Фантомные ощущения

Дождь колотил по вывеске, разлетаясь едкими брызгами в стороны. Крупные тяжёлые капли захватывали неоновые блики и оттого казались подсвеченными изнутри. Неоновый дождь… дождь из соединений воды, серы, тяжёлых металлов и плазменного аргона. Риша вжималась в стену бара и курила. Долгие затяжки, пятая сигарета — она с трудом уговаривала себя пойти дальше, и чем дольше колебалась, тем острее становилось желание спустить здесь последние деньги. И если где-то в глубине души теплилась надежда, что если не повезло сегодня — повезёт завтра, то суровая реальность твердила с точностью обратное — с каждым днём шансы вырваться из плена далёкой колонии только таяли. Оставался лишь бар, дешёвые сигареты и последние двадцать единиц в кармане. Неплохой, в общем-то, расклад… Риша горько усмехнулась и потушила окурок о ржавое клеймо антикоррозийной стали на мусорном ведре. Вот так оно всё здесь — нержавейка ржавеет, заводы стоят, поставки продукции задерживаются, а надежды умирают быстрее карманного компьютера. Остаётся только… да, верно — бар и последние две десятки. И грёбаная нерешимость поставить точку в своей жизни именно таким образом. Или, может, потеряв всё, ты хоть что-то находишь? Это так работает? Кажется, так говорил бывший коллега, а где он теперь? Там же, наверное — где дебильная колониальная музыка и крепкие напитки с привкусом техноспирта. Что хоть и противно, но помогает согреться. Риша решительно схватилась за мокрую дверную ручку — была не была, к чёрту! На улице слишком холодно и слишком страшно ночевать, будучи кристально трезвой. Пусть эти две последние сраные десятки горят в огне газовых теплопушек у барной стойки — Риша устала мёрзнуть. Насквозь мокрый плащ отправился на вешалку и затерялся среди кучи таких же, что вызвало у девушки странное желание нашить на него красную ленту — хоть какое разнообразие. Завозили в колонию однотипную одежду, массовую и мерзкую. Поначалу Риша пыталась перешивать её во что-то приятное, но в последние годы устала — смены стали дольше, зарплата меньше, самочувствие хуже, а бунтарский дух закончился где-то в общежитии, из которого выперли всех младших специалистов ещё за год до остановки цехов. Иронично… она больше не должна была возвращаться в установленное время и носить дома форменную спецовку, но сил на эксперименты уже не осталось. Бар тихо галдел компаниями за столиками, дисплеи на стенах и полу переливались пурпурно-голубым, изображая виртуальные волны и несуществующие течения. Одно из них, впрочем, вело к свободному месту за барной стойкой — оно было в относительном удалении от масс людей и под теплопушкой, потому Риша повиновалась виртуальной волне. Бармен, танцующий в такт не такой уж, кстати, противной музыке, одним движением подвинул к девушке терминал заказа. Яркое табло дважды мигнуло рекламой и погасло; бармен легонько стукнул его по основанию, изображение вернулось. — Матерь божья… — Риша тихо ругалась про себя, глядя на цены, но затем вспомнила про какую-то глупую льготу для безработных и вставила в приёмник специальную карточку. Цены изменились не сильно, но приятно — умерший завод скинул бывшим работникам по 10% с цены во всех своих заведениях. Спасибо и на этом. Низкий, чтоб его, поклон. Она заказала только две позиции — крепкую бадягу из девяти ликёров и минералку. Говорят, если это смешать, выйдет дёшево и вкусно, и куда безопаснее, чем пить вчистую и то, и другое. Правда, она сомневалась, что будет это делать, но решила показаться благоразумной — то ли немолодому бармену, то ли себе. Плечо накрыла чья-то жёсткая и прохладная рука. Риша невольно вздрогнула — левое плечо… ещё живое, в отличие от правого… — Эй, не занято? — девушка села рядом, не дожидаясь ответа. Риша пожала плечами и хотела уже отвернуться, но что-то зацепило — или зацепило всё, и последнее даже вернее. В ней всё было другим: одежда, какую не носят в колониях — высокие классические брюки и свободная белая рубашка из дорогой ткани, удивительная осанка — ровная и гордая, тонкие, но сильные запястья… и, конечно, лицо. Её лицо казалось знакомым, будто старый сон из юности, и совершенно иным, не местным — такой взгляд она видела у солдат Корпуса и бойцов особых подразделений, когда те давали интервью в новостях, но как она может быть солдатом? Такая изящная талия, тонкие руки, красивые черты… Может, дело в причёске? Короткие волосы чаще носят военные, вот она и подумала, наверное… — Кио, мне «Андромеду»! — незнакомка окликнула бармена так уверенно, что Риша отбросила предположение об ассоциации с причёской — она точно, совершенно точно военная. Этот поставленный голос, эта уверенность… Бармен кивнул в ответ и увлёкся приготовлением, заливая в автошейкер ингредиенты. Своего внимания Риша скрыть не успела, да и не хотела, возможно, потому незнакомка, дождавшись зрительного контакта, улыбнулась уголками губ: — Вы здесь впервые? — Нет, — соврала. Зачем соврала? Она же знает, что впервые! Она её насквозь видит! Раньше Риша не вылезала с территории завода, а после переселения и вовсе перестала ходить по развлекательным местам. Глупо, глупо! — Как вас зовут? — её голос казался очень чётким и выделялся из остального шума. — Риша. — Риша… — она удобнее устроилась на стуле и закатала рукава рубахи. В полумраке розово-голубого света её руки казались совершенно белыми, что несвойствено колонистам, — Необычное имя, впервые слышу. Оно из Альянса? — Нет, что вы, — на миг Рише стало смешно от мысли, что она может быть связана с Альянсом. Уж если бы так было, она бы не сидела тут, в нищете и безысходности, а училась бы на инженера-механика… или деятеля искусств — там и такие профессии уважаются, — Мама назвала меня Аришей, но я терпеть не могу имена на букву А. Незнакомка рассмеялась и протянула руку — изящную, тонкую, но заметно жилистую: — Аманда, будем знакомы! — Извините, не хотела обидеть, — Риша растерялась, но ответила на рукопожатие — по привычке, левой. Аманда многозначительно заглянула дальше, туда, где за толстовкой пряталась правая рука, и понимающе хмыкнула. — Думаю, после такого обмена любезностями, мы обязаны перейти на «ты». — Ваши заказы! — бармен выставил на стойку поднос с двумя коктейлями и газировкой. Риша подскочила от неожиданности, увидев, что бармен всё неверно понял — они же не вместе, и оплата раздельная, она не сможет купить дорогущую «Андромеду», да и… их там вообще-то две. — Ой, вы напутали! Мне… — начала она, набрав в грудь больше воздуха, но Аманда положила ладонь на стальной поднос и подвинула к себе. — Он всё верно понял. Я угощаю. Не надо пить ту дрянь, что ты заказала. — Аманда… — выдохнула Риша, и звучание этого имени показалось слишком нежным, настолько, что она сама испугалась того, как сказала это. Но исправляться не стала. Аманда явно знает, что делает, в отличие от неё, так и пусть… пусть делает. Пусть хоть кто-то сегодня следует плану, а не бурному течению космического хаоса. Пусть… хоть кто-то сегодня знает, зачем пришёл в этот бар. …Ветер гулко играл листами обшивки и волнами проходился по спелой пшенице, простирающейся неспокойным морем до горизонта. Тёплая балка под ногами тихо скрипела, когда Риша наклонялась вперёд — посмотреть вниз, на колосья и высокие опоры ангара. В последний, скорее всего, раз. — Куда ты теперь? — Бекки смотрела на горизонт и говорила так горько, что Риша невольно сжималась от давящей боли в сердце. Она бы ни за что не покинула её, ни за что, но… всё было решено окончательно и кем-то другим. — Не знаю, — голос пропал, — Куда-нибудь, где буду нужна. Бекки молча и зло швырнула в пшеничные волны огрызок от яблока, и невысказанный ответ будто бы отозвался в завывании ветра: «Но ты нужна здесь!»… Она говорила много, красиво и складно, но о себе — ничего. Только про грядующую войну и политику, про состав искристого сиропа из напитка и марки космоавиационных сталей. Риша слушала и довольно улыбалась — ни с кем здесь обычно не получалось поговорить о чём-то, кроме этой самой колонии. Будто она была чёрной дырой, не отпускающей свет и материю, вокруг которой замкнулось всё пространство и время галактики. Это чувство преследовало с первого года, проведённого здесь. — Какие планы на ночь? — Аманда отодвинула стакан и выпрямила спину. Просторная рубашка спрятала изящный изгиб и позволила додумать самостоятельно. И вопрос ещё этот… и тон, не терпящий отступления… Риша глубоко вздохнула и снова уставилась в свой стакан. С одной стороны, у неё давно никого не было, а Аманда непозволительно хороша, а с другой… Она снова запнулась на полумысли; ровно той же, что и всегда — о собеседнице ничего не известно, её мотивы туманны, предложение больше похоже на ловушку, а она сама — на умелую хищницу. Риша боялась оказаться жертвой больше, чем хотела яркую совместную ночь. Но… Но сегодня, именно сегодня — ни днём раньше, ни днём позже — она могла согласиться. Последние двадцать единиц, никаких шансов найти рейс на станцию, ни одного отклика на резюме в сети. Это звучало приговором, идти действительно было некуда. Но вечером шикарная незнакомка из бара оплатила выпивку и предложила провести время вместе, и это лучше, чем спать на холодном заброшенном складе, ежесекундно опасаясь за свою жизнь. Лучше, но… — Разве это насколько сложный вопрос? — она так иронично изогнула бровь, будто читала мысли. Риша чувствовала, что попалась — разумеется, она согласна, а как ещё? Аманда знала, что ей не откажут, иначе бы не предложила. Такие не принимают отказы. От решения бросило в дрожь, но она собралась и ответила чётко и прямо: — Поехали к тебе. — Вот и умница, — как же незнакомка ждала этого момента — получила что хотела, сегодня охота удалась. От переменившегося взгляда Рише стало неуютно, но, как ни странно, ушёл сковывающий страх — решилась так решилась, поздно поворачивать назад. Или поворачивать уже и не хочется?.. — Проходи, располагайся. Аманда бросила на кушетку у двери тренч, разулась и прошла в комнату, оставив Ришу в коридоре одну. Серые панельные стены, классическая типовая мебель, никаких интерьерных элементов, персонализирующих пространство. Вся одежда убрана, все шкафы закрыты на электронные замки. Взгляд зацепился только за обувь: рядом с сапожками на каблуках, в которых Аманда была в баре, красовалась пара тяжёлых магнитных ботинок с усиленной защитой щиколотки. Такие используют в космосе — ожидаемо, что она летает, но в какой роли? Пассажиры не носят подобную обувь, она для ремонтных бригад или военных. Военных… Неужели она и правда из Корпуса? Риша стащила свои насквозь промокшие рваные кеды и на цыпочках прошла в комнату — боялась наследить мокрым на светлом кафеле. Незнакомка заметила то, как она жмётся у стены, не решаясь ступить на светлый ковёр, и вопросительно подняла бровь. Этот иронично-грациозный жест уже второй раз заставал врасплох. Риша отвыкла общаться без слов. Повисла неудобная пауза. — У тебя всё в порядке? — Аманда брала инициативу в свои руки столь же легко, как бокал крепкого вина, которое только что разливала. Риша терялась. Годы в колонии отучили от межличностных сложностей и вбили привычку молчать и сторониться. Это было ей чуждо, девушка много лет билась с рамками социума, в который угодила, но однажды сдалась — и теперь не знала, как жить дальше. Всё было так просто — выживай, работай, копи по крохе на перелёт, но тут появилась эта женщина, и… и Риша начала вспоминать, что жизнь может быть и другой. Не такой ублюдской. Не такой мерзкой. Не такой страшной. Впрочем... страшно ей всё равно было, и даже очень. Вместо ответа девушка сняла толстовку и, зачем-то, майку. Хотела бросить её на пол, но вместо того неуклюже сжала в кулаке. Сердце колотилось как бешеное. Как она могла забыть?.. Последний раз с кем-то был так давно, ещё до… ещё до… Ещё когда она была целой. Как можно было забыть, что придётся раздеваться? Вроде бы Аманда заметила правую руку в баре, но вдруг нет? Вдруг она сейчас выгонит вон? Как глупо… Риша стояла у стены, отвернувшись в сторону и замерев. Смотреть на правое плечо до сих пор было тяжело. Использовать искусственную конечность — тем более. От холода перехватывало дыхание — от холода ли..? Аманда молча рассматривала и её по пояс обнажённое тело, и узловатую металлическую руку. Наконец, она усмехнулась и поставила бокал на журнальный столик. — Надеялась удивить меня… этим? — женщина медленно подошла — как кошка, загнавшая крысу в угол. Риша даже невольно обернулась к двери, но увидела электронный замок и вдруг осознала, что не сбежит. Не сможет — некуда. Как и всегда. Некуда бежать из колонии, с завода, из квартиры незнакомки. Бессилие, отравляющее каждый грёбаный день, навалилось особенно тяжело; невольно хлынули слёзы. Жгучие, едкие, горячие и, разумеется, не оставшиеся незамеченными. — Эй, ты что?.. — Аманда взяла под руки и аккуратно довела до кровати, посадила её на край, а сама опустилась на корточки напротив. Риша прижала к лицу майку и разрыдалась. Постыдно и горько. Не осталось больше сил. Зачем она вообще согласилась? Зачем приехала сюда? Сегодня — и только, если подумать — стоило оставаться одной. Единственный день, когда она не может больше бороться. Единственный день, когда страшно жить дальше. Может быть, потому она и поехала сюда с этой невероятной женщиной — забыться в вине и объятиях, чувствовать себя живой пару лишних часов; но в итоге не забылась, а забыла — сейчас она уже совсем не то же самое, что пару лет назад. «Не полностью человек», как говорил коллега — и гореть ему за это в аду. Риша проклинала тот день, когда это случилось, но забыла его там, в баре, буквально на миг. На миг подумала, что можно поступить как привыкла — согласиться, поехать, раздеться — и не испугаться случайного отражения. И не вызывать калечащую неприязнь у партнёрши. Она рыдала и рыдала, и никак не могла остановиться — всё, что копилось столько лет, рвалось наружу. Аманда дала немного времени, а после сунула в левую руку стакан воды и укутала плечи мягким пледом. — Риша, что случилось? Я тебя обидела? — она заглядывала в глаза так обеспокоенно и участливо, что девушке стало смешно. Аманда? Обидела? Да разве обидит кто-то больше, чем… Риша случайно зацепила взглядом металлический отблеск протеза и поспешила спрятать его под плед. Сервоприводы отвратительно зажужжали. От этого звука передёргивало до сих пор. — Есть вещи, привыкнуть к которым нельзя… Прости, я забыла, что… Это случилось не так давно, и я… последний раз спала с девушкой до аварии, — сквозь слёзы говорила она. Слова давались с трудом, каждое приходилось выдирать у сознания силой. «Авария» научилась говорить совсем недавно, а «протез» не могла произнести до сих пор. Врач из больницы при заводе назначал какие-то таблетки и утверждал, что это вскоре пройдёт, но ошибся — таблетки не помогали. Говорить о руке Риша всё ещё не могла. — Как это произошло? — Аманда взяла левую кисть в свои тёплые ладони и внимательно заглянула в глаза. Обычно Риша всегда посылала подальше при таком вопросе, в конце концов, её случай был лишь одним из многих, никого это не волновало по-настоящему. Но сейчас… сейчас ей вдруг захотелось поговорить. Аманда явно относилась к травме иначе. — В цеху, где мы работали, случился пожар. Не знаю почему, не знаю кто виноват — случился и всё. Двери к выходу оказались заперты. Мы с ребятами пытались выбраться через окна, но не смогли вскрыть створки. Баллоны вокруг взрывались, старый траволлатор под потолком держался плохо, и… Запнулась. Господи, сколько же можно, на одном и том же месте — и у врача, и здесь. — Завалило? — мягко подсказала женщина. — Да. Я даже не поняла, что случилось — не могла выбраться, задыхалась. Очнулась в реанимации. — Без руки? — Нет! Нет! Уже с этим! — она зло вскинула послушный протез, но, взглянув, сразу же опустила. — Что, даже не спросили твоего согласия? — Не спросили! Срать им на моё согласие. Нужен мастер-наладчик с двумя руками — значит, будет с двумя. Это отвратительно. Я им что, старый манипулятор? Во мне нельзя заменять детали, если сломаюсь! Нельзя! Я живая! — невольно перешла на крик, но осеклась, испугавшись. Аманда тяжело вздохнула. Казалось, она пытается решить, что делать дальше — рассчитывала совершенно не на такой вечер. Потом задумчиво убрала уголок пледа с протеза и приподняла механическую кисть. — Сократительные волокна седьмой модели, приводы хорошие, надёжные, а вот нейроинтерфейс, кажется, старый… — женщина со знанием дела развернула предплечье наружу и считала номера моделей там и на плече, — Как с фантомными ощущениями? — Ты что, кибертехник? — Для тебя — да. — Аманда, я пришла сюда не за этим. Я могу не использовать правую руку и не касаться тебя ей, только… эй, хватит! — металлическая панелька, закрывающая доступ к нейрочипу, упала на кровать. — Ой, — наигранно удивилась женщина, но сразу же прижала предплечье к кровати, — Ах вот оно что. Не шевелись. Что-то щёлкнуло и больно прострелило аж до позвоночника. Девушка не дёрнулась, привычная к таким манипуляциям, но вскрикрула: — Что это?! — Реле не вставало в паз. Так лучше? Риша с удивлением обнаружила, что омерзительный шум сервоприводов стал чуть тише и плавнее, а некоторые движения — легче. На миг даже показалось, что плечо в месте крепления перестало тянуще ныть. — Ого… — Обращайся. Аманда дотянулась до бокала вина на столике и ещё раз предложила его — но только почему-то в правую руку. От неожиданности девушка сомкнула на тонкой ножке механические пальцы и лишь потом горько подумала, что не касалась протезом ничего за пределами завода. Странное ощущение не показалось неприятным, однако, и она залпом осушила бокал. Палец с композитной подушечкой звонко дважды стукнул по стеклу: — Я его не чувствую. — Но ты можешь представить. — Да, но… — Рише хотелось возражать и доказывать, но Аманда оборвала её: одним движением опрокинула на спину и приблизилась для поцелуя, но вдруг замерла: — Только скажи мне, Риша… Ты уверена, что действительно этого хочешь здесь, сейчас и со мной? — Уже поздно что-то решать, — лежать на спине было удобно — гораздо удобнее, чем сидеть и чувствовать вес грубого металла и композита. Уходить не хотелось. Но насчёт близости… — Я открою дверь сразу, как скажешь. Не в моих правилах кого-то удерживать. — И много у тебя этих правил? — Риша сама потянулась к пуговицам рубашки, на что женщина довольно повела тонкой бровью, принимая согласие. — Меньше, чем кажется, но есть. — А какие, если не секрет? — с каждой следующей пуговицей Риша всё меньше сомневалась, хочет ли этого. Если им обеим будет приятно — зачем городить сложности? Аманда сняла рубашку и бюстгалтер, наклонилась ниже и прошептала на ухо тихо и чётко: — Для тебя — только одно: касаться меня обеими руками. — Но… — Риша протестно приподнялась на локте, за что была безапелляционно снова прижата к кровати. Аманда села на неё и взяла за руки; ладони были столь же тёплые, что и недавно, но чувствовала это только левая рука. Правая — мёртвый груз. Она расправила механическую кисть и положила на свою талию. И держала, не давая убрать. — Не бойся. Мне приятно. — Аманда… — Снизу вверх, вот так, — она так же вела и левой рукой Риши с другой стороны. У груди отпустила, позволяя самой решать, хочет ли девушка продолжать, и… Риша не убрала руки. Не захотела. Даже, казалось, ей стало интересно касаться живого тела. И тело ей нравилось — подтянутая и мускулистая фигура притягивала, завораживала каждым движением. Каждым напряжением тугих сухих жил. Фигура не гражданского, нет. Совершенно нет… Протез слушался идеально, так точно, как никогда ранее. Это было удивительно и приятно, но Риша не стала задумываться, повлияло ли на это переподключение реле или собственное желание использовать руку, — с головой погрузилась в новые непривычные ощущения. Уже потом, когда Аманда нежно водила по её спине, массируя перенапряженные мышцы, Риша спросила: — Где ты научилась так разбираться в этих жестянках? — Дома. — А где твой дом?.. — этот вопрос, почти неприличный и опасный, вырвался сам. Аманда на секунду остановилась, и, вздохнув, снова продолжила массаж. — Не здесь. А твой? — Тоже… я родилась на Мадари, это в десяти квадратах отсюда. — Далеко. — Далеко… …Из панорамных окон огромного зала ожидания также виднелось бушующее пшеничное море, от бетонной парковки до горизонта. Посеревшие колосья гнулись под порывами ветра. Риша пыталась запомнить этот вид навсегда. Его будет не хватать. Будет безумно не хватать… Провожающие ждали поодаль — лучшее, что могли сделать. Они понимали, что это такое — улетать навсегда. Да что там, это понимали все, кроме… Кроме Бекки. Она тоже пришла, но смотрела из-за забора, с самой границы космопорта. Крошечная фигурка в клетчатой рубашке среди колосьев. Такая родная, такая хрупкая, такая… одинокая. Риша не смогла ей объяснить, что улетает не по своей воле и улетает не от неё. Бекки всегда хотела только одного — быть рядом. Но теперь они даже не за пшеничным морем — за ужасающе огромным океаном космической пустоты. Далеко. Очень. — Ты кого-то там оставила? — вдруг спросила Аманда. Она была похожа на Бекки — столь же своенравная и спокойная, потому с ней было так хорошо и в баре, и ночью. — Семья отправляла меня в колледж от компании по контракту на пятнадцать лет. Это было выгодно в то время, да и я сама понимала, что это единственный путь в карьеру. Но Бекки оставалась на Мадари и не могла лететь следом. Она хотела, но не могла. — Твоя сестра? — Подруга. Мы выросли вместе, хотели путешествовать, посмотреть мир… Аманда усмехнулась чему-то своему и потянулась за бутылкой вина — разливать не стала, пила из горла. Посмотреть мир — как ловушка для глупых мышек. Неужели и Аманда попала в такую же?.. — Что случилось с твоим контрактом? Это не похоже на карьерный рост, — она неопределённо кивнула куда-то в сторону окна, за которым чернели остовы недостроев. Колония умерла, не успев родиться. — Компания обанкротилась через три года после окончания обучения, до этого не платила полгода — это всё, до куда хватило денег долететь. Здесь были вакансии. А теперь… — Хочешь выбраться? — она пила жадными глотками, будто хотела заглушить в себе что-то. Риша легла рядом и коснулась рукой бедра — ей нравилось чувствовать гладкость кожи и чужое тепло. И вела, вела чуткими пальцами ниже, ниже, к самым нежным участкам, чтобы не давать ей думать о том, что заставляет пить алкоголь залпом. — Хочу. Но сейчас я хочу тебя, — Риша устала от холода и проблем, и боялась допустить, чтобы Аманда сейчас предавалась болезненной памяти так же, как и она. Эта ночь должна быть приятной — и будет. А прошлое настигнет поутру. Риша запустила механическую руку в короткие волосы Аманды, пропустила их через пальцы и представила ощущение — прохладу, гладкость прядей, нежность тонкой кожи у шеи… и, кажется, уловила это на самом деле. Женщина улыбнулась, отставила вино в сторону и притянула её к себе за талию. — Пусть до утра никому из нас не будет больно, — Риша расправила искусственную ладонь и коснулась груди у сердца Аманды. И чуть не одёрнула, почувствовав — точно почувствовав! — ровный ритм. — Пусть.