Истории, рассказанные в баре (24.07; 26.07; 05.08)

На вид он робкий, стеснительный и милый парниша ростом чуть ли не под два метра. Образ не обманывает. Он и вправду робкий, стеснительный и милый, особенно когда смущается, мужчина. Но это он осознал в себе ни сразу. Только после знакомства с одним странным посетителем, Люпин отметил в себе милоту, что даже шрамы не омрачали, и робость, хоть он может без страха ответить пару гопникам и пьяницам, что посещают его бар. Это всё благодаря ему. Сириусу Блэку, а если быть куда более точнее, Бродяге. Вся его чистая жизнь, как только налитый кипяток для чая, окрасился за несколько секунд в чёрный цвет. Сперва Люпину не нравился этот цвет. Мрак, тьма, зло — всё это ассоциируется с чёрным. И он ненавидел это. Ненавидел мрак, что окружил его после аварии, где он потерял не только своё зрение, но и родителей. Затем ему пришлось полюбить этот цвет. Ну при раскладе, что предстал перед Люпином это было сложно. Его прекрасный друг Петтигрю умудрился подарить ему чёрную собаку — поводырь*. Да, он хотел помочь другу. А собака будет не только помощником слепому Римусу (Ремусу), но и другом, краской в его мрачной жизни. Хотя для слепого мужчины цвет собаки не имело значение, но факт того, что он черный, вызывал некий дискомфорт — умудрился же кто-то из посетителей похвалить черную шерстку собаки! В основном Петтигрю был прав: ротвейлер (порода собаки) стал и помощником и другом. Ошибся в одном. Он не стал краской. Только, если считать, что ещё одно пятно чёрного цвета в его мраке — это краска, то Петтигрю был прав. Сам Ремус сильно привязался и полюбил ротвейлера, не смотря на его ненавистный цвет. Да и Люпин не видел же этот цвет, так что он просто представлял, что мех его нового друга отдают лишь оттенком чёрного, а там он темно какого-то цвета, какого только неизвестно. Благодаря новому другу, Ремус встречал новый день с улыбкой. Шум бега, звуки лая, тяжёлое дыхание рядом во время сна- всё это давало Люпину ощущения, что он не один. С ним кто-то есть. Кто-то дорогой, любимый. А больше Люпину и не надо было. Мун — так звали ротвейлера — вместе с Люпином работал в баре. Петтигрю как-то научил Муна разносить подносы. И по восхищению посетителей выходило очень даже хорошо. Люпин забыл с Муном о несчастье, боли, темноте. Забыл настолько, что после смерти Муна, он ходил к психиатру. Каждый день он слышал его лай, ощущал дыхание. Люпин даже разговаривал с ним, забыв о том, что Муни больше нет. И только вздохи Петтигрю напоминали ему об этом — косые взгляды окружающих он не видел, да и те пытались молча смотреть, ведь боль потери им знакома — это причина, почему они напивались. Со временем он справился с потерей Муна, начал видеть темноту, вспоминать боль. Он скрывал всё это за легкой улыбкой, что дарил посетителям. Чтобы не отдаваться темноте, Люпин наносил себе раны — на пальцы, ноги, лицо. Лишь редко он брал в руки канцелярский нож и проводил им по запястью. Так Люпин жил после смерти Муни: бар, второй этаж, бар, второй этаж, бар, второй этаж. И так больше года. На пальцах уже не найти живого куска ткани. На запястьях толстые браслеты, чтоб закрыть десяток порезов. Каждый день, в любую погоду на Люпине тёплый свитер с длинным воротником: шею, ключицы он тоже резал. И в тот день он тоже надел свитер. Обычный день. Шум чуть ли не за каждым столом. Звон колокольчиков: пришёл посетитель. Но что-то странное произошло. Он не услышал зов. Точнее новый посетитель не позвал официанта. Откуда он знал, что посетитель новичок? Аромат, шаги и любой посетитель сразу перед входом вызовет официанта, то есть его, чтобы его обслужили следующим. Люпин работает один, поэтому в баре существует живая очередь. Следующее странное событие это смех. Такой громкий, звонкий, высокий и завораживающий. Ремус никогда такого не слышал. Громкий слышал, высокий тоже, но чтобы сразу и при этом без желания заткнуть посетителя — нет. Подойти к громкому парню, вокруг которого собрались чуть ли не все посетители, Ремус решил после того, как девушки с тихим смехом начали описывать его рассказ и то, как ловко он пьёт с чужих стаканов, типа пришёл попить бесплатно, ну или он не знает распорядок этого бара и ему никто об этом не рассказал. Он подошёл к столу и наступила тишина. Восхищенные взгляды на себе Ремус ощутил моментально — умение читать взгляды, не видя их, особенность Люпина. Но ему не до них. Он наугад положил пальчик на твердую поверхность и постучал по нему. — Прошу прощение, что нарушаю вашу атмосферу, но желаете ещё чего-нибудь? — Эм…на ваш вкус, — услышал в ответ Ремус и что-то внутри него зашевелилось. Похоже это было его сердце и оно чуть не совершило сальто из-за голоса неизвестного. Люпин сразу ушел с места. Он не хотел, чтобы люди видели его красные уши. Люпин надеялся, что приготовление напитка отвлечет его от всего, но нет. Слишком пристально и прожигающе смотрел посетитель на него. Этот взгляд изучал его вдоль поперёк. Под ним ощущалось будто ты под микроскопом. Некомфортно, но отчего-то приятно. Не выдержав этого, Люпин повернул голову в сторону посетителя и задал вопрос. — Вы что-то желаете? Ответа на него Люпин уже знал. Многие к нему подкатывали и этот мужчина точно не исключение. Знать бы кто это. Хотя зачем. Он и так скажет ему нет. — Вас если можно, но чувствую, что ответ будет нет, так что я просто жду напиток, который заказывал минуту назад, когда вы постучали по моему плечу. На бледном лице бармена появился лёгкий румянец. Вместо подката, посетитель напомнил о своём заказе. Так еще это был тот самый мужчина. Тот, из-за кого его сердце уже сейчас готовиться к прекрасному сальто, а может и к концерту цирковому. — Я Си… Бродяга. Бродяга, что хочет выпить напиток знаменитого бармена и хозяина этого бара и узнать имя сего человека, — Ремус слушал мужчину внимательно, при этом все ещё готовя напиток. Но имя, а точнее, прозвище — почему тот не назвал своё имя Люпина не интересовало — напомнило ему его. Муна. Его Муна. Его любимого. От злости Люпин так и называл Муна: бродягой, которого Петтигрю подобрал и кинул Люпину. — Бродяга… — голос Ремуса стал печальным. Он поднял руку и начал проводить ею по воздуху. Он знал, что там ничего нету. Он не почувствует больше мягкий мех Муни, не услышит его громкий лай, что выдаёт его позитивное настроение. Вот уже какой год он трогал пустоту. Разбивал сердце себе. И он вновь это сделал. И вновь он пойдёт наверх после работы и нанесёт себе новые раны, чтобы не упасть в темноту. Ведь Муни — это не понравилось бы. Он всегда ощущал, когда Люпин падал в свое дно боли и всегда вытаскивал его оттуда лаем, что разбудит даже спящего на дне океана Кракена. И от чего-то Люпин надеялся, что Муни когда-то вытащит его своим лаем из пучины взаимоотношений ножика и его кожи. Только с самого вечера этот день не был обычным. Некоторое время спустя его пальцы что-то ощутили. И поддавшись воспоминанием, не осознавая реальность, Ремус запустил пальцы в что-то мягкое и начал мять это. Так похоже на мех Муни. Он продолжал гладить и мять, а на лице появилась улыбка. Ну как ей не появится. Рядом с Муном Ремус всегда улыбался. И даже сейчас. Муни рядом с ним и он улыбается. Прекрасно. Муни ряд… . Ремус резко отдернул руку и прижал её к груди. К щекам прилила кровь. Господи Иисусе, боже, что он только что делал?! ОН ТРОГАЛ ЧЬИ-ТО ВОЛОСЫ!!! Это же какой стыд. Ох, Ремус готов был стать страусом и зарыться головой в землю. А может переехать? Ну или сделать пластику? Как ему избавится от этого стыда?! Вдруг кто-то взял его за руку и положил на что-то мягкое. Касание было осторожным и тёплым. — Благодаря вам моя собачья сущность проснулась, — от голоса щеки Ремуса заалели ещё больше. Он гладил волосы того самого посетителя! Тут только смерть поможет. Закрыть бар Люпин не может. Не может. — Возьмите ответственность и продолжите гладить, чтобы собака, что сидит во мне успокоилась, а то плохо будет. Уже лаять готов. И Ремус услышал лай. Да такой, что он оглушил весь шум в баре. А может он оглушил лишь Ремуса? — А…э…- Люпин не знал, что сказать. Он чётко ощущал, как его лицо горит. Ему стало тяжело дышать. Только что ему было стыдно за себя, а этот мужчина начал лаять. Что он хотел сделать? Пристыдить ещё больше? — Ну же, погладьте, или скажите своё имя, и тогда моя собачья натура успокоится. Из мыслей Ремуса вытащили последние слова посетителя. Люпин минуту переваривал всё сказанное и засмеялся. Звонко, громко. Он так давно не смеялся. Да и как тут не смеяться? Такой подкат к нему совершали впервые. Так еще и с лаем. За такой оригинальный способ узнать у него имя, Ремус решил сделать одолжение и назвать свое имя. А точнее прозвище. Настоящее имя незачем знать незнакомцу, который и сам не назвал свое имя. — Я Лунатик, — бармен указал на вывеску над дверью. — Зовите меня Лунатик, СиБродяга. — Лунатик…красиво и эстетично. Приятно познакомиться, я Бродяга, великий король и страж райнов этой страны. И с сегодняшнего дня я буду защищать ваш район, в особенности этот бар, — Бродяга начал свой длинный рассказ и Ремус внимательно слушал его. Тот рассказывал увлекательно и интересно. А его голос… Лунатик готов слушать его вечно. После рассказа Ремус решил проявить вежливость и ответить на него. — Тогда новоиспеченному стражу надо подготовиться. Это место, где появляются оборотни во время полнолуний. Справится ли уважаемый страж Бродяга со стаей разозленных оборотней? Чего не ожидал Ремус, так это горячее и такое лёгкое касание губ об его пальцы. Бродяга осторожно и с нежностью целовал его пальцы, что были в шрамах. — Клянусь сердцем и честью воина, что оборотни войдут сюда со спокойствием, а выйдут счастливыми настолько, что в следующее полнолуние они придут с дружками заказывать напитки. Люпину хотелось отдернуть руку. Он не хотел, чтобы такой мужчина касался его грязных и некрасивых рук. Однако Лунатик уже вошёл в историю Бродяги и должен продолжать. Всё остальное потом. Так что он другой рукой погладил волосы Бродяги — такие мягкие и шелковистые. Интересно какого они цвета? — Спасибо, о великий страж. Напиток за счёт заведения в честь новообретенной работы. И Лунатик ушёл делать другой напиток, ибо то, что он делал, точно не подходил Бродяге. Нужно что-то получше. Немного горького, но не слишком. И ещё сладость. Да, напиток должен быть сладким. Точнее когда его пьёшь. Будто на языке сладкий шоколад с мятой. Люпин ждал реакции посетителя. Сильно ему хотелось узнать, понравился ли тому напиток или нет, но вместо этого он услышал, то что, чуть ли не разбило ему сердце. — До свидания, Лунатик. Завтра страж вернётся. Ждите, — Бродяга попрощался с ним. Он уходит. Так скоро? Его сердце, что секунду тому назад уже совершало третье цирковое выступление застыло. А вдруг завтра Бродяга не вернётся? Этот страх окутал Лунатика и он, сам того не осознавая, произнес: — Я буду ждать, до завтра. — До завтра, Луни, — ответа на неожиданные слова Лунатика, рассеяли тьму в сердце. За лёгким счастьем, Люпин не слышал аплодисменты окружающих. Он просто продолжил работать, мечтая чтобы этот день кончился и начался новый. Да и поскорее. Чего Люпин не ожидал, так это признания на второй день. Бродяга хотел добиться его сердца, влюбить в себя. Поэтому он приходил каждый день, признавался в любви, говорил с ним обо всем, чтобы узнать друг друга получше. Эти слова произвели трещину в стене, что выстраивал вокруг своего сердца Люпин. И вскоре эта стена сломалась под напором Сириуса — Бродяга всё-таки сказал свое настоящее имя. И Люпин признался ему в своих чувствах. Так двое влюбленных каждый приход одного говорили друг о друге, узнавали себя и влюблялись еще больше. Через несколько месяцев Бродяга начал работать в баре вместе с Люпином. Он познакомился с Петтигрю, а Ремус с Джеймсом и Лили. И уже их общие друзья решили им помочь со свиданием, ибо шутки Джеймса, что их первое свидание будет на их же свадьбе могли стать вовсе не шутками. И с первого свидания в баре Лунатик Сириус и Ремус стали ещё ближе. А свидания стали частью их жизни. Да и как не стать. Каждый обеденный перерыв становился свиданием в баре, где парочка наслаждалась тишиной вокруг и друг другом. И после тысячного свидания Сириус сделал Ремусу предложение, в котором он отдал своё сердце, глаза, руки, да всё тело и душу Ремусу и привязывал это же всё к бару, что стал их домом. После свадьбы второй этаж стал спальней и гостинной семьи Блэк-Люпин. А первый этаж с баром их кухней — местом для гостей и рабочим местом.