Замыкание

Он всё ещё не может совладать с руками: пальцы всё время тыкают не туда, куда нужно, и постукивают по тёплой и чуть вибрирующей сенсорной поверхности, охваченные минутной дрожью, которая наверняка быстро пройдёт, чтобы вскоре повторно нахлынуть. Тонкие брови, как рапиры, подпирают с двух сторон переносицу, заставляя её сжиматься под напором и образовывать складки – признак не просто усиленной мозговой деятельности, но внутренней борьбы, за которой наблюдать-то не хочется, не то что участвовать. Волт не любил и плохо умел долго думать: на это почти никогда не было времени, так как в юношестве нужно было выживать, а не задаваться вопросом «быть или не быть?», а сейчас – чётко следовать приказам, а не тратить время на их обдумывание, иначе ничего не получится. Так, надо полагать, чувствует себя необъезженная лошадь, на которую внезапно взгромоздился наездник и требует нести его туда, куда ему потребуется, и так, как он накажет. Сомнения в собственных действиях, в правильности их выполнения, в необходимости подчиняться – сплошная неуверенность; и убежать некуда, и седока не скинуть. Волт понимает, что такими темпами он скорее приведёт панель управления в ещё большую неисправность, чем устранит в ней простенькое замыкание, с которым мог бы разобраться даже Шэдоу, и медленно опускается на сидение, стремительно выделяющееся своим по царской прихоти красным цветом среди однотонно-серых стен, пола, потолка… Упирается теменем в прижатые перед собой друг к другу руки и зарывается в сомнительного рыжего цвета волосы, надеясь унять распространяемое от эпицентра внутреннего конфликта подрагивание, отчаянно умоляя восставшие от долгого сна мысли помолчать ещё немного и дать успокоиться. Внезапно участники потасовки в непривычной к этому делу в глобальном масштабе голове Ластера действительно на время утихают, а вместе с ними и непонятная дрожь. Векс позволяет рукам расслабленно опуститься, но тут же упирается ими в колени, напряжённо всматриваясь в пол, словно что-то в нём увидев. Бронтис был разговорчив и болтал, зачастую зная, что Волт перестал слушать – бакуган, видимо, считал своей прямой обязанностью заполнять тишину вокруг своего бойца чем-то, в чём мог бы быть смысл (а может и был, Волт не вслушивался). Теперь Ластер понимал, что таким образом тот отгонял от него пустоту. Ну что за глупость, отчего он не может успокоиться? Мэй-Лин права, им не нужно оружие с собственной волей, которое в самый важный момент способно не подчиниться твоей. Однако, как Волт запоздало осознал, пластмассовый шарик, напоминающий ту самую жвачку, которую товарищи по несчастью много лет назад безуспешно пытались купить, сумел каким-то образом переродиться из напарника в друга. Без него боец хаоса погряз в мрачном молчании, которое обостряло отсутствие чего угодно, что-либо значащего для него. Или для чего он хотя бы что-нибудь значил. Ластер чувствовал, что хотя бы теперь, когда он это понял (хоть и не до конца пока признал), необходимо что-то сделать, как-то отыскать, связаться, узнать, пережил ли хрупкий даже в своей полноценной форме бакуган падение откуда-то из слоя стратосферы, но ему не хватало решимости ни для того, чтобы окончательно принять свою привязанность к нелепейшему живому существу из всех, кого он когда-либо встречал, ни для решительных действий, которые неизбежно означали бы уход из вексов. Волт не сразу понял, что этот рокочущий дрожащий звук издаёт он сам, напрягая вибрирующие стенки горла, и это временно укрыло его от обжигающего стыда перед собственным бессилием. Может быть, кто-то включил отопление, а может просто корабль попал в какую-то экваториальную зону, где даже на такой высоте можно попасть в облако тёплого пара. В любом случае Ластер был уверен, что покраснел он не от повысившейся температуры, которая стала окутывать его, переплетаясь с обступившей тишиной. - Всё льёшь слёзы по своему бакугану?- насмешливый голос уничтожил её, как струя чернил нарушает кристальную чистоту воды. - Май-Лин?- Волт резко и враждебно обернулся, словно желая сейчас же увидеть её и обезвредить взглядом, забрать преимущество подошедшего со спины. – Что тебе нужно?- в глазах потемнело, взгляд застыл. Ни доли сожаления, даже мысли о выброшенных с корабля существах не возникало в её голове за последние несколько часов. Сделала и забыла – идёт вперёд, стараясь обогнать время. Ластер не понимал, откуда взялась эта агрессия – они с Мэй-Лин всегда относились друг к другу гораздо более сносно, нежели чем компания чудаков, в которой они и существовали на правах равных. Откуда недалёкому, совсем недавно бывшему отбросом весту знать, что он защищался, подсознательно чувствуя в товарище первопричину, рычаг, запустивший ситуацию, из-за которой и завязалась внутренняя дилемма? Тонкая, закутанная в твёрдые массивные «доспехи» девушка снисходительно усмехнулась, прикрывая глаза, будто желая воззвать к очень исчерпаемым запасам терпения и благодушия. - Просто зашла проверить, не наложил ли ты на себя руки по случаю своей потери,- едко, но не злобно ответила она, открывая глаза и, чуть приподняв голову, с интересом что-то замышляющего человека посмотрела на Волта. Тот нахмурился сильнее и, бросив: «Жив, как видишь», отвернулся и вновь обретшими способность попадать туда, куда целились, пальцами забарабанил по своему гантлету, раз в пару секунд сверяясь с показателями на большой машине. Боец Аквоса усмехнулась, сложила руки на груди и, ничуть не изменив своих намерений от холодности собеседника, спросила: - Неужели тебя действительно так задело своевременное избавление ненужного балласта? - Я не привык смотреть на живые существа как на балласт,- рыкнул ей Ластер, ускорив темп работы, чтобы поскорее закончить и покинуть помещение. С ноткой удивления, означающего ещё большую заинтересованность,­ векс приподняла одну бровь, а затем моментально обрела спокойную деловую серьёзность (этой способностью она в себе особенно гордилась) и произнесла уже без подтрунивания: - Что такого в этом бакугане, что ты считаешь его незаменимым? На планете ещё тысячи монстров твоей стихии и сотни его вида – потеря одного ничего не значит: ты всегда можешь отправиться в хранилище и взять такого же… - Вот как?- сверкнул не щурящимися огромными глазами боец, резко обернувшись и с вызовом посмотрев Мэй-Лин в глаза: - Одна жизнь ничего не значит, если она заменима? Можно распоряжаться чьей угодно судьбой и успокаивать себя тем, что есть тысячи других похожих? Я вырос на улице, Мэй-Лин, только потому, что моя мать решила, что не прокормит ещё одного ребёнка. Сотни раз я бывал на волоске от гибели, я, и множество моих товарищей, мы готовы были на что угодно ради подачки, а спали мы только днём, потому что ночью многие умирали от холода, если не двигались, и всё потому что кто-то решил, что наши жизни ничего не значат, раз есть ещё сколько угодно таких же мальчиков. Я ненавижу людей, которые берут на себя право решать, кто чего достоин. Сказал всё почти на одном дыхании, со злобой протягивая некоторые слова и сжимая кулак на опасливо попискивающей панели управления, и сам не понял, что на него нашло – кому он это говорит? Это же Мэй-Лин, человек от него настолько же далёкий, насколько и жестокий. Чего он ожидал, рассказывая ей настолько личные вещи? Волт усмехается. Ну и пусть знает, пускай высмеет, скажет, что он слаб, жалок – может быть, ему именно это и нужно: чтобы кто-то посторонний рассказал ему, какой он ничтожный кусок отходов? Неожиданно, на всю эту гневную тираду Мэй-Лин и губами не пошевелила – молча выслушала и кивнула, прикрыв глаза в размышлении. - Я не знала,- чётко, тщательно удаляя из реплики любой оттенок, проговорила она и развернулась, собираясь уйти. Удивлённое «М-м-м?» ударилось ей в спину, но не пошатнуло почти военной осанки. «Что это только что было?»- не понял Ластер, пользуясь тем, что девушка не видит, и часто моргая, чтобы проверить, не исчезнет ли только что произошедшее от этого? - Уверена, Бронтис не погиб: с ним был Элико, а он летает,- как бы мимоходом обронила она, остановившись на несколько секунд в дверях, и сделала шаг вперёд, позволяя им закрыться за собой. Даже если бы в рубке управления было бы холодно, сейчас Ластер ощутил бы приятное тепло в ладонях и лёгкость в солнечном сплетении. Удивление выполнило свою миссию – вырвало бойца из изнуряющих и ни к чему не ведущих размышлений. Эта неожиданная солидарность что-то перевернула в голове у Волта. Панель одобрительно пикнула, и кнопки на ней стали излучать голубоватый блеклый свет: замыкание исчезло само собой.