®“Сквозняки живут только в брошенных комнатах”

      — Ты будешь вспоминать об этом? Каждый раз?       — Потому что я тебе не доверяю!       — Ну ты, блин, сама невинность. Белая и пушистая! Да ну нафиг…       — Хардин?.. — она видит, как он разворачивается и убегает, теряясь в толпе пьяных студентов. — Хардин!

###

      Белый, полупрозрачный тюль вяло колыхается лёгкими порывами сквозняка, эхом застывшего в стенах пустой квартиры. Кровать в спальне — некогда часто побровленая, — уныло и скучно заправлена; декоративные подушки — раньше валяющиеся где угодно, только не на постели, — сейчас покорно лежат именно там. Тумба у дивана ещё неделю назад хранила на себе стопку книг, которые влюбленные читали друг другу, а сейчас все те книги мёртвым рядком покоятся на простецкой деревянной полке.       В квартире всё до противности скучно убрано и расставлено по полкам — именно это создает ощущение мертвости и кладбищенской атмосферы. Всё это пока ещё хранит запах любви и нужности, но чёртов сквозняк уже давно выветрил ауру теплоты и заботы, оставив там лишь жалкую серость и тоску.       Раздаётся резкий звук открывающегося замка, а затем так противно — но уже привычно — скрипит массивная деревянная дверь. Тесса вновь заходит в квартиру, где ещё неделю назад они с Хардином собирались на рождественскую вечеринку в братство, в квартиру, которая ещё неделю назад была их квартирой.       — Какое лучше: белое или красное? — стоя перед зеркалом, Тесса уже битые семь минут прикладывает к себе по очереди два платья.       — Если бы мы шли не в братство, а остались дома, то я бы предпочёл никакое платье, — Хардин подходит сзади и нежно, но с большой страстью целует её в шею. — Без одежды ты в миллион раз красивее, — Тесса смущённо и через «не хочу» отстраняется от Скотта, повернувшись к нему:       — Но мы идём в братство, а не остаёмся дома, Хардин, — с улыбкой дразнит она и вновь поворачивается к зеркалу, хотя сама бы, наверное, лучше осталась.       — Знаешь… может, останемся дома?       Тесса едва сдерживает ухмылку и стреляет серыми глазками в сторону своего парня, но затем набрасывает на себя маску безразличия и так же невинно спрашивает, даже не подозревая, что после ей придётся слушать сказанный через смех отборный мат Хардина:       — Какое лучше: белое или красное?       Знала бы тогда Тесса, что они очень сильно поссорятся после той вечеринки, то всячески бы уговаривала Хардина остаться дома и никуда не идти. Да, он причинил ей боль, много боли, поставив её девственность на кон, но обида потихоньку утекала в неизвестном направлении, и Тесса всё же любила его так сильно, что почти нашла в себе силы простить. Но прощение — увы, — не равно доверие. И как бы Тесса ни старалась, а Хардину она не верила: безусловно, хотела, но не получалось. Бесценное доверие красовалось внутри прямо-таки огромной сквозной дырой — не зашьешь.       Она разувается, аккуратно поставив обувь на полку, проходит дальше и ставит сумку на столик у дивана. Как бы ей хотелось бросить её куда подальше — не поставить, а бросить; разбросать белые кеды у входной двери и не париться насчёт каждой пылинки, осевшей на поверхность мебели. Но нельзя — её учили иначе. И она грустно усмехается этому: с Хардином всё было по-другому.       Тихо, но устало плюхается на диван и снимает очки: складывает домиком дужки и кладёт в чёрный футляр. С Хардином не обращать внимание на весь беспорядок было проще: он начнёт беситься и громко-громко смеяться, и Янг делает так же.       — Смотри, здесь котёнок, — зовёт Хардин, указывая пальцем в тарелку с завтраком.       — Где? — с интересом подходит Тесса и наклоняется к тарелке с разноцветными колечками, залитыми тёплым молоком.       Она не видит, как на лице Хардина появляется игрывая ухмылка. Не видит как он в одну секунду обмакивает кончик пальца в сливочном сыре, стоящем рядом. И сразу марает нос Тессы. Она отскакивает, выкрикнув приглушенное: «ай!», и Скотт начинает заливисто смеяться.       — Дурак, — через пробивающийся смех говорит Тесса, и Хардин тут же встаёт. Подходит к ней и, взяв за талию, быстро чмокает в кончик носа, вымазанный в сыре.       Затем он дарит томный поцелуй в губы и Тесса тает, как сахарок. Опустив руки на его плечи, одной она взъерошивает волосы ему на затылке и чуть тянет их — знает, Хардину это нравится.       С ним она чувствует себя живой. И сейчас Тесса отвлекается от мыслей о своей первой и большой любви только уборкой и иногда — работой. Почему иногда? Люди всё чаще присылают любовные истории, и в каждой Тесса видит себя и Хардина — их историю. Ссоры, скандалы, хорошие и милые моменты, даже описания из детства. И она не знает радоваться ли, что она может предстать героем одной из историй, или же плакать по той же самой причине.       Тесса знала, что когда-то их сказочной истории придёт конец — всё слишком было не взаправду, но не думала, что так скоро. Ей ещё хочется почувствовать себя живой рядом с ним: смеяться, баловаться, а иногда и плакать. В теории она считала, пара Хесса должна была продержаться хотя бы пару лет, а не какие-то жалкие месяцы.       Она встаёт с жёлтого дивана, на котором — чаще Хардин — читал ей истории. Она же в это время лежала у него в объятиях. Тесса уверенно подходит к книжной полке, зная, что впервые за долгое время возьмёт книгу, с которой всё началось. Началось в доме братства. Иронично, думает Тесса, там всё началось — там и закончилось.       Выцепив её, одиноко лежащую в другом отсеке, глазами, Тесса привстаёт на цыпочки, чтобы дотянуться до книжки. Сдувает слой серой пыли и понимает, как давно не касались этой вещи, которая словно служит свастикой их с Хардином отношений. Темно-зелёный, почти болотный переплёт, цветные бумажки с заметками внутри, золотым цветом витиеватые буквы «Грозовой Перевал» — всё так же, как и в первый раз.       — Что ты делаешь в моей комнате, Тереза? — она слышит низкий мужской голос за спиной и мгновенно поворачивается, увидев его. — Это Бронте.       — Я знаю, что это Бронте… — неуверенно отвечает она. — И меня зовут Тесса.       Тесса понимает, что не хочет перечитывать эту историю. Не сейчас. Хочет положить её на место, но книга всё ещё пыльная, поэтому Тесса, быстро перебирая ногами, идёт в ванную, чтобы намочить тряпочку и протереть обложку от пыли.        — Я в душ, — Тесса поднимается с постели и, вяло шаркая по полу тапочками, идёт к комоду, чтобы достать чистые вещи.       — Я с тобой, — Хардин приподнимается с кровати на локтях, наблюдая за Тессой, которая надевает на себя его чёрную поношенную футболку и достаёт из комода такую же, только чистую.       — Нет, я хочу помыться.       — Но, Тесса… — он встаёт с постели и идёт за своей девушкой в ванную.       — Нет, Хардин, — твёрдо говорит она и захлопывает за собой дверь из тёмного дерева.       — Ну и чёрт с тобой, — обиженно буркнув, он поворачивает на кухню, вместе с Тессой понимая, что это их самая тихая ссора.       Тесса ставит чистую книгу на место и понимает, что их ссоры — это цена за сладкие моменты. Мгновения, когда им было хорошо и весело, когда они наслаждались друг другом, а не ненавидели. Но Тесса знает, что даже в отнюдь не радужные минуты и часы они любили друг друга. Любили и ненавидели.       На телефон приходит серия эсэмэс с характерным звуком, похожим на короткий звон колокольчика. И Тесса вмиг срывается с места, подлетев к сумке и шаря в поисках телефона. Находит и активирует экран в надежде, что это Хардин. Что он разблокировал её и что-то написал.       Но это Лэндон. Совсем не то, что ожидала Тесса. Хотя не менее рада увидеть сообщения от лучшего друга, но в горле всё равно почему-то предательски саднит.       Лэндон: Хардин привёз и оставил тебе кое-что.       Лэндон: Кажется, тут письмо и какая-то коробочка.       Через час Тесса уже сидит в доме Карен и Кена. В комнате Хардина, на его кровати. Тут так ничего и не изменилось, и Тесса до сих пор помнит, что здесь происходило.       — Что он говорил? — тараторит Тесса, чувствуя, как дрожит тело и трясутся руки.       — Ничего. Дал это и сказал передать тебе, — Лэндон протягивает синюю бархатную коробочку и запечатанное письмо.       Сердце ускоряется до предела, в ушах стоит гул и Тесса понимает, что если это то, о чём она думает, истерики не миновать. Всё тело изнутри будто сковали стальными цепями, когда она устремляет взгляд к коробочке со скругленными углами.       Она знает этот футляр. И молится, чтобы там не было этой вещицы… Серебряного браслета, который она подарила Хардину на свою первую зарплату в знак благодарности того, что помог найти работу.       Дрожащими руками принимает то, что передал ей Хардин и не понимает, почему он сделал как трус. Почему не приехал к ней домой и не передал лично…       — Тебя оставить?       — Да, спасибо.       Не зная, чего ожидать внутри, Тесса с минуту смотрит на конверт, не желая открывать коробочку, да и письмо тоже, но всё же делает это. Медленно отрывает боковую часть конверта и достаёт письмо, написанное от руки. Почерком Хардина — таким несуразным и кривым, но всё же понятным и родным.       «Дорогая Тесса, я не умею красиво говорить и писать. Не жди душещипательного эссе или послания, от которого стоит истерить и впадать в депрессию на несколько лет твоей жизни. И всё же, за свои двадцать лет я прочёл немало книг о любви. И почти в каждой из них говорилось о том, что любовь — то, что заставляет тебя чувствовать себя живым. Боль, радость, счастье, обида, страдания — это не все чувства и эмоции, которые характеризуют одно такое простое в произношении, но тяжёлое в понимании слово «любовь». Наши ссоры, скандалы, крики — всё плохое заставляет чувствовать меня себя живым. Да, хочется порой и спрыгнуть с крыши небоскрёба, повеситься в ванной или отравиться таблетками, но суицидальные мысли тоже признак живого, верно? Ты оживила меня, протянула руку и вывела на свет из кромешной тьмы. За это хочу сказать тебе спасибо. Но чёрт, я всегда считал, что все ссоры и всё плохое пройдёт: исчезнет в один прекрасный миг, и в конце мы будем счастливы, как принц и принцесса в диснеевских сказках, а не как Ромео и Джульетта Шекспира. Но после очередной и последней ссоры, в братстве перед Рождеством, я понял, что в ответ тащу тебя за собой, во тьму, и сам приношу тебе только боль…»       — Н-нет… — шепчет Тесса, прикрывая одной рукой дрожащие губы. В горле пересыхает, а глаза застилает пелена слёз. — Не только боль, Хардин… — осипшим голосом едва слышно говорит она.       «…и я решил дать тебе жизнь. Я решил уйти, чтобы не приносить тебе ничего плохого…»       — Вместе с плохим ты забрал и хорошее…       «И даже это у меня получается с трудом… Как видишь, я вновь напомнил о себе, хотя и не уверен, что ты забыла обо мне. Прости за это, хорошо? Прошу прощения в последний раз, потому что в последний раз я появляюсь перед тобой хоть и через письмо. Я люблю тебя всем сердцем и душой, которая у меня осталась. Будь счастлива, милая. И… «Что ты делаешь в моей комнате, Тереза?»».       — Меня зовут Тесса… — незаметно для себя ломаным голосом отвечает она, и слёзы, застывшие в глазах, полностью размывают всю видимость комнаты.       И почему-то не сразу понимает, что последнюю фразу прочитала не она, и её вообще не было написано в письме.       Осознание приходит не сразу, но Тесса вздрагивает и замирает, медленно поднимая более ясный взгляд на дверной проём.       — …И даже это у меня получается с трудом.       Тесса слышит усмешку и не слышит вовсе стук своего сердца — оно замерло от понимания.       — Хардин?...