***
Сяо Чжань не должен был его принимать. Ему нужен был предлог, чтобы снова увидеть Ибо, чтобы возродить дружбу, потерянную со временем и несовместимыми графиками. Но когда они снова оказываются в одном помещении, снова участвуя в одном проекте, он вспоминает, почему позволил их дружбе угаснуть. Их отношения никогда не были просто дружбой, и простой дружбы с Ибо никогда не будет достаточно для Сяо Чжаня. Тогда искра между ними вспыхнула мгновенно, на съемках и после. Они шутили, дразнили, флиртовали, всегда в пространстве друг друга, а потом и в постели друг друга. Это было воодушевляюще, но и пугало. Это было опасным в то время, когда им обоим было что терять. Они оба были так заняты в первые несколько лет после выхода «Неукротимого», что было слишком легко позволить себе разойтись, отступить, пока их не спалило окончательно. Он приехал в Чаншу на встречу по проекту — первую, на которой они оба смогли лично присутствовать, и встретиться с Ибо выпить в баре отеля казалось Сяо Чжаню вполне разумным поступком. Почему бы ему не встретиться с бывшим коллегой, которого он несколько лет не видел? Давний знакомый, с которым он будет работать впервые чуть ли не за десяток лет. А когда в баре становится слишком шумно для разговоров, почему бы ему не пригласить старого приятеля в свой номер, чтобы продолжить разговор о том, что у кого происходит? И почему бы ему в конце концов не поцеловаться со своим другом, не обнаружить, что он прижимает Ибо к двери, умоляя его: «Останься... Давай, останься... Скажи, что останешься». Верно. Почему бы и нет. Он определенно не стал бы так поступать с другими давними коллегами. Оказывается, искра между ними по-прежнему сильна, и Сяо Чжань чувствует себя опаленным. Завтрашним утром ему необходимо быть профессионалом. Ему приходится сидеть в помещении, полном других профессионалов, и притворяться, что он не знает, каково это, когда все тело Ибо прижимается к нему, каково это, когда твердый и страстный Ибо трется об него. Как звучит Ибо, задыхающийся и сломленный, когда он отталкивает Сяо Чжаня. Его резкое: «Прости, Чжань-гэ, я не могу этого сделать. Увидимся завтра, хорошо?», когда он выскальзывает за дверь, оставляя Сяо Чжаня отчаянно возбужденным и разочарованным. Сяо Чжань ложится спать, но долго не может уснуть. Их график на следующий день очень плотный. Сяо Чжань находится в Чанше только двадцать четыре часа; они должны учитывать каждую секунду. Необходимо принять решения, запланировать съемку на местности, уточнить расписание. Он хочет отвести Ибо в сторону, спросить, что, черт возьми, случилось прошлой ночью, что творится у него в голове. Но шанса не предоставляется.***
Два дня спустя Ибо пишет ему, когда он заканчивает поздний ужин. Я знаю, что директор Чен сказал, что хотел бы больше сосредоточиться на классике, но что, если мы смешаем это с... Хорошо. Ладно. Итак, они не говорят об этом. Сяо Чжань профессионал, он может с этим справиться.***
Сяо Чжань не справляется. Они еще толком даже не начали снимать. Основная часть съемок состоится через пару месяцев — они выкроили чудесный трехнедельный период, — но пока они снимают для нескольких заранее записанных фрагментов на разных локациях, насколько позволяют их графики. В 10 утра пасмурного вторника Сяо Чжань входит в тесный трейлер для макияжа в Ситане и сталкивается лицом к лицу с Ван Ибо. Полтора часа езды от Шанхая он провел обсуждая финансы XZ Studio со своим ассистентом и отвлекся, когда открывал дверь. Возился с телефоном, и его мысли все еще полны деловых цифр. Что-то врезается в грудь Сяо Чжаня, и он резко поднимает голову. Первое, что он видит, — знакомое лицо Ибо, а затем его столь же знакомая дерьмовая ухмылка. — Смотри, куда идешь, Сяо-лаоши! Не хотелось бы повредить это прекрасное лицо! Сяо Чжань смотрит вниз. Рука Ибо прижата к его груди — это единственное, что удержало их от столкновения, когда Сяо Чжань вошел в дверь. Эта рука ощущается теплой даже через ткань рубашки, а мышцы на ней более выражены, чем у Сяо Чжаня, и она остановила его без каких-либо видимых усилий. Прикосновение Ибо ощущается как клеймо, прожигающее кожу. На мгновение Сяо Чжань забывает, как двигаться, на мгновение он забывает дышать. Он не прикасался к Ибо с той катастрофической ночи в его гостиничном номере, но думал о нем. Он думал об этом больше, чем хотел бы себе признаться. В уме он проигрывал сценарии того, что он мог бы сказать, что он мог бы сделать. Как только он сталкивается с ним в реальности, все это вылетает из его головы. Ибо теплый, и настоящий, и все еще такой невозможно красивый, что это должно быть незаконно. Сяо Чжань замирает. Эта улыбка снова и навсегда погубила его. Он никогда не мог сопротивляться Ибо; и не понятно, почему он вообще когда-то решил, что сможет. А потом Ибо снова смеется, прижимая его к себе в секундные объятия, как будто между ними ничего не произошло, как будто ничего не изменилось. Ибо использует импульс движения этих объятий, чтобы поменять их местами — втащить Сяо Чжаня внутрь, а самому оказаться снаружи. А потом он уходит, хлопнув дверью, и звуки его смеха обрываются. Сяо Чжань дает себе выдохнуть, момент, чтобы взять себя в руки — что это вообще было? — а затем поворачивается и приветствует ожидающих стилистов своей лучшей профессиональной улыбкой.***
К тому времени, как прическа и макияж закончены, уже выглянуло солнце. Это идеальный день для съемок. Сяо Чжань и Ибо гуляют по Ситану, рассказывая об истории Водного города и о дорамах, которые здесь снимали. Ибо знаком с некоторыми местами по проекту, в котором он снимался несколько лет назад, и ему не терпится рассказывать истории между дублями.***
С камерами, в обстановке съемок, легко вернуться к старым привычкам. Между дублями они шутят и сплетничают о коллегах и общих друзьях. Электрическое напряжение, которое у них всегда было, мгновенно возвращается на место, и это почти как если бы Ибо все еще едва исполнился двадцать один год, как будто Сяо Чжань все еще новичок в бизнесе, увлеченный своим более молодым, но более опытным партнером по фильму. Но теперь между ними есть дистанция, которой раньше не было. Ибо до сих пор смеется и шутит. Он хлопает Сяо Чжаня по плечу и дразнит его по поводу возраста, когда он несколько раз повторяет одну и ту же строчку, но его прикосновения не задерживаются, и в его плечах и в сжатой челюсти появляется напряжение, которого Сяо Чжань не видел раньше. Ибо изменился и в других отношениях. Его плечи шире, лицо немного более обветренное, и такая зрелость и уверенность в том, как он выражает свое мнение на площадке, что это одновременно и неожиданно, и невероятно горячо. Возраст Ибо никогда не был препятствием для их отношений, разве что удобным оправданием, но это оправдание давно себя исчерпало. Ибо в следующем году исполнится тридцать; Сяо Чжань даже отметил это в календаре, чтобы не забыть отправить поздравление. Сяо Чжаню всегда было трудно отвести взгляд от Ибо. Когда они снимали и продвигали «Неукротимого», он сказал себе, что просто слишком вошел в образ и что чувства Вэй Усяня к Лань Чжаню просочились за пределы съемочной площадки. Он и тогда знал, что это ложь, и теперь знает. Единственные роли, которые они здесь играют — это они сами, и Сяо Чжань все еще не может перестать смотреть. Он знает, что ему следует быть более осторожным — хотя бы из опасения, что его чувства будут очевидны для всех вокруг, — но он не может оторвать взгляд. Хуже всего то, что Ибо смотрит в ответ. Он сдерживается от физических проявлений, но всегда смотрит. Сяо Чжань знает этот взгляд; он помнит этот взгляд — темный, напряженный и полный желания. Ибо хочет, но независимо от того, что Сяо Чжань предлагает — сколько он флиртует, как близко он пытается подобраться, — Ибо отказывается принимать. Так не может продолжаться. Они должны об этом поговорить.***
Они не говорят об этом. Они не говорят об этом в Ситане в тот день. Они не говорят об этом и потом, когда Сяо Чжань снова в Чанше в перерывах между рекламными съемками своего текущего проекта. Они не говорят об этом на дневной съемке в Летнем дворце, после которой разлетаются в разные концы страны. Они не говорят об этом неделю спустя, когда они оба снова в Пекине, втискивают три натурных съемки и рекламное промо-интервью в два бурных дня. Сяо Чжань не может уснуть в 2 часа ночи вторых суток. Он измотан, но после этих дней с Ибо он слишком взвинчен адреналином и сексуально фрустрирован для того, чтобы спать. Ван Ибо находится где-то в этом же городе, но он не знает где. Он смутно помнит, как Ибо в какой-то момент упомянул переезд, но он не обратил внимания на детали, слишком был занят и задерган. Он всегда слишком охотно отвлекался от Ибо. Он говорил себе, что ведет себя очень практично и разумно, но даже тогда знал, что это неправда. Он боялся накала собственных чувств; он боялся отказа; он сбежал. И теперь он не знает, где Ибо. Он знает только, что Ибо не здесь, что Ибо должен быть здесь, что он нужен Сяо Чжаню прямо тут. Он пишет и удаляет полдюжины сообщений, прежде чем в расстройстве бросить телефон. Спустя несколько мгновений он снова пытается взять его, когда загорается экран. Спи, Чжань-гэ. На мгновение кажется, что Ибо набирает что-то еще, но индикатор исчезает и телефон Сяо Чжаня молчит. Он смотрит на него до тех пор, пока не может больше продолжать держать глаза открытыми. Когда он просыпается на следующее утро, он все еще сжимает его в руке.***
Они больше не видятся, пока оба не приезжают в Чаншу для основной части студийных съемок. После тех двух дней в Пекине Сяо Чжань погрузился в работу. У него все еще был проект, который сейчас продвигался, и студия, которой нужно было управлять. Сяо Чжань не тот едва взлетевший востребованный айдол, которым когда-то был, но он все еще успешен, все еще популярен и среди публики, и среди рекламодателей. У него есть обязанности и обязательства. На него полагаются. Он не может продолжать думать о Ван Ибо, как влюбленный подросток. Это почти срабатывает. По большей части он слишком занят, чтобы думать об Ибо, и почти убеждает себя, что он в порядке, что он справился с этим, что все это вовсе не проблема. Сяо Чжань всегда слишком хорошо умел лгать самому себе. Едва рассвело, когда он приехал в студию на их первый съемочный день, но Ибо уже там, стоит в стороне, опустив голову, и смотрит в телефон. Сяо Чжань знает, что ему следует что-то сказать, но он не может не воспользоваться этим кратким моментом в собственных целях — просто чтобы посмотреть, просто чтобы хотеть. Директор Чен подходит, чтобы поговорить с Ибо, и Ибо отрывается от телефона. Сяо Чжань находится точно на линии его взгляда. Их глаза встречаются, и это как молния, такая острая вспышка, что он чувствует ее всем телом. Сяо Чжань ничего не придумал, не истолковал внимание Ибо неправильно. Ибо выглядит таким же отчаявшимся, как и он сам. Ибо первым отводит глаза и возвращается к разговору. Когда он снова смотрит на Сяо Чжаня, его отчаянный взгляд исчезает. Он машет Сяо Чжаню, чтобы он присоединился к их разговору, — дружелюбный, профессиональный коллега, не более того. Следующая неделя — пытка. Ибо дружелюбен и вежлив на съемочной площадке, а химия, когда они вместе под камерами, как никогда сильна, но каким-то образом, что бы ни делал Сяо Чжань, он никогда не остается с Ибо наедине. Он возвращается в свой гостиничный номер каждую ночь — измученный, разочарованный и возбужденный — и дрочит в слишком большой и слишком пустой кровати. Сяо Чжань не был таким возбужденным с того лета, когда снимали «Неукротимого». Так не может продолжаться. У Ибо все еще есть та же квартира в Чанше, оставшаяся после работы в Day Day Up. Сяо Чжань знает, где она, и с каждой ночью становится все труднее не появиться на пороге его дома и не потребовать, чтобы его впустили. Он сломается — это лишь вопрос времени.***
Но первым сломался не Сяо Чжань. Сегодня Ибо снимал танцевальный номер. Ибо снимал сегодня танец с мечом. Сяо Чжаню не было нужды там присутствовать. Ему следовало воспользоваться перерывом, чтобы вернуться в свою гримерку, перекусить, возможно, но вместо этого он остался, стоя в тени прямо за камерами. Сяо Чжань был не единственным участником съемочной группы, который задержался; казалось, что каждый, у кого не было другого занятия, нашел предлог, чтобы остаться. Ибо всегда красив, но когда он танцует, он словно высасывает из комнаты весь свет. Никто не может отвести взгляд. Сегодня Сяо Чжань даже не ложится в кровать. Он опускает руку в штаны в тот момент, когда за ним щелкает замком дверь, и кончает в кулак всего за несколько движений. Он падает на пол, проклиная себя за глупость. Он едва замечает, когда его затылок бьется о дверь. Он в полном беспорядке — как в прямом, так и в переносном смысле — и пытается собраться с силами, чтобы встать и привести себя в норму, когда кто-то стучит в дверь. Он дергается на звук, глядя на свои грязные руки. Невозможно скрыть то, что он делал; он не может открыть дверь. Он в ловушке. Застывает — может быть, если он не будет двигаться, то кто бы это ни был, уйдет. Стук прекращается. Сяо Чжань выдыхает... Его телефон гудит в кармане, невероятно громко в тишине номера. Он игнорирует. Телефон снова гудит. И опять. Он вытаскивает его из кармана и чуть не роняет, руки дрожат от адреналина. Это Ибо. Конечно, это Ибо. Впусти меня. Я знаю, что ты там, Чжань-гэ. Открой дверь. Чжань-гэ Чжань-гэ Я не уйду. Открой чертову дверь. Сяо Чжань закрывает лицо руками, дважды бьется головой о дверь, а затем, проклиная свою удачу, проклиная Ван Ибо на все лады, встает и открывает дверь. Ибо выглядит ужасно. На нем потрепанные спортивные штаны и рубашка, которая выглядит так, будто он в ней спал. На нем маска и шляпа, низко надвинутая на лоб, но она не может скрыть темные круги под глазами. Он по-прежнему самое красивое, что Сяо Чжань когда-либо видел. Ибо смотрит на свой телефон — вероятно, набирает еще одно требовательное сообщение — но резко вскидывает голову в тот момент, когда Сяо Чжань открывает дверь. Сяо Чжань ловит момент, когда Ибо осознает, что он делал. Его глаза расширяются, когда он видит растрепанную одежду Сяо Чжаня, явное мокрое пятно на передней части его штанов, слышит его прерывистое дыхание. Напряжение, которое нарастает между ними, готово взорваться; Сяо Чжань до сих пор не знает, как именно он сломается. Ибо двигается первым. В один момент они застывают на противоположных сторонах дверного проема, а в следующий Сяо Чжань оказывается на полпути через комнату, руки Ибо на его плечах, а лицо Ибо уткнуто ему в шею. Ноги ударяются о матрас, и он падает, прижатый к кровати всем весом Ибо. Лицо Ибо все еще прижимается к шее Сяо Чжаня. — Скажи мне, что это ты думал обо мне, Чжань-гэ. Его голос срывается. Сяо Чжань никогда не слышал, чтобы он звучал так отчаянно. — Я видел, как ты на меня смотрел. Скажи мне, скажи мне, что ты сейчас думал обо мне. Голова Сяо Чжаня кружится от американских горок возбуждения и тоски сегодняшнего вечера, этой недели, последних двух мучительных, опьяняющих месяцев. Он открывает рот, но ничего не выходит. Он слишком возбужден, слишком голоден, чтобы составлять полные предложения. Вместо этого он чуть отодвигает Ибо и срывает с него маску. Его руки дрожат. Ему нужно увидеть лицо Ибо. Он останавливается на мгновение, чтобы посмотреть, чтобы увидеть отчаяние в глазах Ибо, а затем он сбрасывает эту дурацкую шляпу с головы Ибо, зарывается руками в его волосы, целует его, целует, целует. Ибо немного крупнее, чем когда-то, немного тяжелее и жестче в руках Сяо Чжаня. Он пахнет чуть иначе и его волосы чуть длиннее. Когда Сяо Чжань снова открывает глаза, он видит небольшой шрам над левой бровью Ибо. Сейчас он уже поблек, но Сяо Чжань помнит, когда он был свежим. У Ибо тогда еще был синяк под глазом, и Сяо Чжань целовал его очень легко, едва касаясь губами слишком горячей кожи. Ибо отталкивал его, смеясь, и продолжал рассказывать эпическую историю Ибо и его скейтборда против особенно плохо спланированного вестибюля отеля, пока они оба не схватились за животы, задыхаясь от смеха. Он отмечает каждую мелочь, упивается тем, как они делают ощущения более реальными. У него никогда раньше не было этого Ибо в постели. Это не сон. Это происходит. Это на самом деле. Вдруг этого мало. Вес Ибо на его бедрах, язык Ибо во рту, руки Ибо все еще сжимают его плечи — все это прекрасно, но этого недостаточно. Он отталкивается от этого веса, но это все равно что толкаться в стену. Ибо не отпускает, совсем не сдвигается. Сяо Чжань вытаскивает руки из волос Ибо, прижимает их к груди Ибо и толкает. Ибо отшатывается, задыхаясь, широко распахнув глаза. Сяо Чжань сползает с кровати, снимая рубашку и спихивая испачканные штаны по ногам. Он снова твердый, отчаянный и жаждущий, несмотря на то, что кончил десять минут назад. Кончил, думая о Ван Ибо, который сейчас здесь, стоит на коленях у изножья его кровати, а его прерывистое дыхание громко во внезапно наступившей тишине. — Конечно, это был ты, — говорит он, стягивая кроссовки и носки, чтобы избавиться от штанов. — Ты себя видел?! Это все, о чем я могу думать уже несколько месяцев. То, как ты выглядишь, как ты говоришь. То, как ты смотришь на меня. Конечно, я думал о тебе. Он наклоняется, прижимает руку к ноющему члену. — Как я мог думать о ком-то другом. Это все, что нужно, чтобы Ибо снова начал двигаться. Он срывает футболку — краем сознания Сяо Чжань отмечает, что она была вывернута наизнанку, — а затем стягивает вниз свои спортивные штаны и трусы. Штаны застревают в кроссовках, и Сяо Чжань использует момент, чтобы просто полюбоваться телом Ибо, когда он наклоняется и тянется в попытках раздеться до конца. Здесь тоже есть небольшие отличия, но Сяо Чжань их почти не видит. Все, что он может видеть, — это длинные знакомые линии тела Ибо и явное свидетельство его возбуждения, его желания, когда он наконец освобождается от одежды. Один из кроссов Ибо отскакивает от стола с глухим стуком, а затем Ибо карабкается обратно на кровать, прижимая к ней Сяо Чжаня. Ибо жесткий, обнаженный и страстный, вся его обычная плавность исчезает, когда он толкается в живот Сяо Чжаня. Они не столько целуются, сколько задыхаются друг другу в губы. Это идеально: тепло его кожи, вкус его желания, твердая длина его члена, притирающаяся к члену Сяо Чжаня. Сяо Чжань царапает спину Ибо, и Ибо стонет и дрожит в его руках. Он близок, но Сяо Чжань еще не готов заканчивать. Он притягивает Ибо ближе, цепляет его ноги и перекатывает их так, что Ибо оказывается на спине. Теперь у Сяо Чжаня есть все возможности управления, и он не собирается тратить их зря. Он останавливается на мгновение, чтобы оставить единственный целомудренный поцелуй на кончике носа Ибо — просто чтобы увидеть, как знакомая надутость проявляется на лице, — а затем скользит вниз. Второй он целует грудь Ибо, третий поцелуй чуть ниже пупка, а затем четвертый еще ниже, на этот раз скорее укус, чем поцелуй. Жалобный возглас Ибо: «Сяо Чжань!» — превращается в сдавленный стон, когда Сяо Чжань, наконец, крепко обхватывает рукой его член, именно так, как — он помнит — это нравилось Ибо. Он расслабляет пальцы и легко проводит рукой вверх и вниз по члену Ибо, заново изучая его форму, наслаждаясь ощущением Ван Ибо, твердого, влажного и беспомощного в его руках. Ибо тихонько скулит и толкается в руку Сяо Чжаня, выпрашивая еще, изгибаясь всем телом. Сяо Чжань немедленно убирает руку и прижимает бедра Ибо обратно к кровати. Ибо корчится под ним. Он пытается оттолкнуть Сяо Чжаня бедрами, пытается схватить его за плечи, чтобы притянуть ближе. Сяо Чжань так возбужден, что мог бы кончить только из-за этого, из-за ощущения Ибо в своих руках, из-за обрывков слов, которые начинают вырываться из его горла. — Пожалуйста… пожалуйста, прикоснись ко мне… что угодно… как угодно… пожалуйста… Сяо Чжань никогда не хотел ничего больше. Никакого больше ожидания с поддразниванием. Он наклоняется и берет Ибо в рот. Один раз он слегка облизывает головку члена Ибо, заново изучая вкус, а затем берет его как можно глубже. Поднимается и снова спускается. Он слишком заведен сам, чтобы дразнить. Сяо Чжань любит делать минет, ему нравится, насколько сильным он себя чувствует, когда Ибо корчится под ним, любит тяжесть на языке и ощущение удушья каждый раз, когда член Ибо ударяется о его глотку. Его голос пострадает, но у них обоих на следующий день выходной. Он может себе позволить. Одна рука Ибо движется с плеча Сяо Чжаня к его голове, неуклюже и нескоординированно, он хватает и тянет Сяо Чжаня за волосы в такт своему рваному отчаянному хныканью. Легко уступить и дать Ибо то, что он хочет прямо сейчас. Ибо всегда так легко сдаваться. Сяо Чжань перестает удерживать бедра Ибо и расслабляет горло. Он позволяет Ибо вталкиваться ему в рот один, два, три раза, прежде чем кончить на язык. Ибо обескураживающе молчит после оргазма. Сяо Чжань все еще тверд, все еще голоден, все еще настолько возбужден, что не может думать, а Ибо не двигается и ничего не говорит. Сяо Чжань начинает садиться, его сердце сжимается в горле, а в мозгах только белый шум. Он не может — Ибо не может — он не может снова отвернуться от него — Сяо Чжань не знает, как после такого вернуться, как они смогут продолжать работать вместе, если Ибо откажется от него снова. А потом Ибо громко и ярко смеется. Он хватает Сяо Чжаня за руку и тянет его, укладывая рядом с собой, и тогда они смеются уже вместе, взбудораженно, задыхаясь, счастливо. Сяо Чжань так близок, что ему не нужно много, чтобы дойти до финала. Ибо обхватывает теплой рукой его болезненно твердый член, и Сяо Чжань все еще смеется, когда кончает, уткнувшись лицом в плечо Ибо. Он позволяет себе задержаться в объятиях Ибо, прежде чем отстраниться и встать. Он закрывает задвижку на двери, умывается и смывает с бедер самое заметное. Он берет бутылку воды из мини-бара, тут же опустошая ее наполовину, и поворачивается к кровати. Ибо все еще там, где Сяо Чжань оставил его, раскинувшись в центре кровати. Сяо Чжань протягивает остаток воды, и уголок рта Ибо приподнимается в легкой улыбке, когда он садится и берет бутылку. Когда Ибо опускает пустую бутылку, его глаза снова становятся серьезными. Ибо открывает рот, и Сяо Чжань качает головой. «Не сейчас. Нам не нужно сейчас об этом говорить». Он нежно толкает Ибо в плечо. — Иди, помойся и вернись в постель. Ибо медлит мгновение, и Сяо Чжань снова толкает его, сильнее. Ибо уходит. Сяо Чжань залезает под одеяло. Он измотан, но не расслабляется полностью, пока Ибо не возвращается на другую сторону кровати. Им не нужно сейчас об этом говорить, но им придется поговорить об этом.***
Об этом говорят по утрам. Когда Сяо Чжань просыпается, в комнате все еще темно и тихо, но явно день уже начался. Он слышит пылесос в соседнем номере, и за звяканьем лифта следует внезапный поток голосов — женщина и двое детей болтают, проходя мимо его двери. Ибо все еще в его постели, лежит на боку спиной к Сяо Чжаню. Ибо спит как ребенок — его длинные руки и ноги свернуты в запятую, подушка крепко прижата к груди. Раньше это всегда заставляло Сяо Чжаня улыбаться, да и сейчас. Это позже, чем они обычно просыпаются, но он совершенно уверен, что им больше некуда торопиться. Он поворачивается и зарывается лицом в затылок Ибо, согретый и довольный. Как он вообще позволил этому закончиться? Почему он решил, что было хорошей идеей позволить Ибо уйти из своей жизни. Позже, после душа, завтрака в номер и утренних поцелуев, Ибо спрашивает его о том же. Громко. Размахивая руками. Судя по всему, их взаимное расставание не было таким взаимным, как считал Сяо Чжань. — Почему ты думаешь, что я этого хотел! Ты явно потерял ко мне интерес! — голос Ибо опасно повышается в конце второго предложения, и Сяо Чжань жестом просит его быть потише. Ибо делает глубокий вдох, сжимает и разжимает кулаки. Когда он снова начинает говорить, его голос тише, но не менее напряжен. — Я не собирался заставлять тебя остаться, когда ты так явно хотел уйти. Сяо Чжань тяжело садится на край кровати и проводит несколько секунд ошеломленно переоценивая все их отношения. О чем он думал? Как он не понял? Как он мог заставить Ибо думать, что он не хочет его? Сяо Чжань закрывает лицо руками и смеется, хотя это совсем не смешно. Почему он такой тупой? Кровать прогибается рядом с ним, и Ибо толкает его плечом. — Я не знаю, Чжань-гэ, почему ты такой тупой? Ой. Он не понял, что сказал это вслух. Он поднимает взгляд. Ибо иронично качает головой, но его улыбка теплая и нежная. Тем не менее, он сдерживается немного, но эта настороженность уйдет со временем. Сяо Чжань понимает, он готов подождать. Теперь, когда у него снова есть Ибо, он не планирует отпускать его. Хм. Ему, наверное, следует сказать и эту последнюю часть вслух, не так ли? Ему требуется минута, чтобы правильно сложить слова, но на этот раз Ибо не подталкивает его, просто ждет, пока он начнет. — Я думаю… — начинает он. Останавливается. Кивает себе и начинает снова. — Нет, я знаю. Я знаю, что хотел, чтобы ты остался. Я так сильно хотел тебя, что это напугало меня. Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Мне казалось, что я не могу двигаться, не могу вздохнуть без того, чтобы это не наблюдал весь мир. Передо мной было так много выборов, так много решений, которые мог принять только я, но все, чего я хотел, — это запереться с тобой в комнате и никогда не выходить. Ибо усмехается на это. — А я бы не отказался! — Заткнись, засранец! — Сяо Чжань шлепает его по плечу. — И я не мог этого сделать, — продолжает он. — У меня были обязательства, обещания, которые я не мог нарушить. И у тебя тоже. Ибо открывает рот, чтобы что-то сказать, и знакомый огонек в его глазах сообщает: «Я сейчас скажу что-нибудь пошлое, чтобы сбить этот настрой». Сяо Чжань смотрит на него. — Подожди же! Я пытаюсь быть серьезным! Дай мне закончить! Но на этот раз Ибо не позволяет ему говорить. Вместо этого он хватает Сяо Чжаня за плечи и целует его сильно и яростно, сокрушая все его чувства. — Я понял, — говорит он. — Я тоже боялся. Я думал, ты и так знал, но я никогда не спрашивал. Я никогда не говорил. Я должен был сказать. Он снова целует Сяо Чжаня, на этот раз мягко и нежно, и это просто ужасно. Они целовались так много раз, так по-разному, но этот поцелуй ощущается по-другому. Это не похоже на вопрос — это обещание. На этот раз, когда Ибо отстраняется, Сяо Чжань тянется за ним; и он всегда будет тянуться. Он утыкается лицом в шею Ибо, прислушивается к устойчивому биению его сердца и обещает себе, обещает им обоим, что на этот раз он не отпустит.