Аномалия компаса гетеросексуальности

Компас гетеросексуальности майора Майского не всегда указывал строго на север, имелись за компасом грешки, отклонения. Серега давно знал об этом, еще когда впервые понял, как иногда по синей лавочке хочет бухнуться на колени и взять в рот. По трезваку себя строжил: стоило на мускулистом мужике зависнуть глазами — Серега мысленному взгляду сразу красотку подсовывал, чтобы знал, мол, на кого дрочить. По трезваку Серега стыдился своих аномалий. По пьяни настройки сбивались. Ума хватало не подкатывать к тем, кто однозначно не понял бы. Серега даже в стельку пьяным безошибочно выбирал тех, кто не против пошалить по синьке и не растрезвонит другим. И если не каждый первый, к кому Серега подкатывал яйца, снимал штаны или сам вставал на колени, то хотя бы каждый второй. Поэтому, впервые подкатив к Круглову, Серега не ожидал отказа. К тому времени первое негативное впечатление переросло в крепкую дружбу, не один литр был совместно выпит, не единожды бросались друг за другом под пули, и Серега был уверен: он легко разведет Колю на секс. Когда подвернулись подходящие обстоятельства, Серега едва не выпрыгивал из штанов, потому что хотелось до звона в яйцах и дурацкого замирания сердца. Что-то, похожее на влюбленность, не имело своего названия, но Серега хорошо изучил это чувство. Они в очередной раз зависали на Серегиной даче, стол полнился закусок, в рюмках плескалась холодная водка. Немного наловленной рыбки ждало своего часа, телевизор показывал незатейливую ерунду, рубашки карт мелькали в руках, по окнам барабанил дождь и пахло свежестью. Это был идеальный момент. Серега разделся до пояса, волосы распустил по плечам, обаяние на максимум включил, пробно закинул удочку и подсекать начал. Разговор был горяч, в споре аж искрило, и Серега, и Коля достаточно выпили, чтобы не дружить с головой, и оба раскраснелись, вошли в раж — до полной победы оставалось три… два… о… Отказа Серега не ожидал. Повторил предложение еще раз, уже без обиняков, попробовал надавить, возможно, переусердствовал и… На следующее утро проснулся со звоном в ушах и наливающимся синяком на челюсти. Он тут же признался, что ничего о вчерашнем вечере не помнит, Коля хмыкнул в усы, мол, нефиг пить столько, и оба занялись копчением рыбки. В течение полугода Серега подкатывал еще шесть раз, и дважды перешел черту, после чего неизменно отрубался и просыпался с болящей челюстью. Ни на трезвую голову, ни на пьяную они никогда не заводили разговор об аномалиях Серегиной ориентации, по-прежнему тусили вместе, бухали, не единожды заваливались спать в одну кровать, если не было второй или же она не предназначалась для их роста, играли в карты и ходили в баню. В конце концов, Серега смирился. Собственную недо-влюбленность удалось обуздать, а дружба стала еще крепче, чем была когда-либо. Он бы не подкатил больше, он бы правда оставил все в прошлом и никогда не напомнил. Если бы не одно но: Серега начал кое-что замечать. Оба растеклись на диване в Колиной гостиной, за окнами стучал дождь, тянуло свежестью, в рюмках плескалась водка, на столике радовали глаза огурчики, картошка и селедка. Телевизор показывал что-то простенькое и музыкальное, чем оба не интересовались — вместо этого их внимание было приковано к покеру. Сереге везло, и наконец он выиграл несколько раз подряд. — Что насчет минета? — брякнул он. Они еще не напились до той кондиции, когда легко подкатывать и не чувствовать неловкости, но ведь сегодня он преследует другую цель. — Поверь, я мастер, — добавил Серега не без гордости и для пущей убедительности толкнул щеку языком. Коля поперхнулся, затряс головой, а Сереге этого показалось мало, он и руки распустил, ладони с нажимом провели по плечам, скользнули на грудь, ногти царапнули футболку. — Отвяжись, Серый. Руки его Коля отцепил мягко, но уверенно. А Серега примиряюще поднял ладони, но губу закусил, взглянул исподлобья, язык скользнул по сухим губам… Где-то внутри зашлось сердце, шевельнулось в штанах. Очень не вовремя. Пора было сворачивать спектакль. — Прости, я помню, помню, — Серега зачастил, потому что… потому. — Я помню: компас гетеросексуальности глядит строго на север, ни секунды не сомневаюсь в тебе. На Колином лице появилось смущение, взгляд прыгнул на пол и лицо начало наливаться краской — Серега сделал вид, что не замечает повисшей неловкости. — Оплот, кремень, ориентир натуральности, на солнце твоей гетеросексуальности не бывает магнитных бурь и!.. — Заткнись, — пробурчал Коля, и Серега понял, что дожал его. Жаль, что не все в их отношениях решалось так просто. — Я должен кое в чем признаться. — Я весь во внимании. — Серега приготовился слушать. — Я встречаюсь с Тихоновым. — Признание далось Коле нелегко. Но Серега-то знал, что легко не будет, сам даже не моргнул в ответ, даже не пошевелился никак. Коля схватился за стопку, отвернулся, отвлекся на что-то, а Серега — нет. Наблюдал. — Уже знаешь? — Знаю, — согласился Серега. — Вот гадал, друг лучший, скажешь сам или клещами вытягивать придется. — О таком не говорят. Должно было стать обидно, а стало смешно. И обидно тоже, аж до злости, но со смехом как-то. — Да ладно, это мне-то не говорят? Ты меня сколько знаешь, и ничего не замечал? Или ты обнуляешься после каждой совместной пьянки, мол, и не помнишь ничего подозрительного? Серега врезал кулаком по дивану, потому что ответа так и не дождался. Хотелось… двинуть хотелось. Уже не по дивану. Больно и от всей души. И нарваться на ответный удар. Хотелось кататься по полу и выбивать всю дурь из головы, причем в первую очередь — из своей. Хотелось высосать в один присест бутылку водки и отрубиться, чтобы проснуться на утро со звоном в ушах. И даже смешно станет, если еще и с болящей челюстью. Чтобы не думать: может сам виноват, упустил, не дожал в свое время? Может стоило после первой или второй попытки подкатить на трезвую голову, поставить в условия, когда либо поговорить по душам, либо разбежаться в разные стороны и чтобы никакой больше дружбы? Может стоило, ну… просто поговорить, а не бежать от своих аномалий, чтобы вновь с разбегу разбить о них голову? Или наоборот. Может хорошо, что ничего не было? Потому что Серега, ну… потому что Серега — Серега. Бабник, блядун, каких свет не видывал, потому что Серега и отношения — это антонимы по определению. Что он предложить мог? Трах по пьяной лавочке, о котором по трезваку даже вспоминать нельзя без внутреннего стыда? А эти двое даже встречаются, даже вместе живут, судя по тому что в квартире поселились диски с игрушками и дивизия кружек на подоконнике в кухне хранят остатки кофе. И куртка в прихожей не Колиного размера, и вообще… Может? Коля все еще молчал, с повышенным интересом уставился в телевизор, будто там не реклама шла, а по меньшей мере диспут между Вангой и Нострадамусом. Серега стрельнул сигарету, зажигалку нашарил на столе, но еще не чиркнул колесиком. Пальцы мяли сигарету, сердце стучало, и в горле гребаный камень катился в поисках своего Сизифа. — Хорошо, на один вопрос можешь ответить? Спрашивать пришлось Колину спину, но Серега хорошо его знал, и потому понимал, когда ответ «нет», а когда «да». — Кто был инициатором?.. … Потому что если сам Коля, тогда обидно. Нет, в любом случае обидно. — Я. Отпускать начало минут через десять. В горле по-прежнему комок катался, сердце стучало и было то ли обидно, то ли ярость душила, то ли какое-то мазохистское любопытство. Серега курил сигарету за сигаретой, но третью Коля вынул из его пальцев, чтобы докурить самому, а четвертую бросил в пепельницу, едва Серегу ее прикурил. В руках оказалась полная стопка, на тарелке под носом лежала еще парочка горячих картофелин на полянке из укропа и лука. Выпили молча, Серега явственно понимал за что пьют: вот за это, за дружбу, за обиду, за то, что поговорили. Ну, попытались хотя бы. Вот за этот момент и за то, чтобы он больше в жизни не повторился. Еще не отпустило, не стало намного легче, но Серега понимающе кивнул, мол, да, так уж вышло, почти случайно, говорить он не хотел, понимаешь ли, как о таком говорить… Серега беззлобно поржал, что говорить-то ему неудобно, а трахаться нигде не жмет? Поддел еще несколько раз, дождавшись смущенной реакции. Короче, к тому времени, как в дверь позвонили, ссора была сглажена, и Серега валялся на диване, сложив голову Коле на колени, и ржал. Оба ржали. Острые углы превратились в идеально прямые. Пока Коля впускал Ваню в дверь, Серега подпевал Моисееву. То, что Коля без слов понял Серегину идею не удивляло — они как-то привыкли, чтобы без слов на лету схватывать, жаль только, что… В общем, когда Ваня вошел в комнату, Серега изобразил на лице недоумение, радость, предложил выпить и громко так и четко спросил: — А ты чего пришел-то? Ваня перевел взгляд с одного на другого, пожал плечами и тут же пояснил, что надо комп настроить. Включил, дисками зашуршал, что-то там делал — Серега не шарил, но выглядело убедительно. Оставалось только надеяться, что он в отместку за розыгрыш не снесет винду… Ваня никак не выдавал, что он в этой квартире не первый и даже не второй раз в жизни. Почти никак не выдавал, но все же только «почти». Трюк с переодеванием он провернул технично, Серега даже не сразу понял, когда вместо промокшей под дождем футболки на Ване оказалась точно такая же, но сухая. И на кухне он хозяйничал слишком уверенно для гостя, но с тихоновской наглостью это даже не удивляло. Сереге было интересно, что Ванька предпримет, когда поймет: гость не собирается никуда уходить. Но и Ваня не собирался. Притащил с кухни тарелку со свежими огурцами и жареной колбасой, поставил чистую стопку на стол и сбегал к холодильнику еще за одной бутылкой. Он явно собирался либо переиграть в гляделки, либо пересидеть гостя, либо придумал бы что-то еще, но спустя энную шутку Сереги о том, не ждут ли малыша дома, и энную шутку Вани, о том, что перед домом скоро выстроятся оставленные без внимания барышни, Коля не выдержал: — Прекратили оба! — и тут же раскололся: — Вань, он знает. — Вы, прямо скажем, не Штирлицы оба, палитесь как… как в анекдотах! — не унимался Серега, потому что зудело на душе с новой силой. В идеально прямые углы просочился изъян. — Ты полгода ничего не замечал, — напомнил Коля. Значит, они уже полгода?.. — Я ничего не замечал только три месяца, а еще три месяца ждал, когда ты язык из жопы высунешь! — А как я должен был сказать?.. Неозвученное «тебе» повисло в воздухе. И Серега вдруг понял, что Коля знал. Знал, что подкаты переросли из желания просто потрахаться во влюбленность, знал, что Серега не только дружит, что у него есть какие-то свои, странные, неправильные, непонятные чувства. Коля знал и сделал то единственное, что было разумно: замял. Потому что знал он не только об аномалии и не только о недо-влюбленности, но и о том, что сам Серега не вынет язык из жопы и голову из шкафа. Неозвученное «тебе» повисло, обозначая, что Тихонов о пьяных подкатах не знает, но слишком явно оно не прозвучало, слишком многое осталось в натянувшейся паузе, что даже непрозвучавшее «тебе» было красноречивее плаката с неоном и громкоговорителем. Коля и Серега без слов поняли друг друга, покосились на Ваньку. А Ванька старательно жевал и давил глаза в пол, будто и не слышал разговора. Вот только наушников на голове не было, вот только пальцы слишком напряженно обхватывали стопку и жевал он так, будто от этого зависела жизнь. — Я предлагаю выпить, — все же выдавил он, когда понял, что от него ждут ответа. Ванька поднял глаза, большие, теплые, искрящиеся то ли от впечатлений, то ли от опьянения, то ли от бликов телевизора глаза, улыбнулся и… И Серега вдруг понял Колю; не так понял, чтобы самому вот влюбиться, но достаточно, чтобы просто понять. Ванька поднял глаза, улыбнулся и повторил: — Я предлагаю выпить. Давайте просто нажремся. И наконец-то… «Поговорим» тоже повисло в воздухе. Тоже вполне осязаемое, как недавнее «тебе». Серега не знал, как эти двое обычно решали свои разногласия. Наверное, все же как-то решали, и скорее всего с участием слов. Очень вряд ли они предыдущие полгода исключительно ебались как кролики, без попыток обсудить, что у них происходит. Учитывая, что как минимум для одного из них этот роман был срывом шаблона и основательной такой поломкой гетеросексуального компаса, а второму, чтобы выдуть из головы ветер, тоже требовалось внушительное воздействие слов. В общем, у этих двоих явно не было проблем с тем, чтобы поговорить. А значит, акция была рассчитана на Серегу. Коля просто ждал, когда Серега дозреет, чтобы расколоться и поделиться наболевшим, этим камнем в горле, трепещущим сердцем и трупами бабочек. Ваня не ждал — Ваня чесал языком, подкалывал, подзуживал, насмешничал и как волна — налетал на Серегу, чтобы разбиться и стечь обратно в море. Море светило голубыми, как море в штиль, глазами и спокойно разливало по стопкам водку. На столе вновь появились карты. Играли в покер, играли на вопросы проигравшему. Чаще всего Сереге везло и отыгрывались на Ваньке, хотя, вот честное слово, меньше всего хотелось знать, когда у Тихонова был первый секс и на кого он дрочил в пятнадцать лет. Иногда Сереге не везло, и тогда такие же вопросы доставались ему. И он сам не заметил, когда начал рассказывать и про аномалии своего компаса, и про подкаты по пьяни к армейским приятелям, и про предыдущие опыты, и про то, как вообще все это работает. Тихонов, зараза паршивая, раскрутил на поделиться фантазиями, так что минуты с этих пор не прошло, как Коля свалил от них на кухню, потому что «Извини, Серег, но последнее, что я хотел бы о тебе знать, это в какой позе и кому ты хотел бы подставиться». Судя по тому, что Тихонов тему разговора не сменил — Тихонова утром стоило бы убить как опасного свидетеля. Серега даже всерьез задумался, поможет ли Коля спрятать труп или таки примчится на помощь своему пиздюку? Только про влюбленность Серега не сказал ни слова. И Ваня не спросил. И Коля как-то сгладил углы, будто и не заметил несоответствия. И вообще Серега к нему, может, и не подкатывал? Но, может, Ванька все ж таки заранее знал правду, может, в момент рассказа все понял, может, у него самого чуйка работала. Просто когда Коля свалил на кухню, а Серега разливался соловьем о том, как и что ему по пьяни, такой как сейчас, в голову лезет, Ванька оборвал рассказ на середине, просто похлопав по плечу и стрельнув глазами в сторону дверей. — Мне жаль. В глазах ни насмешки, ни торжества не было. — Поможешь грязную посуду унести на кухню? Серега согласно кивнул. Проснулся он с ними в одной кровати. По карнизу по-прежнему барабанил дождь, в комнате было сумрачно из-за нависших над городом туч, по оконным стеклам широкими влажными мазками катились капли. Давило в висках, и хотя Серега не помнил окончания вечера, челюсть не болела и не звенело в ушах. На душе было удивительно спокойно, внутренние черти ходили по струнке, аномалия, магнитная буря на компасе гетеросексуальности, оставалась аномалией, но Серега впервые на трезвую голову не стыдился ее. Серега внимательно разглядел кокон из рук и ног, размышляя, как бы выбраться и никого не потревожить, и осторожно переложил Ваньку полностью на Колю, а сам прошлепал босыми ногами сначала в ванную, затем на кухню. Тучи прорезал солнечный луч, и осколок радуги пролег по небу. Тоже своего рода аномалия.

***

Поэтому, когда энное время спустя, вернувшись после совместной командировки с Котовым, Серега курил вместе с Колей между служебных машин и старательно тупил глаза в пол, не зная, как объяснить произошедшее, Коля без вопросов боднул в плечо кулаком: — Какого хрена, Майский?.. По морде вижу, что накосячил. Не парься, пока разведем вас по разным сменам, Галя не будет против. И потому, когда еще спустя некоторое время Ваня при каждом удобном и неудобном случае жаловался, что после того, как он не вовремя сунул в нос в подсобку, ему пришлось помыть глаза с мылом, Серега не чувствовал раздражения. Только хрустящую, как орешки в шоколадке, радость. Он был снова влюблен. Аномально. И в этот раз он не сплоховал.