***
Подперев голову рукой, Марк с усмешкой рассматривал спящее лицо Гана. На ребенка он, конечно, не был похож. По крайней мере, не на того, который лежал рядом с ним. Да и вообще — тоже. Потому что дети у Марка не вызывали неконтролируемого желания провести пальцем по губам, слегка оттягивая их, чувствуя гладкость зубов и влагу рта, а Ган — вызывал. Перманентно. Марк цокнул языком, отдергивая руку, и тоже повалился на подушку. Только таких мыслей ему сейчас не хватало. Ган хоть и ныл постоянно о том, что у него непомерные аппетиты, но Ган часто ныл просто так, а не потому что действительно жаловался, а Марк все еще адекватный человек и умеет держать себя в руках. Наверное. Ребенок, лежащий между ним и Ганом, был хорошим стопором и напоминанием, что рамки приличий стоит соблюдать и всегда можно — и нужно — дождаться вечера, когда стопор заберут восвояси родители. Дремота постепенно сморила и Марка, потому что в выходные он привык отсыпаться как минимум до полудня, а не нянчиться с детьми. Но скрипнувшая дверь заставила его приподнять голову и встретиться взглядом с Руном. Тот вскинул брови, рассматривая идеалистическую картину, и бесшумно хмыкнул. — Так и знал, что он тебя позовет, — негромко резюмировал он. Марк зевнул и пожал плечами, осторожно садясь на кровати, чтобы не потревожить спящих. Пока он раздумывал, стоит ли ему вставать или можно просто доспать, потому что Рун вроде как не против, что они заняли его комнату, сам Рун уже аккуратно взял ребенка и, видимо, понес его на встречу с освободившимся родителем. Марк решил все-таки выйти в гостиную, плотно закрывая за собой дверь в спальню. — Я принес еду, — сказал Рун, возвращаясь из коридора. Он кивнул на пакет, поставленный на стол возле дивана. — Что, сразу на троих взял? — не без иронии выгнул бровь Марк. — На всякий случай, — Рун ему подмигнул, Марк в ответ лишь вздохнул: — Может, скажешь Пи’Гану, что давно в курсе о нас? — Ни за что, — Рун отвлекся от раскладывания контейнеров с едой из пакета, чтобы посмотреть на Марка. — Как я тогда узнаю, какие еще изощренные отговорки он способен придумать? Хмыкнув, Марк опустился на диван и придвинул к себе один из контейнеров. Пахло вкусно, но вместо желания поесть, его посетило совсем другое. Он задумчиво закусил губу, переводя взгляд на Руна. — Может, поедешь сегодня на ночь к своей подружке или к кому-то из друзей? У меня есть планы, и мне бы не хотелось, чтобы Пи’Ган тратил силы на придумывания отговорок для тебя. Ему будет на что их потратить позже. — Что я за это получу? — деловито спросил Рун, подавая Марку вилку с ложкой для еды. — Вообще-то, ты мой должник из-за этого ребенка, — напомнил Марк. — Я должник Гана. — Не волнуйся, он останется довольным. — Так ты со мной не договоришься, — выразительно приподняв брови, хмыкнул Рун. Не выдержав и все-таки закатив глаза, Марк снова вздохнул, смиряясь, что в этих баталиях он всегда остается в проигрыше: — Ладно. Что на этот раз? Рун отложил приборы и достал телефон, быстро находя нужную информацию и поворачивая экран к Марку. — На следующей неделе стартует продажа лимитированных кроссовок от «найк». Будет здорово, если мне не придется тратить время, чтобы часами сидеть на сайте для их покупки. Ну конечно. Марк качнул головой, поджимая губы. С лимитированными коллекциями, которые раскупали за пару минут, а сайты из-за нагрузки вечно лагали, у него всегда были проблемы. Но планы менять не хотелось, поэтому он смиренно кивнул: — Ладно. Будут кроссовки, — в конце концов, к процессу всегда можно было подключить Мавина и Кванг. Если повезет, он даже урвет сразу несколько пар, и тогда только выиграет от ситуации. Шанс небольшой, но он есть. — Тогда по рукам. Доем — и до завтрашнего полудня ты меня не увидишь, — вдохновленно пообещал Рун, принимаясь наконец за еду. Марк присоединился к нему. В конце концов, силы ему пригодятся не меньше, чем спящему за дверью Гану, который пока еще не подозревал, насколько умопомрачительный вечер его ждет. Буквально. Марк тоже знал толк в возмещении долгов в свою пользу.Часть 1
23 июля 2021 г. в 18:14
— Это что? — Ган уставился на коляску, искренне надеясь, что ему она снится. И улыбающийся — весьма ехидно и почему-что самодовольно улыбающийся — Рун тоже снится. Он даже моргнул несколько раз и ощутимо ущипнул за запястье, но лучше не стало — Рун и коляска из коридора никуда не исчезли, зато запястье теперь неприятно ныло.
— Не «что», — наставительно поправил Рун, — а «кто». Это ребенок, Ган!
— Я вижу! — вскинулся тот. — Откуда ты его взял? О нет, — догадка, пришедшая в голову, казалась ошеломительной, но не такой уж неправдоподобной. Ган прищурился и, подозрительно окинув взглядом ребенка, посмотрел на Руна с плохо скрываемым ужасом: — Только не говори, что это твой ребенок.
Рун закатил глаза:
— Конечно, нет.
На мгновение Гана отпустило — «нет» уже неплохо. Значит, ребенок в их квартире точно не навсегда. Слова «навсегда» и «дети» в одном предложении его сильно напрягали. Правда, надолго расслабиться ему не удалось. В реальность его вернул хныкающий звук из коляски, и Ган на всякий случай сделал пару шагов назад.
— Это ребенок, а не бомба, — Рун вновь закатил глаза и сунулся в коляску, бормоча что-то настолько сладким голосом, что Гана передернуло. — И, кстати, тебе придется посидеть с ним до вечера.
Поперхнувшись воздухом и возмущением, Ган еще больше округлил глаза, хотя казалось, что дальше некуда. Они и так грозились покинуть орбиты, как и сам Ган — только орбиту Земли. И желательно поскорее, пока Рун, уже снова обувающийся, в свою очередь не покинул квартиру.
— Стой, — Ган вцепился в него обеими руками. — Какого черта? Я не стану сидеть с каким-то ребенком. Где ты его вообще взял?
Рун вздохнул и, слегка поморщившись, отодвинул Гана подальше от себя, освобождая проход к двери:
— Это сын моего коллеги. У нас срочный выезд, а оставить его не с кем. У тебя же не было никаких планов, поэтому сделай одолжение. И прекрати на него так смотреть, серьезно, Ган, он тебя не укусит.
— Откуда я знаю? — насупившись, Ган продолжал осмотрительно держаться от коляски подальше.
— У него даже зубов еще нет, — цокнул языком Рун. — Ладно тебе, всего несколько часов. Ты справишься, — ободряюще хлопнул он его по плечу. Гану не помогло. — Найдешь все необходимое в этой сумке. Удачи, — и пихнув объемную сумку ему в руки, Рун поспешил скрыться до того, как Ган придет в себя и снова начнет возмущаться.
Ган в себя пришел очень быстро. Одновременно с хлопком двери. Пришел в себя не он один — ребенок тоже дал о себе знать, вновь захныкав и завозившись. Ган огляделся в поисках помощи, будто бы откуда-то из воздуха появится добрая фея и решит все его проблемы. Хотя бы одну.
Детей Ган не то чтобы не любил, он откровенно не знал, что с ними делать. Пока все вокруг — все! Абсолютно все! Как будто с появлением ребенка их вводили в какой-то эмоциональный транс! — умилялись, Ган старался держаться подальше и выдавливал из себя вежливую улыбку, но опасливые взгляды, кидаемые на детей, не прятал. И если раньше, когда его спрашивали, чего он боится больше всего, он затруднялся с ответом, потому что ничего в нем не вызывало панического страха, то сейчас, оставшись с невразумительно что-то болтающим на своем языке ребенком, Ган с уверенностью сказал — вот это, происходящее в данную секунду — его самый большой страх.
Когда-то он наткнулся на видео, где именитый американский психолог, рассказывал про борьбу со страхами. Тема Гана не сильно интересовала, но психолог говорил так уверенно и интересно, что он досмотрел видео до конца.
— Не пытайтесь справиться со страхом в одиночку. Если вы чувствуете, что у вас не получается, обязательно обратитесь за помощью, — говорил харизматичный мужчина в очках, а Ган тогда машинально запомнил еще несколько английских слов и решил, что хоть чем-то видео для него оказалось полезно. Теперь понимал, что не только пополненным словарным запасом.
Выдохнув, Ган уверенно достал телефон.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он, несмело все-таки берясь за ручку коляски, чтобы вкатить ее в гостиную.
— Я не стану снова врать твоему брату, что ты ночуешь у меня, — тут же заявил Тёрд. — Разберись уже с этим. Ты не можешь вечно скрывать от него, что твои отношения…
— Нет, стой, — Ган поспешил его перебить. — Мне нужна помощь не с этим, а с ребенком.
Тёрд замолчал, но всего лишь на мгновение, видимо, осмысливая услышанное.
— Откуда у тебя… Твою мать, только не говори, что это твой!
Ган поморщился — то, насколько они с Тёрдом иногда были похожи в мыслях и фразах, пугало даже его.
— Конечно, нет, — с Руном они, видимо, тоже были похожи, но это пугало немного меньше. Все-таки у них есть на это основание — из одной семьи как-никак. Правда, после подобного предательства Ган уже в этом сомневался. В семье так не поступают. — Пи’ притащил домой ребенка коллеги, а сам уехал работать. Попросил посидеть до вечера, но я понятия не имею, что с ним делать. Он слишком маленький. И он даже не разговаривает. Как я пойму, чего он хочет?
— А я как пойму? — спросил Тёрд. — Я вообще-то тоже не сильно в детях разбираюсь.
— У тебя ведь две сестры.
— Старшие, — фыркнул Тёрд. — В любом случае, я не могу. У меня репетиция только началась, и вообще… — на фоне послышались голоса, призывающие повесить трубку и вернуться в зал. Тёрд затараторил: — Включи ему телек, погремушку дай, я не знаю. Посмотри в интернете. Или позови своего ненаглядного, погибните под гнетом родительской ответственности вместе. Как Ромео и Джульетта, — коротко расхохотавшись, он отключился, а Ган недовольно посмотрел на телефон.
Во-первых, Ромео и Джульетта никогда не были родителями, не дожили. Во-вторых, погибать Ган совершенно не собирался. Ни от яда, ни от родительской ответственности, ни от идиотских шуток Тёрда. Хотя последнее, учитывая качество остроумия в шутках, было самым вероятным способом самоубиться.
Добавив того тоже в свежесозданный список предательств века, Ган снова вздохнул. Ребенок вторил ему и, задрав голову с противоестественно большими глазами, посмотрел как-то очень осознанно. Будто бы осуждал его за то, что ему требуется помощь в такой глупости.
— Много ты понимаешь, — Ган едва удержался от того, чтобы не высунуть язык, и набрал следующий номер.
Вообще-то, звонить Марку он не собирался. Тот, конечно, приедет и поможет, но потом за это потребует в два раза больше, а Ган слишком хорошо помнил, чем закончилась его прошлая просьба об одолжении. Он даже не подозревал, что у него в таких местах есть мышцы и что они так сильно могут ныть, напоминая о себе при каждом движении.
Вообще-то, у Гана был миллион вариантов знакомых, кому позвонить. Но Рун, словно специально устраивая ему квест, выбрал тот период, когда все, кто мог согласиться, или разъехались на отдых, или усиленно работали, чтобы потом разъехаться на отдых. Даже родители. Ган вздохнул и нажал на кнопку вызова.
— Неужели ты в тайне от меня завел ребенка и наконец решился рассказать об этом? — Марк с демонстративной задумчивостью смотрел на малыша, который внимательно следил за неправдоподобно яркими мультяшными животными на экране телевизора. В его руки уже вручили печенье, найденное в необъятной сумке, и пока тот его обсасывал беззубым ртом, Марк копался в сумке дальше:
— Его надо покормить, а потом уложить спать. Дети обычно спят днем, — сказал он с видом человека, который воспитал как минимум десяток детей.
Ган выгнул бровь:
— Я начинаю думать, что это у тебя есть тайные дети, о которых я не в курсе.
— Конечно, — с энтузиазмом согласился Марк. — Хочу вырастить футбольную команду к тридцати. Желательно с запасным составом, но там как получится.
Не то чтобы Ган ему верил, но на всякий случай пихнул его в колено. Рассмеявшись, Марк поднял взгляд от содержимого сумки:
— Просто еще когда я учился в средней школе, моя двоюродная сестра часто оставляла со мной своего сына. Дети не так страшны, как ты думаешь. Нам, — он ткнул на увлеченного телевизором малыша, — повезло. Этот довольно спокойный. Мой племянник даже в таком возрасте покоя не давал и не желал сидеть на месте. Вечно куда-то уползал.
— Какая животрепещущая у тебя биография, — скептически поджал губы Ган. Его совсем не впечатлило.
— Я могу уйти вместе со своей биографией, — Марк в долгу не остался. Даже приподнялся с дивана, но Ган, моментально среагировавший, усадил его обратно и тут же заискивающе улыбнулся, заглядывая ему в лицо:
— Беру свои слова обратно.
— То есть моя биография совсем не животрепещущая? — прищурился Марк.
На секунду Ган смешался, запутавшись в собственном сарказме, а Марк, не сдержавшись, расхохотался:
— Ты очарователен, — он легонько оттянул его щеку в сторону и тут же отпустил, поднимаясь на ноги. — Пойдем, надо приготовить твоему тайному ребенку еды. Тут есть каша, думаю, сойдет, — он потряс коробкой, найденной в сумке.
С приготовлением каши он справился быстро, Ган даже не ожидал, что это настолько просто. Еще больше не ожидал он того, что Марк усадит ребенка к нему на колени и на возмущенный взгляд только пожмет плечами:
— В коляске неудобно. Не на диване же кормить, если испачкаем обивку, придется вызывать кого-нибудь почистить.
— А меня пачкать, значит, можно?
— Если мы испачкаем тебя, то я сам тебя помою, без помощи всяких служб, — Марк недвусмысленно дернул бровями, и у Гана, словно на условном рефлексе, вдоль позвоночника прокатились мурашки. Сейчас ощущения добивало — и вовсе не в приятном смысле — то, что на коленях елозил пусть спокойный, но подвижный ребенок, и Ган чувствовал себя последним извращенцем.
Впрочем, вслух признавать этого не спешил. Начинал как обычно Марк, пусть он и чувствует сомнительные эмоции по поводу дурацких пошлых шуток при ребенке. Тот хоть говорить не мог, но смотрел на них слишком умными глазами.
— Ты отвратителен, — буркнул он, выразительно посмотрев на Марка.
— Думаешь о всяких непотребствах ты, а отвратителен я, — тот не остался в долгу, без труда прочитав его мысли по мгновенно зардевшимся щекам. — Не переводи стрелки, Пи’Ган. Лучше сиди смирно, иначе я действительно промахнусь мимо рта.
Ган послушно замер. Пачкать штаны детской кашей ему не хотелось, а еще на периферии сознания он поймал себя на мысли, что вид Марка, кормящего ребенка с ложки, почти милый и домашний. Ган даже немного залюбовался, пока ему в рот не втолкнули вязкую субстанцию. От неожиданности Ган проглотил, чувствуя на языке молочно-сладкий привкус.
— Только я подумал о том, что ты милый, и ты все испортил! — попытку Гана ударить Марк легко прервал одними словами:
— Я же сказал, сиди смирно. А то еще уронишь ребенка, отвечать сам будешь. В это я точно не полезу.
Ган уставился на него волком, оскорбленный до глубины души такой выходкой.
— Да ладно, — Марк тоже попробовал кашу, — вполне вкусно. Сладко. Не надо на меня смотреть, будто я тоже попал в твой список предательства.
— Нет у меня никакого списка, — возмутился Ган.
Марк приподнял брови:
— Не верю, что ты спустил с рук выходку Пи’Руна и отказ Пи’Тёрда.
— Признайся, что тебе в голову вшит чип, с помощью которого ты читаешь мысли людей.
— Только твои, Пи’Ган, — хмыкнул Марк. — У тебя же на лице все написано. Никакого чипа не надо.
Вздернув подбородок, Ган поджал губы и скосил на Марка демонстративно обиженный взгляд. Тот никак не отреагировал, продолжая ложку за ложкой аккуратно впихивать в рот ребенка. Держать выражение лица обиженным Ган смог не больше минуты, моментально переключаясь на то, как ловко у Марка получалось кормить того, несмотря на то, что ребенку, кажется, стало надоедать и он начал отворачиваться.
— Совсем, как ты, когда начинаешь капризничать, — Марк негромко рассмеялся. — С едой, кстати, тоже, — он с улыбкой быстро посмотрел на Гана. — Может, это не твой тайный ребенок, а ты сам, перемещенный из прошлого?
— У тебя слишком бурная фантазия, — Ган закатил глаза. — Ее бы в благое русло.
— В благое русло — немного позже, — пообещал Марк с таким выразительным взглядом, что Ган сразу понял, что это за благое русло, но лишь вздохнул. К «благому руслу» он был готов уже в тот момент, когда набирал номер Марка, чтобы попросить приехать.
Ребенка было решено уложить спать в комнате Руна. Решил так Ган исключительно из мстительных соображений, даже хотел предложить снять памперс и надеяться, что план мести приобретет более интересный поворот, но вовремя вспомнил, насколько у Руна точный глазомер, и что он сам уворачиваться от летящих в него предметов так толком и не научился. Получить в лицо в лучшем случае влажной простыней не хотелось, и Ган смирился с легким чувством внутренней неудовлетворенности, которое, впрочем, очень скоро сменилось на чувство сонливости, а после и на полноценный крепкий сон рядом с таким же сопящим и уже не так сильно пугающим комочком среди вороха подушек, принесенных для безопасности в том числе и из комнаты самого Гана.