Изменение гравитации

Шото с Изуку неторопливо перемещались с этажа на этаж. Тодороки рассказывал подробно о каждой комнате, каждом коридоре. Мидория растерянно кивал, ничего не запоминая. В голове уже давным-давно всё смешалось. Он запомнил лишь только, что на этажи ниже первого Шото запретил ему ходить. Сказал, там что-то секретное. Омега в подробности вдаваться не стал. А на этажах с восьмого по пятнадцатый живут люди, поэтому появляться там он тоже не будет. Это решил уже сам для себя. Не хочется нарваться ни на кого из мафиози. Изуку усердно пытался избавиться от мысли, что он будет жить здесь, что останется здесь, но мозг машинально обрабатывал информацию, подстраиваясь к новым условиям. Оставаться с Тодороки не хочется. Он жуткий, опасный, страшный. Но и возвращаться к отчиму… От одного воспоминания омега вздрогнул. Он опустил глаза, вздыхая. Альфа недовольно искоса на него посмотрел, прищурился. Ему явно такое поведение не нравилось. Мидория это чувствовал, он всегда был очень внимательным к эмоциям других. Но никак не мог с собой ничего поделать, пусть и боялся нарваться на гнев. На вспышку гнева. У Шото, как он понял, периодически они могут случаться. Он не удивится, узнав, что у Тодороки какое-нибудь расстройство. А, может, и не одно. Он глава мафии, как-никак. – На семнадцатом этаже неподалеку от тебя живу я, – объявил под конец своей экскурсии Шото, учтиво открыв перед Изуку дверь. Тот вздохнул, кивая. – Смотрю, тебе совершенно всё равно, – поморщился недовольно альфа. – А? А мне должно быть не всё равно? – удивился омега. – Ну… в смысле… Тодороки поджал губы. Мидория испугался, что сейчас он сделает что-то нехорошее, но нет. – Отчаянно желаешь вернуться домой. А как же наши отношения? – сделав искусственный взволнованный голос, спросил Шото. Изуку отпрянул. Он замотал головой. – Домой вернуться важнее! – продолжал усердно гнуть свою линию, хотя совершенно уже в ней был не уверен. Какой смысл возвращаться домой? Какой? Смысла нет… Это просто-напросто глупо. Там отчим. Там рукоприкладство, там боль, страх, унижение. Несмотря на все свои явные недостатки, Шото ещё никого на его глазах не бил. Никогда. Хотя они знакомы по факту всего один день, рано ещё о чем-то говорить. Но дома Изуку мог окончить школу, поступить в университет, найти работу и сбежать от ненавистного чудовища, забыть его навсегда, начать жить нормальной жизнью. Подумав об этом, Мидория горько усмехнулся. Он мог просто не дожить до этого момента. – Я… м… – омега вздрогнул, посмотрев на альфу. – Можно я отойду в уборную? – спросил он осторожно. Волновался. Не то, чтобы стеснялся банальных физиологических желаний тела, нет. Просто побаивался чего-то просить. В особенности у этого человека. – Э… – Тодороки моргнул, переваривая услышанное, после удивленно кивнул. – Ну отойди. Она за углом, – напомнил он равнодушно. Изуку кивнул. Он робко отступил назад, медленно направляясь в указанном направлении. Шото прищурился, провожая его глазами. Мидория под его пристальным взглядом почувствовал себя до невозможного неловко. Он постарался отвернуться, но не смог. Страшно было отводить от Тодороки глаза. Мало ли, что он выкинет. Омега ускорил шаг, где-то в глубине души искренне сомневаясь, что его одного куда-то отпустят. Но альфа спокойно стоял всё на том же месте. Он был спокоен и холоден, относился к происходящему совершенно спокойно, даже равнодушно. Видимо, решил, что Изуку не настолько дурак, чтобы пытаться сбежать. Зря. Мидория забежал в туалет, сразу же направляясь к окну. Он заметил, что на стенах здания во многих местах есть вертикальные пожарные лестницы. Из явно очень прочного металла. Изуку, пока Шото вел свой рассказ, никак не мог избавиться от жуткого желания слезть по ним вниз. Сбежать! Ведь за входную дверь выйти он не сможет – проверял. А вот если сразу оказаться снаружи здания… Но на его несчастье таковой лестницы поблизости не оказалось. Будто нарочно рядом с туалетами их не располагали. *** Тодороки спокойно ожидал его в коридоре. Он не знал почему, но пребывал в очень благодушном расположении духа. Хотелось улыбаться, это шло откуда-то изнутри. Но Шото усердно себя сдерживал. Это не подходит к его образу, товарищи не поймут. Изуку действовал на него каким-то мистическим образом. Он вел себя глупо, местами даже по-идиотски. Но раздражения, как с другими людьми, у альфы это не вызывало. Несмотря на возраст, омега казался ему интересным собеседником. В его глазах читался несомненный интеллект и вся бренность мира. Он явно познал что-то ужасное, какие-то тяготы, но пока что Тодороки не смог понять, с чем это связано. Мидория рассказывал о своей семье очень испуганно. Он волновался, наверное, это было связано со страхом, который Шото ему внушил. Ему в глубине души не хотелось казаться этому омеге таким. Напротив, он хотел быть с ним добрым, чтобы Изуку видел в нëм только хорошее. Но это произошло само собой. Мозг Тодороки воспринял происходящее как допрос, альфа начал соответствующе себя вести. Но с другой стороны, это могло быть связано вовсе не со страхом, нет. А с банальной ложью. Обычно Шото мгновенно видит, когда люди врут. Это читается в их глазах. Но в глазах Изуку этого прочесть он не мог. Ничего не мог прочесть. В них он тонул, терялся. Всё естество твердило, что Мидория не может врать. Что он чист и добр. Всё внутри твердило, что не надо ничего спрашивать, надо просто схватить этого омегу, сгрести его в охапку и обнять, крепко-крепко обнять, зацеловать и больше никогда не отпускать. Спустя такое долгое время одиночества наконец обрести семью. Но нет. Тодороки так не может. Он, как думает сам, вообще не умеет любить. Да и Изуку явно это не нужно. Он твердит только о доме. Ничего не хочет слышать! Ничего! Повторяет, как заведенный, что ему надо домой. А что дома такого хорошего? Семья? Интуиция подсказывает Шото, что Мидория не скучает ни по какой семье. Была бы у него хорошая семья, как он рассказывает, Шинсо бы засек хоть кого-то из ее членов на камерах. А так Изуку всё время один. Будто сирота. Он не пытается им позвонить. Тодороки обратил на это внимание. Мобильный омеги не разрывался от звонков, когда он был без сознания. Вовсе нет. И он сам, проснувшись, не пытался связаться с родными. Не сказать, чтобы альфа готов был дать ему такую возможность. Но Мидория даже не пытался! Не просил, не плакался. Даже, кажется, и не подумал о том, чтобы оповестить родных, где и с кем он. Это странно. Когда Шото слышит о том, как Изуку хочет вернуться, всё в нем закипает. Он начинает злиться, рычать. Хотя всё естество твердит, что на Мидорию нельзя злиться. Это нечто противоестественное, нелогичное. Однако Тодороки всё равно злится. Сама лишь мысль о том, что омега уедет, что вернется к своей семье, к своим родным, заставляет его рычать. Альфа не хочет думать, что какие-то другие люди, пусть они с Изуку и родственники, могут быть ему важнее его, Шото. – И когда я таким стал? – пробормотал Тодороки себе под нос, поморщившись. – Зачем он мне вообще нужен? – тут же усмехнулся. Ответа на этот вопрос не было. Вообще никаких толковых причин красть Мидорию у альфы не было. Зачем? Какой в этом смысл? Шото давно решил для себя, что семья ему не нужна, его это не интересует. Давно решил для себя, что и без нее сможет нормально прожить. Он уже слишком старый для всего этого! А тут… Изуку притягивал его всем. Он смешно улыбался. Нет, это не вызывало смех, только взаимную улыбку. Его внешность была абсолютно заурядной, но Тодороки всё равно думал, что не встречал человека симпатичнее. Его движения, голос, жестикуляция руками. Они знакомы по факту лишь день, но альфа уже влюбился в то, как Мидория взмахивает кистями в неуверенности и прижимает их взволнованно к груди. Пока они шли, пока Шото рассказывал о том, где что находится, проводил экскурсию, он всё думал о том, как же хочется зарыться носом в кудрявые волосы, как же хочется поцеловать Изуку в его тонкие бескровные губы. Жаль, что омега этого не хочет. По нему видно. Вздрагивает от шорохов, ежится. С ним что-то определенно не так. Неужто так сильно пугается случившегося? – Босс! – кто-то весело окликнул его. Тодороки поднял равнодушные глаза. Холодные, строгие. Проявлять какие-либо чувства или симпатию к своим подчиненным он не любил. Не видел в этом никакого смысла, считал глупостью. Пусть все знают, кто главный здесь. – Ты что-то хотел, Эйджиро? – отозвался Шото, разворачиваясь к нему. Бета спешил к нему на всех парах. Он резко затормозил, тяжело выдыхая. Никто из них не удосужился обменяться приветствиями. – Да! – Киришима поднял голову, внимательно уставившись на Тодороки. Тот прищурился. Выглядело всё так, будто что-то случилось. Что-то серьезное. Слишком уж неофициально Эйджиро себя ведет. Но он всегда такой. Шото каждый раз искренне удивляется его непосредственности, простоте. У них довольно близкие отношения. – И что же? – Вопрос… – бета уклончиво качнул головой, – могу я задать? Тодороки прищурился. – Ну задавай, – пожал он плечами, скрестив руки на груди. Предчувствовал что-то нехорошее. – Омега… которого вы привезли с собой, – Киришима пожевал губами, – кто он? Уже успел многих на уши поставить. – Какое тебе дело? – ревностно нахмурился Шото. Почувствовал себя так, будто кто-то посягает на его личное, самое ценное, дорогое. – Он поднял много шума… Ребята видели, как он бился около входной двери, – рассказал Эйджиро, пожимая плечами. – Будто сбежать пытался. У нас здесь таких не бывает. Слухи разные ползут. Вот я и решил узнать всё от первоисточника. Тодороки хмыкнул. Киришима в своëм репертуаре. Простой, честный, верный. За это все здесь его и ценят. – Я же могу быть уверен, что эта информация никуда не поползет? – спросил Шото чисто для справки. Их отношения с Эйджиро были не просто хорошими. Их можно было назвать дружескими, если бы они не были членами мафии. Киришима никогда ничего не разбалтывал, альфа мог ему доверять. – Конечно, – бета улыбнулся. Тодороки поджал губы. Несмотря на дружбу, внутри оставалось какое-то тяжелое ревностное ощущение. Будто он рассказывает свою самую страшную, самую важную тайну. – Смотри, – Шото оголил свою левую руку, задрав высоко рукав. Киришима удивленно на нее уставился, присвистнув. – Босс! Я думал, что у вас нет соулмейта, – он весело засмеялся. – Вы же такой нелюдимый, – и тут же захихикал. Тодороки недовольно цыкнул. – Я нашел его. В Японии. Но, как ты знаешь, мы спешно оттуда бежали, – альфа усмехнулся. – Я решил забрать его с собой. Эйджиро удивленно отстранился, его брови поползли вверх. – Забрать? – повторил он удивленно. – То есть… этот омега, что бегал тут, этот пятнадцатилетка – ваш соулмейт?! – Как видишь, – поморщился Шото. Этот факт и его вгонял в ступор. – А… – Киришима прищурился, – как он отнесся к тому, что вы его забрали? Вы… это хоть обсудили? Или просто выкрали его? Тодороки нахмурился. Эйджиро не знал о чувстве такта, понятия не имел. И лез в самую душу. – Выкрал, – мертвым голосом признался Шото. – Но это неважно, – махнул он рукой. Бета лишь головой покачал. – Вы же хотите, чтобы он полюбил вас, верно? Вы же соулмейты, по-другому и быть не может! Тогда зачем так поступаете? Альфа только цыкнул. Киришима, как всегда, прав. Ему пора уже на полставки местным психологом подрабатывать. *** Изуку осторожно приоткрыл дверь, робко вышел в коридор. Отсутствием лестницы он был очень удручен. Это был довольно хороший план! Мидория усмехнулся, печально вздыхая. Ага, конечно. Как будто он, такой маленький и забитый, слабый и хилый, сможет спуститься по вертикальной лестнице с седьмого этажа на первый. Упадет раньше! Шото всё ещё ждал его. Увидев альфу из-за угла, омега вздрогнул. Он почему-то полагал, что Тодороки давно ушел. Разве у него нет каких-то супер-пупер важных мафиозных дел? Изуку медленно и осторожно к нему подошел. Шото стоял спиной к стене, устремив свой взгляд в дверь, что располагалась напротив. Мидория робко встал рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу. Волновался. Рядом с этим альфой он почему-то чувствовал себя некомфортно. В разных книжках всегда говорят, что соулмейт – особенный человек. Что, встретив его, люди автоматически становятся самыми счастливыми. Изуку читал об этом и искренне верил, что так и будет. Окружающие говорили, что это нечто волшебное, необыкновенное. Похоже на бесконечное притяжение. Будто не земная гравитация держит тебя на месте, нет. А один единственный человек. Он становится центром вселенной, местом, куда ты всегда будешь возвращаться, о котором всегда будешь помнить. Соулмейт – человек, идеально тебе подходящий. Вот и всё. Он совокупность тех качеств, который ты вечно искал в своем партнере. Ага. Конечно. Шото не такой. Он грубый и злой. Жестокий. Явно имеет какие-то садистские наклонности. Или ещё какие. Он страшный, он жуткий. Изуку боится его! Это даже не совсем осознанно. Как дети боятся незнакомых взрослых или собак. Как травоядные боятся хищников. И от этого внутреннего ощущения Мидория не может отделаться. Да он и не хочет. Создается ощущение, будто Тодороки не соулмейт ему, нет, а некто совершенно противоположный! – Всё в порядке? – вдруг спросил альфа. Омега вздрогнул. Он перевёл взгляд с плеча Шото на его лицо и испуганно отступил назад. Чего это Тодороки такие вопросы задает? Будто волнуется! – Э… д-да, – Изуку кивнул. Но тут же нахмурился и возмущенно добавил: – За исключением того, что вы похитили меня из дома! Это, между прочим, статья. – Опять ты про свой дом, – альфа недовольно закатил глаза. Он поморщился, а Мидория испуганно задрожал, подумав, что ему уже стоит уяснить, что Шото раздражается от одного упоминания дома. – Да, – робко продолжил омега. – Там… у меня всё было. А здесь нет ничего. Конечно, я хочу туда вернуться! – Ммм, – Тодороки улыбнулся. От этой улыбки Изуку стало не по себе. – Здесь у тебя тоже может быть всё, что пожелаешь. Только скажи. – Я хочу папу и маму! – тут же ответил омега, сжав ладони от возмущения в кулаки. – Э… – Шото опешил, а после усмехнулся, – ты хочешь, чтобы я и их похитил? – он улыбнулся. Мидория опешил. Он отступил назад, задумавшись над этим. Тодороки правда может? Если бы его родители были живы, то… – Нет, – твердо заявил Изуку. – Не надо. У них же своя жизнь. Работа, друзья! Так нельзя с людьми обращаться! И я тоже человек! Я хочу домой! – Напомни, какой раз по счету мы это уже обсуждаем? – недовольно спросил Шото. Желваки на его щеках заходили ходуном. Омега испуганно отскочил. Он опустил глаза, закусив губу. К горлу подступил комок, захотелось расплакаться. Раньше он часто плакал. Каждый день. От боли и унижения, которые испытывал. А теперь от чего плачет? От того, что хочет вернуться к боли и унижению, к отчиму? Как же это глупо… – Н-не помню… – сипло выдавил из себя Изуку. – Плакать будешь? – практически учтиво поинтересовался Тодороки. – Кажется, ты пообещал, что не станешь больше кричать. Совсем недавно, когда мы ели. Или уже забыл? – А? – Мидория поднял на него свои большие, распухшие от подступающих слез глаза. Все красные. – Я… – Я забыл спросить тебя, кстати говоря, – протянул Шото, – что с твоим здоровьем? – В смысле? – Изуку моргнул, пытаясь отогнать слезы. Он вздохнул, успокаиваясь. – Вроде… всё нормально, – и опустил глаза. Потому что сильно сомневался в этих словах. – Так-так, – Тодороки навис над ним, прищурившись. Мидория весь сжался. – А если честно? – Это правда. Я… всё хорошо. – Твои родители хорошо о тебе заботились? – полюбопытствовал альфа. Он медленно и где-то даже осторожно взял омегу за руку. Тот отпрыгнул, прижав в шоке ее к груди. Не привык, чтобы к нему прикасались. Особенно альфы. – Хорошо. – Тогда почему ты выглядишь таким больным? – Это… просто… – Изуку качнул головой, – я помешан на худобе. Мне так нравится! – соврал он. – Какому омеге может такое нравиться? – закатил Шото глаза. – Какому нормальному человеку может это нравиться? – фыркнул он. – Или ты больной? Допустим, твое физическое здоровье в полном порядке. Но что с психикой? – Тодороки приподнял вопросительно брови. Мидория сглотнул. Альфа видел его насквозь. Изуку вообще уже начало казаться, что он так злится из-за его слов про дом, поскольку знает, что у омеги никого нет. Мидория опустил глаза, вздыхая. Он чувствует – его читают, как открытую книгу. – С моей психикой всё хорошо, – тихо сказал Изуку наконец. Хотя в этих словах он не был уверен. Отчим поднимал на него руку. Много раз. Побоями это назвать было нельзя, но всё-таки оставило сильный след на нежной подростковой психике. Мидория постоянно чувствует, что находится в опасности. Он никогда не чувствует себя спокойно, комфортно. Всегда ему кажется, что что-то вот-вот и произойдет. Что-то ужасное. Будто его опять начнут бить. Любая хоть чуть-чуть стрессовая ситуация вводит его в панику. Изуку не знает, как с этим справиться. В школе, когда учителя просто вызывают его к доске, омега испытывает ужасный стресс, с которым не может справиться. Он боится своих одноклассников. И втайне завидует им. Все его ровесники уже вовсю хвастаются своими запахами, пользуются феромонами, узнают, как они действуют на окружающих и на самих себя. А Мидория нет. Его организм на это не способен. В начале подросткового возраста к омегам приходит течка, к альфам – гон. С давнишних времен это означает, что человек уже не ребенок. За время пубертата и молодости человек учится контролировать себя. Учится справляться с гоном, с течкой, сохранять трезвый рассудок. Среди взрослых редко встретишь человека, который полностью теряет голову во время этих периодов. Это считается чем-то позорным. Таких людей называют недоразвитыми. Помимо гона и течки подростки разбираются со своими запахами, феромонами. Дети не восприимчивы к феромонам. Практически полностью. Разве что родительский феромон успокаивает их, заставляет почувствовать себя в безопасности. Но это скорее связано с тем, что родители у деток и так ассоциируются с заботой. Взрослые же люди с помощью феромонов практически общаются. Они могут показывать раздражение или, напротив, симпатию. У некоторых людей феромон выражен сильнее, у некоторых слабее. Но правда в том, что пока человек не научится пользоваться своим феромоном, от него не будет толка. С помощью него можно вызвать у окружающих возбуждение или, напротив, спокойствие, расслабленность. Можно показать свою доминантность, внушить чувство защищенности или, напротив, опасности. Остается лишь научиться делать это с окружающими. Правда и окружающие, в свою очередь, часто умеют отталкивать от себя чужие феромоны, защищаясь своими собственными. Хотя людей, полностью не восприимчивых к чужим феромонам, очень и очень мало. И вот, пока все учатся контролировать себя и других, пока осваиваются с ощущениями, Изуку стоит на месте. Это ужасно его убивает. Он боится, что, когда его течка всё-таки придет, ему не хватит времени, чтобы научиться до взрослого возраста сохранять во время неë трезвость ума. Сам по себе Мидория к выдержке никогда не был склонен. – Я полностью здоров, – тихо, но твердо повторил Изуку. Шото не тот человек, которому он готов доверять свои страхи. – Врунишка, – рассмеялся в ответ Тодороки. Омега вздрогнул. Он чувствует – этот альфа уже всё про него знает. Неприятное ощущение. – Может и так. Может я болен! Может я псих! – Мидория поднял глаза, на него вновь накатила безысходность, – может быть! Но… тогда почему вы просто не вернете меня домой? Зачем вам такой омега, как я? Пожалуйста… – Изуку робко к нему подошел, нервно сжимая пальцы. Шото, пользуясь тем, как близко он встал, приобнял его бережно за талию, притянув к себе. Мидория испуганно постарался отстраниться: лицо альфы оказалось неприлично близко. – Ммм… ты мне нужен. И я нужен тебе. Ты полюбишь меня, не сомневайся, – Тодороки лукаво улыбнулся. – Ни за что! Да никогда в жизни! – Давай заключим пари. Срок… неделя. Дай одну неделю! Всего одну! Уверен, за эти семь дней ты полюбишь меня безоговорочно. – А если нет? – Мидория нахмурился, пытаясь оттолкнуть его от себя. – А если нет… – Шото провел носом по его плечу и всё же отпустил, – я верну тебя обратно в Японию. В твой город. Доставлю прямо до дома. Договорились? Изуку лежал на кровати и смотрел в потолок. Он ужасно устал. Нужно переварить всё произошедшее. Ему необходимо смириться, необходимо успокоиться. Шото предложил ему сделку. Простую. Мидория ничего не терял, согласившись. Если влюбится – они будут счастливы. Если нет – он вернется домой. Что может быть лучше? Омега усмехнулся, перекатываясь на бок. Ага… лучше. Да всё что угодно могло быть лучше. Он, наивный, так долго надеялся, что его альфой окажется простой человек. Может быть, милый парень или добрая, внимательная девушка. Ровесница. Может, на пару лет старше. Может, младше. Они бы провожали друг друга по очереди до дома, ходили бы в кафе. Изуку нашел бы какую-нибудь подработку… Мечты-мечты. Он так надеялся, что всё сложится хорошо. Так, как ему надо. В снах он видел, что соулмейт вдруг появляется, спасает его… Может, принимает в свою семью. Хорошую, счастливую. Мидория так отчаянно этого хотел, хоть и понимал, что всё это – глупость. Омега прикрыл глаза, закрыв голову руками. На душе было неспокойно. Тодороки показал ему, где находится душевая, которой он сам пользуется, и сказал, что Изуку может взять полотенце оттуда. Всё остальное пообещал докупить позже. – Ничего не надо будет докупать, – пробурчал Мидория. – Я выиграю спор, вот увидишь! – заявил он, обернувшись к камере, что находилась в углу комнаты. Он не был уверен, видит это Шото или какой-нибудь охранник, но ему было всё равно. Надо было об этом спросить? Как под наблюдением можно переодеваться и вообще… жить? Это странно… За окном постепенно начало темнеть. Проснулся он не ранним утром, вечер наступил ужасно быстро. Изуку за всё это время только один раз поел, отчего в животе бурчало. Но идти куда-либо и говорить, что он голоден, омега не собирался. Он не хочет никого видеть. Да и боится. Слишком… сильно. Немного душно. Мидория потягивается и всё же поднимается, преодолевая лень, чтобы открыть окно. Воздух неожиданно холодный, хотя на улице днем стояла жара. Омега смотрит в темноту, щурится, пытается что-нибудь разглядеть. Но ничего не видно. Слишком высоко. Но в такой темноте он этого не чувствует, не видит, как далеко земля, поэтому не боится. Вновь захотелось сбежать. Ужасно. Но всё же не так сильно, как до этого. Шото отвезет его домой, всё будет хорошо. Да и надо реалистично оценивать свои возможности. Разве может Изуку куда-либо сбежать? Местного языка он не знает. От слова совсем. К кому обратиться, тоже понятия не имеет. Тодороки ведь… глава мафии. Наверняка у него здесь во многих местах связи. И с полицией договор. – Кому я нужен? – спросил в воздух Мидория и усмехнулся. – Никто мне не поможет. Очередной сильный воздушный порыв заставил его зевнуть. Изуку прикрыл окно, устало вздыхая. Он хочет спать. Он практически всегда хочет спать, поскольку по ночам сильно не высыпается. Отчим мешает ему. Он часто просыпается по ночам, буянит. Мидория всегда дрожал на кровати под одеялом и молился, чтобы старый хлипенький замок на его двери не сломался. Но перед сном хотелось бы забежать в ванную комнату. Омега долго раздумывал над этим, нерешительно то приближался к двери, то отходил. Ему было страшно выходить в коридор. Перспектива столкнуться с кем-нибудь не прельщала. Но он всё же вышел. Огляделся по сторонам – на горизонте никого не было. Робко прошел в сторону душевой. В такой час здесь было непривычно тихо. В коридоре пахло чем-то странным и отчего-то было очень холодно. Наверное, из-за кондиционеров. Изуку отдаленно вспомнил слова Шото. Здесь его «ребятки» не живут. Значит, столкнуться с кем-либо из них Мидория не должен. Его это немного успокоило. Но остается много вопросов. Что же это за двери? Что скрывается в этих комнатах? А душевая? Кто ей пользуется? Только Шото? От этой мысли омегу передернуло. – Может… хотя… – Изуку глянул в противоположный конец коридора, где должна была располагаться комната Тодороки. А рядом его кабинет. – Да ну его… – тут же решил Мидория, ускоряя шаг. И вдруг в кого-то врезался. – Ой. – Какого?.. – на него опустили удивленный взгляд. Омега испуганно отпрыгнул назад. Из-за угла неожиданно появился бета. Раньше Изуку не видел его. Хотя он ещё никого толком не видел. – И… извините! – пискнул он, вжавшись спиной в стену. Бета удивленно на него уставился. Он выглядел очень миролюбивым, где-то даже добрым. Его волосы торчали вверх и имели необычный красный цвет. Мидория с интересом начал его разглядывать, а через секунду виновато опустил глаза, вспомнив, что это невежливо. – Всё в порядке. Я сам тебя не заметил, – улыбнулся бета. Изуку удивленно на него посмотрел, вдруг подумав, что не все, оказывается, здесь такие же, как этот сумасшедший Тодороки. – О… я… т-тогда… – Мидория нелепо взмахнул руками, – я… я тогда пойду, – пискнул он, быстро обходя бету по дуге. Тот проводил его растерянным взглядом и двинулся дальше по коридору. А омега быстро скользнул в душевую. Здесь оказалось несколько дверей. Очередные головоломки. Изуку заглянул за одну из них, здесь оказалась ванна. Даже не ванна, а джакузи. Мидория подошел, растерянно всё разглядывая. Он слышал, что такие штучки есть во всяких отелях, но сам никогда не видел. Подумав, что может что-то сломать, поспешил выбежать. Заглянул за следующую дверь, здесь оказалась душевая. Обрадованный омега решил не смотреть, что за другими дверьми. Мало ли. Он заперся на замок, оглядываясь по сторонам. Мало ли, и здесь какие-нибудь камеры. Но их, логично, не было. На всякий случай Изуку заглянул за висящие полотенца. Все белые, одинаковые. И каким можно воспользоваться? Решив зазря не гадать, Мидория осторожно их понюхал. Три были, судя по всему, чистыми. Они даже висели идеально. А от четвертого разило запахом альфы, запахом Тодороки. Пользуясь тем, что его никто не видит, омега прижал его осторожно к носу, глубоко вздохнув. Что ни говори, а аромат приятный. Полчаса потребовалось Изуку, чтобы решиться начать раздеваться. Он, вспоминая всякие фильмы, начал изучать душевую на предмет скрытых камер. Ну, мало ли. Но ничего не нашел. Это не сильно его успокоило. Оголяться в чужих домах всегда, ещё с детства, ему было некомфортно. Мидория быстро скинул с себя школьную форму, быстро забрался в душевую кабину, плотно закрыв створки. Включил осторожно душ, сглатывая от беспокойства. Что-то заставляло его нервничать. Омега быстро помылся, страшно торопясь. Его не отпускала мысль, что сюда может кто-то ворваться. Шото, например. Увидит его нагишом… Изуку вылез, обтерся чистым полотенцем, спешно оделся и только тогда смог спокойно выдохнуть. Он постоял ещё около минуты, приводя чувства в спокойствие, и побежал обратно к себе в комнату. Полотенце прихватил с собой, побоявшись, что кто-то может им воспользоваться. Мало ли… Сон отступил, поэтому довольно долго омега провалялся в постели, погруженный в свои мысли. Он выключил свет, решив, что нужно хотя бы чуть-чуть поспать, и тут же почувствовал себя некомфортно. Темнота пугала его. В углах кто-то мерещился. Стоило только закрыть глаза, как сразу же начинало казаться, что над ним кто-то навис. Отчим с занесенным кулаком. Мидория не стал раздеваться. Во-первых, из-за видеокамеры. Во-вторых, из-за того, что постоянно по ночам он мерзнет из-за недоедания. Изуку закутался в одеяло, но это не помогало. Это было не его одеяло. Чье-то чужое. Оно не даровало уюта, не могло его успокоить. Омега зарылся носом в подушку, зажмурился, пытаясь отрешиться от всего. Он постоянно так делал, когда пытался заснуть. Но не мог. Не хватало любимого мишки, не хватало обстановки. Домашней обстановки. Несмотря на наличие отчима, Мидории нравилось проводить время дома. Теплые детские воспоминания. В какой-то момент показалось, что он наконец-то проваливается в сон. Но что-то внутри заставило его вздрогнуть. Перед глазами появилось лицо Шото, искаженное недовольством. От испуга омега сел, тяжело дыша. – Ой… – он застонал, закусывая губы. Хочется домой. Хочется в детство. К маме или папе на ручки… *** Шото был в своем кабинете, наблюдал за происходящим. К его компьютеру были подведены записи со всех камер видеонаблюдения. Даже охранники не имели доступа к такому большому спектру камер. На одном из мониторов Тодороки видел себя, на другом – Изуку. Остальные пока что его не интересовали. Омега валялся на кровати довольно долгое время, после подошел к окну. Шото с беспокойством подумал, что Мидория почему-то хочет сброситься. Но нет. Омега вернулся на кровать, снова полежал. А после вдруг вышел в коридор. Альфу это удивило. Он сразу же перевел на монитор записи с других камер, пытаясь понять, куда Изуку пошел. Камера в коридоре сообщила, что Мидория направляется в сторону душевых. Озирался по сторонам, будто чего-то боялся. – Странный он какой-то… – пробурчал себе под нос Тодороки в тот момент. После омега вдруг столкнулся с Эйджиро. У Шото от увиденного у самого сердце подскочило. Внутри сразу же скопилось раздражение из-за того, что другой человек оказался к Изуку так близко. Но больше напрягло его не это. А то, как испуганно омега вздрогнул, отпрыгнув в сторону. Как вжался в стену, будто ожидал, что его ударят. И как трусливо после сбежал. – С ним определенно что-то не так! – воскликнул шокированно альфа, наблюдая за этим. Киришима – добрейший души человек. Чего его пугаться-то? Мидория скрылся в ванной. Больше видеть его Тодороки не мог. Он удрученно вздохнул, подумав, что, наверное, это не такая уж и плохая идея – установить скрытые камеры в душевой. Усмехнулся, подумав, как Изуку бы разозлился, узнав о его мыслях. Шото ожидал около десяти минут, пристально наблюдая за монитором, но омега не появлялся. Альфа не двигался, терпеливо ожидая. Прошло полчаса. За это время Тодороки сменил позу лишь один раз. Он уже начал волноваться, что что-то случилось, но тут Мидория наконец вышел. Зачем-то забрав с собой полотенце. – Маленький воришка, – усмехнулся себе под нос Шото. Изуку долго валялся после на кровати. Сам Тодороки спать не собирался: наблюдать за этим омегой было намного интереснее. Но вскоре, к сожалению, он выключил свет. Альфа вздохнул, поняв, что шоу кончено. Больше ничего интересного он не увидит. Камеры позволяли отслеживать передвижения в темноте. Не шибко ясные, конечно, но позволяли. Но вряд ли Изуку сделает что-то интересное. Он явно собирается спать. Шото глупо заулыбался от мысли, что омега там спит. Ему хочется это видеть. Более того, хочется пойти туда. Тодороки поднялся, зевая. Но тут заметил, что Мидория вовсе не замер в одной позе, как все спящие, нет. Он переворачивается с боку на бок, ерзает, прячется под одеяло. – Темноты, что ли, боится… – пробормотал альфа и усмехнулся. Он облокотился на спинку своего кресла, с любопытством наблюдая. Изуку явно было некомфортно. Но Шото не мог понять, в чем причина. Он специально обставил одну из пустующих комнат для Мидории. Чтобы тому не пришлось спать на каком-нибудь диване. Что же не так? Вдруг омега сел. Он тяжело вздохнул, схватившись за сердце. Тодороки нахмурился, наблюдая за этим. Изуку начал тяжело дышать, запустил пальцы в волосы. Альфе это не понравилось. Внутри неожиданно всё заныло, требуя, чтобы Шото сорвался к омеге, чтобы что-то сделал. Но Тодороки отгонял эти странные ощущения подальше. Мидория вдруг поднялся, подошел к окну, открыл его, высунув голову на улицу. Волнение новой волной накатило на альфу. Изуку сделал несколько кругов по периметру ковра, а после включил свет. Стало ясно видно, что ему дурно. Омега будто задыхался, оттягивая свой неправильно завязанный галстук и ворот рубашки. И зачем он вообще лег прямо в них? Тревога нахлынула, Шото испытал странный, доселе незнакомый ему дискомфорт. Встряхнул головой, отгоняя странные мысли, и решительно выключил монитор. – Наверное, у него проблемы… со сном… – решил Тодороки, выходя из кабинета. Он закрыл его на ключ, направляясь в свою комнату. Замер на мгновение, отчаянно желая сорваться и побежать к Мидории, обнять его, успокоить. Но пересилил себя и скрылся в своей комнате. – Может… ему нужны лекарства. Тогда чего он мне не сказал? Шото разделся, забрался под свое любимое тонкое одеяло, закрыл глаза. Но Изуку, его испуганный вид и дрожащее тело, не давали ему покоя. Альфа хмурился, желая уснуть. Уснуть и только-то. Но страх и переживания не позволяли. Тодороки усмехнулся, потерев переносицу. И когда это в последний раз его волновали другие люди? *** Мидория ходил по комнате кругами, пытаясь успокоиться. С ним случалось такое раньше. От переизбытка эмоций, событий и переживаний ему вдруг становилось тяжело дышать. Сердце ускоряло бег, не получалось продышаться, вдохнуть полной грудью. В таком состоянии он не мог спать. Изуку тихо мычал, пытаясь не кричать. Это был очередной приступ, во время которого ему хочется визжать от ужаса. И омега ничего не может с этим поделать. Он задыхался, остервенело оттягивая ворот своей рубашки. Открыл окно, надеясь, что свежий холодный воздух успокоит его, но это не помогло. Продолжалось дольше обычного. Около полутора часов. За это время Мидория трижды подумал, что лучше бы умер. Его волосы были взлохмачены, а галстук с пиджаком потерялись в недрах пола. Изуку почувствовал вдруг дикую усталость, как приступ отступил. Ужас и страх начали отпускать его, глаза спокойно закрылись. Омега осел у одного из шкафов, закрыв устало глаза. Он оперся затылком на холодное дерево, успокаиваясь. Ему больше не мерещились люди и отчим в комнате. Мидория слишком устал… – Эй! Эй-эй! Ты чего здесь спишь? – кто-то бережно гладит Изуку по голове. Омега расплывается в улыбке. Ему кажется, что это мама. Только у нее могут быть такие теплые, ласковые руки. Мидория жмется к ним, подставляется весь прикосновениям. Ему кажется, что это очередной хороший сон, стоит лишь дернуться, и он развеется. Но ощущения слишком реальные. Кто-то вдруг подхватывает Изуку и несет его куда-то. Он отдаленно думает, что папа тащит его с дивана на кровать на своих руках, чтобы не будить. Самое приятное ощущение… – Ты во сколько лег вообще? – перед его носом будто щелкают пальцами. Мидория сдавленно мычит, пытаясь избавиться от неприятного грубоватого голоса. Ему не нравится. Откуда он вообще взялся в его прекрасном сне? Чьи-то руки скользят по его телу, кто-то расстегивает пуговицы школьной формы. Изуку ерзает, ему жарко. – Ч-что? – он приоткрывает глаз, пытаясь понять, что происходит. – А? Вы! – его сон резко отступает, Мидория садится. – А! Не трогайте меня! – в ужасе кричит он. Тодороки. Собственной персоной. Ухмыляется, будто так и надо. Но глаза у него взволнованные. Или Изуку это всё только кажется. Он одет по-простому. Белая футболка, но всё же те же черные брюки. – Ты чего орешь? – недовольно спросил альфа. – Вы меня трогаете! – в ужасе повторил Мидория, отползая к изголовью кровати и пытаясь обратно застегнуть пуговицы своей рубашки. – Хотели воспользоваться мной, пока я в бессознательном состоянии, да? – разозлился омега. Шото усмехнулся. – А что, если да? – спросил он. Изуку опешил. Он ожидал, что Тодороки будет всё отрицать. – Вы… вы… да вы… вы! – Я, я, да я, я. И что? – Шото улыбнулся, протянув к нему руку. – Не прикасайтесь ко мне! – взревел Мидория и попытался встать. Но ноги вдруг подкосились, перед глазами всё потемнело, и он упал. Альфа тихо рассмеялся за его спиной. Омеге стало до жути обидно. Он продолжил лежать в глупой позе, устало прикрыв глаза. – Чего не поднимаешься? Надеешься, что это я сделаю? – предположил Тодороки. – Нет! – Изуку тут же сел. Хотя где-то в глубине души он ожидал, что Шото поможет ему встать. Почему-то. – О-о, ты сколько вообще спал? – спросил альфа и покачал головой. – Жуткие синяки под глазами. – Я… – Мидория вздрогнул и отвернулся. Ему вовсе не хотелось рассказывать о том, что происходило ночью. – Какое вам дело? Через неделю мы расстанемся! – А мы встречаемся, чтобы расставаться? – удивился наигранно Тодороки. Омега нахмурился. Отчаянно захотел нарычать. Но вместо этого, как обычно, вздрогнул, отстраняясь назад. – Вы меня поняли. Что вам надо? Зачем вы пытались меня раздеть? – повторил свой недавний вопрос Изуку. – Ты, мне показалось, уже сам ответил, – усмехнулся Шото. – Я… – он лукаво улыбнулся, – пришел за утренним сексом. – За чем? – мертвым голосом повторил Мидория. Его лицо вытянулось, внутри всё похолодело. Тодороки, глядя на него, весело рассмеялся. – Не знаешь, что это значит? – поинтересовался он. – Удивлен-удивлен. Видимо, несмотря на то, что по паспорту тебе шестнадцать, твой психический возраст не ушел далеко от твоего физического. – Что вы имеете в виду? – недовольно спросил Изуку, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. Не хотелось лишний раз показывать свою слабость. – А что я могу иметь в виду? – пожал плечами Шото. – Не знаю, может, тебе никто не говорил, но… выглядишь ты не ахти. Мелким слишком. На вид я тебе бы дал… м, лет четырнадцать. – Четырнадцать, значит? – Мидория возмущенно на него глянул. От злости он становился страшно самоуверенным. – Тогда о каком… – и тут же сдулся, когда стало необходимо произнести перед альфой слово «секс», – о каком может идти речь! Я же ребенок! Вы педофил? – Нет, – Тодороки поднялся. – Я вовсе не педофил, – он подошел, протягивая к Изуку руки. Тот испуганно отстранился в сторону. Но Шото двинулся за ним, перехватив за талию и притягивая к себе. Вынудил сесть к себе на колени, вернувшись обратно на кровать. Омега весь вытянулся, испугавшись. У него перехватило дыхание, а сердце забилось быстро-быстро. Альфа опалил горячим дыханием его шею. Мидория задрожал, по спине побежали мурашки. Раньше он не испытывал такого странного чувства. – Не трогайте меня! Вы педофил, педофил! Вам не должно такое нравиться! Пустите меня! – Нет, – Тодороки покачал головой. – Ты хоть знаешь, кто это такие? – Да, – Изуку кивнул. – Ну и кто это? – Шото усмехнулся. – Это люди, которых привлекают несовершеннолетние. – А вот и неправильно, – рассмеялся альфа. – Как же так… В смысле? – растерялся Мидория. Он нахмурился, пытаясь сообразить. – Педофилы – это люди, которых привлекают дети, – объяснил Тодороки. – Ну… – Изуку нахмурился, – я то же самое сказал. – Нет, – Шото усмехнулся. – Ты ошибся. Дети – это люди, не достигшие пубертатного периода. – Что? – Проще говоря, педофилам нравятся малыши до одиннадцати-двенадцати лет. Если речь заходит о педофилии, то в разговоре обычно фигурируют пяти-шести-семи-восьмилетки. – А… о… – Мидория неуверенно кивнул. – Так или иначе, я своего согласия ни на что не давал! А вы меня домогаетесь! – Ты и на похищение своего согласия не давал, – улыбнулся хитро Тодороки. Ему явно всё происходящее доставляло большое удовольствие, – однако же, ты здесь. – Вот! Вы и сами понимаете! Верните меня обратно! – Ммм… – Шото покачал отрицательно головой. Изуку сокрушенно выдохнул. – Ты до конца этой недели меня полюбишь. Не сомневайся. Сам согласишься быть похищенным. А после сам ножки раздвинешь и на член ко мне запрыгнешь. В общем, дашь свое согласие. – Н-не… не будет такого! – в ужасе воскликнул Мидория. – И будешь прыгать-прыгать, стонать и просить, чтобы мы трахнулись. – Хватит! Замолчите! Не надо! – омега закрыл уши ладонями, отбегая назад. Ему стало дурно. Ужасно дурно. Ужасно похожие слова как-то говорили ему в стельку пьяные друзья отчима. Разбрасывались такими же гнусными фразами, жуткими взглядами. Изуку до одури этого боится. Его затрясло, он прижался спиной к стене, пытаясь выкинуть из головы эту жуть. Лишь продолжал остервенело бормотать: «Замолчите, замолчите, хватит…» Шото замолчал, удивленно на него глядя. Он прищурился, скрестив на груди руки. Реакция Мидории явно было ему непонятна. – У тебя какие-то проблемы? – удивленно спросил альфа. – Такого не будет, никогда не будет! – в ужасе воскликнул Изуку, сжав пальцами свои волосы. – Ну, не хочешь – не будет, – улыбнулся Тодороки. – Речь именно о том, что ты сам этого захочешь, сладенький. – Я не сладенький! Не смейте меня так называть! И я не захочу, никогда не захочу! Не говорите со мной о таком! Никогда! – продолжал кричать омега, всё его тело трясло. – Хм… – Шото поморщился. – П-пожалуйста… – уже тише попросил Мидория. Его глаза вновь раскраснелись. – Хм… – М… – Тц, ох. – Вы… мм… – Не буду. – А? – Не буду.