Спасибо, леди Кей

Леди Катаржина Олдбрих баронесса Брайтон, в девичестве Копчинска считала, что женщина в их обществе может творить что угодно при следующих условиях: если она стара, если она вдова, и если у нее много денег. А в том случае, когда эта женщина — пожилая вдова с огромным состоянием, ей позволено все. Не то что бы сэр Олдбрих был плохим мужем, нет-нет. Все как у всех — заботы о поместье, редкие любовницы в перерывах между заботами, книги и джентльменский клуб. К счастью леди Катаржины, они с ним виделись только по праздникам, предпочитая скорее раздельное времяпрепровождение, дабы их супружеский союз был долог и прочен. Поэтому когда сэр Олдбрих во время очередной охоты упал с лошади и свернул шею, она поплакала для приличия, но по большей части не сильно расстроилась, ибо муж так навсегда и остался для нее незнакомцем. Впрочем, она была ему искренне благодарна за то, что он соизволил скончаться столь рано, когда она еще была полна сил и здоровья, чтобы, наконец, исследовать этот огромный и удивительный мир. Именно поэтому, когда в двери постучались, и дворецкий провел в приемную неугомонной леди молодого инспектора Генри Формана, она не выгнала нахала взашей, а выразила искреннюю радость. — Генри, — проворковала хозяйка, — ты так давно не заглядывал, что я уже начала скучать. На самом деле в таком преклонном возрасте люди становятся уже ненужными, и никто, совсем никто их не навещает… Конечно, Генри прекрасно знал, что леди Олдбрих лукавит — ее то и дело осаждали возможные наследники, пытаясь подластиться, чтобы попасть в завещание, но Катаржина проявляла невероятную изворотливость вкупе с язвительными комментариями, кое-как отваживая нахлебников. Увы, кто-то из тех, с кем можно просто по душам поговорить, редко к ней заходил. — День добрый, леди Кей, — Генри шуточно поклонился. — Я к вам явился с той же просьбой, что и раньше. Впрочем, когда это я приходил за чем-то еще? — И то верно, Генри. А ведь мы могли бы чудесно разговаривать. Я же тебе говорила, читай книги. Ты умный малый, мог бы понять в два раза больше, чем стая этих надутых индюков. Форман хмыкнул, но повеселиться не успел, потому как баронесса развела суету и вовсю голосила, призывая служанку. Та влетела в кабинет, раскрасневшаяся и тоже уже немолодая, и леди немедленно заявила, что ей нужен «тот самый» костюм. Генри торопливо поклонился и вышел в приемную, усевшись в кресло. В конце концов, леди Олдбрих выскочила из комнаты, довольная и сияющая, и тут же пружинящей походкой направилась к выходу, расплескивая вокруг свою неуемную энергию. — Генри, мальчик мой, ты как ко мне добрался? Да, да, возраст уже вполне позволял ей называть всех вокруг «моими мальчиками» — порой леди Олдбрих самодовольно заявляла, что никогда в ее жизни не было столько «мальчиков», как сейчас. — Я взял кэб, мэм, — протянул Генри, сложив руки за спину. — Он ждет меня за углом. — Кэб? Кэб?! Я леди и я ни за что не сяду в кэб! Не хочешь ли ты сказать, что планировал усадить меня в кэб, Генри? Форман только сдержанно ухмыльнулся. На самом деле кэб он отпустил довольно давно и сейчас наблюдал, как леди Олдбрих зазывает дворецкого, чтобы он подал аккуратный ландо, запряженный двумя лошадками в яблоках. Ландо был невероятно удобен, Лондон гудел, лошадки мерно цокали по мостовой, и молодой инспектор, пользуясь случаем, задремал на мягких сиденьях, потому что точно был уверен лишь в одном — он абсолютно не уверен, когда ему удастся поспать в следующий раз. Наконец, ландо резко затормозил, дернулся, наехав на камень, и леди Катаржина ткнула бедного Генри в самый бок своей острой тростью. — Леди Кей, мэм, прошу прощения, — пробормотал бедняга, поправляя шляпу, которая совсем съехала ему на глаза. — Прошу прощения, но могли бы вы не тыкать в меня своей клюкой? — Это не клюка, Генри, — благородно вскидывая голову протянула Катаржина, — а очень дорогая палка. Но оставим эти глупости, давай, показывай, зачем ты меня сюда притащил. Она сказала это так, будто полчаса назад не неслась сюда вприпрыжку. — Идемте, мэм. За мной, пожалуйста. Ист-Энд… В конце концов, как мог Генри стыдиться района, в котором даже и не жил? Пожалуй, это можно было бы назвать глупостью, если бы инспектор не считал своим домом весь Лондон без исключения, а в доме, порой, существуют такие места, которые не хотелось показывать дамам вроде леди Олдбрих, и тем не менее… тем не менее, она шла, высоко задрав юбки и, казалось, совершенно не смущалась всей этой нищеты, грязи и затравленных лиц. Наконец, они добрались до переулка, который охраняли трое констеблей. Завидев инспектора, они заметно расслабились, потому как вокруг них уже собралась заинтересованная толпа. — Леди Кей, — шептались они, — здесь леди Кей! Это прозвище приклеилось к ней после того, как она каждому заявляла, что называть ее надо Катаржина Копчинска, и что признает она только эту букву. На своих визитках она печатала именно «Кей», и многочисленные потенциальные наследники не посмели ей возражать. Впрочем, помимо этого у нее имелось и несколько других прозвищ, как, например, «эта старуха», «чертова полячка», «ядовитая змея», но по этическим соображениям Генри использовал только первое. — Да, Генри… Ну тут и бардак… — пробормотала «чертова полячка», уперев руки в боки. Форман не назвал бы это бардаком. Скорее, вандализмом, кошмаром и чем-то отвратительным, но в ответ лишь кивнул. Перед ними лежала женщина. Точнее, когда-то это была женщина, теперь же — месиво из крови и внутренностей, часть которых была раскидана вокруг. — Леди Кей… — Тихо, Генри! — она вдруг захрипела, и инспектор замер. Два старых констебля тоже перестали дышать, но третий, новенький, хотел было кинуться к пожилой даме, решив, что она задыхается. Форман резко подцепил его и прошипел: — Замри! — Но почему, мистер Форман? — Потому что она учуяла призрака и сейчас будет с ним говорить. Заткнись и не мешай! А Катаржину трясло. Глаза закатились, холод пронзал, кончики пальцев, казалось, сейчас отколятся и зазвенят, прыгая по камням. Мир закружился вокруг, и желудок скрутило. — Ты здесь? — прохрипела она, и ее горло снова схватил спазм. — Ты здесь? Мир потерял краски, осталась лишь одна фигура, сияющая красным. — Это ты? — Это я, — тихо ответила фигура, и Катаржину отпустило. Мир встал на место, тело больше не вопило от ужаса. Она смогла проникнуть на другой план. Физически смогла — это вообще мало кто умел. Потому-то молодой Генри каждый раз и приходил и покорно снимал шляпу. Женщина была красивой. Такой, вслед которой оборачиваются. Такой, которая завораживает. Здесь, в Ист-Энде, ей не место. Было не место. — Ты мертва, — мерно произнесла Катаржина. Чувства у призраков почти всегда исчезают сразу. Незачем человеку бояться смерти, если он уже умер. Если чувства настолько сильны, что не уходят, призрак становится мстительным, и тут уже для других работка. — Я знаю. — Ты знаешь, кто тебя убил? — Знаю. Катаржину тряхнуло. Контакт с другим планом теряется. Скоро ее выкинет обратно, надо спешить. Да и бедной женщине пора бы уже уходить. — Кто он? Она сжалась, красный цвет вдруг засиял. Только бы не вызвать в ней эмоции! Иначе она останется тут и будет бродить неприкаянной душой, желая отомстить! Красный вспыхнул. Разлился, окрашивая черно-белый мир, сжигая, обагряя кровью, прямо как ее кровью обагрили переулок, и боль, боль, ножом, ее резали, кромсали, смерть, смерть! Надо сделать так, чтобы этот ублюдок заплатил за ее страдания! — Мы поймаем его, и он заплатит, только скажи, кто это! — умоляюще прошептала Катаржина, сложив руки. И красный побледнел. Нет. Нет… Зачем? — Ты обещаешь? — Я клянусь всем, чем можно, я добьюсь этого! Женщина вздохнула и стала бледно-розовой. Вот и хорошо. Эмоции уходят. — Джон Бейкер, наш сосед. Он давно меня домогался. Делал грязные намеки, предлагал деньги. Но я не такая! Я не изменяю мужу! Да, может, мы и жили в нужде, но я не согласилась бы получить средства таким способом. И однажды, когда я возвращалась с работы… это было поздно ночью… он подкараулил меня, и… я сопротивлялась. Он достал нож и в ярости… в ярости… Розовый наливался цветом, и Катаржина прервала ее: — Не надо, девочка моя, не надо. Не говори дальше. Я все поняла и так. Я теперь знаю, что делать, да и ты знаешь. Мой путь лежит обратно, твой же вперед. Ты можешь уйти с миром, зная, что будешь отомщена. Иди. Иди, не бойся. Женщина улыбнулась, и вся ее фигура залилась светом, ярким, теплым, окрашивая черно-белый мир в золотой, и все подернулось дымкой, поплыло, и теряя очертания, и Катаржина ощутила резкий приступ дурноты, еще чуть-чуть, и она упадет, но кто-то подхватил ее… Генри… Хороший он мальчик, этот Генри… Пожалуй, завтра она наведается к нотариусу и слегка подправит завещание. — Леди Кей? Вас долго не было, мэм… Леди Олдбрих кивнула, встала прямо, хоть ноги и были ватными. Передала молодому инспектору все, что узнала, и побрела к своему ландо. Инспектор скомандовал молодому констеблю, чтобы тот растолкал бедноту и проводил леди, но люди и так расступались перед ней, шепча лишь «леди Кей» и «спасибо». «Спасибо», — шепнул нечеловеческий голос у нее за спиной. Может, все это захватывающе и интригующе, и высший свет можно растормошить ужасающими рассказами, но на самом деле она делала это совсем по другой причине. Всякое зло должно быть наказано. «Спасибо, леди Кей!»