Little 15

Весемир шел по лесу осторожно, озираясь по сторонам. Черные от ласточки глаза внимательно вглядывались в темноту между деревьями. Обоняние подсказывало, что логово гулей где-то здесь: в нос бил смрадный запах слизи, гниения и свежей крови. Похоже, успели на кого-то напасть. Вероятно, разодрали медведя или крупного волка, и теперь пировали. Весемир достал из ножен меч и пошел на запах. К металлическому запаху крови добавился очевидный запах человеческого страха. В темноте, прищурившись, Весемир увидел стаю гулей, облепивших перевернутую повозку. Запах крови усилился. По телу ведьмака прошел мороз — не медведя разодрали твари. Ведьмак ускорил шаг, понимая, что осторожничать уже нет смысла. Запах страха и боли подсказывал, что кто-то еще остался в живых, а значит нужно было поторопиться, чтобы спасти хоть кого-нибудь. Меч со свистом рассек воздух, Весемир в мгновение ока оказался у повозки и резкими, точными движениями отсекал бошки гулей, которые со страшных хрипом и визгом накинулись на ведьмака, пытаясь прокусить его броню. Одной из тварей удалось разодрать штаны и оставить глубокую, рваную рану вдоль бедра. Ведьмак сжал зубы, меч дрогнул в его руке. Гнилостный запах убитых гулей заполнил воздух. Ведьмак, не обращая внимания на боль и тошноту, продолжал рубить мечом тварей, которых не становилось меньше. Он громко рычал каждый раз, привлекая к себе внимания, чтобы ни один из монстров не приблизился к разодранной повозке. Поймав удобный момент, ведьмак сложил пальцы в Аард, откинув тварей подальше от себя. С жалобным визгом они отлетели в сторону, и их, уже изрядно подбитых, ведьмак безжалостно дорубил. Но чутье подсказывало ему, что эти гули не единственные в этом лесу. Их было так много, что Весемир был готов поклясться, что эти были не последние. Когда вокруг все стихло, ведьмак достал масло и смазал рану, давая ей возможность поскорее затянуться. И уже когда кровь остановилась, он осторожно подошел к повозке. Первое, что он увидел, это разодранные тела мужчины и женщины. Женщина, судя по цвету кожи, форме ушей, была наполовину эльфийкой. Судя по одежде, они были виконтами или еще кем-то из знати. Лошадь была почти съедена гулями, колеса повозки разломаны, сама повозка разодрана. Ведьмак осторожно поднял ее, чтобы заглянуть внутрь, и увидел мальчишку — совсем молодой, в крови, сжавшийся в комочек, дрожащего. Его спасло то, что перевернувшаясь повозка не дала гулям возможности проникнуть внутрь, а разодрать обивку они, видимо, не успели из-за Весемира. — Живой? — окликнул мальчишку Весемир, и тот резко дернулся, уставившись на ведьмака. Синие глаза с отчаянным страхом смотрели на него, а самого мальчика продолжал бить сильный озноб. — Я не причиню тебе вреда. Я — ведьмак. Вставай, я помогу тебе. Но мальчишка только смотрел на него, замерев, словно стал каменным. Оставить бы его тут, раз пугливый такой, но его ж если не другие твари, так звери раздерут. А разве Весемир для того так торопливо рубил этих монстров, чтобы единственного выжившего человека оставить на верную гибель. Чтобы не пугать лишний раз мальчика, Весемир сложил пальцы в знак Сонм, усыпляя его. И уже сонного вытащил из повозки и на руках вынес из леса к своему коню. Конечно, ведьмак бы не отказался сейчас от отдыха, чтобы бедро восстановилось и перестало ныть, но мальчишке было, кажется, еще хуже — он был совсем бледный, и что-то подсказывало ведьмаку, что это было от излишней потери крови: парня здорово побило, когда гули, вероятно, трясли повозку, яростно пытаясь попасть внутрь, ведомые запахом свежей крови. Весемир усадил мальчишку на коня перед собой, привязал его к себе прочной веревкой и помчался обратно в деревню. Если он не ошибался, то там сейчас проездом была чародейка. Да и деньги за работу забрать было нужно. Узнав, что ведьмак расправился с гулями, хозяин таверны предложил тому задаром остаться на ночь в его таверне. А мальчишку он узнал сразу — сказал, что это Юлиан, сын виконта Леттенхофа. — Он на четверть эльф, его мать была полукровкой. Самому виконту никто и слова поперек не говорил, а Юлиана тут недолюбливали, полукровкой обзывали. Он у них единственным сыном был, а больше, почитай, из родни и не было никого. — И что же с ним делать, — протянул ведьмак. Юлиан был в комнате, где его исцеляла местная чародейка, а Весемир спустился вниз, чтобы пропустить пару кружек пива. — А что… Оклемается да и бог с ним, — равнодушно пожал плечами хозяин таверны. — Может ты и прав. Если он виконта сын, то у него и поместье быть должно, деньги, не пропадет. — Ага, если не отберут. Ему сколько, 14 вроде как или около того. Ребенка-сироту ж вокруг пальца обвести как нечего делать. Весемир залпом допил пиво и закусил губу. И представил себя на месте этого мальчишки — остался совсем один, без родителей, в городе, где тебя постоянно дразнят и откровенно недолюбливают. С деньгами на руках, которые первым делом попытаются отобрать и, скорее всего, вышвырнут на улицу. Сердце неприятно сжалось от жалости к Юлиану. Прикончив вторую кружку пива, Весемир попросил трактирщика принести в его комнату две порции мясного рагу и воды питьевой, а сам поднялся наверх. Чародейка все еще сидела в комнате, что-то шептала, касаясь кончиками пальца кожи подростка. — Совсем все плохо с ним? — хмыкнул ведьмак, садясь на кровать напротив. — Да нет, жить будет. Найди ты его попозже, так и не выжил бы, может, — откликнулась чародейка, — ран нет почти, одна только глубокая, да висок разбил. Ты, Весемир, совсем чувствительный стал, раз обычную бледность за потерю крови принял. — А то ты бы не расчувствовалась, — усмехнулся мужчина, — теперь надо придумать, что делать с ним. — А как ты обычно поступаешь? В Морхен да в ведьмаки его. Обучишь, будет потом сам по лесам ходить да тварей рубить. — Да какой из него ведьмак, — усмехнулся Весемир, — худющий, пугливый. — Разве ты, когда детей неожиданности брал, знал заранее, что они родятся заточенными под ведьмака? — Нет. Но такие, как этот мальчишка, погибают сразу, на первом же испытании. — Ты так хладнокровно об этом говоришь. — Я все испытания прошел, из меня эмоции вытравили давно уже. — Врешь ты все, Весемир. Если бы вытравили, ты бы меня с шальными глазами не разыскивал, чтобы я этого парня спасла. Ведьмак решил проигнорировать эти слова. — В конце концов, сама подумай — вытянуть счастливый билет и выжить, когда на тебя напала целая стая гулей, чтобы потом умереть через месяц в муках. Не могу такой грех на душу брать. — Стареешь, Весемир. Мягким становишься. Как ведьмаков дальше обучать-то будешь? — Как и раньше, — откликнулся Весемир, — стиснув зубы. Закончив целительство, чародейка встала с кровати Юлиана и подошла к Весемиру. — А платить чем будешь? — Сольвия, — усмехнулся ведьмак, уловив в глазах колдунью знакомый огонек, — предлагаешь прям на этой кровати? Напротив Юлиана? — А у меня здесь своя комната есть, — рука колдуньи скользнула по плечу ведьмака, — в конце концов, и твое бедро не плохо бы подлечить. А то срастется кожа как попало, зарубцуется. — Ну идем. Весемир вернулся в комнату рано утром, но Юлиан уже не спал. Сидел на кровати, поджав ноги, и снова мелко-мелко дрожал. — Помнишь что-нибудь? — спросил мягко ведьмак, садясь рядом. — Помню, — прошептал мальчишка, — мы с мамой и папой ехали в Вызиму… У папы дело дело было важное какое-то, мы торопились очень. Через лес поехали, и на нас напали… напали… Юлиан задрожал и спрятал лицо в коленках. — Не бойся, ты в безопасности, — Весемир обнял мальчишку и прижал его к себе. Тот наконец-то обмяк и громко заплакал. От его плача разрывалось и сердце Весемира: Юлиан плакал наврызд, скулил от разрывающей его боли и тоски, прижимался ближе и цеплялся руками за ведьмака. — Я видел все, я видел, — исступленно повторял он сквозь слезы, — я ничем не могу помочь, я все видел. Весемир поджал губы. Конечно, смотреть, как гули заживо жрут твоих родителей — зрелище не из приятных. Бедный мальчик, сколько ему пришлось пережить. Определенно он не заслужил, чтобы его травили зельями и лепили из него ведьмака. Как и не заслужил, чтобы его оставили тут одного на откуп судьбе. — Ну же, тише, — негромко произнес Весемир, поглаживая Юлиана по спине, — ты в безопасности. Все хорошо. — А как же теперь? Что со мной будет? — Юлиан успокоился и поднял на Весемира свои бездонные голубые глаза. Весемир хотел было сказать, чтобы мальчишка не переживал, что Весемир заберет его, но вдруг подумал — а что, если Юлиан вовсе и не хочет с ним ехать? Вдруг ему захочется остаться здесь, вернуться в свое поместье и жить своей жизнью? — Ты оставишь меня? — Весемир услышал в голосе страх и тоску, и покачал головой. — Если ты хочешь, я могу забрать тебя в Каер Морхен. — Каер Морхен? — Это школа ведьмаков. — И ты… Научишь меня быть ведьмаком? — Нет. Это опасно, да и взрослый ты уже для этого. Но в замке ты будешь в безопасности, научишься меч в руках держать. — В замке? — Юлиан округлил глаза. — А мне папа рассказывал, что ведьмаки в пещерах и подземельях живут. Весемир только вздохнул. Он, конечно, был привычен к тому, что о ведьмаках собирают всякую ерунду, но каждый раз удивлялся фантазии людей. — Нет, это большой замок. Не такой комфортабельный, конечно, как у вельмож, но все-таки. Для жизни вполне пригодный. Но если ты хочешь, ты можешь остаться в своем доме. — Нет… — Юлиан отвернулся и уставился в пол, — только… Мы зайдем туда? Я вещи и деньги возьму. — Конечно. И это… Ты поешь давай, — он кивнул на тарелку на тумбе. Очевидно, трактирщик принес рагу, когда Весемир уже ушел с чародейкой, — сегодня отправимся в дорогу, нужны силы. Мальчишка кивнул и принялся за еду. Ел он вяло, неохотно, но все-таки немного рагу ему удалось в себя впихнуть. Дома было неуютно, морозно. Юлиан собирал свои вещи, ходил по спальне родителей и едва сдерживался, чтобы не зарыдать снова. Сердце разрывалось от боли и отчаяния. — А что же с домом будет, милсдарь? — обеспокоенно спросила служанка. — Я не знаю, — покачал головой Юлиан, — я совсем ничего не знаю. И с вещами за спиной, со сбережениями родителей, которые сумел найти, Юлиан забрался на коня Весемира и уехал прочь, обманывая себя тем, что чем дальше они были от дома, тем легче ему становилось. Дорога до Каер Морхена заняла три долгих дня. Они ночевали в лесу под открытым небом. Юлиан восторженно наблюдал, как с помощью Игни Весемир разжигает костер и жался к нему ближе ночью, потому что воздух был холодный, а Весемир — горячий. Юлиан болтал всю дорогу без умолку, потому что вместе с молчанием приходили в голову дурные мысли. Весемир даже поддерживал эту болтовню и иногда рассказывал что-то сам, а Юлиан слушал его, открыв рот. Истории ведьмака казались ему необыкновенно интересными. — А я стихи пишу, немного, — произнес Юлиан, пока они грелись у костра, — меня хотели отправить обучаться на поэта, да не успели. Но ничего, сам обучусь. Мне Тамара говорила, что у меня талант. — Тамара? — Служанка наша. Я ей всегда читал свои новые баллады, а она говорила мне, что у меня здорово получается, и Лютиком еще называла, — Юлиан грустно вздохнул, пододвинулся поближе к Весемиру и уткнулся носом в его шею. Так ему обычно становилось спокойнее. — Почему Лютиком? — Потому что я на лютне играл, — отозвался Юлиан, — правда, я сейчас с собой ее брать не стал. Юлиан был необычным — наверное оттого, что в нем текла эльфийская кровь. Он красиво пел, сочинял действительно хорошие стихи, а еще, казалось, безумно крепким, потому что за всю дорогу ни разу не пожаловался на трудности. А в замке ходил за Весемиром, как хвостик. — Сколько ему лет-то? Не поздновато из него ведьмака делать? — хохотнул Ламберт, который только-только прошел испытания и собирал вещички, чтобы поскорее свалить из школы. — Пятнадцать ему. И никто из него ведьмака делать и не будет. Ему просто жить негде, — спокойно ответил Весемир. — Везунчик, значит, — Ламберт неприятно оскалился. — Я не понравился ему? — грустно спросил Юлиан, заметив выражение лица Ламберта. — Ламберт просто говнюк, не обращай внимания, — отозвалась чародейка, которая вместе с Весемиром и другими ведьмаками обучала новых ведьмаков. Ее звали красивым именем Лилиан, и она проводила много времени с Лютиком, чему тот был очень рад. Лилиан сразу увидела в нем эльфийскую кровь, поэтому буквально заставила Весемира раздобыть для него лютню и еще какие инструменты. — У него в крови музыка, — говорила она, пока Лютик спал и не слышал этого разговора, — пусть учится. А вам, ведьмакам, не помешает хоть что-то человеческое в этом замке. Весемир спорить не стал. Вообще, он очень привязался к Лютику и испытывал к нему теплые, отческие чувства. Он привязался к нему так, как нельзя было привязываться к своим воспитанникам, потому что гиблое это дело — переживать за ведьмаков, которые каждый день на волоске от смерти. А Лютик не был ведьмаков, а оставался вполне себе человеком. — Какая она… — восторженно прошептал Юлиан, получив от Весемира новенькую лютню. — Это мне? Ты для меня ее купил? Голубые глаза восхищенно смотрели на Весемира, и тот даже смутился на мгновение. — Ну ты же говорил, что любишь баллады сочинять и петь. — Я про тебя что-нибудь сочиню! — встрепенулся мальчишка, — о том, какой ты… Он вдруг покраснел и осекся. А Весемир сделал вид, что не заметил этого. Но после этой неловкости стал все больше обращать внимание на привязанность Юлиана. Мальчишка действительно сочинил про него балладу, утащил в высокую башню и спел ему, отчаянно краснея каждый раз, когда их взгляды пересекались. — Не понимаю, почему ведьмаков не любят, — произнес как-то за обедом Лютик, кидая взгляды на Весемира. — А что, есть за что любить? — откликнулся один из воспитанников. — А разве нет? Весемир мне и вовсе жизнь спас. И вообще, я лучше него никого в своей жизни не встречал. Лилиан покачала головой, Весемир уткнулся в тарелку, а Лютик продолжал говорить хвалебные речь в сторону ведьмака, пока вдруг не понял, что слишком уж увлекся. — Извините, — осекся он, покраснел и сбежал из-за стола. — Весемир, боюсь, тебе нужно с ним поговорить, — произнесла как-то Лилиан, — я боюсь, что мальчишка влюбился в тебя. — Ты выдумываешь, — отмахнулся Весемир, — я староват для него. Лилиан только хмыкнула. — Смотри только не увлекись сам. Лилиан уехала осенью, и теперь Лютику не с кем было проводить свободное время. Но Весемир совсем не возражал, когда тот приходил к нему, о чем-то болтал или тащил в ближайшую деревню на базар. На самом деле, Весемиру даже нравилось ходить с Лютиком на базар — было что-то щемяще-милое в том, как он выбирает новые кафтаны, с открытым ртом смотрит на музыкальные инструменты или смущаясь просит купить фрукты. Лютик был само очарование, отчего привлекал внимание воспитанников замка. Весемир не раз замечал, как Лютика то погладят по колену невзначай, то сальные комплименты отвешивают. Такое поведение Весемир сразу же пресекал свои веским, грозным словом, а Лютик в ответ смотрел восхищенно и… влюбленно. Скоро уже и Весемир не мог отрицать, что мальчишка влюбился в него. Теперь было совсем неловко и странно, когда Юлиан устраивал свою голову у него на коленях в библиотеке и читал что-то вслух, когда привычно утыкался носом в шею, когда посвящал какие-то поэмы или хватался за руку во время вылазки в деревню. Лилиан была права, и нужно было как-то это прекращать. Лютик был юн, невиннен, совершенно очарователен, и это было тем, что притягивало ведьмака, но еще больше отталкивало. Ну что может быть проще, чем воспользоваться чувствами мальчишки, который потерял родителей и в ответ на заботу влюбился? Конечно, Весемир не был образцом морали и благоразумия, но такое позволить себе не мог. — У меня день рождения завтра, мне 16 исполняется, — произнес смущенно Лютик, зайдя в спальню Весемира. Ведьмак напрягся, не понимая, что понадобилось мальчишке в поздний час в его спальне. И почему он не сказал об этом раньше? — Ох… Вообще, у нас в замке как-то не принято делать торжества, но если ты хочешь… — Хочу! Но только от тебя. Внезапно Юлиан забрался на кровать к Весемиру, схватился за его плечи и прильнул к его губам. Ведьмак застыл, забыв, как дышать и шевелиться. Лютик пытался поцеловать его, и делал это неумело, но так отчаянно, с таким желанием, что перехватывало дыхание. — Лютик, нет, — Весемир слишком грубо оттолкнул его, — не нужно этого делать. — Но почему? Я не нравлюсь тебе? — парень непонимающе уставился на Весемира. — Лютик, я. — Я думал, что ты любишь меня, что я нужен тебе… — глаза Лютика заслезились. — Я тебя люблю, но… Не так, как ты думаешь. Лютик резко поднялся с кровати. — Нет, не любишь! — выкрикнул он, по его щекам потекли слезы, — не любишь! И выбежал из комнаты, а весь следующий день не выходил из своей спальни. Весемир чувствовал себя паршиво и совсем не понимал, что ему делать. Старался делать вид, что ничего не случилось, соврал, что Лютик просто плохо себя чувствует, и к вечеру даже отнес ему еды в комнату. — Зачем ты делаешь это? — спросил хмуро Юлиан, увидев Весемира в своей спальне. — Что делаю? — Приносишь мне еду. Заботишься обо мне. Зачем? Весемир совсем растерялся. — Мой папа заботился о маме, потому что любил ее. А ты зачем заботишься обо мне? — продолжал Юлиан, и Весемир увидел надежду в его глазах. — Но ведь твой папа заботился и о тебе тоже, — осторожно произнес ведьмак. — Потому что я его ребенок, он не мог поступить иначе. А ты ведь мог! Весемир вздохнул. — Лютик, я тоже отношусь к тебе как… к своему сыну, понимаешь? Я люблю тебя, но иначе. Не так, как твой папа любил маму. Лютик поджал губы. — Но, может, все-таки у меня есть шанс? — снова этот пронизывающий взгляд голубых глаз. Лютик подался вперед и прижался носом к носу Весемира. От него пахло цветами, мясным рагу и чем-то еще. От Лютика пахло ребячеством, поэзией и невероятной надеждой. — Я ведь хороший, — прошептал Лютик, — и я очень-очень люблю тебя. Ведьмак окаменел, это признание застало его врасплох, и он даже не нашел в себе силы отпрянуть. И почему-то вот так и сидел, пока Лютик исступленно покрывал поцелуями его лицо, отчаянно цепляясь за плечи. — Просто дай мне шанс, — шептал парень, прижимаясь все ближе. Его рука скользнула ниже, и Весемир встал, словно его кипятком облили. Сложно было устоять перед этим напором, перед этой доступностью и очарованием, но устоять нужно было. — Лютик, нет, — прохрипел мужчине, отходя к двери. — Но почему? Ты же тоже хочешь! А Весемир даже не знал, что ответить. Да, его тело хотело и очень сильно, и будь он мудаком без капли морали — он бы повелся и позволил себе воспользоваться мальчишкой. Но так вышло, что в некотором отношении он все-таки не был мудаком. — Потому что ты молод, тебе нужно просто познакомиться с другими людьми и влюбиться в того, кто подходит тебе больше, — произнес Весемир и вышел из комнаты, оставив Лютика один на один со своими мыслями. Наверное, стоило все-таки остаться и поговорить более доверительно с Лютиком, объяснить ему все более прозрачно, а не сбегать. Потому что, наверное, Юлиан решил, что он должен добиться своего, во что бы то ни стало. Было очень сложно держать себя в руках, когда Юлиан расхаживал рядом, смотрел прямо в глаза и облизывал губы. Когда как будто случайно прижимался вплотную, когда как будто случайно касался ведьмака. Еще сложнее, когда он снова с нескрываемым восхищением слушал ведьмачьи истории и просил рассказать еще и еще, а потом складывал из этих историй баллады. Юлиан был молод, а оттого совершенно безрассуден. Одержимо, болезненно влюблен. Весемир в какой-то момент решил, что им стоит меньше контактировать и начал избегать Лютика. Стал реже появляться на совместных обедах, завтраках и ужинах. Перестал лично обучать Юлиана владеть оружием и разбираться в травах, перестал рассказывать ему истории. Это больно рвало душу Лютика, который постоянно искал Весемира глазами, и тоскливо утыкался в тарелку, когда снова не находил его. Из-за этого Весемир, берегший Лютика от ужасов, творившихся с воспитанниками на испытаниях, упустил момент, и Юлиан случайно заглянул на полигон, где проходило испытание зельями. Весемир слишком поздно увидел приоткрытую дверь и испуганные синие глаза, которые смотрели прямо на корчившегося на полу парня. Того рвало кровью, он болезненно хрипел, лицо его было бледнее мела, а руки тщетно хватались за каменный пол. Рядом лежало три бездыханных тела — те, кто не смог пройти испытание. — Останься с ним, — кинул другому педагогу Весемир и ушел с полигона. Он вытолкал Юлиана в коридор и плотно закрыл дверь. — Я же просил тебя не заходить сюда, — раздраженно выдохнул Весемир, который сейчас боялся, что увиденное причинит Лютику какой-то вред. А Юлиан только испуганно смотрел на Весемира, пытаясь избавиться от накативших его воспоминаний, когда гули напали на него с родителями. Он мелко-мелко задрожал, ощущая, как паника подкатывает к горлу. Смотрел на Весемира и видел в его глазах только раздражение. Резко развернувшись, Лютик убежал. Ему было очень страшно. Страшно от увиденного, страшно от накативших воспоминаний, страшно оттого, что за его поступок Весемир совсем станет его игнорировать. Он и так уже начал избегать Лютика. Юлиану было страшно, что он может остаться без этого ведьмака. Ведь он стал единственным, благодаря кому было проще пережить потерю родителей. Если бы не он, Юлиан вряд ли бы смог оправиться. А Весемир заменил ему все, он стал его новой жизнью, новым смыслом, новой надеждой. Лютик просто не мог его потерять. Поэтому ночью он снова пришел, когда ведьмак уже спал. Но ведьмаки спали чутко, поэтому Весемир проснулся сразу же, как открылась дверь в его спальню. Лютик сначала испуганно замер, но все же бросился на кровать и прижался к ошарашенному, сонному Весемиру. — Пожалуйста, не оставляй меня, прошу, — повторял он, практически вжимаясь в тело Весемира, — я не смогу один. У меня кроме тебя никого нет, пожалуйста, не оставляй меня. — Да куда же я тебя оставлю, — вздохнул Весемир, обнял Юлиана и прижал к себе, успокаивая. Лютик так и уснул на руках ведьмака, а Весемир зачем-то оставил его рядом с собой, укрыв их одним одеялом. Но всю ночь не спал: тяжело было уснуть, когда Лютик то норовил закинуть на него ногу, то укладывал руки на груди и сонно хватался за тело. Прижимался ближе, горячий и слишком приятно пахнущий цветами. В какой-то момент, наверное, Лютику начало сниться что-то крайне откровенное, потому что он практически вжался в Весемира, шумно запыхтел, а в бедро ведьмака уперся возбужденный член мальчишки. Все еще не просыпаясь, Лютик пытался прижаться ближе, терся пахом о бедро, шумно дышал и сквозь сон постанывал. От этого ведьмака бросило в жар, и он хотел встать и уйти в другую комнату, но руки Лютика оплели его, словно лианы цепких растений. Хотя ведьмаку ничего не стоило выпутаться из этой хватки, но Весемир остался лежать, тяжело дыша и вслушиваясь в сонные стоны Юлиана, который терся все интенсивнее, а потом кончил, прижимаясь теперь уже мокрым пахом к ноге ведьмака. Наутро Лютик очень смущался, краснел, а Весемир делал вид, что ничего не происходит, а потом в купальне раз за разом прокручивал воспоминания этой ночи у себя в голове. Черт, нет. Так нельзя. Ему всего 16 лет, исполнилось совсем недавно. Он еще ребенок, а Весемиру уже дохера лет. Он привел Лютика в замок, чтобы дать ему шанс на лучшую жизнь и помочь справиться с пережитым, а не для того, чтобы пользоваться его влюбленностью и доступностью. Нельзя. Это слово Весемир повторял себе постоянно, каждый день, каждый раз, когда Лютик подходил слишком близко. А тот все никак не мог понять, почему его чувства отвергают. Почему Весемир, у которого желание порой на лице читалось, все равно выставлял Лютика из своей спальни и говорил «нет». Лютик рыдал ночами и чувствовал себя ненужным. Ему казалось, что он недостаточно хорош, что он некрасивый, глупый, неинтересный — и поэтому Весемир отвергает его. Он не верил словам ведьмака, который пытался объяснить, что дело не в Юлиане. — Я правда тебя люблю, слышишь! — повторял сквозь слезы Юлиан, — это не пройдет, не изменится! Какая разница, сколько нам лет. Да наплевать на этот возраст, он меняется. Весемир же считал иначе, прекрасно понимая, что влюбленность Лютика не та, о которой в книгах пишут и ради которой слагают песни. К зиме вернулась Лилиан, и Весемир думал, что станет легче, а стало только хуже. Лютик ревновал. Ревновал так, что не сдерживался и устраивал истерики за общим столом. Игнорировал Лилиан и постоянно как будто случайно оказывался там, где чародейка и Весемир оставались вдвоем. — Это из-за нее, да? — спросил как-то Юлиан, когда после ужина он и Весемир остались наедине, — из-за нее ты не хочешь быть со мной? Я слышал, как она тебе говорила про меня! Слышал, что она настраивала тебя против меня! Весемир устало вздохнул. Очевидно, Лютик стал невольным свидетелем его разговора с чародейкой, когда та поддерживала ведьмака и говорила, что тот поступает правильно и она гордится им. — Лютик, прекрати, — произнес ведьмак, — хватит устраивать сцены ревности. Они не приведут ни к чему. Только зря мотаешь всем нервы. — Но… — Лютик! — впервые за год Весемир позволил себе повысить на Юлиана голос, — прекрати. Хватит лезть под ноги и вести себя, как доступная девка из борделя! Юлиан притих, и Весемир снова увидел тоску. Наверное, перегнул палку, но он тоже очень устал от этого всего, нервы сдавали, хотя ведьмаки всегда отличались выдержкой. После этого Юлиана словно подменили. Он стал вести себя тише и теперь сам избегал Весемира. Уходил из комнаты, если туда входил ведьмак, все больше времени проводил за балладами и игрой на лютне, иногда уходил с кем-то на базар, чтобы купить себе что-нибудь. — Пусть он общается с другими людьми. Ему нужно наконец понять, что мир — это не только ты и Каер Морхен, — успокаивала ведьмака Лилиан, видя, как непросто это дается Весемиру, — позволь ему плохо думать о тебе. Он и так слишком долго тебя идеализировал. И Весемир позволял, и даже никак не пытался обелить себя в глазах Лютика. Он и так слишком заигрался в заботливого опекуна, слишком сильно берег Юлиана, так что пора было ослабить хватку и дать тому возможность жить самому. Мир ломался для них обоих, и Весемир прекрасно видел, как тяжело Юлиану. Он снова плакал, снова слишком часто попадался с красными глазами, в его балладах больше не было того жизнерадостного настроя. Весемир вспоминал юного себя, когда он впервые столкнулся с невзаимной влюбленностью и узнавал себя в Лютике. Но это просто период, который нужно пережить, а Весемиру лучше просто не лезть. Хотя до ужаса хотело поговорить с ним, извиниться, снова стать в его глаза хорошим, но Лилиан все правильно заметила. Хватит давать поводы себя идеализировать. Близилась зима, и ведьмаки постепенно возвращались в Каер Морхен. Воспитанники закончили обучение — их осталось всего четверо, и все они первым делом поспешили покинуть стены замка. Весемир их прекрасно понимал — всем нужно время, чтобы забыть эти ужасы и перестать испытывать злость и ужас при виде Каер Морхена и начать относиться к нему как к пристанище таких же отвергнутых обществом ведьмаков. Юлиан проводил время с теми, с кем не был знаком раньше. Особенно ему нравилось слушать истории Эскеля — тот вообще чем-то напоминал Юлиану Весемира. Наверное, своим спокойствием и улыбчивостью. А еще он притащил в замок козленка и сказал, что теперь он будет жить здесь и зовут его Звоночек. И Лютика восхитило, как тот проигнорировал все насмешки и нападки и продолжал ухаживать за животным. Как оказалось, он нашел Звоночка по дороге — отбился от стада и остался совсем один. И Лютик все больше не понимал, откуда взялись все эти россказни о том, что ведьмаки жестоки и беспощадны. Правда, некоторые ведьмаки все-таки подтверждали эти слухи, но их Лютик старался избегать. Ему совсем не о чем было говорить с теми, кто не видит ничего зазорного в том, чтобы взять заказ на убийство человека только потому, что кому-то захотелось свести счеты. Мир Лютика переменился, и он понял это только когда ведьмаки начали разбредаться по континенту, оставляя замок пустым. Новых воспитанников не было, Каер Морхен был пустым, и Лютик снова проводил много времени с Весемиром. И все больше и больше обнаруживал в себе совершенно другие чувства к ведьмаку. Уже не было того безумного влечения, не было того желания прижаться ближе и целовать до беспамятства, не было желания делать все, что угодно, лишь бы на него обратили внимания. Лютику было просто хорошо и спокойно, но сердце не заходилось бешено в грудной клетке. Это одновременно пугало и радовало. Шли месяцы, Лютику уже исполнилось 17 и он сам сбегал в соседнюю деревню, зная, какими путями лучше идти, чтобы не наткнуться на монстров. А на случай опасности у него с собой всегда был меч. Лилиан пыталась обучить его знакам, но неусидчивый Лютик сам сообщил, что ему не хочется учиться магии и лучше он будет бегать с лютней по континенту. А осенью в замок пришел ведьмак, которого Лютик раньше не видел. Израненный, с запекшейся в волосах кровью, измученный. Лилиан погрузила его в сон сразу же, как только увидела, и потом еще несколько дней залечивала раны, не пуская никого в его комнату. Весемир сказал, что это Геральт, который ушел из замка еще три года назад и где-то бродил. И, судя по всему, он попал в какую-то серьезную передрягу. — Не могу представить, кто напал на него, — покачал головой Лютик, вспоминая израненного Геральта. — Думаю, он расскажет, когда придет в себя. Слава Мелитэле, что Лилиан еще не уехала. Кто знает, сколько бы мы выхаживали его без ее магии. Наконец Лилиан сообщила, что с Геральтом все в порядке, но за ним нужно ухаживать — менять повязки и обрабатывать раны. — Но ведь у ведьмаков потрясающая регенерация, — удивленно протянул Лютик, услышав слова колдуньи. — Да, но не когда тебя порубили зачарованным мечом. Сказал, что связался не с теми людьми, и в итоге сцепился с каким-то чародеем. Предложил ему честный бой на мечах, но какой честный бой может быть с чародеем. Чудо, что Геральт вообще выжил и сумел добраться до замка. — А почему он не обратился к другим колдуньям? — Не доверял, — хмыкнула Лилиан, — и я не могу осудить его за это. — Да уж… — вдохнул Юлиан. Ему было до ужаса интересно познакомиться с Геральтом, ведь давно никого нового не было в стенах замка, — ты покажешь, как обрабатывать раны? Я могу поухаживать за ним, все равно делать нечего. — Ну конечно. Лютик почти месяц не отходил от кровати Геральта. Заботливо менял повязки, игнорируя рычащее «я сам», обрабатывал раны маслами. В отличие от Весемира, тело Геральта еще не было усыпано шрамами, и рубцы, оставшиеся сейчас, смотрелись на его теле странно и неестественно. Геральт был не особо разговорчивым, а первое время и вовсе пытался всеми силами прогнать Юлиана, но сдался, поняв, что это невозможно. В конце концов Лютику удалось разговорить ведьмака и расположить к себе. И тот уже перестал рычать на него, когда Лютик снова приходил с лютней и пел свои баллады. Ему нравилось петь их по вечерам, наблюдая, как ведьмак погружается в сон, слушая его пение. Лютику Геральт казался очень красивым. В нем было что-то, отличавшее его от остальных ведьмаков. Седые волосы, выжженные испытаниями, широкие брови, которые он постоянно сводил у переносицы, из-за чего лицо всегда выглядело хмурым. Правда, Лютик уже успел убедиться, что эта вся мрачность и грозность напускная. Когда раны Геральта зажили и ему можно было вставать с постели дольше, чем на полчаса, Лютик потащил его в лес. Ему нравилось проводить время с Геральтом, а еще больше нравилось то, что Геральт, кажется, и сам был не против общества Лютика, хоть иногда и бухтел. — Ты вообще улыбаешься? — воскликнул как-то Юлиан, снова взглянув на Геральта. — Нет, это к морщинам приводит, — фыркнул ведьмак, прыгая под деревом, чтобы достать для Лютика огромное яблоко. — Ого, заботишься о своей внешности? — усмехнулся Юлиан, глядя на потуги ведьмака. — Ну я уже предполагаю, что его со временем украсит пара-тройка шрамов. Представляешь, что будет, если еще и морщины добавить? — А ты мне и с морщинами будешь нравиться, — вдруг произнес Юлиан и прикусил язык. Кажется, сболтнул лишнего. Геральт повернулся, как-то подозрительно посмотрел на Лютика, а тот замер. Он старался особо не заговаривать ни с кем о своих чувствах — уж слишком хорошо помнил, как его отвергли и не дали шанса на взаимность. Лютик решил, что снова такое переживать он не хочет. — От дерева отойди, — вдруг произнес Геральт, и Лютик послушно сделал шаг в сторону. А Геральт вдруг сложил пальцы и несильным Аардом качнул дерево, так что с того посыпались на землю яблоки. Выбрав парочку самых красных и крупных, он вложил их в руки пораженному Лютику. — Спасибо, — пробормотал тот, глядя на яблоки в руках. А ведь он всего лишь в шутку попросил достать яблоко с самой верхней ветки, потому что оно очень красное. Было так странно, что Геральт так серьезно воспринял эту просьбу. А потом они долго сидели у реки — Геральт бросал камни, пытаясь запустить «блинчики» как можно дальше, а Лютик плел венок из цветов, которые нарвал тут же, на побережье. И увидел впервые, как улыбается Геральт, когда водрузил венок на его голову. — Тебе пойдут морщины от улыбок, — произнес Лютик, во все глаза глядя на Геральта, обнаруживая, какой же тот все-таки красивый. — Думаешь? — вздернул бровь ведьмак, поправляя венок на своей голове. — Угу, — кивнул Юлиан, не отрывая взгляда от янтарных глаз. — Ну… Мне не остается ничего, кроме как поверить тебе. Лютик улыбнулся, жмурясь от бьющего в глаза яркого солнца. — Надеюсь, ты не будешь против, если я кое-что сделаю, — вдруг произнес Геральт и подался вперед, целуя Лютика. Осторожно, аккуратно, не напирая и давая тому возможность оттолкнуть и отстраниться. Но отталкивать не хотелось, совсем наоборот. Юлиан обвил руками шею ведьмака и шумно вдохнул, наслаждаясь горьковатым запахом трав и целительных масел. Это был первый поцелуй Лютика — первый, настоящий поцелуй, когда чужой язык проникал в его рот, чужие руки прижимали его к себе. Юное, горячее тело сразу же отозвалось на эти поцелуи, и Лютик невольно застонал в поцелуй, когда рука Геральта скользнула по его спине. Тот сразу же отстранился, и Лютик испуганно уставился на ведьмака, боясь, что его снова отвергнут. — Лютик, прости, но. — Да, я все понял. Извини, я не буду больше так, — парень отвел глаза. — Как? — не понял Геральт, — я просто хотел сказать, что если уж ты и хочешь чего-то посерьезнее поцелуев, то все-таки лучше не на холодной траве, м? С души словно камень свалился. Юлиан улыбнулся и с хитрым прищуром посмотрел на Геральта. — Ну тут нужно будет что-то посерьезнее яблок, чтобы заслужить что-то посерьезнее поцелуев. Геральт вдруг рассмеялся, а потом сгреб Лютика в охапку и прижал к себе. — Я, конечно, понимаю, что будучи ведьмаком очень самонадеянно такое предлагать, да и безответственно, но… Если ты хочешь, то мы можем уйти из замка вместе, когда я окончательно оклемаюсь. — Вместе? — Угу, — откликнулся Геральт, — ну я буду стараться не сдохнуть от какого-нибудь альгуля сразу же, с деньгами что-нибудь придумаем. Ты можешь в тавернах баллады петь, пока я буду заказы выполнять. Обещаю, что буду выбирать дорогу не через лес и не тащить тебя куда-то, где очень опасно. Лютик не верил своим ушам. — Ты серьезно сейчас? — удивленно спросил парень, заглядывая в лицо ведьмака, который определенно очень нервничал. — Да. Но я пойму, если ты откажешься. Но тогда мне придется задержаться здесь еще на какое-то время, чтобы подольше побыть с тобой. Такие слова слышать от ведьмака было очень неожиданно и непривычно. Но вместе с тем сердце Лютика забилось, как бешенное. — Геральт, ты влюбился в меня, что ли? — расплылся в улыбке Лютик, уже не контролируя, что он говорит. — Ну… Получается, да, — выдавил из себя Геральт, хмурясь все больше. Очевидно, это признание далось ему нелегко. — С тобой я не против идти куда угодно, — Лютик повис на шее ведьмака и прижался губами к его щеке, дурея от осознания, что можно. Можно проявлять свои чувства и не бояться, что они будут кому-то неприятными, что они будут неуместными. — Правда, надо будет как-то объяснить Весемиру… Он о тебе заботится, как будто сам тебя родил. А тут тебя забирают в определенно опасное путешествие. — Ну я же не могу вечно сидеть в замке, — фыркнул Лютик, — я сам с ним поговорю, уже ближе к отъезду. Чем больше Лютик общался с Геральтом, тем более жутко ему становилось от того, через что проходят ведьмаки. Геральту еще даже 30 не было, а он уже прошел через такие испытания и муки, которые людям и не снились, а теперь каждый день рискует жизнью, чтобы на эту же жизнь и заработать. Но вместе с тем это и восхищало Лютика, и он любовно покрывал поцелуями каждый шрам на теле Геральта и то и дело повторял, какой он красивый. И дурел оттого, что слышал нежные слова от ведьмака в ответ. С Геральтом было хорошо, спокойно и очень правильно. Иногда Лютик вспоминал то, что он чувствовал к Весемиру, и понимал, что безмерно благодарен ведьмаку за то, что он проигнорировал эти чувства и не дал Лютику погрязнуть в них. То, что происходило сейчас между ним и Геральтом стоило тех страданий и слез. — Весемир, я могу… — Лютик осторожно постучал и открыл дверь в комнату Весемира. Тот сидел за столом с книгой и что-то выписывал из нее. Увидев Лютика, он отложил книгу и улыбнулся. — Что-то случилось? — спросил мужчина, пытаясь заранее найти ответ в глазах Юлиана. — Нет, просто. Я хочу тебе сообщить, что я поеду вместе с Геральтом, он… предложил разделить с ним дорогу, и я не отказался. Весемир какое-то время молчал. — Это было ожидаемо, — вдруг произнес он, — вряд ли я смогу тебя удержать, и уж точно не имею права тебе что-то запрещать, хотя, честно, я не в восторге от этой затеи. Но я надеюсь, что Геральт все-таки сумеет оградить тебя от неприятностей. — В конце концов, ты же научил меня держать меч в руках. Я и сам себя защитить смогу, — ответил Лютик, испытывая невероятное облегчение оттого, что Весемир так спокойно принял эту новость. — Есть твари, от которых просто меч в руках не поможет, — хмыкнул Весемир, — но Геральт — сильный ведьмак. С ним тебе нечего бояться. Да и я думаю, что скорее сам кинется в огонь, чем позволит кому-то навредить тебе. Лютик смущенно покраснел, понимая, что об их с Геральтом романе уже всем известно. Но, кажется, все только рады за них двоих. Попрощавшись с Весемиром, парень поспешил обратно к Геральту, чтобы поделиться хорошими вестями и начать собирать вещи.

***

— А чего эту зиму решили тут отсиживаться? Прогуляли деньги Лютика? — язвительно хмыкнул пьяный Ламберт, допивавший бочонок эля. — Не совсем, — спокойно ответил Геральт, понимавший, что с таким Ламбертом лучше не связываться. Ламберт был хорошим малым, только злобным, когда перепьет. Сбережения Лютика, которые остались у него еще с родительского дома, действительно были хорошим подспорьем для них двоих на первое время. Но прошлую зиму они провели в доме Лютика — том, из которого он уехал с Весемиром после смерти родителей. Дом был в ужасном запустении, им никто не занимался, и всю зиму они приводили его в порядок. Только вот сложно задерживаться в одном месте надолго, когда ты ведьмак. Косые взгляды, перешептывания, попытки задеть ой как выводили из себя. Поэтому дом они продали и решили и дальше странствовать. Так как-то привычнее и спокойнее. А деньги решили приберечь на черный день. Зачем тратиться на дом, если можно перезимовать в Морхене? Пока Геральт перепирался с Ламбертом, Лютик проскользнул в библиотеку к Весемира. Сел рядом и крепко обнял, доверчиво прижимаясь к плечу мужчины. — Лютик? Что-то случилось? — недоуменно спросил ведьмак, приобнимая Лютика в ответ. — Спасибо тебе, — произнес тот, не разрывая объятий. — За что? — За то, что не пошел на поводу у подростка, который сошел с ума из-за своей трагедии и не испортил ему жизнь, — глухо произнес парень. За то время, что он был с Геральтом, Лютик вдруг понял, что было бы с ним, воспользуйся Весемир его чувствами. И от этого осознания он почувствовал невероятную благодарность к ведьмаку, поэтому решил, что просто обязан поблагодарить его лично. — Я бы не простил себя, если бы поступил иначе, — хмыкнул Весемир, когда Лютик отстранился, — и я рад, что ты счастлив с Геральтом. Лютик широко улыбнулся, снова обнял ведьмака и ушел из библиотеки. В его жизни все было на своих местах.