***
— Горшочек из глины, — раздавался голос экскурсовода по залу, — ещё до нашей эры был ярким представителем быта римлян. Далее они стали использовать керамику, бронзу, чугун. В витрине номер пять представлены примеры изделий из этих материалов. Амелия без особого интереса заглянула в витрину номер пять с тем самым горшочком. Ничего особенного он из себя не представлял: чёрный, с изящным горлышком и золотыми человечками, которые, видимо, играли роль украшения. Двадцать первый век на дворе — такой запросто можно купить в сувенирной лавке. По всему залу стояли ещё штук десять таких — тоже в витринах и с человечками. Так что особенного в этом? — Посудой из серебра чаще пользовались зажиточные купцы и аристократы. В витрине номер шесть представлены тарелки и вазы с серебряными, а также золотыми элементами. Экскурсионная группа двинулась дальше, и какая-то тётка с сумками наткнулась на Амелию. — Извини, — фыркнула она, вовсе не извиняясь. Мели проводила её взглядом и потёрла ушибленную ногу. Бывают же такие тётки! Мало того что не сожалеют, что налетели на ребёнка, так ещё и загораживают своей тушкой витрины! Впрочем, витрины с их историческим содержимым Амелии были не интересны. Она с самого начала не хотела идти в этот музей, но нет — мама прицепилась: «Мели, в девять лет нужно знать историю своего города!». Или, ласково пригладив светлые волосики дочери, мать лепетала: «Мели, ты уже достаточно взрослая, чтобы быть эрудированнее!». И вот Мели здесь. Одергивая патриотичный свитер с флагом Италии, она потерянно осматривается в больших залах. Ничего не обычного: пол, вымощенный плиткой под цвет вазочек, — чёрный и золотисто-бежевый — бесконечные витрины и несколько статуй. На потолке — узоры, закручивающиеся то в право, то в лево. Белый цвет стен и потолка делает комнату больше, чем она есть. Мели съёживается под напором всей это помпезности и думает о доме, где нет неуклюжих злых тёток и не звучит визгливый голос экскурсовода. Ах, как было бы хорошо, окажись она дома... Там тепло и уютно, много книг, в которых спрятаны секретики — гербарии. Много энциклопедий, книг по ботанике. Поскорей бы туда, поскорей бы узнать что-то новое о царстве растений! И не слушать эти бредни про горшки. Так странно, сегодня выходной, а у Амелии чувство, будто она в школе. Тоже скучно и неинтересно, как на математике и литературе. Одноклассники не понимали Амелию: когда в разговоре с кем-нибудь она затрагивала тему цветов, их значения, — от неё отворачивались. Засмеивали. Чего это она возится с цветами, а не с куклами? Но несмотря на расходящиеся интересы, друзья у Амелии были: Паулина и Рената. Общались они редко, ведь подружки на переменах играли в куклы, а Мели возилась с цветами. Впрочем, иногда хобби пересекались: куклы дарили друг другу мини-букеты, или гербарий оживал на перемену, чтобы пообщаться с Барби. Пока экскурсовод распылялась насчёт вазочек и артефактов, Амелия задумалась. Завтра, наверное, ей влетит от учительницы за неподготовленное домашнее задание. Но что поделать? Если сделать задание сегодня, то не останется времени на цветы. Нужно больше изучить гвоздику: что значит красный цвет? Почему у бутона такая форма? Амелия поднесла к губам цветок гвоздики, который успела сорвать на клумбе у музея. Такие мягкие лепестки… А запах? Кажется, так пахли мамины духи — воздушно, немного терпко, но изыскано. Аромат казался таким родным, затрагивающим струны души где-то глубоко внутри, за пределами сознания, что один этот запах мог заставить трепетать всё нутро, заставить Мели вдыхать его снова и снова, пока не закружится голова. — Обратите внимание на этот костюм восемнадцатого века. Что вы видите? Вы видите, что он двуцветен. Платье-контуш со складками «ватто», — дребезжащий голос экскурсовода вырвал Амелию из грёз. Она взглянула на эти хвалёные наряды: воздушные голубые рукава с рюшками и кружевами, бледно-розовая юбка и куча бантиков. Безвкусица. Старомодная глупость. — Взгляните теперь на витрину номер восемь. Во время вспышек бубонной чумы в Европе этот костюм приобрёл популярность, особенно в восемнадцатом веке. Его носили чумные доктора. Мели заинтересованно посмотрела на экскурсовода. «Чумные доктора»? Звучит жутко. — Чумные врачи были государственными служащими, нанятыми городами для борьбы с чумой. Их костюм состоит из плаща, брюк, перчаток и широкополой шляпы. Под шляпу надевали капюшон с пелериной, закрывающей стык между маской и одеждой. Вся эта защита сделана из вощёной кожи. Нередко доктора дополнительно промазывали её воском, чтобы блохи не забрались под одежду. Обратите внимание на маску, похожую на клюв птицы — это примитивный противогаз. Там были зашиты травы. Ткань была пропитана пахучими веществами. Вместо очков — стеклянные вставки. С собой доктора носили трость, чтобы отгонять обезумевших от болезни людей и указывать мортусам, как лучше перетаскивать трупы. Мурашки на спине Амелии станцевали вальс; девочка поёжилась. — Несмотря на своё предназначение, они никак не помогали, а лишь распространяли болезнь. Ещё тогда пытались придумать противоядие, но удалось это лишь в двадцатом веке. Порой, из-за самоотверженности, доктора сами заражались чумой, если вдруг решали изучить болезнь лучше, то есть снять противогаз возле больного или дотронуться до бубонов, сняв перчатку. Пройдёмте в следующий зал. Группа поспешила к другим витринам, а Мели не могла сдвинуться с места. Костюм казался жутким, но завораживающим: аккуратно сшитый клюв, длинный кожаный плащ, шляпа. Эти элементы напомнили девочке фокусника. В голове так и звучало: «…сами заражались чумой, если вдруг решали снять противогаз… дотронуться до бубонов…». Амелии казалось это потрясающим — пожертвовать собственной безопасностью, чтобы спасти жизнь другим. И неужели все их старания были напрасны? Как же, должно быть, ужасно, когда веками пытаешься вылечить людей от чумы — но ничего не помогает, и ты снова, раз за разом, тратишь силы и жертвуешь здоровьем, чтобы помочь народу!***
Народ разбежался по домам. Тучи, давно готовившиеся к нападению на Рим, навострили штыки — капли дождя. Фасады строго смотрели на нерасторопных граждан. Бедняги. Скоро людишек накроет водяной лавиной, и тогда никакие зонты, никакие широкополые шляпы не помогут. Алонсо грустно вздохнул, смотря на этот переполох на улице. Глупые-глупые нерасторопные граждане. Подхватят простуду, перепутают с чумой и только зря вызовут доктора. Но хватит медлить: людей, у которых действительно бубонная чума, больше, и им нужна помощь. Алонсо зажёг свечу, чтобы воск успел расплавиться, и принялся за травы — решил начать с самого любимого. Он вшил в противогаз лаванду, листья мяты, лепестки роз и вылил на ткань бутылёк ладана. Мирру — и листья, и ягоды — он положил в поммандер (маленькую круглую шкатулочку) и приступил к чемодану. Туда отправились коробочки с сушёными рептилиями, экстракты растений и даже свиное сало. Если у больного прорвётся бубон, сало нужно положить в рану — это поможет ей зажить. Алонсо бросил взгляд на свечу. Воск немного расплавился и стал сползать, как капелька воды скатывается с сосульки в оттепель. Алонсо взял деревянную палочку и намазал воск на шляпу и перчатки. Пара движений, и все трещины заделаны. Два года практики помогли справиться быстро и аккуратно, не забыв про мелкие незаметные дырочки и не расходуя воск зря. Осталось надеть костюм. Алонсо завязал волосы в хвост. Вдруг всплыли воспоминания: казалось, совсем недавно мать причёсывала его волосики цвета ореха и восхищалась, какой он молодец и как она его любит. Как ни горько, всё кануло в бездну. Алонсо уже двадцать восемь. Его мать несколько лет назад скончалась, ореховые волосы поредели на макушке, и ничего уже не вернуть. Нужно жить настоящим. А что есть настоящее? Эпидемия чумы, спасение от которой в его руках. Алонсо с трудом нацепил кожаные брюки, сапоги и плащ. Повесив поммандер на шею, он надел пелерину и прикрепил к поясу чеснок. Вот и всё... Осталось дождаться Юстиниана. Чтобы скоротать время, Алонсо решил приготовить лекарственный отвар. Рецепт был куплен за большие деньги у заморского торговца, и Алонсо не терпелось попробовать приготовить отвар. Вдруг на этот раз он сможет кому-то помочь, уберечь от костлявых рук смерти, обезвредить яд болезни — вылечить от чумы. Алонсо прочитал список ингредиентов. Корица, бузина, лаванда, змееголовник, белладонна и... гвоздика? Алонсо, волнуясь, стал перебирать баночки с сушеными растеньями. Василёк, волчеягодник, ромашка, роза, золотарник, конопля... а гвоздика? Где гвоздика? Алонсо перерыл всё. Открыл каждую баночку, ещё раз внимательно вчитался в названия. Гвоздики не оказалось даже в запасах. Денег больше не было. За этот месяц Алонсо потратил всё до единой копеечки — на цветы и рецепты. До следующей зарплаты не меньше двух недель... А что если этот отвар действительно кому-нибудь поможет? Нельзя было откладывать приготовление! Раздался стук в дверь. — Открыто, — дрогнувшим голосом сказал Алонсо. — Здравствуй, — из-за двери выглянула вечно ухмыляющаяся мордашка Юстиниана — главного доктора. — Готов? — Да, — со вздохом пробормотал Алонсо, надевая клюв. Сладкий аромат цветов казался таким родным, затрагивающим струны души где-то глубоко внутри, за пределами сознания, что один этот запах мог заставить трепетать всё нутро, заставить Алонсо вдыхать его снова и снова, пока не закружится голова. Доктора отправились на точку сбора. Дорога, ведшая туда, проходила через центр города. Дождь начался недавно, и не все жители успели спрятаться: кто-то бежал сломя голову домой, кто-то под навес. И только чумным докторам дождь не страшен. Их всегда защитит костюм, промазанный воском. Их всегда укроет от дождя плащ.***
Плащ — казалось бы, такая незатейливая деталь — казался Амелии до жути прекрасным, сохраняющим тайну прошедших веков. Экскурсионная группа направилась дальше, а Мели так и стояла возле витрины, не в силах отвести взгляд. Она подошла ближе к эталону самоотверженности и доброты, дотронулась до стекла. Множество мыслей о докторах одолевало её разум. Сердце наполнилось благодарностью этим смелым людям. Вдруг под руками Амелии потеплело. Костюм доктора начал плыть, стекло витрины задрожало, и откуда-то изнутри полился яркий свет. Мели пришлось зажмуриться: теперь смотреть на экспонат казалось невозможным, находиться рядом тоже. Становилось всё жарче, температура воздуха стала выше самого тёплого дня в Риме, стекло начало плавиться, сползать на пол, как расплавленная свеча, откуда-то потянуло озоном, и Амелия удивлённо ойкнула, когда ей на нос приземлилась холодная дождевая капля.***
Капля, сброшенная с неба одной из туч, приземлилась на макушку Алонсо. Она скатилась по кожаной шляпе и исчезла где-то внизу. Впереди виднелась толпа других чумных докторов, и Алонсо в очередной раз вздохнул, машинально сжимая в руке чемоданчик с препаратами. Может, на этот раз хоть что-нибудь поможет: ящерицы или экстракт белладонны? Нет. Помочь мог тот самый отвар, для которого у Алонсо не хватило гвоздики. Около точки сбора любили маячить зеваки. Даже дождь не мог разогнать их: каждому хотелось выкрикнуть что-то гадкое. — Птицы! — разносится по округе чей-то крик, и Алонсо устало закрывает глаза. — Чёрная смерть идёт! — кричит смельчак, не убежавший от докторов подальше. Даже холодный ветер не пугает прохожих, не говоря уже о дожде, припустившим так, что дальше пяти метров ничего не было видно. Капли разбиваются о кожаный костюм. Стеклянные вставки на уровне глаз застилает влага. Пахучие травы рискуют промокнуть через отверстия в клюве. А чумным докторам кричат: — Прочь, чёрная смерть! Но они не обращали внимания. Теперь это казалось привычным. Раньше, когда доктора ещё только появились, народ тянулся к ним, возлагал надежды, что больше не придётся страдать от чумы. Но всё разбилось вдребезги. Теперь, завидев вдали тёмный силуэт, люди приходили в ужас: они связывали смерть близкого человека не с чумой, а приходом врача. Но всё же находились смельчаки. Находились разумные люди: вдруг есть надежда вылечиться, вдруг доктора не так бесполезны? Благодаря этим людям врачи до сих пор имели работу. На точке сбора уже было несколько докторов. Алонсо присоединился к ним, а Юстиниан забрался повыше и раздал указания, кода кому идти. Сегодня Алонсо досталось два адреса — один на другом конце квартала, а другой неподалёку. Он решил начать с ближнего. Дождь припустил с новой силой. Доктора, не сговариваясь, поплелись по главной дороге на вызовы.***
За витриной показались безмолвные птичьи силуэты. Дорога, по которой они брели, казалась ужасно непривычной, словно перенесённая с картин художника, решившего запечатлеть средневековые улицы: вместо небоскрёбов и симпатичных фасадов были старые деревянные домики. Асфальт преобразовался в песчаную неровную дорогу, редкие прохожие оделись в наряды из витрин музея. Девочка не без страха шагнула в новый, незнакомый мир и очутилась на распутье: подойти к докторам или остаться в музее? Сопротивляться было бесполезно. Любопытство взяло верх, и Амелия подошла к докторам ближе. Буквально за несколько минут итальянский свитер промок насквозь. Пышные волосики легли на плечи, хвостик совсем растрепался. Мели в нерешительности теребила в руке гвоздику. Что-то тянуло её к строю докторов, ноги сами вот-вот понесут её навстречу им, даже несмотря на страх, даже несмотря на опасность. И она поддаётся. Их лица были скрыты противогазами, но Мели почувствовала: тот доктор злится на свою работу, этому — всё равно, вылечит он кого-то или нет, третий — и вовсе мошенник, не имеющий медицинского образования. Но от одного исходило нечто необъяснимое... Что это? Грусть, потеря надежды... Амелии знакомо это чувство. Амелии почему-то знаком тот силуэт! Мели подходит ближе к толпе докторов — таким настоящим, бредущим куда-то без единой капельки надежды в стеклянных вставках — птичьих глазах. Они несвободны. Они не могут вспорхнуть в небо, улететь в далёкие края. На их плечах лежит важнейшая миссия — спасти город от чумы. Но они потеряли надежду... и в них проснулись злость, раздражение к своей работе. Доктора больше не ценят, что у них есть возможность спасти чью-то жизнь. Но у одного из них всё ещё теплится огонёк надежды в груди. И огонёк вот-вот ускользнёт, растворится, этот доктор тоже превратиться в бесчувственную к больным птицу! Мели подходит к докторам ближе, сжимая хрупкий стебелёк цветка. Алонсо вдыхает аромат налитых в клюв снадобий, на которые тратиться больше не придётся. Девочка бросается к докторам и останавливается напротив Алонсо. Доктор с неверием смотрит на неё, улыбающуюся и протягивающую цветочек — красный, с нежными ребристыми лепестками. Дождь понемногу успокаивается. Капли всё ещё стучат по карнизам, соскальзывают с листьев и рисуют неровные дорожки на окнах. По земле расстилается озоновая прохлада. Кучка докторов неспешно обходит зазевавшегося Алонсо. Весь мир замирает для них. Они обескуражены: Мели тем, что стоит так близко к настоящему чумному доктору, а Алонсо добротой девочки. Откуда у неё гвоздика? Она протягивает бутончик ему... Теперь он может закончить приготовление лекарства. В глазах доктора загорается огонёк надежды. Или это лишь отражение цветка?..