Resta con me, amore mia

Иногда Дамиано хотелось умереть. У него всего за неделю появились миллиона три новых поклонников, его фотографии разлетались по всем новостям, а жёлтые газетенки не прекращали трубить: «победитель Евровидения анонсировал тур!», «Победитель Евровидения наконец-то признался! Уже три года он встречается с горячей итальянской моделью…» и даже не думали прекращать, новости шли одна за другой, как гнилые яблоки на ферме по производству слухов. Тьфу! Он хотел плюнуть им в лицо со всей своей юношеской злостью. Они говорят так, будто он один достиг высот шоубиза, будто его верные товарищи и близкие друзья тут ни при чем — так, красивые куколки, мимо проходимцы, рядом стояли. А его самого обернули в красивую розовую обёртку, наклеели ему на лицо искусственную улыбку и выжгли ценник на запястье. Всего за месяц он устал, до жути устал быть просто красивой куклой, по которой вздыхают все молодые девочки и девушки (а может, ещё и мальчики). Вздыхают все, но только не она. Они готовы на коленях ползать перед ним, вымаливая лишнюю секунду драгоценного внимания, а она может и пощечину залепить, позволь он себе что-то неприличное. Дамиано не позволяет. Он вообще перестал себе позволять хоть что-то, включая отдых. Он кусает пухлые губы и не может избавиться от стремительного взгляда светло-карих, тёмно-серых, чертпоймикаких, но очень красивых глаз, что он видел в гримёрке, на сцене, возле бара и на конференции. Брюнет вливает в себя ещё одну стопку дорогущего, как нижнее белье королевы Британии, виски, и падает рядом с кроватью. Он устал от величественного отношения к себе. Он хочет быть человеком. Парнем, молодым и буйным, каким он был рядом с. Несмышленным, поражённым ее тонкой, около оккультной, красотой не с обложки vogue. Брюнет жмуриться до боли в глазах и изо рта вырывается потерянный вхлип. Голова кружится и… — Я думаю, ты устал, — он слышит до одурения знакомое и родное произношение в сухих, ничего не значащих без этого акцента словах. Сердцебиение учащается. Тело прошибает холодным потом и мелькает мысль: «я не хочу чтобы она видела меня в таком состоянии, кто угодно, но не она». Он пытается приподняться, но на темную макушку опускается маленькая и теплая ладонь. — Шшшшшшш… Все хорошо, ты напился, милый, — голос ласково шепчет на ушко и дамиано только и может, что повернуть голову и расфокусированным взглядом уставиться на дорогой взору силуэт. Силуэт девушки, которую он так любит, любит всем своим горячим, юношеским итальянским сердцем, ведь чего стоит влюбиться за полторы недели, когда тебе всего немного за двадцать? Давид чувствует теплые руки на своей шее, потом на скулах и ключицах и блаженно улыбается, будто грешник, которого по ошибке отправили в рай. Парень чувствует себя самым грязным и недостойным, о чем и пытается ей пролепетать, но его уже тянут наверх, на мягкую постель. — Совсем напился, разве можно так? Давай я тебе помогу… С каждым малейшим прикосновением кожа парня покрывалась предательскими мурашками, а шея и уши непривычно краснели. Но голова затуманилась, следуя всем свойствам алкоголя, а язык уже не ведал, что нёс. -…У меня нет слов чтобы передать всю вашу красоту и магию, а ваши глаза… — его английский резко сошел на нет, но говорить хотелось, хотелось так, что он не мог, да и не хотел себя останавливать — а ваши глаза похожи на виски, самый дорогой ви… Нет! На лес, в котором мешается и зелень, и величественные стволы деревьев, птицы, что гнездятся в них… Итальянец, кажется, совсем позабыл о скудных познаниях в английском Катерины, он почти бредил, смотря в те самые глаза цвета леса умоляющим взглядом, пока она укрывала его теплым вафельным одеялом и мило, но растерянно улыбаясь, скользя взглядом по его лицу. «Она ничего не понимает» — отчаянно мелькнула в голове мысль и тут же была затоптана порывом помощнее. — Stai con me, amore mia, — парень перешёл на итальянский от отчаяния и опьянения, он видел любимое и дорогое взгляду лицо и не видел преград. Его рука слабо махнула возле Катерины и безжизненно упала на мягкие простыни. Его одолела сонливость и усталость, дамиано склонил голову на подушку, но вдруг он почувствовал нежное прикосновение к чувствительной коже шеи. Кадык дрогнул, когда его хозяин торопливо сглотнул. Тело окутал жар ещё пуще прежнего. Когда он пытался закрыть глаза, окружающий мир ходил ходором, поэтому он предпочел распахнуть их так широко, насколько позволяла ему физиология. Брюнет уставился в медленно плывущий куда-то потолок, пытаясь осознать, что происходит. Почему, почему эта прекрасная женщина целует его, он не достоин ее внимания, ее лёгких прикосновений, ее поцелуев, ее… — Шшшш, дурашка, расслабься, ну же… И когда она только успела научиться читать мысли? Маленькие тонкие пальчики скользили змейками по его груди, улещивая и заставляя его выгнуться в нетерпении. — Cosa stai facendo, amore mia? — еле шепчет всемирно известный музыкант, что являлся сейчас игрушкой и заложником обстоятельств и собственного разума. Она подожгла его тело, будто он состоял из сухих веток и старых газет, а ее сущностью была заженная спичка. И не нужно было ломать эти сухие ветки, он был уже сломан, потерян много тысяч раз, но волшебные заклятия на неизвестном языке, что шептала ему Катерина, исцеляли все раны, даже душевные. Особенно душевные. Он потянулся вперед, но игривый толчок в грудь заставил музыканта вновь откинуться на подушки. Пусть будет так… Казалось, девушка оставляет на его теле беспорядочные лепестки роз, что расползались по его телу после каждого прикосновения губ украинской ведьмы. Они были бордовыми и алыми, нежными и страстными, но каждый раз дорожка вела все ниже и ниже… Казалось, Дамиано захватил жар полностью, он поглотил его когда женщина провела рукой по своим коротким черным волосам и посмотрела на него снизу вверх томным взглядом. Она была у его ног… Но Дамиано точно знал, что не хотел бы такого, не хотел, чтобы такая величественная особа подчинялась такому, как он, о чем немедленно попытался сообщить, но ничего-то у него не вышло. Его оголили, раздели в раз физически, потом душевно, а теперь… Ласкают так, будто он неопытный школьник. Изо рта молодого мужчины вырывался несдержанный всхлип, когда его ноги аккуратно развели как можно шире, а пальчики с аккуратным розовым маникюром поползли по внутренней стороне бедра. В любых отношениях Дамиано всегда был неприкасаемым активом и никто, глядя на него, в этом не сомневался, но теперь он был слабым мальчишкой, что нуждался в помощи. «Хотя она тоже нуждается, а я…» Брюнет ахнул и сжал в кулаке одеяло, проваливаясь в кроличью нору словно Алиса из их песни. Его нежно пытали, водя пальчиками по напряжённому органу, пока он пытался совладать с чувствами. Алкоголь мешал четко мыслить и тем более четко выражать свои мысли. Дамиано приподнялся на локтях. — Я тоже хочу, чтобы тебе было приятно, — хрипит и помутненными глазами смотрит в еле различимые в сумраке комнаты глаза. В темноте блеснула усмешка и аккуратная ручка переместилась с паха, на его грудь. — Делай, — муркнул голос. Очевидно, она хотела сказать «действуй», но знаний языка не хватило — так подумал дамиано, когда переплетал их пальцы и зацеловывал нежную шею. Она пахла полевыми цветами и ромашками и чем ниже парень опускался, тем отчётливее был запах. Он слышал нежные стоны, вырывающиеся из ее аккуратного ротика и был доволен. Никогда ещё он не старался доставить весь возможный максимум партнёру, хотя и в обычной жизни тираном не был. Но эта женщина… Нет, эта девушка, колдунья, свела его итальянскую душу с ума. Брюнет наслаждался каждым участком ее тела, получая героиновый кайф, нет, даже лучше, от простых прикосновений. Их тела переплелись мудрёным узором на теперь уже общей кровати, рука в руку, сердце к сердцу и глаза в глаза. Кто бы знал, что такая сдержанная и отчасти холодная леди может прикусывать губы Дамиано почти до боли, поддаваясь навстречу и стараясь превратиться в одно целое, стать ближе, ещё ближе… Ближе, чем ее ноги вокруг его ягодиц; ближе, чем его около целомудренные рваные поцелуи в лоб, потому что ниже достать трудно чисто физически; их волосы, что перетекают друг в друга. Если каждый раз когда дамиано будет напиваться, к нему будет приходить Катерина, то он готов стать чёртовым алкоголиком. Пот стекал с них ручьем, но кому какая разница, когда ты почти на самой вершине блаженства, а простыни и так будут стирать? Несколько рваных движений и еле сдерживаемые стоны заполнили комнату на пару секунд. Два тела выбрались из порочного клубка, рассоединились и точно определили, где чья нога и рука. Правда, пьный парень уж точно ничего не понимал, поэтому вырубился спустя минуту их последнего поцелуя и напевания на незнакомом языке: — Котику п’яненький, Котику чорненький. Котку волохатий, не ходи до хати… — медленно затихал голос в его сознании. *** На следующее утро вокалист всемирно известной группы проснулся один. С жуткой головной болью, пустыней во рту и першением в горле. На полу, в окружении пустых бутылок и с наполовину спущенными вниз домашними штанами, а так же подозрительными белыми следами, что просачивались сквозь ткань. Его уже звали на завтрак друзья, Виктория упрямо барабанила в дверь, но в комнату не заходила — нарушать личное пространство не в их привычке. Дамиано точно знал, что находился в Италии, на окраине Рима, в их милой глазу домашней студии, с бассейном, крутой плазмой и плейстейшеном Но без Катерины. Часто Дамиано хотелось умереть, особенно после таких снов. А ещё это было самое сладкое видение в его жизни.