***
Сквозь мутные стёкла очков она смотрит на могилу со своим именем. «Юлия Йелпс». — Конечно, «Гулия» мне теперь больше подходит, — усмехается девушка, не понимая, грусть это или самоирония. Цифры на её надгробии заставляют ужаснуться – такая короткая жизнь… ей было всего 16 – всё было впереди. Она подавала большие надежды. Юлия всегда была лучшей ученицей, но теперь для поддержания здравого смысла приходится поедать мозги. Гулия старается не есть живых – так приучили родители, погребённые и восставшие ещё до неё. Воссоединение с семьёй было одним из немногих плюсов в её новой «жизни». «Просто выкапывай свежие тела» — советовали они ей. — «И не ешь кого попало». Недавно на их уютном кладбище присыпали землёй нового соседа по участку. Похороны были пышными – Гулии приходится разгребать тонну искусственных и живых цветов вперемешку, чтобы прочитать на камне имя нового соседа. Девушка-монстр с удивлением обнаруживает знакомое имя... очень знакомое. Ну конечно, тот старый профессор из её школы… Он, как и положено профессору, был умным человеком – такие больше всего годятся в пищу для зомби. Гулия крепче берётся за лопату, раскапывая мягкую землю под ногами и ломая крышку гроба. Что ж, если раньше мозги студентам ел он, то теперь времена поменялись. Холодные руки лучшей ученицы охватывают голову покойного профессора, прежде чем ударить ею по каменному надгробию. Правильный удар мог расколоть череп словно яичную скорлупу, чтобы осколки не смешались с мякотью… Вдалеке довольно ухает её филин, сэр Ух-ух-Лот, как и хозяйка пожирающий свою добычу.***
Порой ей кажется, что части её тела живут отдельной жизнью. Порой её руки и ноги шевелятся сами по себе. Фрэнки думает, эти судороги вызваны ударами электрического тока, за счёт которого её мёртвая плоть вообще способна шевелиться. Гальванизм, простое сокращение мышцы, которая стимулируется электрическим током. Болты в её шее вырабатывают электричество – ничего общего с магией вуду или зомби. Да, ни Фрэнки, ни её семья не были зомби. Они были порождениями воспалённого разума безумного учёного, творениями рук человеческого хирурга – никак не ожившими трупами вроде зомби. Но всё же они были мёртвыми… Однажды, протирая пыль в родительской лаборатории, Фрэнки находит старую и почти рассыпавшуюся папку с побледневшей надписью «не открывать». Конечно же, она открывает. В папке оказываются записи Виктора Франкенштейна. Того, кто создал её отца. Девушка радуется находке, весело подпрыгивая, и тут же садится читать.«Я собирал кости в склепах; я кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшие уголки человеческого тела».
Но прочитанное ей не слишком нравится…«Бойня и анатомический театр поставляли большую часть моих материалов; и я часто содрогался от отвращения, но всё же вёл работу к концу».
Её отец был создан из тела казнённых преступников – кто знает, каких? Убийц, воров, насильников. Тело, созданное из чужой мёртвой плоти… уродливое существо, оживлённое посредством одного электричества… Липкий ужас закрадывается в голову сквозь электрические болты. Один вопрос, словно червь, проедает нежный девичий мозг. Чьи же останки были использованы для создания её тела?***
Она всегда была лучшей. Во всём. Никто из академии не сомневался, что Клео де Нил самая красивая среди девушек-монстров. И никто из мира смертных не сомневался, что египетская принцесса Клео была самой хорошо сохранившейся мумией. Даже змеюка Нефера не сохранилась также хорошо. Ночью, обойдя охрану, Клео заходит внутрь своей бывшей гробницы, ставшей музеем. Увы, секрет того, как она сохранилась, не из приятных… впрочем, как и большинство секретов в мире. Клео была мумифицирована заживо, когда отец Рамзес, спасаясь от узурпаторских интриг, обмотал её и другую дочь волшебной тканью. Он думал, инсценировка собственных похорон им поможет, но увы, никто не размотал эту дурацкую ткань вовремя. Так они проспали больше тысячи лет и проснулись, запертые в гробнице. Хотя, само собой, в музее об этом никто не знает. Центральную часть экспозиции занимают три саркофага – центральный отца, а боковые её и сестры. Подойдя к своему саркофагу, Клео видит рядом с ним тот самый сундук, в котором хранятся четыре ритуальных сосуда. Канопы. Драгоценнейшие сосуды, чьи крышки украшены головами Хапи, Дуамутеф, Кебехсенуф и Амсет. Время не пощадило их, и всё же они драгоценны. В этих канопах хранятся её внутренние органы. Клео поглаживает крышку в виде соколиной головы и понимает, что всё это и есть секрет её стройности. Легко оставаться самой стройной, когда внутри тебя пусто.***
Яркое солнце освещает людный пляж тихоокеанского острова. Влюблённые молодые парочки нежатся на гамаках в тени пальм, а счастливые супружеские четы на полотенцах в тени разноцветных зонтиков, пока их чудесные дети строят песочные замки. Дорогие коктейли плещутся в бокалах, а туристы и местные жители плещутся в блестящей лазури водной глади. Мэтту девятнадцать – он приехал на этот курорт за счёт своих богатеньких родителей, и сейчас балуется с подводной видеосъёмкой для своего интернет-блога. Он хочет записать для своих подписчиков что-нибудь пусть фейковое, но абсолютно безумное – вроде той островной легенды о чудище, живущем в глубинах Тихого океана. В поисках чего-то мало-мальски напоминающего чудище, он не замечает, как заплывает слишком далеко. Внезапно Мэтт чувствует – кто-то хватает его за лодыжку. Парень трепыхается в воде, но мёртвая хватка не ослабевает. Сквозь стекло кислородной маски он видит не чудовище, но девушку, и её руки поднимаются выше, от лодыжек к бёдрам. Возбуждённый таким поворотом, он перестаёт сопротивляться. Лагуна Блю обворожительно улыбается ему, и в океанской синеве даже незаметно, что её кожа покрыта бледной голубой чешуёй. В конце концов, какой парень обратит внимание на чешую, когда видит твою голую грудь? Она утягивает его на дно, в очередной раз радуя свежей людской кровью дремлющее в глубинах океана злое божество. — Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн*, — довольно булькает Лагуна, всплывая на поверхность в поисках новой жертвы.