В плену когтистой любви

Привет, меня зовут Орочимару, мне 15, и я омега. Да, в наше время это не редкость, однако уже считается недостатком с детства. Моей мечтой всегда было заниматься чем-то реальным — ещё в детстве я ловил гусениц и тараканов по всей округе, чтобы проделать над ними всякие эксперименты. Так и решилось, что мой профиль биология. Скорее всего простую в лаборатории на листочками всю жизнь, так и не встретив своего прекрасного. Если я скажу, что ни разу не влюблялся, то совру. Да, в нашей школе есть такой человек, по которому сходят с ума больше половины школы, и я, как ни пытался, не смог устоять перед его обаянием, низким голосом и красными, почти лисьими, глазами. Да, рыжий с растрепанными волосами он мне всегда напоминал дикого лиса с длинным хвостом, а может даже не одним. Даже в детстве, когда мы ещё общались до распределения на омегу и Альфу — он всегда вызывал у меня восхищение на грани с детским обожанием. Наша история закончилась, так и не успев начаться — как только выяснилось, что я омега, родители развели нас по разным углам. Я мог наслаждаться им только издалека, капитан баскетбольной команды, с каждым годом он только хорошел. В моей папке дома с вырезками из газет о нем, его матчах и фотографиями, сделанными втихаря, покоились и мои отчаянные попытки написать любовное письмо. Я так отчаялся, но скоро будет выпускной, и я наконец признаюсь, чего бы мне это не стоило. А дальше он и не вспомнит обо мне, и я смогу поставить на нем жирную точку. День икс уже настал. Я думал об этом слишком долго, чтобы сомневаться сейчас, когда почти всё уже решено. В последний раз перед выходом смотрю в зеркало — костюм немного жмёт, волосы непривычно собраны в тугой хвост, и глаза подведены. Чувствую, как от мысли, что придется все сегодня рассказать под неоновым светом последней школьной дискотеки, сердце бьется чаще и тяжелее, заглушая внутренний голос. «Все будет хорошо, не так ли?» Курама со своими друзьями сидели прямо на ступенях школы, с трудом не смотрел на него, но краем глаза отметил, что они на этот раз они все в полном составе — 9 крутых парней, герои детских слез, обольстители и самые крутые альфы в школе. Люди других мне дела не было, я даже имена из особо не помню, один Курама среди них притягивает взгляды, естественно — его запах кедра и горького апельсина оставлял после себя винный шлейф, а хитрая улыбка и смешок низким басом пленяли сердца омег получше, чем его спортивное телосложение и рыжие густые вихры волос, цвета тёплого закатного солнца летом. Да, он был идеальным, всех слов было бы мало, чтобы рассказать о том, какой Курама. Я снова стоял издалека и смотрел на их компашку, они поймали какого-то омегу-очкарика, бедняга забыл принять подавители, и теперь его запах спелого манго поёт по всему школьному двору. Убожество. Ни один уважающий себя омега не забудет выпить подавители, потому что осени это собственность, и альфы могут сделать, что угодно, если почуят подвох. Курама как обычно отсиживался в стороне, курил свои коричные сигареты и изредка посматривал вдаль. Что-то с настроением у него не клеилось, и не мое дело впрочем. Я прошёл мимо отдающего очкарика, который плакал прямо перед воротами школы на коленях, но к нему уже успели подбежать другие омеги, мне до них тоже нет дела. Все мои мысли только о Кураме и о моем признании. Я так долго люблю его, но меня ждёт новая жизнь. Помню, пока каждая омега, которая клеилась к Кураме умирала в моих мыслях долго и мучительно, как бабочки, которых я ещё с терпещущими крыльями прикалывал к пробковой доске. Курама частот много встречался с омегами, никогда не брезговал спать с ними, но я-то вижу, что взгляд его как был одиноким, таким и оставался. Бедный мой рыжик, совсем и не подозреваешь, что тебя сегодня ждёт. Я пью уже пятый стакан пунша, а который кто-то добавил водки. Сначала я подумал, что это то что надо, но сейчас понимаю, что застрял в этом углу с пуншем навечно. Курама получил приз альфа года и теперь в глупой короне танцевал вальс с бетой. Я не мог урвать его внимание ни на минуту, и это очень раздражало. В конце концов, мое терпение лопнуло, когда на очередном медляке омега сама полезла к нему целоваться, на что он ответил, довольно расплываясь в улыбке. Я понимаю, что мне с ним ничего не светит, но это не мешает мне его ревновать и представлять что я на месте всех этих омег, и что вообще у нас любовь, мы трахаемся на столе под Элвиса Пресли и всё у нас шикарно. Я сжал стаканчик и все содержимое оказалось на моей руке и на полу, по-моему я услышал, как мои зубы заскрипели. Возле меня омеги и альфы принюхивались, пытаясь понять, кто так сильно злится. И нечего на меня смотреть, а как вы бы злились, если бы к любви всей вашей жизни постоянно бы приставали? Когда я сделал уверенный, как мне показалось, шаг к диджею, мир вокруг покачнулся, но я уже не мог выносить своей никчемности, пусть он так свойственна всем омегам, она всегда меня раздражала. Диджей не сильно испугался, когда я сунул ему смятую купюру прямо в руку на пластинке. В темноте я почти не мог разглядеть его глаза, но он дал мне карандаш и белый листок. Писать оказалось ещё сложнее, чем ходить. В конце концов, он что-то понял, кивнул и отправил меня движением руки обратно на танцпол. Спустя еще два стаканчика пунша музыка стала очень тихой и я услышал скрипучий голос из динамиков. Он что-то тараторил про прекрасный вечер. Его фразы постоянно прерывались и булькали то ли от того что он говорил с хуем во рту, то ли из-за плохой аппаратуры. Я расслышал «всем выпускникам привет», «надеюсь вам нравится музыка», «но мне как-то поебать» и ещё много шипений, от которых все начали верещать «верните музыку» и бросаться в стойку диджея стаканчиками. На момент все шорохи в динамике пропали и остался только голос. — Ладно, ладно, друзья, сейчас я все верну. Единственное, господина Курама географ через записку попросил подойти к его кабинету по поводу его рекомендательного письма в колледж. Удачи, Курама, выбей это письмо силой! Конечно, это никакой не географ. Через обходной путь за сценой я пришел туда раньше. Горела одинокая лампочка в конце коридора, даже лучше, что я почти не смогу разобрать реакцию из-за темноты. Пахло хлоркой, недавно убирались, я теребил край своего пиджака и кусал губы. Если он догадается по запаху, что это западня, то может и развернуться назад. Нужно было успокоиться, я начал считать до десяти. Тут с запахом хлорки я почувствовал апельсин. Из темноты коридора Курама вышагивал очень твёрдо, я снова потерялся в своих чувствах обожания, и начал стремительно краснеть. На моей светлой коже были видно все, что совсем не шло мне на руку. Наконец, Курама остановился напротив меня, и в нос ударил тяжёлый запах кедра и ненавязчивые нотки запахов всех, с кем он танцевал сегодня. — Я сразу понял, что тут что-то не так. — Курама поморщился и не небрежно разлохматил волосы. Я не смотрел ему в глаза, а только служил за его вздымающейся грудью. — Хватит испускать свои феромоны. Надеешься меня соблазнить? — Нет! Я бросил это быстрее, чем сообразил, что происходит, и стушевался, повторив уже тише. — Что тогда ты хочешь, Оорочимару? Его голос слишком прекрасно прокатился по моему имени, хоть оно мне никогда и не нравилось, но из его уст всё звучит притягательно. — неужели ты меня помнишь? — Конечно, как я мог забыть нашу л… лирику по вечерам да. Было видно, что он замялся, это удивительно, ведь Курама почти никогда не волнуется. — Лирику? — А ты не помнишь? Я писал тебе стихи на гаражах маркером. Тогда это казалось таким романтичным. Курама усмехнулся и поправил рыжие волосы, которые казались совсем тёмными в коридоре с минимумом света. Я даже и забыл об этом. Но это всё равно ничего не значит. Мне не стоит надеяться, что он хоть когда-то обратит на меня свое внимание. Скажу и расквитаемся. — В общем… я п-пришел тебе сказать кое-что, что давно в моей голове…. Я знаю, что тебе это говорят все, и я тут не первый и не последний. — Я чувствовал, как страх сжимает мое горло и забирает голос, но я выдохнул и продолжил, — я в тебя влюблён. Достаточно давно, чтобы понять это и привыкнуть к своей любви к тебе. Я не рассчитываю на твои ответные чувства, просто захотел, чтобы эта часть моей жизни меня не беспокоила на новом месте. До скорого, Курама. Желаю тебе успехов. Я решил посмотреть в его глаза, но не успел и поднять голову, как почувствовал удар макушкой и его запах слишком близко. Его руки крепко прижимали меня за плечи к двери кабинета географии, в темноте я почти не видел ни его лучистых глаз, ни волевых черт лица, которые присущи всем альфам. Он злился, но я мог думать только о том, как мне жаль, что я не могу сфотографировать это лицо так близко. — Это что прикол какой-то? Если прикол, то это совсем не смешно! Кто вообще тебе сказал, что ты мне нравишься? Никто не знал… кто ты вообще такой, раз шутишь над этим? Слова полетели в меня как стрелы с ядом, я не понимал, что происходит, почему он мне это все говорит. Я чувствовал всепоглощающий запах цитруса, апельсин всегда обострялся, когда он злился. Наконец он замолчал и я чувствовал, как от любого неосторожного слова мне бы просто свернули шею. — Это не шутка. С чего ты вообще взял? —Да потому что ты игнорировал меня после этих ебучих тестов на Альфу и омегу в 11! Ни одного слова мне не сказал! Ты же ненавидел меня? Так почему сейчас говоришь это? С какой стати вдруг твоё мнение переменилось? — Это ты был тем, кто меня игнорировал, разве нет? Завёл себе крутых друзей, стал популярным, а я остался на задворки твоей жизни. — Что за бред вообще? Я любил тебя все это время! Думал не смогу больше никого так полюбить… — Что? Почему ты мне ничего не сказал? — А ты почему не сказал? Мы молчали. Лишь напряженное дыхание и слова в голове, которые звенели и звенели, не прекращая. Я не сразу понял, что Курама снова говорит. — Давай больше не будем терять времени… Его голос был тихим, но таким же бархатным и сводящим с ума. Его хватка на моих плечах ослабла, и дальше случилось то, на что я никогда и не рассчитывал. Его пальцы нежно дотронулись до моей щеки, и он меня поцеловал. Я ни разу ещё ни с кем не целовался, и все это время стоило того, как он проводил языком по моим губам, с особой внимательностью вылизывался ранки, надавливал на мою челюсть, чтобы углубить поцелуй. С этого момента мы будем писать историю своего счастья и сделаем всё для него.