***
Чертов Игорь Гром испортил ровно все. Этот урод показал Сереже документы о смерти Олега. Птица не хотел травмировать Тряпку еще больше, он хотел сделать все постепенно, а этот тупой мент все испортил. Что ж, придется действовать грязно. Благо он успел хоть чуть-чуть повлиять на Сергея и тот смог самостоятельно вырубить Грома. Однако лучше бы он их повязал, чем видеть выражение глаз Сережи. Страх и боль. Почему у него нет сейчас ножа?…***
— Если предыдущие убийства ты совершал с моей помощью, то этот случай, — Птица кивнул на лежащего на полу Грома — исключительно на твоей совести. — ему было едва ли не физически больно видеть такого Сережу, но выбора больше не было. — А это значит только одно, мы с тобой становимся одним целым. Он изящным жестом стянул с рук перчатки и попытался при этом выглядеть все так же уверенно. Не показывать ведь Тряпке, что у него от боли руки сводит. Ради правосудия он готов терпеть, но мучения Сергея радости не доставляли. На ребре ладони красовалось множество шрамов и свежие воспаленные порезы, благо раны не открылись, кровь на его руках Сережа бы наверняка заметил и перепугался еще больше. Хотя этот «гений, миллиардер, мизантроп, филантроп» действительно умел удивлять. Он поднялся на ноги, и свет в комнате вернулся в стандартное состояние. Черт, раньше Тряпка не рушил его иллюзий. Он подошел к Птице, и в глазах был страх, но и решимость. Сергей схватил его за руку, и Птица не отшатнулся, заинтересованный в происходящем. Он настроился на слова ненависти. — Ты… — начал Сергей, но осекся почувствовав влагу на ладони своего альтер-эго. Это была кровь. На ребре ладони четыре глубоких пореза и два из них открылись, количество шрамов даже Сережа с хорошими математическими способностями пересчитать не мог. — Что это? — Не думал, что ты настолько недогадлив, — усмехнулся Птица пытаясь скрыть за привычной наглостью панику. — Я не хочу, чтобы это было тем, о чем я подумал, — он взглянул своими невозможными синими глазами и впервые в них не было открытой ненависти. Подобным образом он смотрел на Олега и от этого Птиц вздрогнул. — Я тебя ненавижу, — зло прошипел Птица и впился в губы стоящего напротив Сергея. Он был готов, что его оттолкнут и готовился скрыть боль за смехом, но Разумовский сперва замер, а затем медленно приоткрыл губы. Это не могло быть разрешением. Нет. Нет-нет-нет. — Какого черта ты творишь?! — крикнул он, отпрыгнув от Тряпки на добрые полтора метра. — Ты сам меня поцеловал, — просто ответил Сережа и слегка наклонил голову вбок, — покажи руку. Пожалуйста… Разве можно противиться когда тот, кого ты любишь, впервые говорит что-то, отдаленно напоминающее заботу. Нехотя Птиц подошел к Сергею и осторожно протянул руку. — Почему?… Ты ведь всегда был таким сильным, ты меня защищал и… — он замялся и в голосе сквозило непонимание, — и пусть я не поддерживаю, но ты ведь делал благое дело. Так почему ты резал себя? — Тебе ли не знать, Тряпка, — он старался пропитать свой голос ядом, но скрывать что-то от Разумовского, когда он хотел это знать, гиблое дело. В этот момент Сережа в секунду сократил расстояние между ними и обнял Птицу. Тот опешил и подумал, что это обман и манипуляция, но услышал тихое «прости». Лишь спустя пару секунд Птиц решился осторожно обнять Сережу в ответ. Когда Разумовский отстранился, Птица все еще боялся услышать обвинения или что-то подобное, но тот лишь осторожно прикоснулся к его губам, все еще шепча извинения.