Вопрошание о любви (зарисовка по ролям)

Тёмная сцена, где-то в самой глубине копошатся какие-то тени. Венециано-диктор выходит и садится с невероятно весёлым выражением лица. Венециано-диктор Приветик всем! Всем пасты свежей И много прочих макарон! Я диктор, может, слишком нежный, Идей не откопал вагон, Но суть приветливых историй Смогу доточно передать. Эмоций пережил я море, Не все могу вам пожелать, Ибо и пасты не бывало, И Дойцу где-то пропадал, И где-то что-то заседало, Где я почти всё время спал… Событий много нахватался, Поведать об одном хочу. Всё было так: как дождь стучался, Решили вдруг внести свечу. (Сцена светлеет. Это какой-то английский особняк девятнадцатого века. Из источников света — одна свеча, около которой расселись все, кто не разлёгся поодаль. В самом центре сидят Иван и Франциск, причём Франциск активно жестикулирует, видимо, что-то объясняя, а на плече Ивана лежит Софи. Альфред Ф. Джонс сидит чуть ближе к зрителям и что-то строчит на листе бумаги карандашом.) Собрались было над Альфредом Чинить степенный гневный суд, А чем закончилось всё? Пледом И разговорами про блуд. Я где-то здесь, но вспоминаю, А потому не говорю. Бродягу-Дойцу проклинаю И волшебство для вас творю. Венециано-диктор на цыпочках уходит в самый тёмный угол. Франциск начинает говорить в полную силу и с улыбкой. Жесты становятся откровеннее. Франциск На самом деле было проще. Нога — вот здесь, другая — там… Иван Как вас, жуанов, не полощут И не бивают по мордам? С сестрой увижу — нос расквашу. Альфред (моментально оборачиваясь, но продолжая записывать, очень громко) Вот на тебя бы в суд подать! Софи (поднимая голову, слегка лениво) А на тебя — коровку Глашу: Как раз пусть учится бодать! Иван Как мелочны пустые толки Про плоть, и похоть, и позор, Со скуки воют даже волки Про сексуальный сей террор! Я про любовь спросил француза, А он мне — про испанский стыд! Ван Яо (вылезает откуда-то из-за Ивана) Ах, Ваня, здесь лишь ломехуза Почёта лаврами прикрыт. Мы можем отойти в сторонку (берёт его за плечо и ведёт к передней части сцены) И про чудное поболтать, (достаёт керосинку) Зажечь не свечку, а маслёнку И на огонь взирать, взирать… Какое-то время стоит полная тишина. Ван Яо, сидящий в позе лотоса, начинает клевать носом, а Иван смотрит на керосинку как завороженный, потом вздрагивает и как будто выходит из транса. Иван (с нарастающим раздражением) Не видел смысла в созерцанье, Ван Яо, ты меня прости… Уснул. Ну что за наказанье! Сморений путь, меня пусти! Спать — без ответов? Не засну я, Хоть влейте тридцать пять микстур! Сюда мне горы профессурья И прочих всех магистратур! Ответ найду — от всех отстану, Ну а пока пойду пытать Чрез сковородку с валерьяном, Чрез кран, котлеты и кровать! Иван вскакивает, все остальные вздрагивают. Венециано-диктор вскакивает и указывает вниз, на ещё один шевелящийся тюк. Венециано-диктор Нашёл! Я тут! Венециано-актёр (глухо, из-под пледа) Хочу котлеты! Людвиг (с другого конца сцены, начинает быстро пробираться к нему) Лежи пластом, коль хочешь жить! Альфред (не отрываясь от бумажек. Выглядит как автор, которой поймал вдохновение) Из-за таких не жди приветов, Тут только санкции вводить! Иван (раззадориваясь ещё больше) И не помогут! Болт положим — И что-то санкций не видать. Да, с вами надо было строже В Великую-то воевать! Сейчас бы мирно попивали С картошкой фри английский чай, Под Эйфелевой вспоминали Про край родной, родимый край!.. Артур (встаёт с чашкой чая, скучающим тоном) Всё, понеслось. И снова мистер Всех должен заново спасти. Брагинский, сэр, мы ведь так быстро Ответ не сможем вам найти. Да и вопрос ведь был какой-то, Но вот какой? Спроси опять, А сам потише сделай вой-то И прекрати трубой махать. Иван Да, горячусь, но ведь по делу! Альфред (вскакивает, трясёт бумажками, искренне негодуя) Я дело на тебя завёл! Герою так избил всё тело, Что не поможет твой рассол! Ну почему ООН не слышит Твой смех — злодейский, во весь рот? Вполсилы — крыши он колышет, Пугая храбрый мой народ! Иван (направляет трубу на него, тот затихает) Тогда с тебя начнём, вояка, Душевный этот разговор, Но не кривляйся, как макака, Под общий нам тебе укор. Вопрос такой: с какой же стати Тебя, болвана, не прибить И не прирезать на кровати, А вдруг всем сердцем полюбить? Ван Яо (выходит из медитативного транса) Опять, Иван, читал книжонки Времён Дзедуна, прочих всех? А зависть — как у старушонки. Напомнить, что у вас то — грех? Иван Читал я много, пусть без цели, Пусть многих слов не понимал, Пусть видел серые шинели Там, где лишь яркий карнавал, Но всё то жизнь. Живу уж долго И, может, мыслю как старик, Но уколоть могу всех колко Иголкой с ядом напрямик… Альфред (бледнея при слове «яд») Не намекай. Давай по делу. К чему тебе ко мне любовь? Иван (отчаянно жестикулируя с трубой) Я окунуть хочу плевелу И всю её окрасить в кровь. И да, быть может, маску снимешь, Сэр Альфред Джонс, и с буквы «Эф»? Иль дураком всё так и сгинешь, Когда в душе ты — Король Лев? И не смотри, как на безумца, А отвечай-ка на вопрос: За что, к чему, по воле Солнца Любовью всех ты вдруг оброс? Любовь поклонников схватилась За странно родненький фэндом, Но вот за вами утвердилось Для всех понятие — «канон», А за другими «редкий перс он» Идёт по жизни по пятам, Назло пургану «Грейси Персон», Назло и прочим всем ветрам. За что тебя, Франциска, Яо, Артура, Людвига, — да всех И уважают поначалу, И с вами же стрекочут брех? Я много не прошу, но злостью Меня клеймят ведь через раз. Кому я в горле стал вдруг костью И чем, простите, хуже вас? Людвиг (тихонько встаёт, сбрасывает плед, приглаживает волосы и выходит почти вплотную к Ивану. Постепенно гневаясь всё больше) Я можно вклинюсь между строчек? А чем злодея роль плоха? Забросишь всех на островочек, Из кож наделаешь меха — Живи спокойно, королевски Брезгуй на не-английский чай, И возраждай Союз Советский Как сразу всем и ад, и рай! Да кто бы лаял тут, Ванюша, Когда коль немец — значит, враг? И вот уж бьют меня «Катюшей», Швыряют в яму — просто так! Давно не вижу я различий Меж немцем, жидом и мордвой, Но ради странных всех приличий Коль есть я — значит, мордобой, Коль есть я — значит, конец света Устрою ради красоты! Короче, странного ответа В конце концов дождёшься ты. Франциск (поднимая голову) В каком-то смысле прав он, Ваня, И участь завидна твоя. Силён ты в камере дознанья И в государстве у руля, Но разве повод это плакать Из-за того, что неканон? Тебе никто не смеет вякать, Хоть Альфред — де-юре закон! С тобой — как будто на расстреле, Но без тебя — какой замес? Ещё и разум на пределе, Коль проявляешь интерес. (С многозначащим кивком головы) А помнишь тот рассказ нескромный, Где был разбит Наполеон? Артур (хватается за голову, первое слово — худшее из ругательных английских) <Цензура> с вами мозголомный Когда-нибудь да выйдет вон, Но не сейчас. Позвольте тоже Мне слово вставить в эту речь. Твоей-то, Ваня, наглой роже — В канона жаркую-то печь? Там непотребство на приблудстве, Разврат, содом, гоморра, блеф! Не разойдёшься в словопутстве, Но проклянуть успеешь всех! Героям больше достаётся, А вам, злодеям, лишь почёт: Вас только выжать удаётся, И новый снова ваш приплод! А посему отвечу честно: Любовь писателя — беда. Хоть сколько будет интересно, Пожалуйста, не лезь туда! Софи (обнимает Ивана за ноги) Один лишь лучик в этом мире, Ванюша, милый, дорогой, Хоть Альфред будет главным в пире, Всегда ты для меня герой! Повыкинь мысли ты о славе, Пока цела спина твоя! Успешным будь назло облаве Из любящих АУ-шки ЙА! Иван (растерянно) Да вы заладили, как Попки! Ведь не про это я спросил! Но, блин, ведь отлетают кнопки, Что план держали свыше сил… Задам тогда я по-другому Свой неуёмливый вопрос: За что вам это всё, как кому, Свалили в плечи на донос? Так популярность — участь злая? Допустим. Но ведь целый век То бремя, — и под ним блистая! — Тащил, горбатясь, человек. Кому оно падёт на плечи — Вот это как определять? (в сторону) Ну наконец по-человечьи Смог снова я вопрос задать! Альфред (размахивая бумажками, с героическими жестами) Повестку ты получишь скоро, А до тех пор кой-что скажу. Глупей ты так как можешь споро, Покланяйся пять раз ежу, Съешь гадость сладкую с зелёнкой Для кадров редких в Инстаграм И вдруг скажи, что не с девчонкой, А встречу ждёшь ты с парнем-грамм. Чем больше фейлов — тем смешнее, Чем смеха больше — тем почёт На спину, руки, плечу, шею Скорее сядет и пойдёт. Со мной так было. Ты ж другое — Твой каждый вздох вселяет дрожь, Пусть милое лицо простое. На этом долго не пройдёшь, Но пара кремов есть от брендов, «Америк бой» и «Бед ковбой»… Ван Яо встаёт, подходит к Альфреду, за плечи усаживает его бездыханное тело на пол. Пока все разбираются с Героем, берёт Ивана за рукав и снова ведёт ближе к краю сцены. Ван Яо Вдали с тобой от этих трендов Всегда мы будем, друг ты мой. Узнал ответ? Пойдём в сторонку, Судачить вновь по пустякам: Для Альфреда варить тушёнку И вновь ходить по черепам. Мы старше многих в этом зале, Друг друга как-нибудь поймём, Когда кричать начнём в запале, Мол, сколько ты — то мел почём… (молчание) Спрошу я можно по секрету, Тоска откуда на душе? Ведь не предался б ты ответу, Коль не японское Сашэ… Искать ведь девушку мне надо? В кого влюбился? Иван В Беларусь… Громом распахивается дверь. Нечто, отдалённо напоминающее Арловскую, проносится с неимоверной скоростью и обхватывающим объятием чуть не сажает Ивана на пол. Наташа (громко, восторженно) Забыла нанести помаду, Но обязательно припрусь За этим лучшим из ответов! Женись, раз так, я разрешу! Без всяких прочих всех ответов Тебя в объятьях задушу!.. Свет гаснет. Венециано-диктор выходит на сцену и разводит руками. Венециано-диктор Такой итог. Что дальше было, Я в суматохе позабыл. Ну, вроде что-то где-то било Или кого-то кто-то бил? Но мне пора. Сигают стрелки Сквозь час, как будто нет часов. Рассказ, быть может, слишком мелкий, Но вновь на сцене найду кров С рассказом, может быть, и грустным Или чуть более смешным… Но с творчеством своим неустным — Чего ж? — откланяюсь засим. Занавес