его доверие к Намджуну настолько глубоко, что падение в сабспейс во время игры - особенно тщательно спланированной и ожидаемой - почти неизбежно. Итак, они готовы, и Чонгук не борется с естественной тягой к сабспейсу, это мягкое, затуманенное чувство пытается подняться в его мозгу и унести его. Ещё один глубокий вдох. На этот раз Чонгук сосредотачивает свое внимание на округлении своего пресса, когда он делает вдох, и его сокращении, когда он делает выдох, опираясь на мягкую скамью. Она твердая, но не неудобная, подогнанная под длину его туловища и бедер, где он стоит на коленях и наклоняется над ней. Он слегка ёрзает, упираясь коленями в кожу. Когда его удерживают полностью обнаженным, таким уязвимым и незащищенным, член Чонгука начинает пульсировать в том месте, где он зажат между его бедер. Трудно не преследовать это чувство и не сжать ноги вместе, но Чонгук сопротивляется. Он сгибает пальцы и играет с небольшой цепочкой, прикрепляющей его запястья к скамейке по обе стороны от его головы. Ещё одна волна нервного возбуждения захлестнула его. Чонгук знает, что ожидание - это часть сцены, но оно быстро его заводит. Он потерял счёт, сколько времени прошло с того момента, как Намджун щёлкнул фиксаторами и ушел. Он обещал скоро вернуться, но неподвижность и терпение никогда не были сильной стороной Чонгука. Он снова извивается и краснеет вопреки самому себе, смущённый тем, насколько отчаянным становится его положение. Конденсат накапливается на коже под его лицом с каждым вдохом его теплого дыхания. Он не видит ничего, кроме скамейки под его головой и стены прямо перед ним. Это, конечно, преднамеренно, и единственная причина, по которой ему не завязали глаза, заключается в том, что Сокджин весело предложил Намджуну позволить собравшейся толпе беспрепятственно увидеть реакцию Чонгука. Толпа - ещё один новый элемент их игр. По большей части их игры проводятся конфиденциально, будь то даже охрана квартиры Намджуна или закрытая комната в клубе. Оба они довольно застенчивы, а Намджун в большей степени, когда дело касается кинков. Только просьбы Чонгука немного побыть эксгибиционистами заставляли несколько раз играть на вечеринках. Эти эксперименты стали чем-то вроде компромисса между ними – как время, когда они провели в компании, сидя в углу в стороне, вроде бы незаметно, но если бы не напряжённая челюсть Намджуна и лёгкий румянец на щеках Чонгука. Намджун держал Чонгука на коленях вот так больше часа, его член по самые яйца был внутри него, дыра для входа была вырвана прямо в джинсовых шортах Чонгука и даже в колготках в сеточку, которые были на нём под ними. Намджун обнял его за талию и медленно повел бедрами, пока они оба смотрели на пол клуба и шептал Чонгуку на ухо, что, если он не сможет подавлять стоны, то им просто придется идти домой пораньше - и без оргазма. Впрочем, порка - это совсем другая история. Безопаснее пробовать что-то новое в групповой среде, с другими опытными домами и сабами и переключаться между ними, чтобы убедиться, что если что-то пойдет не так, это можно будет прекратить. Знать это, когда они планируют, - это одно, но сейчас все, о чем может думать Чонгук, - это захватывающая волна возбуждения, когда за ним наблюдают и восхищаются. Сам Намджун был одним из тех, кто предложил идею о том, что другой дом будет шлёпать Чонгука, пока он наблюдает. Хосок был естественным выбором, и он был более чем счастлив сковать руки Чонгука за спиной и прижать его лицом вниз к столу, в то время как Намджун сидел вне досягаемости. Чонгук никогда не забудет, как близко он подошёл к нетронутому оргазму той ночью, его слезящиеся глаза встретились с тлеющими глазами Намджуна, в то время как Хосок шлёпал его до красноты и болезненности. Чонгуку трудно не пройти через эти воспоминания, особенно прямо сейчас, когда у него перехватывает дыхание от предвкушения, а задница уже в воздухе. Он снова дёргает за запястья, стук их громко звучит возле его ушей. Чонгук хочет извиваться сильнее, хочет ныть, чтобы Намджун вернулся, но он знает - ему велели терпеливо ждать, и он это сделает. Кто-то из собравшейся аудитории кричит, и Чонгук выгибает спину чисто рефлекторно, отчаянно пытаясь угодить (как будто он ещё не стоит на коленях, сдерживаясь и прогнувшись, чтобы его взяли наконец). Когда приближаются шаги, из собравшейся толпы раздается тихий предвкушающий смех, а затем звук останавливается где-то позади него. Этот звук возвращает Чонгука в настоящее, и он пытается не стонать от нетерпения. Ему только стало труднее, когда он вспомнил, когда в последний раз они играли здесь, когда все смотрели на него. Чонгук зажмуривается и пытается контролировать свое дыхание. Намджун здесь. Чонгук может это почувствовать, даже без ощутимой волны возбуждения, захлестнувшей комнату. Чонгук не открывает глаз, почему-то нервничает. Такое ощущение, что все в комнате смотрят на него, и это в равной степени как возбуждает, так и пугает. Намджуна бесчисленное количество раз хвалили с момента их первой публичной игры за то, насколько прекрасен его саб, насколько хорошо он переносит как наказания, так и награды. Чонгук никогда не отказывался от внимания аудитории, даже во время своего первого сольного визита сюда много месяцев назад. Он знает, что если передумает, то сможет разогнать их одним словом. Мог просто сказать слово «жёлтый», и Намджун за секунды склонился бы к нему, спрашивая его, что не так и что ему нужно. Он мог сказать, что ему больше не нравится толпа, и они бы через мгновение ушли, вернувшись к своим собственным сценам, или чтобы понаблюдать за ними на большом расстоянии. Чонгук знает, что, если он захочет, он может все отменить, и они воссоздают этот эксперимент в другой раз. Но он не этого хочет. Прилив смущения и грубого унижения, возникающий при демонстрации перед таким количеством людей, - неплохая вещь, не сегодня (и не в большинстве вечеров, не для Чонгука). Это ожидание, длительная пытка незнания, где его парень - нет, прямо сейчас это его Дом - находится. Растущее отчаяние, которое приходит с такой сдержанностью, ложный страх, что кто-то другой может прийти и воспользоваться им, как им заблагорассудится, если Намджун не поторопится и что-то не сделает. Намджун, наверное, может сейчас видеть, как его спина быстро поднимается и опускается, а мышцы Чонгука растягиваются, потому что внезапно, к счастью, его бок гладят нежной рукой. — Окей, Чонгук-а? – Голос Намджуна низкий, ровный и обнадёживающий. Его рука теплая, и под ее весом, явным облегчением контакта, весь воздух покидает Чонгука моментально. И вот так на него снова и снова накатывает сладкая теплота подчинения. — Да, хён, я готов, – Чонгук дышит, и Намджун ещё раз гладит его по спине, прежде чем отступить. На этот раз, когда на Чонгука давят оковы он никуда не денется, но это не потому, что он ищет похвалы от остальных в комнате. Честно говоря, в тот момент, когда Намджун прикоснулся к нему, Чонгук забыл, что они вообще были там. Намджун теперь с ним, и мир сузился, стал таким маленьким, что вмещает в себя только их двоих. Теперь нет ничего, кроме липнущей латексной кожи к его коже, сырости от его собственного дыхания на коже и лёгкого свиста прохладного воздуха по его голой коже, когда Намджун движется позади него. Чонгук дрожит от нетерпения. Он, наконец, почувствует это. Наконец-то он услышит хлопок дерева об кожу и поймет, что это рука Намджуна, держащая орудие. В конце концов, он увидит свою полосатую задницу с красивыми отметинами, вместо того чтобы быть неизведанным до ревнивого надувания на других сабов, в то время как Намджун говорит, что, может быть, позже, когда я буду более тренирован. Намджун пошёл в секс-шоп специально для него. Он купил игрушки, не показывая Чонгуку, что он выбрал, потому что Чонгук этого хотел. Намджун практиковал, учился и исследовал, потому что не хотел рисковать причинить Чонгуку какую-либо опасность, помимо его возможностей. Он никогда не позволял своему опыту Дома помешать ему понять, что всегда есть чему поучиться, и Чонгук так благодарен, что это тот человек, который в конечном итоге оказался тем, кто осуществил свою первую отчаянную фантазию много месяцев назад. Чонгук тяжело сглатывает, когда слышит, как из контейнера вынимается что-то длинное и узкое. Он так сильно этого хочет. Бедра Чонгука немного дрожат, и он выдыхает ещё раз, пытаясь взять себя под контроль. С такой скоростью он будет полностью тверд, прежде чем что-то почувствует. У него было так много фантазий об этом моменте, он создал так много мысленных образов Намджуна, ожидающего его с тростью в руке. Он думает об его красивом лице, ледяном и суровом, думает, как он приказывает Чонгуку склониться над столом этим глубоким голосом. Чонгук не может подавить свой стон, когда проходит ещё несколько секунд, а позади него нет ни звука, ни движения. Намджун усмехается про себя, и Чонгук краснеет. Он такой очевидный, блять. Намджуну так легко доминировать, обещать удовольствие и боль одновременно. Слышен звук шевеления одежды, а затем прикосновение чего-то крутого и тонкого к его заднице. Чонгук нетерпеливо вздыхает. Давление пропадает, а потом - Шлёп! Звук эхом разносится в ушах Чонгука почти перед болью от удара, но как только оба замечают, он снова фыркает и скулит. Намджун все ещё дразнит его! Удар знакомый, широкий, сильный и жгучий - потому что это ладонь Намджуна. Обычно Чонгук не о чем бы суетился. Но он так долго ждал, чтобы почувствовать что-то больше, от чего отказ в последнюю секунду - не что иное, как безумие. Он выгибает спину и извивается, сжимая пальцы ног от разочарования, но Намджун все ещё не отвечает. Чонгук снова скулит, громче, и награждается ещё одним резким шлепком. На этот раз Намджун не останавливается, равномерно пробираясь через обе щеки и верхнюю часть бедер Чонгука. Когда они планировали сцену, Чонгук сначала надулся, но в конечном итоге согласился, что разминка имеет наибольший смысл с точки зрения безопасности, прежде чем сразу перейти к чему-то более интенсивному. На практике Чонгук уже наполовину в подпространстве и суетлив, разочарованный тем, что его Дом не даёт ему того, что ему обещали. Он отталкивается от руки Намджуна и громко стонет, когда это приносит ему более сильную пощечину, что так звеняще разносится в его ушах. Дело не в том, что это нехорошо - рука Намджуна всегда чувствуется хорошо. Но когда меньше чем через минуту Чонгук снова чувствует прохладную деревянную полоску на своей заднице, он дрожит от волнения. На этот раз контраст усиливается из-за тепла, исходящего от его кожи, он удовлетворённо вздыхает и снова падает под давление деревянной полоски. Это оно. Все, чего он так долго хотел. Чонгук будет носить полосы, которые Намджун дарит ему, с гордостью, независимо от того, насколько болезненными они остаются. Давление исчезает, и Чонгук изо всех сил пытается расслабить свое тело. Он слышит свист в воздухе. Воздействие неблагоприятное. Резкий шлепок и полоса жгучей боли, но на самом деле это не более чем жгучая боль. Это заставляет Чонгука хотеть большего. Он вздыхает с облегчением, веки трепещут, но остаются закрытыми. Во всей вселенной нет ничего, кроме него, Намджуна и трости. Жжение немного распространяется от точки удара, и Чонгук подавляет стон. Ещё, пожалуйста, то что он хочет сказать, но (он) знает лучше. Все будет развиваться по прихоти Намджуна, с любой скоростью, которую он выберет. Работа Чонгука - просто принять это. Второй удар не намного сложнее, свист и ещё один шлепок, но он проходит по тому же месту, и на этот раз боль не проходит так быстро. Пальцы Чонгука подёргиваются, его язык выскакивает, чтобы смочить губы. Это отличается от руки, ракетки или даже расчёски: первоначально жгучая боль была сосредоточена на такой узкой области, но сразу же распространилась шире. Три, четыре, пять. Они лёгкие и быстрые, расположены над его задницей, без пауз между ними, чтобы Чонгук мог сориентироваться. Он открывает рот и слегка задыхается, член нетерпеливо подёргивается на мускулах его бедер. Шестой удар наносится без предупреждения после продолжительной паузы. Чонгук слышит, как это приближается, но он не может предвидеть более глубокого глухого удара и шока от боли, который последует за этим. Его глаза распахиваются от вздоха, и на секунду хихиканье группы, наблюдающей за ним, просачивается в его сознание. Однако через секунду это осознание исчезло, потеряно в потоке жгучей боли, распространяющейся по его заднице. Ох,блять. Больно, и это потрясающе. Чонгук хочет большего, большего, большего, и он хочет этого прямо сейчас. Семь. Ещё один такой же, и на этот раз глаза Чонгука расширились. Его пальцы на ногах сгибаются, и Намджун снова хихикает. — Я вижу, как там двигаются пальцы на ногах, детка. В конце концов, не так уж и стоически*? Чонгук тихо скулит, вспоминая, как он хвастался Намджуну, что может вытерпеть все, что он был готов дать. «Ты знаешь, что моя толерантность высока, хён», - сказал он. — Ты не должен сдерживаться.» Восьмой удар наносится, и Чонгук понимает, что Намджун определенно сдерживается, и то, что испытание полной силы Намджуна может оставить его неспособным сидеть слишком много дней, чем это возможно. Он зажмуривается и скручивает ступни и пальцы ног, вызывая волну нежного воркования в аудитории. Унижение застревает в его животе, но Чонгук слишком далеко зашёл, чтобы чувствовать что-либо, кроме возбуждения. Его член ещё больше набухает, и он непроизвольно извивается, ища трения. — Цвет? - спрашивает Намджун, неверно интерпретируя стремление Чонгука к удовольствиям за дискомфорт. — Зелёный, хён, можно больше! – Чонгук с готовностью отвечает хриплым голосом. Он хочет большего. Он хочет, чтобы Намджун заставил его плакать. Перед девятым ударом пауза, и Чонгук чувствует, как напрягается против своей воли. Жгучие линии боли от первых трёх реальных ударов не сильно утихли, и ему труднее отдышаться, чем при обычном шлёпании руками. Когда дело доходит до него, слышен только резкий треск дерева по его бёдрам, и на этот раз Чонгук вскрикивает. Он не может сдержать это - боль в его напряжённых подколенных сухожилиях намного острее, сильнее. Десятый идёт сразу по пятам и ловит его как раз в том месте, где встречаются его бедра и задница. Чонгук снова вскрикивает и дёргается, пытаясь освободиться. Намджун мычит, и его рука поглаживает спину Чонгука, сквозь пот, который начинает формироваться там, и на напряжённых от боли мышцах, нежно поглаживая его задницу. Чонгук едва замечает прикосновение через боль от трости, но чувствует достаточно, чтобы знать, что его утешают. Намджун шлёпал его почти час, прежде чем начал использовать только свою руку и пару ракеток, и Чонгук выдержал это с минимальным количеством слез (но много пинался и корчился). И все же сегодня вечером он сделал десять ударов простой деревянной тростью, из них только четыре значительных, и его задница горит, как никогда раньше. Чонгук хочет большего. Он слышит, как Намджун возвращает деревянную трость в контейнер и вытаскивает что-то ещё, и выгибает спину, насколько это возможно, учитывая, насколько надёжно он удерживается. — Какой нетерпеливый малыш, - снисходительным тоном говорит Намджун, снова гладя Чонгука по заднице одной рукой, прежде чем отступить, и теперь уже знакомый свистящий звук говорит Чонгуку, что приближается ещё один удар. Огонь, который расцветает на его голой коже, когда второй удар от трости соединяется, настолько силен, что Чонгук на мгновение перестает дышать. Удар падает прямо на самую округлую часть его задницы, чистая боль и чистое удовольствие смешались в настолько сильный коктейль, что Чонгук чувствует, как предэякулят вытек из его члена, размазываясь между его бедер и на гладкой коже скамейки. Это, должно быть, сделано из чего-то более твердого, пластика, металла или чего-то среднего, потому что боль чувствуется хуже, чем у любой другой трости, которую Чонгук когда-либо испытывал в своей жизни. — Вот дерьмо, - выдыхает он, и слышит улыбку в голосе Намджуна, когда он снова нежно хлопает Чонгука новой тростью по отметинам на заднице, оставленным раньше. — Веди себя хорошо, Куки. Цвет? — Зел-зелёный, хён, –Чонгук немедленно отвечает, зажмуривая глаза и готовясь к следующему удару. Намджун снова бьёт его, и Чонгук шипит сквозь стиснутые зубы, вздрагивая. Бля, как больно. Однако Намджун читает его тело как книгу, и следующий удар легче, он направлен ниже в область задницы Чонгука, которая почти не имеет отметок, за исключением их быстрого разогрева. Этот вызывает прилив жгучей боли по телу Чонгука, которая, кажется, объединяется в его паху, заставляя его член дёргаться, а веки трепетать. Намджун работает быстро, стабильно и беспощадно, в точности так, как Чонгук просил его бить. Он начинает сомневаться в достоинствах этой просьбы теперь, когда он привязан и активно ее принимает, но Чонгук не отступает, и мягкое притяжение подпространства все ещё держит его. —Ещё раз, - стонет Чонгук, не зная, действительно ли он будет услышан или мольба только в его голове. Видимо, он сказал это вслух, потому что следующий и последующий удар быстрые, но резкие, поджигают там, где приземляются. Чонгук беспомощно корчится от удара, пальцы ног поджимаются, а руки сжимаются в кулаки. — Ох, вот оно, - поддразнивает Намджун. Его голос низкий, сексуальный и теплый. Чонгук издает мягкий звук в ответ, почти скулит, если бы в его лёгких остался хоть немного воздуха. У него во рту скапливается слюна - почти рефлекс на тон Намджуна. Его задница горит, а член тверд, и он хотел бы видеть Намджуна, но ему это не разрешено, он вынужден терпеть это до тех пор, пока Намджун не решит, что он будет делать. Ещё один свист и мягкий глухой шлепок, и Чонгук дёргается наручниками, из его горла вырывается шумный выдох. Тепло распространяется по его телу, и это хорошо, о, это внезапно становится так хорошо, ничего не имеет значения, кроме того, насколько хорошо это чувствуется. Дно выпадает из мира, и Чонгук плывет. Следующий удар наносится прямо по его заднице, прямо в ту точку, которая всегда доставляет ему наибольшее удовольствие. Боль исходит прямо, зажигает каждый нерв, заставляет Чонгука выгибать спину и трепетно вздыхать. Теперь, когда он упал, он чувствует разницу в своем теле, что он больше не напрягается и не готовится к боли, а скорее приветствует ее. — Почти всё, детка, - говорит Намджун, и Чонгук хочет заплакать в знак протеста, но чувствует себя слишком хорошо, чтобы сделать что-то большее, чем снова вздохнуть. Они согласились не заходить слишком сильно и не заходить слишком далеко, и Чонгук знает, насколько важно следовать плану. Но, черт возьми, он этого хочет. Он хочет этого больше, быстрее и дольше, хочет увидеть, сможет ли он так кончить. Трость снова опускается вниз, и Чонгук стонет, тихо и нуждаясь. Ещё один удар по стыку ягодиц и бедер, который заставляет его дёргаться - но его член тоже дёргается. Следующие два лёгкие и быстрые, по одному на каждое бедро, и они достаточно больны, чтобы вырвать у Чонгука звук, близкий к рыданию. Однако его глаза пересохли, и он летит высоко, далеко не на пределе своих возможностей. Чонгук тяжело дышит, кожаная скамейка под его лицом влажная, а наручники на его запястьях и лодыжках становятся горячими. Звуки и ощущения размываются, жгучая боль удовольствия и грохот его собственного сердца в ушах. Намджун прижимает трость к его коже, и Чонгук не уверен, испытание это или передышка. Он тихо стонет, член снова просачивается ему на бедра. — Ещё, - ему удается сказать, и Намджун подчиняется ему. Он получает ещё три удара с небольшой паузой между ними, боль нарастает, и он чувствует себя так блаженно, восхитительно хорошо, что Чонгук уверен, что он мог бы кончить прямо сейчас даже с легчайшим давлением вокруг своего члена. На этот раз его вздох переходит в стон, и он чувствует, как пускает слюни, глаза закатываются за веки, когда он поддается ощущениям. — Хорошо, очень хорошо, оч-, хён, ах, - Чонгук не уверен, действительно ли он произносит слова или единственное, что Намджун может слышать, - это искаженный беспорядок, но это его не сильно заботит, когда все кажется таким сиропообразнным, медленным и гиперфокусированным одновременно. — Ещё один, детка. Ты можешь это принять? – Намджун звучит ровно и спокойно, и ему нравится все хорошее в мире. Чонгук скулит в ответ. Он может, он может, он так хорошо примет это для Намджуна, он может. — Могу! – Чонгук справляется, моргая, открывая глаза и сжимая обе руки в кулаки, сгибая лодыжки. Мир немного возвращается к сознанию. Есть пауза, во время которой Чонгук интеллектуально понимает, что Намджун оценивает его и как он держится, но на самом деле это похоже на преднамеренное поддразнивание и вечное ожидание. Он делает глубокий вдох и позволяет ему катиться по всему телу, мышцы расслабляются, а спина снова выгибается, показывая свою задницу. Последний удар наносится быстро и сильно, и удары по его раскаленной коже очень громкие. — Агрх! – Из Чонгука вырывается звук, сопровождаемый быстрым вдохом, почти криком, но не совсем. Он знал, что Намджун не будет сдерживаться в конце, то что Чонгук и любит, и ненавидит в порке с ним. Страх воодушевляет, а боль - ещё больше, но всегда сложно выдержать и принять ее, когда он уже надломлен. Боль от последнего удара вызывает у него настоящие слезы, и Чонгук вздыхает ещё несколько раз, дрожа. Вся нижняя часть его тела горит, от задницы до бедер, боль выходит далеко за пределы реальных линий удара. Пульсация возбуждения в его паху, пульсация боли и удовольствия по его ягодицам, и разум Чонгука кажется теплым и ватным, но все ещё так настроен на голос Намджуна в тот момент, когда он говорит. — Теперь все готово, Куки, вот и все, - успокаивает Намджун, и Чонгук прерывисто выдыхает и обмякает. Он так и остаётся, откинувшись на кушетку. Плавает в подпространстве и отчаянно желает, чтобы они были дома, чтобы он мог держать член Намджуна во рту прямо сейчас. Он хочет знакомого успокоения чего-то во рту, хочет пососать и попробовать на вкус, доставить удовольствие и почувствовать себя хорошо, и чтобы Намджун был ближе, ближе, ближе всеми возможными способами. Он тоже хочет кончить, но потребность в нем менее острая, поскольку он не получает резких приступов боли-удовольствия каждую секунду. Чонгук мычит одну длинную ноту для вздоха и выгибается спиной от касания Намджуна. Он откладывает трость и сразу же кладет обе руки на Чонгука, нежно поглаживая его плечи, а затем опуская каждую руку, чтобы отстегнуть наручники от конструкции кушетки. Чонгук скулит, когда пытается их снять, а Намджун не позволяет этого сделать. — Ты так хорошо справился, Чонгукки, – Дыхание Намджуна согревает его щеку, и его голос звучит в ухе Чонгука, расслабляясь. Он радостно вздыхает, и его ресницы трепещут, но он не заставляет их открываться. Он был хорош. Намджун снова массирует его спину, но слегка скользит по его заднице и бёдрам, все ещё пылающие, горячим и болезненным теплом. Он расстёгивает лодыжки Чонгука, и на этот раз Чонгук позволяет ему снять наручники, чувствуя, что он не может уплыть, не имея их веса. Толпа зевак начинает расходиться, но, когда Чонгук немного настраивается на мир, он слышит отрывки разговоров между ними. Хвала его голосу и его крикам, его мускулам, его реакции. Кто-то подходит ближе, говорит: «Он такой красивый, Намджун-а», и Чонгук светится гордостью, все ещё с закрытыми глазами. Ему нравится это чувство, радостное-плавающее-нечёткое ощущение того, что он был так хорош для Намджуна, доставило ему удовольствие. То, что ему нравится смотреть и другим, - это просто бонус, но он наполнен этим теплом. Чонгук огибает спину и потягивается, поднимаясь на колени и неуверенно моргая. Клуб вокруг него начал ощущаться более реальным, но ненамного. Намджун мгновенно оказывается здесь, одна рука обнимает его за плечи, а другая - за талию, ведя его вверх и в объятия. — Ты был так хорош, Гук-а, так хорош. Самый лучший, – он шепчет Чонгуку на ухо, и Чонгук радостно вздрагивает. — Для хёна, - ругается он, и Намджун целует его в висок. — Такой хороший мальчик для хёна, – Намджун соглашается. Чонгук уткнулся лицом в плечо Намджуна и удовлетворённо вздохнул. Его задница и бедра все ещё горят, последние несколько пересечённых линий выделяются немного более раскаленными добела, чем остальные. Он осторожно протягивает руку позади себя. Его задница кажется опухшей, рубцы от трости приподняты и болят, и Чонгук усмехается про себя. Ему не терпится взглянуть в зеркало, чтобы почувствовать собственнический трепет от мысли, что Намджун поместил их туда. Не может дождаться, когда почувствует, как большая рука Намджуна будет сжимает его задницу следующие несколько дней, напоминая. Не может дождаться, когда его оттрахают, все размечет так, услышать, как Намджун будет наслаждаться от вида Чонгука, раскинувшегося под ним, так явно помеченного. Чонгук знает, что через несколько часов он действительно почувствует это, и что к завтрашнему дню он вообще не захочет садиться, но это будет сопровождаться собственным тайным трепетом. Прямо сейчас он полон эндорфинов, и его член все ещё наполовину твердый между ног. Он в объятиях Намджуна, чувствует себя мягким, безопасным и принадлежащим ему наилучшим образом. Чонгук запрокидывает голову и мягко фыркает через нос, умоляя глазами. Намджун читает вопрос в его глазах, чтобы понять, что это такое. Он улыбается сладкой улыбкой с ямочками, в которую влюбился Чонгук, и сокращает расстояние между ними. Через несколько минут они устроятся на краю комнаты, Намджун напоит его холодной водой и накормит несколькими лёгкими закусками, чередуя их с более сладкими поцелуями. Он очистит их оборудование, они вернутся в его квартиру, и Чонгук заснёт болезненным и сытым. И, возможно, в следующий раз, когда они попробуют это, Намджун позволит ему это, когда он попросит большего.