***
Большую часть пути Хизер молчит. Она обхватила себя руками, что не кажется Рэю чуждым, интересно, сколько раз ей приходилось вот так успокаивать себя: всегда старшая сестра, всегда старший ребенок. В этот момент ему становится жаль Люка. Быть младшим братом было плохо, но это, кажется, другой вид боли, более одинокий; тот, где ты всегда ответственный, тот, кто принимает удары, как для себя, так и для тех, кого ты защищаешь. — Ты уверена, что хочешь этого? — спрашивает Рэй, и он боится, что все неправильно понял, что это не то, что ей нужно. Он крепко сжимает руль обеими руками — темно, дороги пусты, и чем ближе они подъезжают, тем больше ему кажется, что это худшая идея, которая когда-либо приходила ему в голову. Или, по крайней мере, хороший претендент на первую тройку. Хизер хмурится. — Все это было твоей идеей. — Она выглядит раздраженной, но Рэй знает, что это больше страх, чем что-либо еще, все шоу и никакого тепла. — Да, еще до того, как я узнал, что ты скажешь «да». Я просто подумал… — Я уверена, Рэй, — перебивает его Хизер. Больше нет места сомнениям. Они уже здесь. Что-то большое и тяжелое пытается поместиться в ее груди, освобождая место для себя, переставляя туда все, и ей трудно дышать. — Думаю, это будет катарсис. Рэй думает обо всем, что он мог бы сказать на это. Он мог бы окликнуть ее, остановить машину, найти способ заставить ее признать, что она не готова к этому, что она сожалеет об этом и что они должны развернуться. Но он знает, что Хизер больше всего на свете нуждается в том, чтобы быть главной, чтобы вернуть контроль над этой неразберихой, с которой она не знает, что делать. Поэтому вместо этого он приподнимает бровь и продолжает: — Ты получила это в своем электронном письме «слово дня»? Хизер смеется, облегчение омывает ее лицо. — Ох, заткнись. Рэй знает, что принял правильное решение, даже если потом все пойдет к черту. Он берет ее руку, подносит к губам и целует тыльную сторону. Румянец подкрадывается к ее лицу, но Рэй знает, что это не только из-за его захватывающего дух обаяния, хотя ему все еще нравится думать, что он имеет к этому какое-то отношение. Но взгляд Хизер устремлен прямо перед ними, туда, где на горизонте показался дом, темный, мрачный и в гораздо худшем состоянии, чем Рэй предполагал. Он не знал, чего ожидал, возможно, чего-то большего — чего-то успокаивающего. Но это всего лишь пепел и дрова. Он паркует машину перед ней, расстегивая ремни. Он выглядит пустым, но никогда не знаешь наверняка. Хизер, кажется, загипнотизирована его видом, не в силах отвести от него глаз. Выражение его лица становится серьезным. — Оставайся в машине, Хизер, — говорит он и выходит через водительскую дверь. — Сначала я проверю. Он возмущенно фыркает, когда слышит, как открывается дверь ее машины через несколько секунд после того, как закрывает свою. Она появляется рядом с ним, щеки красные, руки дрожат. — Я действительно похожа на человека, который слушает «оставайся в машине, Хизер»? — спрашивает она, прижимаясь плечом к его плечу. — Кроме того, я не думаю, что кто-то по доброй воле придет сюда. Рэй не сводит глаз с дома. — Я должен был догадаться, — пожимает он плечами, прижимаясь к ней, словно говоря, что я здесь. — Тогда держись поближе. Они направляются к входной двери. Рэй никогда не верил ни в одну из историй о Грейбилле, он видел достаточно монстров, чтобы знать, что они не должны быть мертвыми, чтобы напугать тебя до смерти, но он действительно задается вопросом, какие люди это привлечет сейчас; после всего, что произошло в нем. — Внутри никого нет, Рэй, — говорит Хизер быстро и нетерпеливо, толкая то, что осталось от входа. Его уже почти нет, только обугленное дерево свисает с петель. Рэй задерживает дыхание, когда она входит. — Видишь, — говорит она, но теперь ее голос звучит тише, и она закатывает глаза так, что Рэй почти уверен, что Хизер подхватила это от него. — Внутри никого. Никто, кроме собственных демонов Хизер. И Лучи, видимо, потому, что остатки дома Грейбиллов заставляют его грудь сжиматься, и он сжимает кулаки, просто чтобы было на чем сосредоточиться. Они ходят, и вокруг них густо пахнет дымом, хотя прошло уже несколько месяцев. Они идут по коридорам, по коридору, где стояли дедушкины часы, теперь просто превратившиеся во что-то обуглившееся и бесформенное; по комнате, где с потолка все еще свисает петля, по черному и расплавленному манекену на половицах. Долгое время оба молчат. — Не могу поверить, что чуть не умерла здесь, — говорит Хизер, когда они приближаются к лестнице в подвал. У Рэя нет ответа на это, но Хизер, похоже, и не ждет его. Они снова позволяют тишине повиснуть между ними, пустой и напряженной, и Рэй хватает ее за руку, просто чтобы они могли что-то почувствовать, просто чтобы он не чувствовал себя таким чертовски одиноким в этом месте. Когда она задерживается у входа на лестничную клетку, Рэй колеблется. — Ты уверена, что хочешь туда поехать? Хизер неуверенно пожимает плечами, но уже на полпути вниз. Она не оглядывается на него. — Если ты еще раз скажешь, что это может быть катарсис, клянусь, я… Сухой смех Хизер прерывает его, нервозность просачивается сквозь щели тщательно продуманного фасада, который она надевает, и он следует за ней вниз по лестнице. Воздух здесь гуще, как будто они никогда не могли выпустить весь дым, как будто он врос в стены. Рэй знает, что это, скорее всего, правда: все вокруг скрипит и стонет под их тяжестью. Это кажется еще более правдивым, когда нога Хизер проходит прямо через одну из досок, и она спотыкается вперед, колени шершавые на обугленных досках пола, и она просто знает, что позже ей придется вытаскивать осколки из ладоней. Когда она поднимает глаза, ей кажется, что ее сейчас вырвет. На полу, прямо перед ней, темнеет место, где что-то, кажется, сгорело и тлело насквозь, и желудок Рэя делает что-то тошнотворное, когда он понимает, что это. Он смотрит на Хизер, и она тоже это видит, ее лицо бледное и напряженное. Он тянет ее вверх, одной рукой придерживая за бедро, а другой придерживая за бедро, и Хизер не сводит глаз с его шеи, где она может видеть его сердцебиение сквозь кожу, ровное и безопасное. Рэй застыл на месте, пытаясь найти что-то в ее лице, что выдало бы то, что она сейчас чувствует, потому что он чувствует себя чертовски дерьмово. Но взгляд Хизер пуст; она даже не может встретиться с ним взглядом, просто сосредотачивается на чем-то под его лицом, ее дыхание тяжелое и прерывистое, как будто ей никогда не хватает воздуха, как будто она чертовски задыхается здесь, а Рэй может просто стоять и ничего не делать, потому что все это была его дурацкая идея. Хизер чувствует, что ей чертовски трудно дышать. Все так чертовски густо от дыма и запаха смерти, и она задается вопросом, как она когда-нибудь преодолеет это, как она когда-нибудь избавится от остатков этого дома. Она отчаянно цепляется за рубашку Рэя, словно стоит на краю чего-то, что видит только она. Рэй замирает, не зная, что он может сделать, не зная, может ли что-то сделать, чтобы подтолкнуть ее к краю. — Хизер, — говорит Рэй. — Хизер, я собираюсь вытащить тебя отсюда, хорошо? Хизер кажется, что он доносится откуда-то издалека, как будто он стоит на другом берегу реки, громкий и ревущий, но она все равно кивает. Рэй тянет ее за собой, его руки обжигают ее рубашку, вверх по лестнице, вниз по коридору, мимо кухни, и она старается не смотреть, когда они проходят мимо кладовки. На полу висячий замок, который, кажется, почти не пострадал от огня, и рыдание застревает у нее во рту, глаза горят. А потом они выходят на улицу, холодную и открытую, и ее необъятность почти вызывает у нее агорафобию. Хизер кашляет, и Рэй поднимает ее, чтобы она могла сесть на капот его машины. Он прислоняется к ее коленям, все еще держа руки по бокам, но ничего не говорит. Хизер вдыхает и выдыхает, вдыхает и выдыхает, пока снова не находит какой-то ритм. Тот, который не застревает у нее в горле. Только когда Рэй поднимает руку, чтобы вытереть ей лицо, она понимает, что плачет. Кажется, они не разговаривают уже несколько часов. — Ну, — задумчиво произносит она, наконец, голосом более хриплым, чем ей хотелось бы, просто потому, что ей нужно чем-то заполнить тишину. Иначе она думает, что молчаливое беспокойство Рэя может задушить ее. — Все прошло не так хорошо, как я думал. Рэй замирает на несколько долгих секунд, неуверенный, но его облегчение побеждает гнев, поэтому он решает не отчитывать ее за то, что она заставила его так чертовски испугаться. Он снова вытирает ее щеки, покрасневшие и шершавые, и ничего не говорит. — Можешь сказать, что я тебя предупреждала, — подбадривает она его, сжимая плечо, и от этого у Рэя мурашки бегут по спине. — Мы оба знаем, что ты этого хочешь. — Я не получу от этого никакого удовлетворения прямо сейчас, и мы оба это знаем, — выплевывает он, но за этим нет никакого настоящего жара, только беспокойство. Просто ощущение, что все здесь может быть, чтобы получить их, даже чертово прошлое. — Тогда ты можешь сказать это позже, — решает она, и Рэй тоже не получает от этого никакого удовлетворения. Интересно, узнает ли Хизер когда-нибудь, как дрожат его руки, когда он думает о том, чтобы оставить все это позади-весь этот богом забытый город и всю боль, которую они в нем похоронили. Но он знает, что они этого не сделают. Он пустил здесь корни; какой бы сухой и враждебной ни была почва, он застрял здесь. И он знает, что Хизер тоже, потому что она привязана к Лили так крепко, что, вероятно, даже не знает, как освободиться друг от друга, даже если бы захотела. — Я в порядке, — тихо говорит она, и она точно знает, что это не спокойный и собранный тон. Это достаточно близко к истине. Так и будет. Рэй смотрит на нее с выражением одновременно беспокойства и раздражения. Больше всего он смотрит на нее с выражением, которое говорит: — Я не верю ни одному гребаному слову из этого, Хизер Нилл. — Хизер знает этот взгляд лучше, чем кто-либо. Он обнимает ее за руку, и это мягче, чем она ожидала. Он просто складывает их и не сжимает. Он смотрит на нее напряженным и сердитым взглядом, и Хизер узнает этот аромат гнева, наполненный тревогой и облегчением и привкусом чего-то, что могло быть намного хуже. Это уже даже не настоящий гнев, а просто его отголоски, нечто, что хочет лаять больше, чем кусаться. Она целует его. Облегчение Рэя побеждает его удивление, на этот раз, и он целует ее в ответ, это, вероятно, не самый здоровый способ справиться с этим, но они возьмут то, что могут получить прямо сейчас. Хизер на вкус как дым, и Рэй боится, что может остаться с ним надолго. Он думает о больнице, о том, как он повернул назад, как запах огня задержался в его волосах на несколько дней. Интересно, сколько раз Хизер принимала душ, чтобы избавиться от воспоминаний о сгорании? Если бы она попыталась отмыться от него, как он, скребя кожу, пока она не стала сердитой и красной. Он целует ее так, как будто это может очистить их, как будто это может убрать пепел между ними. Ногти Хизер впиваются в его плечи, и что-то проносится сквозь Рэя, что-то маленькое и мягкое, как выброс адреналина, который ты получаешь, сидя с ногами, свисающими с края водонапорной башни. Это порыв, который он едва распознает, не после порыва ходить по неустойчивой доске; царапать дверь гребаного холодильника морга. Это так просто. Иногда ему хочется, чтобы они были нормальными. Но если бы они были нормальными, Хизер, вероятно, никогда бы не посмотрела на него. И тогда они не были бы здесь, с Хизер, прижимающейся губами к его губам так грязно, что он едва мог в это поверить. Он отстраняется, прижимается губами к ее шее, целует ее, запах огня никогда не утихает, но он может превратить этот пепел во что-то прекрасное, он просто знает это. Он не из тех, кто говорит о фениксах или восстании из трагедии, но разве он не гребаный ребенок с плаката о том, как вы можете получить то, чего, вероятно, даже не заслуживаете? В конце концов, у него есть Хизер, блядь, Нилл. Он сжег все дотла, а потом появилась она, как будто ждала его, как будто даже не была уверена, что он захочет ее вернуть, как будто она когда-нибудь станет для него еще одним трахом. Он чуть не рассмеялся. — Рэй, я… — начала Хизер, но Рэй прикусил ее за плечо, и Хизер потеряла ход мыслей. — Я не могу… не могу думать, когда ты так делаешь, — обвиняюще говорит она. Он целует линию от ее плеча чуть ниже уха, вызывая дрожь. — В том-то и дело, — шепчет он ей на ухо. — Я пытаюсь отвлечь тебя. — Ну, это работает, — говорит Хизер, извиваясь, и Рэй не уверен, склоняется ли она к прикосновению или пытается уйти. Хизер и сама этого не знает. Ее взгляд все еще прикован к обгоревшей скорлупе дома Грейбилл. Рэй втискивается между ее ног, прижимая ее все ближе и ближе к себе, проводя руками по ее бокам. — Рэй Холл, — медленно произносит она, словно это само по себе обвинение. — Мы не будем заниматься сексом на капоте твоей машины, чтобы исправить мой травматический предсмертный опыт. Рэй утыкается носом в ее шею, посасывая прямо там, где он может чувствовать ее пульс, и у Хизер перехватывает дыхание. — Только не говори мне, что ты не думаешь, что это сработает, — ухмыляется он, как говноед, которого он приберегает специально для того, чтобы приставать к Хизер. — Я этого не говорю, — бормочет она, теряясь в ощущении, как Рэй играет с верхней пуговицей ее рубашки и целует кожу прямо над ней. Она почти хочет, чтобы он продолжал, просто чтобы ей не пришлось думать об этом, но она знает Рэя, он не откроет другую кнопку, пока она не даст добро. Она откидывает голову назад и закрывает глаза. Почему все должно быть так чертовски сложно? Когда она снова открывает глаза, Рэй смотрит на нее с выжидающим выражением на лице. — Поцелуй меня еще раз, — умоляет она, потому что это то, на что она может согласиться прямо сейчас. Рэй слишком счастлив, чтобы подчиниться этому, прижимается губами к ее губам. Он чувствует себя правильно грязным, с открытым ртом и влажным, его пальцы сжимают ее волосы, пока не появляется край боли, как будто нажимаешь на синяк или проверяешь рану во рту языком. Он все еще чувствует беспокойство, отчаяние, которое больше пугает, чем сексуально — это похоже на то, что Рэй все еще пытается вытрясти ее из этого, но она целует его в ответ, надеясь, что давление его тела на нее и звук их дыхания заглушат рев огня в ее голове. Пока этого достаточно.Часть 1
23 июля 2021 г. в 19:13
Хизер просыпается горячей и торопливой, пот прилипает к ее шее, дыхание быстрое и неровное. Все на вкус как пепел, во рту пересохло.
— Хизер, — резко говорит Рэй, его руки холодят ее лицо. Она сгорает, или сгорает, или просто чертовски сгорает, она задается вопросом, прекратится ли когда-нибудь рев в ее ушах.
—Хизер, — снова говорит он, но ее взгляд полон дыма, она вообще открыла глаза? Она пробивается сквозь туман, борясь с хваткой Рэя. Все как будто давит на нее, его голос громко звучит в ее ухе: — Хизер, это сон. Это не настоящее. — Слова звучат искаженно и неправильно.
Ее рука находит руку Рэя, крепко сжимает ее, ей нужно что-то почувствовать — что-то реальное. Что-то, не пытающееся утянуть ее под воду. Когда она открывает глаза, лицо Рэя прямо перед ней, искаженное чем-то, что состоит из слишком многих эмоций, чтобы Хизер могла определить конкретные, и она задается вопросом, сколько раз он просыпался вот так, испуганный и потный-но один. Сколько раз ему снилось то, что с ним делали, снова и снова, пока от него не остались одни толчки.
— Я здесь, — говорит он, его голос хриплый и далекий, и она знает, что это должно заставить ее чувствовать себя лучше, но это не делает мысли об этом, воспоминания о дыме, жаре и сожженной плоти менее похожими на наждачную бумагу в ее горле. Она все равно кивает, и Рэй осторожно отпускает ее, словно боится, что она развалится на части, если он не удержит ее руками.
Они снова легли, ее голова покоилась на его груди, его сердце мягко билось в ее ухе. Он проводит пальцами по ее боку так, что кажется рассеянным, но Хизер знает, что он наблюдает за ней, как ястреб. Они оба молчат, и огонь в голове Хизер затихает, пока не становится просто белым шумом на заднем плане.
Рэй задается вопросом, знает ли она, что он столкнулся с Грейбиллом, чтобы забрать ее. Может быть, Натали сказала ей или кому-то еще, кто был там. Она ничего не говорила об этом, но, возможно, между ними было что-то еще, что осталось невысказанным, как в тот раз, когда он сказал ей, что боится влюбиться в нее, а потом, когда он это сделал, у него просто… никогда не хватало духу сказать это. Но она это знает, Рэй это знает. Но сказать это вслух — совсем другое дело.
Откуда им вообще знать, что такое любовь? Они просто дети, говорит он себе, но он знает, что это не так. Он знает, что все это больше не правда, не после того, что случилось, не после всего, через что они прошли. Не после того, что им пришлось сделать, чтобы выжить. Он думает о морге, о том, как он пробрался туда после своего личного вызова, чтобы просто сидеть там, просто быть там, пока его тело не перестанет напрягаться при мысли об этом.
— Может быть, тебе стоит пойти туда еще раз, — говорит Рэй, и это звучит немного напряженно и очень обеспокоенно, как будто сейчас не два часа ночи и волосы Хизер не влажные от пота. Он смотрит на нее так, будто это должно что-то значить, и она смотрит на него, но не уверена, что это должно означать что-то хорошее.
Она на некоторое время задерживает дыхание, не зная, что на это ответить. — Туда? — выдыхает она, просто чтобы дать себе еще немного времени подумать. ‘Прямо сейчас?
Рэй медленно кивает. — Это может помочь, — говорит он, просто чтобы заполнить пространство между ними чем-то другим, чем-то, что не ощущается тяжелым и горячим на его языке. — Это может быть что-то вроде терапии. Он снова думает о морге, о том, как его внутренности сжимаются, когда он слышит металлический звук закрывающейся двери. Это может помочь, говорит он себе, хотя уже жалеет об этом.
Хизер поднимает голову и смотрит на него. В ее глазах есть что-то такое, что напоминает ему дикого зверя, отчаявшегося и испуганного.
— О’кей, — говорит она скорее для того, чтобы убедить саму себя, чем чтобы дать реальный ответ.
И снова: — Хорошо. — Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, тот вид дыхания, которому, как уверен Рэй, можно научиться только на сеансах психотерапии, вместе с техникой счета до десяти, чтобы успокоиться, найти свой центр. Он задается вопросом, не нуждается ли Хизер в настоящей терапии, а не в идее, которая пришла ему в голову в два часа ночи.
Вместо этого он просто медленно кивает. — Хорошо, — говорит он, выдыхая воздух, о котором и не подозревал. — Я надену какие-нибудь штаны.