Место встречи

Ваня не любил холод, но ему нравилось наблюдать за неспешными снежными вихрями. Ваня ненавидел бесконечные войны, но почему-то всегда в них ввязывался. Ваня готов был обнять весь мир… – Россия! – прикрикнул на него Америка. – А? – по-детски невинно удивился Иван. – Ты хоть слушал меня? – Конечно, – нагло солгал Брагинский. – И о чём же я говорил? – недоверчиво спросил Альфред. – Ты – герой. – Ну, не совсем, но это ты верно подметил! Совещание длилось уже около часа. Вопросы, конечно, были важными, но говорилось, как всегда, то, что все и так уже знают. В общем, Ваня мог позволить себе задуматься. То, что сейчас творилось в мире, беспокоило его. Странные революции, подозрительные войны, повсеместные протесты. Россия чувствовал – что-то может произойти, что-то приближается. Он всё ещё боится подобных вещей, хотя пересидел в этом зале многих. Когда-то они сидели с Пруссией за таким же столом. Теперь Брагинский редко его видит, а ведь однажды, незадолго до того, как Гилберт уехал, они долго гуляли по заснеженному двору, даже играли в снежки, как давние друзья. Ваня с теплотой вспоминает эти моменты. Теперь он живёт один. Одному тоже неплохо, но в чём-то тут подвох. Россия чувствует себя виноватым – ему не стоило втягивать Гилберта в свои проблемы. Интересно, теперь он чувствует себя свободным? – Итак, совещание окончено, всем спасибо. Все страны встали со своих мест и огромный зал мгновенно опустел. Россия поймал в коридоре Германию, увлечённо беседующего с Италией. – Германия, постой! – Д-да, – немного испугано ответил Германия, а Италия спрятался за его спиной. – Ты не мог бы передать это Гилберту, – Россия достал конверт с помятым уголком, разгладил его и протянул Людвигу. – Ты уверен? – Да, – улыбнувшись, ответил Иван. Это не было спонтанным решением. Брагинский долго думал, стоит ли беспокоить Пруссию через столько лет, но сегодня годовщина их расставания. – Не хочешь сказать ему лично? – Ты теперь представляешь его интересы, да и мы слишком давно не виделись. – Хорошо, я передам. – Спасибо. *** Через пару дней, за очередным одиноким ужином, в квартире Брагинского раздался звонок. С неохотой оторвавшись от просмотра какой-то невменяемой передачи на, наверняка, очередные важнейшие государственные проблемы, он поплёлся к телефону. Ваня поднял трубку и услышал на другом конце провода неуверенное «Россия?». Сердце готово было вновь выпасть. – Д-да. – Это я, Гилберт, – Брагинский так боялся, что он не ответит. Так ясно представлялось, как он скомкает глупую бумажку и с презрением выкинет. – Здравствуй, Гилберт, – Пруссия даже на расстоянии видит его улыбку. – И что ты хотел этим сказать? – Я… просто скучал. – Ох, Брагинский, не стоит, это всё было слишком. – Слишком что? – Слишком безумно, слишком истощающее, слишком нереально… слишком давно. – Но я всё ещё… – Что? Любишь меня? Так ты же любишь всех, все когда-нибудь будут едины с Россией, разве нет? – Но ты особенный. – В любом случае, ты причинил мне столько боли… – Прости! Я всё исправлю! Я дам тебе всё, что только захочешь! – Иван… – Пруссия говорил уже с усталостью. Эта связь не приведёт ни к чему хорошему, но так хотелось согласиться, вновь тонуть, на этот раз без возможности вырваться. Попроси Брагинский ещё раз и Гилберт сдастся. – Прости… Я больше тебя не побеспокою. После Пруссия слышал лишь гудки. В груди неприятно щемило, и единственно верным решением казалась выпивка. – Чёртов русский! Заставил так волноваться Меня! *** Сердце Брагинского корчилось в агонии. Справиться с этим могла только одна его подруга – водка. Конечно это ненадолго, конечно потом будет ещё хуже, но проклятые чувства просто невыносимы. Двери любимого бара снова открываются перед постоянным посетителем. – Здравствуйте, – приветствует Россию бармен. – К сожалению всё ещё да. – Как всегда? – Больше. – О, видимо у вас серьёзные проблемы, – прозвучало с долей иронии. – Это государственная тайна, – подмигнув, ответил Россия. – Ничего другого от вас и не услышишь, – бармен подавал рюмку с графином. – Что поделать, – горько усмехнувшись, Брагинский начал свой алкогольный марафон. После бессчётного количества выпитого сознание затягивало в приятный туман, а окружение расплывалось. И всё же бар закрывался, и Ване пора было возвращаться. Ноги сами что-то вытанцовывали на дороге, или это дорога плясала под ногами. Вокруг вспыхивали и гасли городские огни. Редкие прохожие с презрением, иногда с сочувствием, бросали свои взгляды на пьяного Россию, даже не подозревая о его сущности. Брагинскому наконец-то было хорошо, так хорошо, что не составляло труда пропустить мимо сознания мчащийся навстречу автомобиль. Свет приближающихся фар залил глаза, и дальше Ваня почувствовал только сильный удар, после которого свет почему-то исчез. Россия снова видит этот сон. Он, лёгкий и почти невесомый, погружается в прохладную синюю воду. Далеко на поверхности плещется свет. В лёгких не осталось кислорода, но он больше не нужен. Россия свободен, абсолютно свободен и спокоен. Ему теперь ничто не нужно, у него всё есть. Всё внутри него, но в тоже время его не существует, он и есть всё. Возможно, именно так чувствует себя вселенная – исключительный восторг. *** – Чего? – Похмелье ожидаемо ударило по Гилберту и с самого утра над его комнатой витало «Оставь надежду всяк сюда входящий». – Тут кое-какие новости, – неуверенно начал Германия. – Потом. – Я думаю, это важно. – Ну, так давай уже! – Россия, он… его сбила машина. – Когда, – голос Пруссии мгновенно стал холодным и рассудительным. – Вчера ночью. Он был мертвецки пьян. – Забронируй билеты на самолёт. – Х-хорошо, – Людвиг даже растерялся, не ожидая от брата такой решительности. – Чего стоишь!? – Ты в порядке? – А с чего бы мне быть не в порядке, – голос Байльшмидта всё же выдавал нотки волнения. – А, ну да… Германия, ещё раз обеспокоенно взглянув на брата, ушёл заказывать билеты. Гилберт же, быстро одевшись, собирал вещи. Неприятные мысли, крутившиеся в его голове, прервал голос Людвига: – Рейс сегодня в два, успеешь? – Успею. *** Когда Байльшмидт буквально влетел в палату, Россия уже пришёл в сознание. – Привет, – Ваня улыбнулся и сделал вид, что не заметил такого рвения. – Ты невыносим! – Гилберт больше не мог сдерживать своего беспокойства. – А? – Нормальные люди, когда выпьют, вызывают такси. – Мне же не далеко до дома – только зря деньги тратить. – Зря? – Да ладно тебе. Что сделано – то сделано. – Ты! – Пруссия чувствовал, что сейчас взорвётся. – Гилберт обо мне беспокоился, я рад. – Ещё чего, – Байльшмидт покраснел и отвернулся, – А ты быстро поправился. – Что со мной будет. Все умрут, а я останусь. Да и вот, ногу всё-таки сломал. – Как ты с такой ногой один будешь? – Не волнуйся, я привыкший. Если что, попрошу сестёр. – Но… – Ты приехал – я счастлив. Что бы ты ни говорил, я всё-таки тебя очень люблю. – Мне пора. – Не уходи… снова. Я так скучал. – Что это было за глупое письмо? – Почему глупое? – В ответ Гилберт достал из кармана листок и зачитал: – «Мне снился странный сон. Я люблю тебя», – это всё, что ты можешь сказать мне больше чем через двадцать лет? – Но, это важно. – А, тогда другое дело, – саркастично возмутился Пруссия. – Я же звонил, хотел рассказать. Пару секунд всматриваясь в обеспокоенное детское лицо России, Байльшмидт просто взял и поцеловал его. Поначалу растерявшись, Брагинский быстро перехватил инициативу. Пруссия плотнее прижался к Ивану и почувствовал, как тот напрягся и тихонько простонал. – Гилберт… – Да? – пьянея от собственного имени, слетевшего с губ России, Байльшмидт лукаво смотрел прямо ему в глаза. – У меня ребро сломано. – О, чёрт, что ж ты раньше не сказал. – Как я мог прервать тебя. – Когда тебя выписывают? – Через две недели. – Значит через две недели я за тобой приеду, – Гилберт встал и уже у двери, обернувшись, добавил, – И не смей беспокоить сестёр. *** – О, ты пришёл, – Ваня счастливо улыбался, ковыляя к Гилберту на костылях. – Я же сказал, что приду, – обижено ответил Пруссия, – Сам дойдёшь? – Конечно. – Снаружи нас ждёт машина… ты чего все время лыбишься? – Я рад, что ты обо мне заботишься. – Ничего подобного. Просто мы не чужие люди, а бросать такого детину на женщин не хорошо. – Я так и подумал. – Будешь фонтанировать иронией – доберёшься до дома сам. – Молчу, – Брагинский поднял свободную руку вверх, показывая, что сдаётся. Байльшмидт помог Ивану забраться в машину, а сам сел за руль. После двадцати минут езды они кое-как добрались до места. Как и предполагал Россия, Гилберт обругал всех попавшихся в поле зрения водителей, и этого так не хватало. *** Гилберт вот уже почти две недели ухаживал за Иваном, а тот постоянно порывался сделать всё сам. Брагинскому, конечно, была приятна такая забота, однако не хотелось висеть на шее у того, кто и так в своё время от него натерпелся. – Пойдём, всё уже готово. – Я уже сам могу всё делать. – Может тебе не нравится, как я готовлю? – Нет, что ты! У тебя наверно есть дела поважнее, чем возиться со мной. – Знаешь в чём главное преимущество зависимости? В том, что за меня всё сделает Германия. Ты же знаешь, я всегда не любил эти государственные дела, а если случится война, то меня позовут. А вот ты всё время хочешь спровадить меня. – Нет, вовсе нет, – обеспокоенно оправдывался Россия. – Садись и ешь, иначе я тебя не прощу. – А ты не будешь? – Я не голоден. – А если я обижусь? – То что? – А если я рассержусь, – вокруг Вани начал густеть воздух. – Только ради тебя. – Приятного аппетита. – Угу, не подавись. В комнате раздаётся звонок и, с горем пополам добравшись до телефона, Россия поднял трубку. Байльшмидт попытался прислушаться, но слов разобрать не смог. Однако когда Брагинский вернулся, Пруссия сразу заметил его задумчивость. – Что-то случилось? – Нет, – улыбнувшись, ответил Иван. – Солжёшь ещё раз – ударю. – Просто наши астрономы стали замечать одну странную вещь. – И… – И пока всё. – И чего тогда так беспокоится. – Ты не чувствуешь, что что-то должно случиться? – Нет. – Ну ладно, наверно мне кажется. – Вечно ты накручиваешь себя. – И то правда. *** Брагинскому только что сняли гипс и осмотрели. Врачам оставалось только удивляться полному выздоровлению пациента. Гилберт в полном молчании вёз Ваню домой. Никто не решался прощаться. Доехав до места, они поднялись, и Пруссия первым нарушил молчание: – Ну, мне, наверно, пора собираться. – Ты же знаешь, я всегда рад тебе. – Ты рад всем. – Да что… Разговор прервал очередной телефонный звонок. Иван отвечал односложно и отрывисто, так что понять, о чём идёт речь, было не возможно. – Ты не можешь оставить свои важнейшие дела хоть на минуту? – Слабо возмутился Байльшмидт. – Ясно… нет… Сообщите как только что-то станет известно. Брагинский положил трубку и повернулся к Пруссии. Его лицо было чуть серьёзней, почти не заметно, но серьёзней, чем обычно. – Опять беспокоишься из-за каких-то мелочей, – всё же обеспокоенно заметил Гилберт. – Похоже, всё серьёзнее, чем мы думали. – В смысле? – Помнишь, я говорил о странной вещи в космосе? – Что-то припоминаю. – Они нашли новую планету. – О, ужас! И что? – саркастично отозвался Байльшмидт. – Она будет проходить рядом с землёй, в следующем году. Это определённая угроза. – Серьёзно? Это больше похоже на фантастику. – Вполне. – Почему тогда мы раньше ничего о ней не знали? – Я пока не знаю подробностей, но мне сказали, что она пряталась за солнцем. – Как-то слабо верится. – В любом случае, то, что они заметили это только сейчас, означает, что планета уже настолько близка, что ошибка маловероятна. – Хочешь сказать, что она нам что-то сделает? – Это зависит то дальнейших обстоятельств, но есть такая вероятность. Пруссия присел, обдумывая сказанное. – Значит, есть такая вероятность, что в следующем году это место станет просто огромным камнем… – Да, или, возможно, будет захвачена часть нашей атмосферы. – Я никуда не еду, – безапелляционно заявил Гилберт. – В смысле? – Не веря своему счастью, переспросил Ваня. Вместо ответа Байльшмидт накинулся на Россию, компенсируя всё время, проведённое порознь. – Ха… ты чего, – чуть смутившись, спросил Ваня, что придало его лицу некую схожесть с ребёнком. – Через год мы все умрём, – невозмутимо напомнил Пруссия. – Это же не сто процентов и мы ещё можем что-нибудь сделать. Гилберт, тем не менее, продолжал раздевать Ивана, и, после затянувшейся паузы, добавил с ухмылкой: – Уже поздно, – подтвердив свои слова поцелуем в шею, чуть ниже уха. – Я ведь могу и не сдержаться, – от былой наивности Брагинского не осталось и следа. – Давай, – с ухмылкой, соблазнительно шепча в самое ухо, потребовал прусс. «По-моему ему просто нужен был повод, даже если это конец света», – про себя заметил Ваня. Пруссия залез ладонями под рубашку Брагинского и, огладив живот, начал медленно подниматься по позвонкам, не отрывая взгляда от фиолетовых глаз. Россия лениво гладил Байльшмидта по волосам, концентрируясь на прохладных ладонях. Он боялся сделать лишнее движение и спугнуть момент. – Какой-то ты пассивный, или предпочитаешь именно эту роль? – Я не хочу навредить тебе. – Тогда я всё сделаю, – и с этими словами Гилберт толкнул Ивана на пол. – Может хоть не здесь? – Будешь строить из себя поруганную невинность – изнасилую. Байльшмидт оседлал бёдра русского и медленно облизнулся, рассматривая распластанное под собой тело. Затем он нагнулся и выдохнул в губы России: – Хочу тебя. В глазах Брагинского зажёгся опасный огонёк, и он впился в губы Пруссии. – Эй нет! Сегодня ты уже решил быть бревном. – Хорошо, тогда обслужи меня, – самодовольно заявил Брагинский. – Ты точно этого хочешь? – Если у тебя получится. – Если ты выдержишь. Гилберт погладил ширинку Ивана, ловко расстегнул и снял штаны. Затем он спустился к трусам и потёрся щекой об уже наметившееся возбуждение. И вдруг, будто передумав, снова с ожесточением впился в губы, вжимаясь пахом в бёдра России. Так же неожиданно отстранившись и нагло глядя в глаза Брагинскому, Байльшмидт облизнулся и начал поглаживать себя, пробравшись под резинку боксеров. – Эгоист, – с нескрываемым интересом Россия впитывал каждое движение Гилберта. – Раз Ваня не хочет со мной поиграть, значит игра будет в одни ворота, – издевался прусс. – И кто же тогда выигрывает? – Никто не выигрывает. Каждый за себя, а бог против всех. – Мог бы Гилберт снизойти до смертных? – Только если его хорошенько попросят. – Я не хочу, чтобы ты это делал. – Ты знаешь, я не могу не поступить наперекор, – с этими словами Байльшмидт снял последнюю одежду с обоих. Затем поднёс руку ко рту Ивана и тот, мгновенно всё поняв, принялся старательно их вылизывать, прикрывая глаза, на что Гилберт ответил невнятной ухмылкой. Пруссия отнял пальцы от, уже пристрастившегося, России и, приподнявшись на коленях, поднёс к своему анусу. Брагинский облизнул пересохшие губы. Руки тряслись, но он не смел ослушаться приказа Байльшмидта. Гилберт тем временем уже растягивал себя. Сейчас он выглядел как никогда соблазнительно: волосы на лбу слиплись, на щеках играет румянец, а на губах пьяная улыбка, глаза полуприкрыты и смотрят прямо на него, на Ивана. – Ты такая шлюха. – Смотри на меня, – тяжело дыша потребовал Пруссия. – Давай уже. Байльшмидт опёрся руками на грудь Ивана и начал медленно садиться на его член. – Чёрт! Ты невозможен… – едва сдерживаясь возмутился Брагинский. Пруссия просто закрыл его рот рукой и начал медленно двигаться, постепенно ускоряясь. – Ты лучшая кукла, которая когда-либо у меня была, – издевался прусс. Россия начал вылизывать руку, зажимающую рот, – Хорошая собачка. Иван сжал ладонь на запястье Гилберта, а другой прижал того к себе и начал ритмично вбиваться в постанывающее тело. – Ты никогда не дашь мне самостоятельности, – вяло, на выдохе возмутился Байльшмидт. – Никогда… – прошептал Брагинский в раскрытую ладонь. *** – Это ведь сегодня, да? – спросил Пруссия, смотря на обречённых людей за окном. Брагинский подошёл и посмотрел на небо, где бледным кругом нависала их смерть. – Сам ведь видишь, как она близко. – Интересно, правда? – А тебе видимо интересностей не хватало. – Ты не доволен? – с неподдельным удивлением обернулся Гилберт, – Ты будешь свободен. – У меня не будет тебя. – У тебя будут все! Ты же так этого хотел, – открыто издевался Байльшмидт. – Я люблю тебя, – приглушённо сказал Иван. – Поедем. – Куда. – Туда, где их не будет, – Пруссия указал рукой на окно. – Поехали, – Байльшмидт поднялся и взял Россию под руку, – Да ладно, не кисни, будет красиво… Да и тебе тоже много досталось, так вот, этого больше не будет. – Я согласен умереть, но только при одном условии. – Ну… – Скажи это. – Да ладно, ты ведь и так знаешь. Да и я не кисейная барышня. – Просто скажи. – Просто поехали, – и Гилберт потащил Ваню в машину. *** Иван и Гилберт лежали на небольшой поляне, едва касаясь друг друга. Они оба, наконец, были свободны, правда, у России было такое ощущение, что когда-то он испытывал что-то подобное. – Смотри, она совсем близко, – прошептал Россия. – Трудно дышать. – Видимо, уже захватила часть атмосферы. – Совсем скоро… ты попрощался с сёстрами? – Да, а ты с братом? – Конечно. – У них там сейчас последнее собрание. – Отличный способ провожать этот мир. Думаешь все пришли? – Не знаю… Наверно они вспоминают прошлое. – Идиоты, – Пруссия крепче прижался к Брагинскому, – Слышишь звук? – Гудение… сейчас!.. Байльшмидт заткнул ему рот и прошептал в самое ухо, – Я тебя люблю.