***
Она просыпается в пустой и холодной постели. Прошлой ночью они оставили окно открытым, и теперь декабрьский воздух просочился в ее суставы. На той стороне кровати, где лежал Рэй, было пусто, но с другой стороны дома доносился приглушенный звук. Хизер накидывает рубашку Рэя со вчерашнего вечера, темно-синюю с круглым воротником, и босиком идет на звук. Она находит Рэя на кухне, он наливает тесто для блинов в кастрюлю. Он улыбается, когда она входит, шепчет утреннее солнце в ее волосы, когда целует ее в макушку, и она с радостью наклоняется к нему. Она задается вопросом, как ей удалось собрать все это между ними двумя и превратить это в уродство. Как ей удалось получить всю эту любовь и превратить ее в пепел. — Вчера забыл спросить, — перебивает ее мысли Рэй, щелчком руки переворачивая блин, — как прошел тест? — Это восхитительно по-домашнему-что-то, что Хизер не ожидала получить такое удовольствие. Рэй Холл в спортивных штанах, низко сидящих на бедрах, на кухне Энн, готовит ей завтрак. Она задается вопросом, сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к этому. Если бы она могла проснуться однажды утром рядом с ним и не чувствовать, как он трепещет у нее в груди. Она знает, что, вероятно, ей и не придется; с тем, как он ведет себя, это не продлится долго. Хизер крадет чернику из контейнера и бросает ее в рот. — Пригвоздило, конечно, — пожимает она плечами. Общественный колледж был… в основном хорошим. Тяжелая работа, особенно рядом со всеми часами, которые она все еще проводит на ранчо, но определенно управляемая. Энн настояла на том, чтобы заплатить ей за полные тридцать часов, но Хизер удалось договориться о снижении до двадцати. Остальные десять она работает бесплатно; компенсация за пансион и еду, которую Энн ставит на стол для нее и Лили. Вероятно, это даже не покрывает половину стоимости, но приятно, по крайней мере, что-то вернуть. — Это моя девочка, всегда самая умная в комнате, — Рэй широко улыбается ей, проводя рукой по волосам. За последние два месяца они стали длиннее и все время падают ему на глаза. Хизер больше нравится, когда локоны достигают его затылка, где она может запутаться в них пальцами. Она прыгает, чтобы сесть на кухонный стол, пока Рэй раскладывает чернику на ее блине, чтобы сформировать улыбающееся лицо. Он отступает назад, любуясь своим шедевром, и добавляет: — Кто бы мог подумать, что ты такая чертовски умная. — Конечно, я умная. Уговорила тебя пойти со мной на свидание, не так ли? — парирует она, склонив голову набок и одарив его пронзительной улыбкой. Рэй удивляется, почему она говорит так, будто это достижение, будто есть хоть какой-то шанс, что он не влюбится в нее так, как влюбился. — Мне не потребовалось много времени, чтобы пойти с тобой, Хизер, — говорит он, как будто это легко признать, как будто он не чувствует, что она ускользает от него. Она закатывает глаза, но он не смотрит на нее. Хизер задается вопросом, как она когда-нибудь поймет это сама, она уверена, что он собирается порвать с ней до конца года; сказать ей, что это не работает, что ему стало скучно или он чувствует клаустрофобию в этом маленьком городке и их маленькой жизни. Но тогда почему он все еще здесь? Зачем его вытаскивать? Зачем стоять здесь и печь блинчики, как будто ему здесь самое место; как будто он не собирается разбить ее чертово сердце? Противоречивые чувства заставляют ее желудок сжиматься, и внезапно она больше не чувствует себя такой голодной. Должно быть, тревога отразилась на ее лице, потому что Рэй поднял бровь. Она берет еще одну ягоду и перекатывает ее между пальцами, просто чтобы избежать его взгляда, но он прижимает палец к ее подбородку, чтобы заставить ее поднять глаза. Трудно смотреть на него таким взглядом, когда он смотрит на нее так, словно пытается увидеть ее насквозь, словно ответы придут к нему, если он достаточно сосредоточится. Она подносит руку к поясу его спортивных штанов, просто чтобы было за что держаться, а другой сжимает край прилавка, на котором сидит. В этом нет ничего сексуального, но голая кожа его бедра горит от ее прикосновения, и она понимает, что под ним ничего нет. — Ты все еще в нем? — наконец спрашивает она, потянув за пояс, чтобы он встал между ее ног. Рэй некоторое время молчит, при этом его лоб хмурится, что выглядит так, будто это может быть навсегда, если он будет продолжать в том же духе. Он выглядит… пойманным в ловушку. На долю секунды Хизер задается вопросом, не является ли она просто объектом очень сложной шутки. Затем он спрашивает: — О чем именно ты меня здесь спрашиваешь? — Я думаю… — начинает она, делая глубокий вдох, избегая его взгляда, сосредоточившись на пятне на стене позади него, которое выглядит так, будто Лили оставила на нем грязный отпечаток руки, — Я думаю, я пытаюсь спросить тебя, чувствуешь ли ты, что у нас есть срок годности. Она прикусывает щеку изнутри, пытаясь подобрать нужные слова. Она надеялась, что сможет продержаться еще немного—насладиться завтраком, выйти на улицу, поцеловать его еще немного. Такое чувство, будто что-то пытается вырваться из ее груди. — У меня такое чувство, что ты работаешь с каким-то крайним сроком, о котором я не знаю. — Хизер, — говорит он, и это звучит так искренне, что она отдергивает руку. Если это так, то она не хочет прикасаться к нему. Она знала, что это произойдет, она также знала, что это победа, которую ей не позволят сохранить. Его глаза скользят по ее лицу, как будто он пытается найти там ответы. Он, кажется, не слишком удивлен этим вопросом—обвинением, от которого в животе у Хизер только сильнее забурлило. Рэй делает неопределенный жест между ними. — То, что у нас есть, мы взяли взаймы, дорогая, — язвительно замечает он, как будто не в чем признаваться. Как будто на сковороде не горит тесто. — Я Холл. Я никогда отсюда не выберусь. Мы оба это знаем. Но ты… — В его голосе звучит ярость, и Хизер вдруг испугалась, что дело вовсе не в них. Не о том, что у них есть или чего им не хватает, а о чем-то совершенно другом, что Рэй взял из воздуха и поместил в них, как невидимую перегородку, разделяющую их. Чертова пропасть, о существовании которой она даже не подозревала. — Знаешь, — продолжает Рэй, — Ты могла бы с кем-нибудь познакомиться. Кто-то стабильный, кто-то, кто учится в колледже, кто собирается зарабатывать стабильный доход в будущем. Купи себе билет отсюда. Хизер обиженно фыркает. Если бы она не была зажата между спинкой и Рэем, стоящим перед ней, она бы прыгнула с этой стойки и шагала, уходила, бросала что-нибудь. Она тянется вправо, выключая тепло, которое продолжает испускать запах подгоревших блинов, отталкивая сковороду от источника. Рэй наблюдает за ее движениями, как ястреб, словно ждет, когда она побежит. Его рука парит над ее коленом, как будто он хочет прикоснуться к ней, но не уверен, сможет ли; если он должен, если ему даже разрешат прямо сейчас. Хизер ничего не говорит о руке. Она не знает, хочет ли она, чтобы он прикасался к ней прямо сейчас. — Может, ты прекратишь с этим… со всем этим мертвым грузом? Ты когда-нибудь думал, что, может быть, Карп будет чертовски стоить того, чтобы быть с тобой? — Она снова оглядывается назад, не в силах взглянуть на него, но он так близко, он прямо здесь, и это трудно сделать прямо здесь, думать о Рэе, который так чертовски боится, что он подумает, что она бросит его. — Не знаю, помнишь ли ты, — выплевывает она, — но у меня есть билет отсюда, Рэй. У меня есть пятьдесят гребаных тысяч долларов. Ты когда-нибудь думал, что я не хочу уйти? Ты когда-нибудь думал, что, может быть, я ни с кем не встречалась в колледже, потому что не смотрела ни на кого другого? Рэй молчит. Просачиваясь сквозь ее внезапную вспышку, Хизер чувствует что-то, что она не может точно определить; смесь облегчения и стыда. Ее гнев угасает, пока не становится едва заметным; тлеющие угольки в пепле. Она понимает, что Рэй Холл, возможно, самый уязвимый человек, которого она когда-либо встречала. Когда он внутри, он внутри. Никаких откатов. — Я потратила на это две недели, — признается она, пытаясь найти способ объяснить, заставить его понять. — То, как ты себя ведешь.… Я думала, что это все. Я думала… Хизер не дает себе закончить. Так будет лучше. Невысказанные слова густо повисают в воздухе вокруг них. Она чувствует себя такой чертовски маленькой прямо сейчас, она больше не знает, как понять все это. Перестанут ли они когда-нибудь так чертовски бояться этого? О чем это может быть? О мире, в котором живут они вдвоем? Она смеется над этим, тихо и запыхавшись, и это кажется чужим в ее горле. Рэй тоже не отвечает. Хизер смотрит на линию его губ, на стиснутую челюсть, на его глаза, сосредоточенные на ней, даже не глядя. Где-то в глубине души она понимает это. Когда она была рядом с Рэем, с ее плеч словно свалился тяжелый груз. Она возьмет его все и даже больше, если не будет мерить шагами себя. Хизер знает, что для него это, должно быть, то же самое, потому что их жизни шли параллельно в течение многих лет, и никто из них этого не знал. Они пережили все сами, ничего не прося, ничего не ожидая взамен. То, как они живут, то, как их воспитывали, — вы привыкаете к тому, что вам дают. Ты получаешь то, что получаешь. А Рэй Холл получил столько ударов, что никогда не узнает руку, протянутую ему, чтобы помочь подняться. Хизер не может винить его за это. Она знает, что они гораздо больше похожи, чем ей хотелось бы признать. Рука Рэя все еще висит над ее ногой. Хизер все равно. Она кладет руку ему на затылок и притягивает к себе, их лбы соприкасаются, глаза закрыты. Она знает, что Рэй смотрит на нее, пытаясь понять. Его дыхание неровное, напряженное. Может быть, ей все-таки позволят оставить эту. Она очень на это надеется. Она вдыхает его. Когда она снова открывает глаза, Рэй все еще смотрит. Он даже не делает вид, что ничего не знает, а Хизер не делает вид, что ничего не знает, потому что здесь только они, и им разрешено снимать доспехи, когда они вместе. Она говорит ему: — Все это чертовски страшно. Рэй хмыкает в знак согласия, и Хизер чувствует вибрацию в нем больше, чем на самом деле воспринимает звук. Она закидывает ноги ему за спину, чтобы притянуть его ближе к стойке, на которой сидит, зажимая его между ног, и он кладет руки ей на бедра, чтобы не упасть. Он по-прежнему молчит. Интересно, скажет ли он ей когда-нибудь, о чем сейчас думает? — Но у меня есть ты, — говорит она, отчаянно пытаясь заполнить тишину, которая растет между ними, как сорняки. Она судорожно выдыхает, пытаясь заставить себя почувствовать себя выше, сильнее, чем сейчас. Рэй двигается, прижимается губами к ее лбу. Его руки скользят от ее ног к талии, пальцы сжимаются, словно он пытается понять, настоящая ли она, слышит ли. Хизер не знает, что на это ответить. Интересно, когда он поймет, что она пустила здесь корни? Она не произносила слова «любовь» с тех пор, как они были вместе на берегу реки, но она здесь, и она чувствует это, и она знает, что он тоже это чувствует. И, может быть, они еще не готовы сказать это, но она сжимает его шею сзади, и стон застревает у нее в горле, и она пытается вложить его в каждую часть своего тела, которая касается его прямо сейчас. Слова срываются с ее губ, когда она пытается заговорить. Рэй сильнее прижимает пальцы к ее бокам, пока в них не появляется острая боль, от которой Хизер не может отодвинуться. — Я знаю, — выдыхает он. Он целует ее. Пока этого достаточно.Часть 1
23 июля 2021 г. в 19:01
Два месяца спустя Хизер впервые понимает, что Рэй не ожидает, что это продлится долго. Это начинается с малого, с того, что Рэй, казалось бы, уходит в себя, как только она упоминает что-либо относительно будущего. Отстраненный взгляд; неуверенное согласие, как сказать старому другу, с которым ты столкнулся, что ты должен скоро тусоваться, зная слишком хорошо, что никогда не позвонишь. К тому времени, когда она упоминает, что, возможно, собирается в поездку на Новый год, Рэй едва может дать ей прямой ответ.
Если бы Хизер была кем-то другим, это могло бы сделать ее гораздо более неуверенной, но восемнадцать лет жизни с собственной матерью научили ее одной вещи: как быть любимой без всякого подтверждения; как найти ее, когда ты изголодался по ней, когда ты не знаешь, где еще ее взять; как искать ее между грубыми словами и грубыми прикосновениями.
Но это не значит, что она не волнуется. Она смотрит, как он подъезжает к ранчо Энн, и в груди у нее растет что-то тяжелое и тошнотворное, словно ее вот-вот стошнит. Она не знает, как они сюда попали или знает: она не видела Рэя уже четыре дня из-за экзамена, который ей предстояло сдать, и у нее было достаточно времени, чтобы убедить себя, что все, что они затеяли, вот-вот развалится.
Рэй паркует машину, и Хизер наблюдает за ним через окно рядом с дверью. Он смотрит… хорошо, что снаружи. Легче, счастливее. Хизер знает, что это правда. Но это издалека. Она также знает, что есть что-то в его глазах, что-то отчаянное и злое, что-то извивающееся и вращающееся внутри него, что она может видеть только тогда, когда она находится в нескольких дюймах от него.
Он проводит рукой по волосам, когда она открывает перед ним дверь. В свете фонаря на крыльце его волосы кажутся золотистыми. Она слышит, как стучит в ушах ее сердце, когда Рэй улыбается и входит в дверь. Он обнимает ее, притягивая к себе, и внезапно она чувствует себя обнаженной и уязвимой. Рэй прижимается губами к ее лбу, щеке, подбородку, шее.
— Ты одна? — спрашивает он, прислушиваясь к тишине дома за ее спиной. Его горячее дыхание касается ее шеи, его губы — ее кожи. Это заставляет ее дрожать, это почти ожог, который искрится на твоей коже, как будто ты должен отпустить горячую сковороду, как будто ты должен бросить горящую сигарету, как будто ты должен выйти, когда еще можешь. Но Хизер всегда была слишком хороша в том, чтобы упустить свой намек; в том, чтобы держаться за что-то, что разваливалось. Вот почему она до сих пор каждый гребаный год проверяет почтовый ящик в свой день рождения, надеясь получить открытку с надписью «папа».
Она кивает в ответ, отрывисто и нервно, пытаясь отделить ощущение рук Рэя через рубашку и тот факт, что она думает, что он пытается порвать с ней.
— Хорошо, — выдыхает он, возвращаясь к ее губам, чтобы поцеловать ее, мягко и уверенно, без чувства голода. — Я скучал по тебе.
Что-то среднее между вздохом и рыданием застревает в горле Хизер, и она сжимает его руку, чтобы успокоиться, целуя его в ответ, торопясь, голодная и отчаянная, как будто она думает, что это может спасти их. — Я тоже по тебе скучала, — шепчет она ему в губы, впиваясь ногтями в затылок, цепляясь за локоны, чтобы притянуть его лицо ближе. Она тяжело дышит, наслаждаясь его запахом, ощущением его близости. Это похоже на прощание, на желание сделать это в последний раз. Она знает, что хотела поговорить с ним сегодня вечером, о будущем, о странных ответах и дрожащих руках, но она отталкивает это — разговор всегда можно перенести на завтра. Сегодня ей просто необходимо почувствовать его таким.
Позже Хизер смотрит на спящую фигуру Рэя, двигающуюся и беспокойную даже сейчас, и думает о том времени, когда она думала, что выиграла гребаный джекпот с Рэем Холлом. Она всегда с опаской признавала, что выиграла что-то, потому что ей никогда не позволяли сохранить победу в своей жизни, и, оказывается, на этот раз может быть не иначе.