***
Мама была сама не своя с самого утра. Натаниэль наблюдал за ней. Длинные волосы цвета меди были слегка растрёпанные, а глаза бегали из угла в угол. Иногда, ходя вдоль своего кабинета, Мэри мяла ладони или прикусывала ноготь большого пальца, поглядывая на часы. Цок-цок, цок-цок. Железочка на подошве каблука туфли звонко стучала о паркет, отбивая каждый уверенный шаг женщины. И так уже около получаса. Натаниэль устало вздохнул, положив руки на стол матери, не отводя от неё взгляда. Сегодня был тихий день. На самом деле тихий, и такое случалось очень-очень редко в их доме. За окном о чём-то щебетали птицы, а часы неумолимо приближались к трём часам дня. На первом этаже послышалась возня, а после по лестнице кто-то начал подыматься. Натаниэль прекрасно помнил эти тяжёлые шаги. Одни из них принадлежали отцу. Тяжёлые, неспешные, хромые. Мальчик не мог точно сказать, когда отец начал хромать на одну ногу. Топ, шарк, топ, шарк. Нати прислушался. Вторые шаги были ему менее знакомыми. Слишком лёгкие и приподнятые. Мать застыла в напряжённом ожидании, неосознанно отгораживая Натаниэля от двери в кабинет. На пороге показался отец. Высокий мужчина, на вид лет сорока с тяжёлым, ледяным взглядом, что с тихой ненавистью разглядывал кабинет и свою жену. Нат уже привык к такому взгляду папы: это значило лишь то, что маме сегодня будет больно. За ним стоял другой мужчина, чуть моложе, и так же уже знакомый Натаниэлю. — Выйди, — холодно приказал Мясник, смотря на женщину. Та в последний раз с опаской обернулась на ребёнка и вместе с мужем покинула кабинет. Они с доктором Банди остались одни. Мягко улыбнувшись, психолог прошёл к столу и сел в кресло напротив. — Здравствуй, Натаниэль. Как твои дела? — ответа не последовало. Малыш коротко глянул на мужчину, не отрывая взгляда. Мама боялась его, значит, он такой же, как папа. Слишком опасный, чтобы доверять. Подождав пару минут, Тед тяжело вздохнул, не снимая свою лёгкую улыбку, — Мы так и не сдвинулись с тобой с мёртвой точки. Малыш, я не враг тебе, я просто хочу с тобой подружиться. Безусловно, Тед Банди походил на настоящую кинозвезду: высокий рост, гармоничные черты лица и обаятельная улыбка. Возможно, если бы он захотел, то его бы крутили на всех каналах в каких-то программах и даже печатали бы в газетах. Он был чрезвычайно умён, красноречив и обходителен. Но под этой привлекательной маской скрывался один из самых страшных монстров, которых встречал Натаниэль за всю свою жизнь. Нет, Банди не переплюнул отца, но шёл практически за его спиной. Он был опаснее, ведь было неизвестно, что от него можно ожидать. Нати опять не ответил на слова Теда. — Что ж, давай тогда, как и в прошлый понедельник, ты просто меня послушаешь, — Банди удобнее устроился в своём кресле, откидываясь назад и скрещивая руки в замок. — Ты бывал когда-нибудь на пляже озера Саммамиш в Вашингтоне? О, поверь, это чудесное место! Я там был 14 июля, отличная погода, надо сказать, но народу, как в банке сардин. Знаешь, я познакомился там с двумя чудными девушками, Дженис и Денис. Хорошие девочки, добрые. Мы чудно провели с ними время, но им не понравилось в лесу, хотя они всё равно остались там.***
— Он рассказывал мне, где прятал своих жертв, — закончил малыш, смотря на напряжённых лисов. Рассказ получился не совсем складным, но вполне ясным. Кевин, сидевший ближе всех к выходу, быстро встал на ноги и ушёл в ванную. Ему стало плохо. Девочки сидели в оцепенении, чуть прижавшись друг к другу. Лисы и раньше слышали что-то про исчезновение этих девушек, но теперь всё в глазах становилось иначе. — Что ж, ты упоминал в своём рассказе, что твой папа делал больно маме, — мягко продолжила Бетси, заняв кресло Дэя и не отводя взгляда от Натаниэля. Малыш кивнул, Би восприняла это по своему, продолжив разговор, — Скажи, ты помнишь что-нибудь из того, что делал папа с тобой? — Папа? Ну… Я не уверен, что это был не сон, — неуверенно начал ребёнок, сминая рукава оранжевой толстовки. И когда только он успел отобрать её у Эндрю? — Но это пугает меня. — Расскажи, пожалуйста.***
— Натаниэль, подойди, — послышался строгий голос отца со второго этажа. Шестилетний мальчишка вздрогнул, оторвавшись от попытки стащить из-под рук матери крабовую палочку. Мэри холодно глянула на сына. — Что ты опять натворил? — послышался тихий, сердитый шёпот матери, что наклонилась чуть ниже к сыну, больно хватая его за локоть. — Н-ничего. — Натаниэль, — вновь послышался громкий голос отца, из-за которого вздрогнула мама, сильнее сжав рукоять ножа и отпуская ребёнка. — Иди быстрее, — поторопила женщина, с опаской поглядывая на потолок, будто боясь услышать тяжёлые хромающие шаги мужа. Мальчишка тихо, но быстро рванул по лестнице. Папа не любит, когда он бегает по дому. В прошлый раз он сломал ему ногу за то, что он бегал по коридору. Нужно быть аккуратнее. Затормозив перед дверью, ребёнок быстро восстановил дыхание и дрожащей рукой коротко постучал в дверь. — Входи. Кабинет отца удивительным образом отличался от кабинета матери. Много голов животных, прикрепленных к стене в виде трофеев с охоты, большой топор около рабочего стола и ружьё над ним, и ни одного окна, даже самого маленького. Это нагнетало, тут не было куда бежать. — Почему так долго? — послышалось откуда-то слева. Мальчик вздрогнул, но не шелохнулся, опуская глаза в пол. — Извините… — тихо. Слишком тихо, чтобы это понравилось отцу. Натаниэль зажмурился, но удара пока не последовало. — Руки, — Натаниэль ненавидел эти наказания, но, в сравнении с остальными, они были схожи с благодатью свыше, что нельзя было сказать про удары ремнём по спине железной бляшкой. Хотя, если выбирать из всего, что ему приходилось вытерпеть, самым лучшим было просто остаться ночевать в собачьей будке, задыхаясь от слишком сильно затянутого ошейника на замке и ненавистного кляпа во рту, который был зафиксирован повязкой. Не выплюнуть. Лучше кляп, чем... Удары по измученным рукам оторвали мальчика от мыслей, заставив несдержанно шикнуть. Ещё одна ошибка. Череда ударов, сильных и жестоких. Нельзя плакать, ни звука, ни единого звука и всё будет хорошо. — Чтобы больше я не слышал от тебя блеяния, как от подзаборной шавки. Ты должен говорить всегда так, чтобы тебя услышали, всё ясно? — Да, отец, — ответ выдался более громким, ровным, хоть и не на столько, как хотелось бы. Натан поморщился, будто ему в нос попал самый примерзкий запах помоев, и развернулся, подходя к своему столу: — Мне звонили родители твоего одноклассника. Ты не пойдёшь праздновать к нему Рождество. Вот оно в чём дело. Натаниэль осторожно прикусил губу. Правильно сказано, что язык мой-враг мой. Зачем он только сказал Эдди о том, что у него никогда не празднуют рождество дома? Он мог промолчать, он мог проигнорировать вопрос, но ответил. — Ты не вернёшься в школу, Натаниэль, ты очень сильно заболел и перешёл на домашнее обучение, тебе всё ясно? — отец вновь развернулся к своему ребёнку, стоя в опасной близости к топору. Нати не смотрел на него, стараясь не подавать признаков страха. — Да, отец, — послышались тяжёлые шаги. Вначале Нат увидел просто ботинки своего отца, немного запачканные вчерашней кровью. Затем, его лицо грубо подняли за подбородок. Эти глаза, они будут проследовать его всю жизнь наяву и в самых страшных кошмарах. — Ты должен смотреть в глаза, когда говоришь. Вечером жду тебя на кухне ровно в девять. Я покажу тебе Рождество.***
Нил резко замолчал, крепко сжимая рукава толстовки, чтобы хоть как-то оставаться на плаву в реальности. Дышать. Воздух предательски не хотел попадать в лёгкие. Вокруг мелькали пятна и лица. В ушах пищали голоса знакомых и родных Лисов. Вдруг, кто-то другой взял его к себе на руки. В нос ударил знакомый запах сигарет и чьи-то немного шершавые пальцы несильно сжали заднюю часть шеи и затылок. — Дыши, Абрам, — голос тихий, почти на ухо, но такой знакомый и родной, — Дыши. Постепенно удалось выровнять дыхание. В глаза вновь начала возвращаться чёткость. Руки очень сильно дрожали, сжимая кофту парня. Кто-то очень знакомый легко прижимал его к себе, не давая оглядеться вокруг. Это было и не нужно. Лисы расселись по углам под гневные и строгие командования Ваймака с Кевином, что пытались наладить ситуацию. Эндрю куда-то понес его. Нати не знал, куда, но его и не волновало это. Захватив свою и чью-то ещё куртки, Миньярд вынес ребёнка на улицу, на небольшой задний дворик со старой беседкой, где можно было сесть и спокойно прийти в себя. Нацепив куртку, Эндрю плотно закутал Лисёнка в другую, кажется, Кевина, и посадил к себе на колени. Нат смог прийти в себя только тогда, когда почувствовал сильный запах сигаретного дыма. — Откуда ты знаешь, что я Абрам? — совсем тихо спросил Нил, чуть сильнее прижимаясь к блондину. Тот явно не спешил отвечать, спокойно затягиваясь сигаретой. — Ты сам мне сказал однажды, — больше не последовало слов или объяснений. Вокруг было своеобразно тихо, лишь звук редко проезжающих машин с другой стороны дома. — Я тебя люблю, — это прозвучало очень тихо, но по-настоящему. Малыш чуть прижался к парню, пряча лицо в кофту. Эндрю действительно стал ему дорог. — 165 процентов, — ответил Миньярд, потушив бычок и убирая его обратно в пачку. Лисёнок посмотрел на него с непониманием в голубых глазках, а блондин лишь хмыкнул, ухмыльнувшись, — Потом сам поймёшь.