Почти долго и счастливо, только с рыбами.

Москва летом: душный, плавящийся куском железа и бетона — это было единым для всех. Москва Макса — череда неоновых вывесок и реклам, Москва Макса давала надежды, Москва Макса была убрана в хлам. Москва Миши — серые панельки, Москва Миши не даёт шансов, Москва Миши жадная и продажная блядь. В участке жарко, понедельник никогда не был любимым днём Козлова. В понедельник, приходилось разгребать дела за выходные, что не добавляло радости. — Ты знаешь кто мой друг, Ментяра, а? Знаешь кто такой Денис Титов, а? Так вот, один звонок и тебя даже охранником в пятёрочку не возьмут, — Крикун, увидев, что слова не возымели эффект немного тушуется, — Дай позвонить, по закону я имею право на один звонок. Миша только поморщился, с Этим к счастью разбирался не он, на таких конечно можно было неплохо заработать. Но Журналюг — Миша не любил: крысёныши вечно что-то пытались откопать. Этот казался ещё и ненормально активным, неугомонным и слишком шумным в этом полумёртвой июльской тишине. — Миш, иди сам с ним разберись. Он заебал, что с него вытрясешь — всё твоё, а я к Галке. Миша только поморщился, но головой Вадику кивнул. Работал он обычно по накатанной, деньги лишними не бывают. — Чего шумишь зря, такого хорошего человека обидел, Кольцов. — Позвонить дай, дядь, — Кудрявое недоразумение только сильнее заметался по камере, — Это какая-то ошибка, почему я тут? — А-то, ты сам не знаешь? В курсе ведь про кого свои басни чиркал? — В камере душно, воняет раскалённым железом, крысеныш всё не как успокоиться не может, рукава теребит, то мечется из стороны в сторону, — Но ты не боись, за полтинник будет тебе справедливость. — Миша улыбается, смотрит как кудри трясутся, нервное бормотание доносится даже до него. — У меня нет таких денег, у меня только 20 на чёрный день. — на секунду он даже затыкается, казалось батарейка наконец села, но нет, живость и болтливость возвращаются, — Капитан, дай позвонить и деньги будут, это вообще не проблема, наверное. Сидят они в Мишиной коморке, Крысёныш запястье потирает, лыбу давит. Цифру за цифрой набирает, бормочет, повторяет. — Алё, Денис, это — я, да блядь — Макс. Тут ситуация такая, случилась, — Губу закусывает, пальцами по столу стучит и жмурится, — Не кричи, выслушай, — снова жмурится, — Да блядь! Денис, я в ментовке, займи тридцатку, как только смогу отдам, — Руки подрагивают, — В каком ты нахуй Питере? Скинь тогда на счёт! Денис, да не шучу я блядь, я в пизде! Подожди, не бросай трубку! — Ну, Кольцов, что делать будем? — Мише поебать, он пялит в окно и считает часы до конца смены. Кольцов, казалось сидеть ровно не может, ёрзает и стол весь облапал. — Капитан, ну, побудь человеком, давай за двадцатку договоримся? Я ведь не сделал ничего незаконного. Кольцов заебал, от Кольцова болит голова, а двадцатка — и-то хлеб. Поебать, пусть уже уёбывает. — Может и договоримся, иди подпишись у дежурного и деньги к обеду подвези. Кольцов вскочил — разулыбался. — Так точно, товарищ Ме…то есть Капитан. — Всё, пошёл вон. Деньги Кольцов привозит к сроку, улыбчивый весь, кудрявый и живенький, таких Козлов видел редко. По долгу службы, капитан видел уже либо мёртвеньких, или живых, но утомлённых тоской и гневом. — Хороший вы все-же человек, Капитан, — секунда заминки и неловкий смешок, — Нет, правда спасибо, за взятки благодарить конечно плохо, но если-бы не вы… Кольцов своей живостью на мозг капает полумёртвый, что-то щебечет, Кольцов к такому не привык, слушать трёп Макса, он начинает когда он уже заканчивает на «… им пообедать, вы согласны?». Приходится утомлённо приподнять голову и все-же переспросить. — Может, сходим пообедать, а капитан? — Может, и сходим, — Может из царства полумёртвых полезно выбираться, не с такими конечно, но и это сойдёт. Максим что-то продолжает жужжать, мельтешит-лапает-ёрзает. Наверняка, усидчивости у паренька, как у Козлова желания работать. — Только, это, Капитан, как вам известно, денег у меня нет, — Кольцов наконец хоть немного угомонился и присел на стул, стушевался. Видимо было у них с Кольцовым одна общая любовь — деньги, что делало его, не таким уж и далёким от их царства полумёртвых. Но Козлов — не дурак, знает к чему всё идёт. Может, ради неплохого вечера и стоит немного потратиться на кормёжку Журналюги. — Ладно, за мой счёт пожрешь. Я к 5 закончу. Журналюга вдруг снова улыбнулся, вскочил, жопой на стол уселся, казалось отчёты какие-то примял. — Тогда, встретимся в семь, в «Мельнице», до скорого, Капитан, не опаздывай! — неугомонный Кольцов снова вскочил и уже скрылся за дверью. Такие как Кольцов, были не редкостью, все-же за двадцать лет работы, Миша и не таких видал. Когда тебе сорок пять, тебя уже редко чем можно удивить. Наверное Козлов пожалеет, пить в понедельник — вообще не лучшая затея, пить с Журналистом — затея ещё хуже. Но Козлов снимает форменный китель и надевает белую рубашку, духарится одеколоном и, даже сбривает щетину. В семь Журналюга уже ждёт в баре, весь такой счастливо-кудрявый, что хочется развернуться и уйти. Гладко выбритый подбородок дёргается в верх, а тонкие губы расплываются в улыбке при виде Козлова. — Капитан, ну, чего вы вечно такой хмурый? Капитан-Капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это… — Повода для радости я не вижу. — А разве для улыбки нужна радость? — искреннее непонимание этого факта почти сбивает с ног, — Нет, я конечно, не наивно-радостный дурак, но жить с улыбкой проще. — Жить с деньгами проще, перестань кокетничать и заказывай уже что-нибудь. — Козлов хмурится, позитивный поток заставляет поморщиться. — Хорошо, в таком случае я буду пиво, какое нибудь светлое, мне разницы нет, — Кольцов снова, немного угомонившись утыкается в телефон. Из телефона Кольцов вылазит только когда Миша достаёт кошелёк, привычно мажа взглядом по потрёпанной фотографии сына. Деньги он кладёт почти не глядя, старается скорее убрать портмоне обратно в карман брюк. — Сын твой? — Максим любопытно наклоняет голову чуть в бок, от чего кудри немного подпрыгивают. — Сын, — Голос становится холодным, почти неживым, первую рюмку водки выпивает залпом. — Ты в разводе? У тебя кольца на пальце нет, — неловкая тишина, — и следа от него тоже, — видимо молчать для Максима слишком сложно и неловко. — Да, — минут пять молчание и Максим снова открывает рот. — Сын, остался с ней? — Максим нервно теребит край кофты и выпивает немного пива с кружки. — Он умер, после мы развелись, — Голос становится совсем не живым, Максим почти падает со стула. — Прости, я не хотел, я не должен был спрашивать такое. Так, смена темы. Чем ты занимаешься кроме работы в ментовке и взяточничества? — Миша кивает, видимо у журналюги есть и капля тактичности. — Кормлю журналюг и пью. Крайне странный у тебя выбор для проведения вечера, Максимка. Максим снова вскидывает голову в верх, от чего светлые кудри немного подпрыгивают. Слышится смешок и снова кокетство. — Ну, что вы, Капитан, вы совсем недооцениваете себя. Я просто уверен, что, вы — крайне интересная личность и вечер с вами будет запоминающимся. Может что-то в этом вечере пошло явно не так, а может так как надо, но к девяти, они уже были у Козлова. Сидели на кухне распивая бутыль водки. Кажется журналиста совсем развезло, он почти полностью перебрался к Козлову на коленки уткнувшись ему куда-то в район шеи и плеч. Козлову — никак, молодое тело не вызывало отвращения или яростного желания. Козлов не пьян, водка давно уже перестала брать. — Знаешь, Капитан, тебе бы высказаться. Думаешь, дурак — журналюга, нихуя в жизни не знает. Может оно и так, но и я говна повидал, в рот я ебал эту честную журналистику. Лучше желтуху эту поганую писать, сплетни-новости, чем правду. А правда в том, что пятнадцатилетнюю девочку насилуют шестеро, а на статью дают один столб, ибо остальная страница — это злоебучая реклама. Минут 5 они сидят в тишине, Кольцов в ключицы дышит. — Ему восемь было, заболел, а денег нет. Маленький ведь совсем, а его за год и скосило, — Журналист молча подливает ещё одну рюмку, — Я тогда, в справедливость какую-то верил, капитана получил — на майора шёл, взятки не брал. На взятках пол ляма не заработать, думал честно всё надо, а как по честному если я сына-то своего не спас, а их спасать должен? Валька ушла, когда Андрюшку от боли начало ломать, кричал он сильно, вот она и ушла — не смогла терпеть. А я деньги всё искал и нашёл — Хозяина. Операцию Адрюшка не перенёс, а деньги я остался должен. — Подожди, Хозяин? Тот самый Хозяин? Его ведь убили лет 10 назад? Он ведь всю Москву держал, — Максим кажется даже трезвеет, голову с чужого плеча поднимает, ладонь сжимает. — Убили и черт с ним. — Ты работал на него? — Три года. Комнату накрывает молчание, тишина казалось нужной им двоим, вот они и сидели: протрезвевший Журналист и Мент, что курил одну за другой в тесной кухне. Макс уже успел проклясть себя за поднятую тему, Хозяин и для него был гниющей раной. — Я на Хозяина копал тогда, студент ещё — курс второй был. Много откопал, а потом нашли, — Кольцов жмурится и трясущимися руками сигарету поджигает, затягивается почти не глядит в глаза, — Постарался он так, что больше никуда кроме желтухи меня и не берут. Я тогда совсем ведь идиотом был, думал справедливость, а повёлся на его провокации, а как понял — всё потерял. Нужна разрядка. Козлов только усмехнулся, наверное такому как Кольцов стоило вести всякие бредни из разряда «разоблачения, интриги, расследования». Кольцов мог быть чем-то большим, чем желтушник везущий истину в последней инстанции (ложь). — Ты, вроде как трахаться пришёл, Журналист. По душам поговорили, выпили, теперь нахуй эти твои сопли. — Давай только без извращений, Капитан. Кольцов как кролик ебучий, как только про потрахаться услышал, так сразу вскочил. — В душ пиздуй, синее полотенце можешь взять. Из душа Максим выходит с мокрыми кудрями (которые уже начали подсыхать и завиваться) и одним полотенцем на бёдрах. Молодой и красивый. От пупка тянется блядская дорожка, а по всё ещё мокром телу стекают капли воды. — Сам себя растянешь или помочь? — Кольцов на минуту даже теряется, и непривычно скромно протягивает: — Помочь, — стушевался журналист не надолго, снова начал взгляд прямой бросать. Козлов в душе стоит не долго, старается меньше думать, но от мысли о молодом теле, внизу всё приятно дёргается. Когда Козлов выходит — Макс уже лежит жопой кверху, чуть растрёпанный и влажный. Смазку и гандоны особо долго искать не приходится, всё бережно убрано в шкаф. — Блядь, не томи, а? Знал бы, что ты такой медленный, сам бы себя уже растянул. — Максимка раздражённо ёрзает, полувставший член об покрывало трётся. Губы у Кольцова жесткие, искусанные и шершавые, язык юркий, целоваться видимо журналюга любит и умеет, целовать Кольцова приятно. Кольцов грудью в кровать упирается, лицо в складках пледа прячет. Растягивание — дело не сложное, можно сказать обычное. Козлов лениво два пальца смачивает смазкой и в дырку суёт. Спина у Кольцова красивая, не тонкая совсем, сильная и жилистая, укусы на ней смотрятся почти гармонично. Третий палец видимо добивает его, и Кольцов глухо стонет, пальцами плед дурацкий сжимает. — Сука, ты долго ещё? Я, конечно, понимаю, ты — дед и все дела, но ускорить нельзя? — Голос срывается на высокий тембр, — Капитан, тебе инструкцию по ебле что-ли написать? Еби уже! — Не еби мозг, или тебе хочется к проктологу ходить? — Очередное ёрзанье и приходится удерживать за бока, — Хуй с тобой. Входит Козлов вопреки словам не резко, прислоняет головку к дырке. Водит по ней и, наконец, плавно толкается, выбивая из Макса воздух. Тот кажется глухо стонет в плед, одной рукой за член хватается, а другой плед сжимает. Мягкий толчок бёдрами и Козлов входит полностью. Максим не морщится и не издаёт ни звука, удивленно по-детски моргает. Еще один толчок и Кольцов срывается на полузадушенный мат. — Блядь, ты конечно, дед, но для деда ты не плох. Ох, нихуя, блядь! Козлов игнорирует выпады, пытается найти удобное положение. Ритм рваный, Кольцов наконец затыкается, вдавливая лицо в плед, душа стоны. Кольцов даже подмахивать пытается, но его энтузиазм обрывают болезненные спазмы. Миша член чужой поглаживает, смазки подливает и удивляется, как еще не спустил в узкий зад, может Козлов и впрямь постарел. Еще пару минут они подстраиваются, Кольцов внезапно трогательно-чувствительный, от каждого прикосновения срывается на высокие стоны. Потом Козлов долбит так как любит, срываясь на жесткие толчки, пальцы на запястьях сжимает. Макс под ним, далеко не женоподобный хер, даже сейчас, видно, что он выше на добрые пол головы, но под дрищавым ментом прогибается. Макс забывается, гладкий подбородок запрокидывает, целоваться лезет и шею доверчиво подставляет. Козлов шею Макса сдавливает, на кадык давит, поглаживает, Максу нравится. Макс срывается на неконтролируемую болтовню, несет он что-то мало внятное. Козлов кончает первым, гондон снимает, смотрит на злобно-неудовлетворенного Макса, который почти хнычет. — Дососу, на спину ложись. Кольцов послушно переворачивается, ноги чуть расставляет, глаза больше не прячет, рот приоткрывает, руками за плечи Миши хватается. Кончает Макс неожиданно, почти сразу, когда Козлов в рот берет. Лежат они на диване молча, Козлов за водкой с сигаретами тянется. — Нихуя, ты — дед, даёшь. Я ведь могу с утра съебать? — Спи. — Знаешь, я хотел бы жить однажды в какой-нибудь деревни, домик там купить и пиздюков завести, — Макс расслабленный и довольный, к боку жмётся и лыбится. — Я дачу купил в прошлом году. А нахуя она мне, я так и не понял, там рядом речка где местные рыбу ловят. Думаю пенсия начнется — туда уеду. — Какой, ты однако романтик, Ментяра. Рыбу Макс ловил хуёво, отца у него не было, дед-бухарик трезвея предпочитал книги, прививая эту любовь Кольцову, а потому с рыбалкой у него не клеилось. Козлов же, видел в рыбалке что-то больше чем просто ловлю рыбы, рыбалка его успокаивала. Вот так они и сидели, где-то под Москвой пытаясь словить хоть что-то. — В рот я ебал твою рыбалку, Мишань, хуйня — хуйней, — Матерящийся Макс открывающий пиво зубами был привычен, обыден, — Я думал, блядь, ты тащишь меня сюда — трахаться на природе, а ты, снова со своей рыбалкой. — Тебя никто не держит, уёбывай если что-то не устраивает, Мась. — Какой, я тебе «Мась», а Ментяра? — Показательное недовольство и глоток пива. — Не сам ли постоянно ноешь, как охуенно в деревне? Как хочешь уебать с Москвы? Не ты? Так наслаждайся, блять, природой. — Твоя дача — не котедж и не загородный дом, понимаешь, Мишань? — Макс носом в шею Миши утыкается, сопит и улыбается, в безрукавку свою кутается, — Денис сцепился с каким-то Питерским миллиардером, статью предложил разоблачительную написать про того хера. А там про хуя этого столько интересного откопал, что на целый цикл хватит.