Царапина

      Хигучи быстро шла по коридорам здания, где располагалась база Портовой Мафии. Стук её каблуков будто бы подтверждал её целеустремлённость, и никто из встреченных ею «коллег» не решался задать ей вопрос по поводу расплывчатого багрового пятна на правом плече. Только Коё, по случайности оказавшаяся её спутницей в лифте, спокойно осведомилась:       — Ты в порядке, Хигучи-сан?       — Вполне, — равнодушно ответила та. — Это так, всего лишь царапина. Даже не болит ничуть.       Последнее, конечно, было неправдой. Руку неприятно жгло, словно в рану от пули вложили небольшой нагреватель. Кажется, кровь уже остановилась, да и саму пулю девушка самостоятельно извлекла прямо на месте, но боль так и не прекратилась.       Ичиё возвращалась с миссии, которая была сочтена боссом настолько незначительной, что Акутагаву не стали беспокоить. Всего-то надо было устранить охрану одного склада и выкрасть оттуда несколько ценных ящиков. С этим заданием вполне справились «Чёрные ящерицы» вместе с Хигучи, и тем не менее, один ублюдок успел прострелить ей плечо, прежде чем она разобралась с ним. Для Ичиё это не в новинку, но всё равно как-то… Неприятно.       — Ну, как скажешь, — Озаки улыбнулась, но получилось похоже на оскал. — У меня есть бинты, заходи, если понадобится.       — Спасибо, но у меня свои. Боюсь, моему пиджаку помощь нужна даже больше, чем мне, — Хигучи разочарованно посмотрела на тёмное кровавое пятно, на котором можно было разглядеть пулевое отверстие.       Коё быстро, но внимательно осмотрела пострадавшую одежду, и выражение лица её сделалось каким-то мягким и… Заботливым? Иногда Хигучи казалось, что Озаки является родной матерью каждого в Портовой Мафии.       — Пятно ещё можно отстирать, а дыра не такая уж большая, — озвучила свой вердикт Коё. — Принеси сегодня вечером свои вещи ко мне — попробую подлатать тебе их.       — Спасибо, Озаки-сан, — склонила голову Ичиё. — Это очень… Мило с твоей стороны.       В это время лифт остановился, о чём возвестил приятный звон. Двери открылись, приглашая Хигучи на нужный ей этаж.       — Да не за что. И впредь будь осторожна.       — Да. Сама не знаю, как так вышло.       Девушка вышла из лифта за мгновение до того, как двери начали закрываться.       — Зайду вечером, — успела бросить через плечо Хигучи перед тем, как двери разделили их и лифт понёс Коё куда-то ввысь — наверное, женщина направлялась к Мори.       А саму Хигучи от её пункта назначения отделял только один коридор — она шла в «комнату отдыха», отведённую им с Акутагавой. Там у каждого был отдельный диван, где можно вздремнуть после тяжёлого дня, там можно было попить кофе и перекусить чего-нибудь — если, конечно, предварительно раздобыть себе еды — и там же хранились их вещи, необходимые в повседневной жизни. Хигучи даже оставляла там свою сумку с оружием, которым она обычно пользовалась, чтобы каждый раз не искать эту сумку по складам и всегда иметь её под рукой. Сейчас эта сумка покоилась у неё на левом плече, и ей уже не терпелось поскорее сбросить её на пол ставшей такой родной комнаты.       Ичиё старалась не думать о том, что они с Рюноске почти живут вместе. Ведь если она об этом задумается… О, она рискует получить вескую причину для хирургического вмешательства, ведь у неё точно от улыбки потрескаются щёки.       Девушка стремительным вихрем долетела до конца коридора и остановилась перед самой дверью в их комнату отдыха. Вдохнула, выдохнула, успокаиваясь после скоростной прогулки по зданию, и тихо, как мышь, проскочила внутрь.       Акутагава дремал на своём диване, закутанный в свой неизменный чёрный плащ. Хигучи знала, что он чутко спит, а значит, несомненно, проснётся от её присутствия — вопрос лишь в том, как скоро. И даже несмотря на это, Ичиё каждый раз старалась вести себя как можно тише.       Она вернула сумку с оружием на её привычное место, сняла с себя испачканный кровью пиджак и достала из своего ящика комода чёрную майку, чтобы переодеться за ширмой — рубашка под пиджаком, естественно, имела такие же кровавые разводы и такое же отверстие от пули, да и перевязать рану не помешало бы. Всё это ей удалось проделать достаточно тихо, чтобы не разбудить Рюноске, однако когда она, уже переодетая, подошла к шкатулке, где хранились бинты, повязки и простецкие лекарства, крышка шкатулки скрипнула непозволительно громко. Хигучи вздрогнула от неожиданности и замерла на несколько мгновений, боясь издать хоть какой-то звук, но хриплый голос за спиной не заставил себя ждать.       — Вернулась?       — А, Вы проснулись, Акутагава-семпай, — Ичиё наконец обернулась, чтобы должным образом поприветствовать начальство. — Да. Миссия прошла успешно.       Однако Рюноске не спешил отвечать — прищурившись, парень внимательно осматривал её. Хигучи запоздало догадалась, что его взгляд задержался на её правой руке — там, где темнела засохшая кровь.       — Успешно? — Акутагава нахмурился пуще прежнего.       Он неожиданно быстро поднялся с дивана и оказался рядом с Хигучи.       — А это что? — в голосе эспера послышалась угроза.       — Ничего такого, Акутагава-семпай… Просто царапина, — Ичиё зачем-то повторила то, что сказала Коё. Казалось, прежде всего она сама хотела верить, что в её ранении нет ничего страшного, пусть даже это было не так. — Ну, да, меня подстрелили. Но рана совсем не болит, — и снова та же ложь. Правда, в этот раз она прозвучала уже не так убедительно.       — Просто царапина?.. — да, его определённо не удовлетворил ответ подчинённой.       Из-за спины Акутагавы, точно змеи, возникли несколько чёрных лент Расёмона и стремительно потянулись к Хигучи. Девушка понятия не имела, что задумал Рюноске, но сопротивляться ему не хотела, да и не смогла бы. Зато паника огромной пульсирующей материей росла в её груди и грозилась проломить рёбра.       Расёмон обвился вокруг её рук, ног, талии, даже вокруг шеи — и Хигучи оказалась полностью обездвижена. Девушке казалось, что её захлёбывающееся сердце слышно всему городу — так громко оно стучало в ушах.       Рюноске вплотную приблизился к лицу Ичиё.       — Хигучи, — сипло, но очень отчётливо произнёс Акутагава. — Только попробуй, слышишь меня, только попробуй умереть. Я воскрешу тебя и самолично прикончу за это.       И, рывком сокращая расстояние между их лицами до непростительно близкого, он легко, почти невесомо коснулся её губ своими.       Хигучи даже не сразу поняла, что происходит. Она судорожно вдохнула воздух через нос, почти ощутимо дрожа.       Если Акутагава сейчас откроет глаза и посмотрит на неё, она точно умрёт. Наверное, она и так умрёт сегодня — и с большой вероятностью, в очень даже прямом смысле — или от стыда, или от смущения, или от Расёмона. Но умирать сейчас так мучительно не хотелось… И потому Хигучи прикрыла глаза, как ей случалось видеть в фильмах, и произвела некое движение губами в ответ.       Все эти действия были настолько же новы для неё, насколько просты и понятны. Удивительно, но целоваться оказалось совсем не так сложно, зато чертовски приятно. Ичиё даже не пыталась понять, что происходит и почему это происходит.       Справедливости ради, она вообще не была способна думать. В голове сквозил такой ветер, что за ним Хигучи не смогла бы услышать голоса разума, если бы тот сейчас и мог ей что-то подсказать.       Долго. Так невозможно долго. Акутагава явно не торопится её отпускать, а она совершенно не против этого. Хигучи согласилась бы провести вечность в крепких путах Расёмона, не причиняющих ей вреда, рядом с Рюноске, целующим её.       Девушка и не заметила, как рану на руке сначала обожгло резкой болью, а затем крепко стянуло. Вернее, заметила, но не пожелала открывать глаза. Сейчас хоть весь мир рухни — ей плевать.       Однако Акутагава вскоре сам отстранился и с высоты собственного роста пристально посмотрел ей в глаза.       — Я достаточно внятно объяснил? — отчеканил он.       Хигучи почувствовала, как запылали её щёки — она не выдержала и отвела взгляд.       — Т-так точно, — пробубнила девушка. — Постараюсь больше не допустить ранений.       — Превосходно.       В тот же миг хватка Расёмона ослабла: ленты начали обратное движение и очень скоро скрылись за спиной своего хозяина. Хигучи осмелилась снова взглянуть на Акутагаву и с колоссальным внутренним волнением отметила, что тот часто дышал, хотя и силился это скрыть.       Да и слабый румянец на его вечно бледных щеках говорил лучше любых слов.       Рюноске круто развернулся, пересёк комнату и застыл возле двери, кажется, намереваясь что-то спросить, но спустя несколько мгновений просто вышел, хлопнув дверью.       Ичиё медленно осела на пол.       — Акутагава-семпай… — она провела пальцами по губам, отказываясь принимать произошедшее. Она уже всерьёз задумалась, не умерла ли она на миссии — может, это рай такой?       Взгляд скользнул на простреленную руку, и Хигучи с удивлением обнаружила там… Повязку. Рука была прилежно забинтована в области ранения.       За дверью раздался голос Тачихары:       — Эй, Аку! Ты Хигучи не видел?       — Не видел, — прошипел в ответ Рюноске. — Тебе какое дело?       — Чистый интерес подчинённого. Её подстрелили в плечо, вот я и хотел узнать, мне готовить себя к новому начальству, или она поживё…       — Она в порядке, я более чем уверен, — отрезал Акутагава. — И там её нет. Я сообщу ей, что у неё чрезмерно заботливые подопечные, если встречу, а сейчас ты можешь быть свободным.       — Ну, как скажешь, начальник, — усмехнулся Мичизо.       — А, и ещё, — судя по внезапному хрипению Тачихары, в ход снова пошёл Расёмон. — Для тебя — Акутагава. Ясно?       — Кх… Да понял, понял…       — Свободен.       Хигучи, ставшая случайной свидетельницей этого разговора, подавила смешок и нашла в себе силы подняться.       Шкатулка-аптечка, которую она успела только открыть, так и стояла на столе, но выглядела так, как будто в ней что-то искали. А рядом в подтверждение этих мыслей остались небрежно открытая — разорванная — пачка бинтов и пузырёк с перекисью водорода. Ичиё, конечно, знала, что Акутагава хорошо контролирует Расёмон и может делать с помощью него много что — но чтобы настолько…?       Хигучи дотронулась до перевязки, провела по ней левой рукой, и на лице её, как долгожданный лучик солнца после затяжных дождей, засияла улыбка.       Когда через полчаса Акутагава вернулся, держа в руках бумажный пакет с круассанами и некоторой другой выпечкой, Хигучи уже мирно спала на выделенном ей диванчике, ровно дыша и, кажется, улыбаясь своим снам.       Снам ли?