Торжественная ревность по случаю свадьбы

Вообще-то Оля Сашке очень даже подходила. Красивая, ладненькая такая, стройная, как березка, умная, ученая — зря, что ли музыкальное училище заканчивала? — и Белого, вроде как, искренне любила. Вон-как светится вся, под его нежным взглядом едва не плавится, щеки знойный румянец заливает.       Вот в этом-то вся проблема и заключается: чего это он так пялится на нее? Баб красивых, что ли, сроду не видал? Взглядом уже всю Ольку вылизал, словно сожрать пытается. Нет, ну это уже не в какие ворота! Даже неприлично как-то, на людях вот так открыто глазки строить, хоть бы постыдился!       Витя фыркнул и отвернулся, сходу осушив рюмку водки. Поморщился — все-таки, пойло дрянное, глотку обжигающее и вообще какое-то не такое сегодня. Другое, неправильное.       За мимикой своей, Пчёла, конечно не следил — скривился, словно в рот целый лимон затолкал и трескает, давясь зубодробительным, расщепляюще кислым соком. Бездумно утер губы рукавом, потом цокнул, — потому что ну какого хрена, Пчёл? пиджак новый! — подавил на выдохе разочарованный стон и уткнулся взглядом в счастливых молодожёнов.       Белый что-то увлеченно шептал на ушко Оле, а та тонко-тонко, совсем по девчоночьи хихикала, подставляя уголок полных губ под поцелуй.       Вите это показалось фальшивым.       Нет, ну а что? Женщины — они же все такие: сначала в зубы тебе смотрят, краснеют, охают-ахают и целомудренно чмокают в щеку, а потом хвать — и ты уже в их хитросплетенной паутине барахтаешься, не хуже попавшейся в сети мухи. Так что брак — хуйня. Вите так дядя однажды сказал, а он это в голове уже всю жизнь держит.       И ничего, что у старого дурака за спиной лет пятнадцать тюрьмы, отбитые тяжёлыми берцами в армии мозги, два с половиной развода (с половиной, потому что в день, когда нужно было явиться в суд в третий раз, он валялся в канаве, избитый до полусмерти), чекушка водки и ряд кривых, золотистых зубов. В этом списке ничего хотя бы издалека напоминающее умение понимать психологию женщин точно не было, но Витя доверял ему как себе. Иногда даже больше. Потому что… просто потому что! Бабы коварные, вот и все.       Витя мазнул беглым, осоловевшим взглядом по счастливому лицу Саши, и ненамеренно уцепился глазами за его приоткрытые губы. Подзавис на секунду-другую, забавно дернул челюстью, а потом исступленно захотел с мылом помыть себе глаза, мозг и вообще все, что можно и нельзя. Потому что пидорство натуральное! В смысле, сидеть вот так и беспардонно пялиться, пока губы горят воспоминаниями о том, как лучший друг оставлял на них влажные поцелуи.       Он ведь все помнил. И пьяные лобызания, и вполне себе трезвые жаркие объятия на задних сиденьях линкольна, пока Космос с Филом вышли за пивом, но… Вообще-то, это все по дружбе было! Крепкой такой, мужской, а самое главное — натуральной! Все натуралы так делают, без исключений. Наверное.       Пчёлкин спешно отвернулся, стараясь абстрагироваться от надоедающих, назойливых мыслей, мельтешащих на периферии сознания, и тут же встретился с пронзительным таким, задумчиво-тяжелым взглядом Космоса. Витя по инерции сглотнул, отчего выпирающий кадык дрогнул, а он сам расплылся в дурацкой улыбке.       Космос наверняка подумает, что Витя просто пьян до усрачки.       Подумал. Через пару дней подловил Пчёлу, да и стал странные вопросы задавать, от которых у того едва глаза на лоб полезли. — Пчёл, а тебе Оля-то, случаем, не нравится? — прошептал Космос, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не вздумал подслушать.       Пчёла едва подавил рвущийся из груди смешок. Он и Оля. Смешно. Просто пиздец как.       Белый грубо толкается языком в его рот, прикусывает и оттягивает нижнюю губу Пчёлкина. Почти больно. Не больше, чем приятно.       Руки зарываются в светлые мягкие волосы, соскальзывая вниз по шее. Витя хочет удавиться или выпрыгнуть из окна, плавиться так от ласк своего друга, брата — пиздец лютейший, не вписывающийся ни в какие рамки. Ни те, что перманентно отпечатались у Пчёлы в его тупоголовой и, как оказалось, латентно-педерастской башке, ни те, что сейчас рушил Саша.       Страшнее всего, что эту содомию кончать не хотелось, несмотря на всю неправильность происходящего.       А придётся. Саша теперь остепенился, вольности и интрижки, экзотики ради, с мужчинами — теперь не в его компетенции. Даже как-то неудобно подойти к человеку женатому и просто… поцеловать. Ну так, чисто по-дружески. Жена не поймёт. Ограниченный кругозор и консерватизм, скрипачка, что уж там, святая приверженица устоявшихся ценностей.       Они с Белым тоже. Вроде как. — А это, Кос, не твоего ума дела, — Пчёлкин раздраженно дёрнул челюстью, и достав из внутреннего кармана пиджака помятую пачку сигарет, похлопал друга по плечу.       Пусть Космос думает так, как думает. Его нежное гетеросексуальное сознание просто не выдержит правды.