***
Выслушав гневные тирады от профессора, выдержав злые взгляды команды из-за проигрыша и отмахнувшись от немого вопроса Забини, Малфой покидает раздевалку Слизерина и направляется туда, где точно найдет Грейнджер. Драко уверенным шагом направляется в сторону библиотеки, отстукивая каблуками туфель по каменному полу. Девушка сидит одна посреди читального зала и усиленно делает вид, что читает текст на страницах какого-то учебника. Она хмурит брови, пробегает глазами по непослушным, постоянно пропадающим со страниц строчкам по несколько раз, машинально стучит ногтями по столешнице от нетерпения, закусывает губу и часто поправляет непослушную прядь волос. Драко наблюдает за ней, опершись о книжные полки и сложив руки на груди. Его ноздрей касается знакомый запах лаванды, и внутреннее волнение утихает с каждым вздохом. Чувство вины вкупе с усталостью и болью в ударенном бладжером колене подталкивают парня вперёд: отмолчавшись проблемы не решить. А у него проблема? Конечно же она есть, и Малфой прекрасно это знает, ведь она никогда не уходила с матчей, никогда не делала этого одна, всегда оставалась рядом, даже когда он проигрывал и злился. Но сегодня, когда Драко поднял свой взгляд на трибуны, место девушки пустовало. — Привет, рыжая. Ты не была на матче? – спрашивает Драко, со скрипом отодвигая стул, и садится напротив Гермионы. Он опять не с того начал разговор и тонет в своем прошлом, в выдуманном для него "я". Оно само получается. Хоть с Грейнджер ему катастрофически не хватает тёплых слов, улыбок и тихого шёпота. Но пока вот так — грубо, зло и без улыбки: вдруг в библиотеке они не одни. — Я ушла, – коротко отвечает девушка, поднимая на Драко взгляд с нахмуренными бровями, между ними залегает морщина, которая так нравится парню. – Ты сбил Поттера с метлы. — Поттера? – Драко удивлен такому резкому отзыву девушки о друге. — Гарри Поттера! – поправляет себя Гермиона и сверлит улыбающегося Малфоя злым взглядом. — Злишься на меня? – спрашивает парень, наклоняя голову в бок и заглядывая в глаза девушки, в которых ему кажутся отблески солнечных зайчиков. — Ну, конечно же, Драко! Если бы вы были на высоте, ты бы его убил! — Тогда я бы его не трогал, – Драко пожимает плечами. – Это же очевидно. Я не дурак — настолько нарушать правила, да и не настолько уж и больной ублюдок, хотя твой дружок считает совсем иначе. — Вы никогда с Поттером не поладите, – вздыхает девушка, закрывая учебник с громким хлопком и вставая из-за стола. — Знаешь, — начинает Малфой, — пусть я и не поймал снитч сегодня и проиграл, возможно, последний свой матч в квиддич, отдав победу Поттеру, я сегодня победитель, – Драко смотрит на девушку с немым вопросом на лице и улыбается уголками губ. Он зачесывает спутанные белые волосы назад, открывая лоб и убирая выбившуюся челку с глаз, внутри которых спокойное синее небо Нью-Йорка. — Ты называешь его по фамилии, а меня по имени. Значит ли это... — Значит! – обрывает его девушка, ощущая, как щеки покрываются румянцем, показывая все чувства как на ладони. — Ох, Грейнджи, – шепчет парень, на секунду пряча лицо в ладонях. Его плечь касаются тонкие пальцы с остатками тепла на подушечках пальцев, над ухом произносят тихое "спасибо", и Малфой слышит стук библиотечной двери.***
— ГАРРИ ПОТТЕР! – грозный голос Гермионы раздается раскатами грома в гостиной Гриффиндора, когда все уходят праздновать победу в Хогсмид и возле камина остались только трое: Рон Уизли с сестрой Джинни и Гарри Поттер собственной персоной. — Гермиона, ты чего такая злая? – не понимая опасности, спрашивает Рон со свойственной для него улыбкой. — А ты вообще замолчи! – огрызается девушка, от чего парень, не ожидавший такого поворота событий и не привыкший к такому поведению рассудительной подруги, вжимается в обивку дивана, испуганно поглядывая на Гермиону и переводя взгляд на друга. – Поттер, а ну объясни, что это было? — Почему я должен тебе это объяснять? Это меня с метлы сбили. — Там было три метра! Не строй из себя жертву, Гарри! – отмахивается Гермиона и подходит вплотную к другу, который сидит в кресле в расслабленной позе: – Ты донимал его весь матч! Ты сам, Господибожемой, я же маг, чтобы так выражаться, ты сам его пытался сбросить! — Он заслужил, – говорит сквозь зубы Гарри, хмуря брови. — Да что на тебя нашло?! Он, конечно, козел, но ты-то куда? Какого черта ты творишь? — О, конечно же, это я плохой, защищай его, – злиться на подругу Гарри. – Он весь матч с тебя глаз не сводил и шептал заклинание, если бы не я... — Какой же ты придурок, Гарри! Совсем вокруг себя и своей выдуманной вражды со Слизерином ни черта не видишь? – Гермиона швыряет в друга первое, что попадается под руку — шоколадная лягушка. – Я забыла перчатки на матч, и он меня согрел! — Не в первый раз, ведь так? – Гарри сам не знает, зачем продолжает ругаться с подругой, зачем давит на больное и зачем пытается свести их с другом, тоже не понимает. Он просто злится необоснованно и так по-детски злится на подругу, которой оказалась лучше с тем, кто его терпеть не может. И пора успокоится, остановится, притормозить этот спор, преподнести все как случайность и простейшее спортивное соперничество, но слова сами слетают с языка: — Тебе так нравится, когда тебя унижают? — Гарри... — умоляет его успокоиться Джинни, замечая в уголках глаз подруги первые слезы. — Да пошел ты, Поттер! – Гермиона разворачивается на каблуках и выходит из башни Гриффиндора, чтобы не видеть и не слышать этого дурака, который с ума сошел со своим обостренным чувством справедливости. – Слепой глупец, — шепчет девушка, сворачивая в безлюдный коридор. Девушка по привычке заходит в Выручай-комнату, но замирает от неожиданности. Играет знакомая тихая мелодия, свет закатного солнца в Нью-Йорке разрезает полутьму на широкие полосы, проникая внутрь через открытые окна в пол, и в воздухе витает аромат орхидеи с лавандой. Обычно она всегда приходит первой, сама ставит музыку, открывает шторы на огромных окнах и варит кофе на двоих. — Драко? – тихо спрашивает Гермиона, снимая с себя мантию и натершие за день ботинки. Она подходит к заполненной водой и пеной ванне на высоких ножках, стоящей среди огромных каток фикусов и пальм, в которой лежит Малфой, наблюдая оттуда за солнечным диском в небе. — Извини, не дождался тебя, – парень протягивает руку к девушке и с нее капает мыльная вода крупными каплями на кафельный пол. Он касается мокрыми пальцами блузки, оставляя на той темные пятна, и, сжав ладонь девушки в своих пальцах, тянет ее к себе, касаясь губами кожы на тыльной стороне. – Всё ещё злишься? – спрашивает Малфой, сам зная ответ. Девушка стоит рядом с ним с плотно сжатыми в тонкую линию губами и так же, как в библиотеке хмурит брови. — Нет, – слишком резкий ответ. – Злюсь, но не на тебя, – уточняет Гермиона и, высвободив свою руку, идёт к плите, чтобы сварить им кофе. Она заливает горячей водой магловский кофе, тот самый, что Малфой лично привез в начале года, пообещав летом съездить за новым вместе. Именно съездить, чтобы, как внутри Выручай-комнаты, без магии и аппарации, зато с трапами самолётов, очередями и желтым такси. Они бы взяли мопед напрокат и ездили от точки к точке по тропическому острову, встречали бы закаты не только в Северной Америке, но и на вершинах гор по всему миру и на берегу,быть может, Карибского моря. Гермиона думает над этим каждый раз, заваривая кофе в стеклянном стакане фрэнч-пресса и разливая его по одинаковым кружкам. Ей снится сон с совместными каникулами как у обычных людей. С обычным чайником на газовой плите и забрызганной сантехникой в ванной комнате. Но пока все, что у них есть, — это кусочек на высоте полета, равной 56 этажу небоскреба. У них посуда на двоих, яркие подушки и запах орхидей. Девушка подходит с подносом в руках к расслабленному Малфою, который нежится в лучах с закрытыми глазами и, кажется, выпадает из реальности, быть может, тоже мечтая о закате на берегу океана. Она садится на край ванны, не обращая внимания на мыльную пену и капли воды. Взгляд Гермионы скользит по лицу парня, вдоль желтой полоски света по груди, перепрыгивает на руку, которой тот держится за керамику и еле-еле касается ее ноги одними кончиками пальцев. Грейнджер переводит взгляд на разбросанные по полу вещи и находит это невероятным, ведь они тут как будто так надо, как будто он каждый вечер приходит домой, а она готовит им кофе. Ее ни капли не раздражает скомканная рубашка, наспех стянутые штаны, и майка, вывернутая наизнанку, кажется необходимой деталью их утопии. Зато то, что девушка видит по другую сторону, немного удивляет. — Ты читал мои книги? - спрашивает девушка, выводя узоры по мужской руке, ногтями очерчивая мышцы. — Как видишь, — откликается Драко, открывая глаза и рассматривая девушку через прищур. — Ваш Фицджеральд красиво пишет, но какая-то история грустная и концовка... — Малфой вздыхает и молча смотрит в глаза девушки, которая ждет продолжения, ни слова не говоря. — Они похожи на нас чем-то, тоже диаметрально противоположные, по разные берега друг от друга в социальном океане, так же из разных семей, и кто-то живет по чужим правилам. Правда, у него красивее все, радостней и пышно, а у нас так не получается. Хорошо, что и с тобой будет все хорошо, может, не так красочно и ярко, но потом обязательно будет. — Боги, Драко что ты читал? — охает девушка, видя, как меняется выражения лица парня и в зрачках отражается грусть. Она переплетает их пальцы в замок и гладит мокрую кожу в попытках успокоить. — Гэтсби — Но там ведь... — Гермиона помнит концовку и не понимает, почему такое сопоставление, почему такое пристальное внимание именно к этому. —Гэтсби убьют... — Грейнджи... я видел предсказание. Меня и мою семью казнят, и не важно кто — Пожиратели или дементоры, но это все равно случится. — Предсказания — бредовая наука! — возмущается Грейнджер. — Посмотри вокруг, даже Поттер съезжает с катушек от усталости и сгущающейся темноты. У меня дома полнейший кошмар и вечная ругань, желание смерти, крики боли и ненависть рассыпана по углам словно крупа. Я должен тебя ненавидеть, а не хотеть отдать за твое счастье душу! Гермиона, ничего не будет хорошо, — Малфой зачесывает мокрыми руками волосы назад, убирая прилипшие к вискам пряди, и перебирает их руками, будто это поможет ему привести свои мысли в порядок и откинуть все свои опасения и страхи назад. Он никогда не говорил ей об этом, ни разу не поднимал этой темы во время их жизни в лучах Американского солнца. — Они не дадут мне поступать по-другому, Герми. — Все будет хорошо, — шепчет девушка над ухом парня. Она накрывает его сжатые ладони своими и убирает их от лица, ее руки обнимаю его лицо, проводят линии по скулам к челюсти и спускаются к напряженным плечам. Тонкие пальцы массируют затекшую шею, трут кожу и обводят по кругу позвонки. Гермиона берет в руки мочалку, капает на нее пахнущем лавандой гелем и растирает его по коже Драко, помогает ему сесть и трет спину, оставляя крохотный поцелуй на плече: — Что бы не случилось, все будет хорошо, мы найдем выход, — уверяет Малфоя Гермиона. — Обязательно, — кивает Драко и тянется к девушке, оставляя у нее на щеке касание своих пальцев. — Я штаны забыл в шкафу взять, — то ли вспоминает, то ли меняет тему Малфой. — Принеси, пожалуйста, — просит он Гермиону, намекая той оставить магию на потом, стоит ей только потянуться за палочкой. Это было их негласное правило — оставлять волшебство за порогом, мантии — у двери на вешалке, а палочки использовать только во время опасности, к счастью, последнее еще ни разу не пригодилось. Драко натягивает на себя широкие домашние брюки из мягкой тёмно-зелёной ткани, собирает разбросанные собой вещи вокруг и аккуратно складывает на стуле, пока Гермиона моет кружки с нетронутым остывшим кофе, как обычно напевая одну из любимых мелодий себе под нос. Парень подходит к граммофону, оставляя на полу мокрые следы ног, в которых отражаются последние самые яркие лучи солнца за окном и бликуют на стенах и коже. Малфой перебирает пластинки в поисках той самой, чья мелодия засела у него в голове, кажется, на вечность и играет в нем без остановки. Каждый раз слыша, что-то хоть отдаленно похожее на нее, Драко видит перед глазами образ девушки в длинной свободной рубашке и невысоких носках на стройных ногах. Он видит перед собой хрупкую фигуру, которая нежится на диване и потягивается словно кошка или же мирно дремлет свернувшись калачиком и обнимая подушку Малфоя, когда того нет рядом. Сегодня особенно остро захотелось слушать именно ее вместе со скрежетом иглы по пластинке вперемешку со звуками воды и готовящейся еды на заднем фоне. Драко скучает по тому, как девушка подпевает про бесконечную вселенную и боится забыть голос, поддавшись хаосу с другой стороны двери, но думать сейчас об этом не хотелось. — Потанцуем? — спрашивает Драко, поставив нужную пластинку и оборачиваясь к Гермионе. Он протягивает ей один из бокалов с белым вином, появившиеся в его руке: — Твое любимое. — Эй! — усмехается девушка, забирая бокал из рук Драко, касаясь его пальцев на секунды и проводя по ним короткими ногтями. — Мы же договорились — без магии здесь. — То вино, что я привез из Австралии давно закончилось, а мне очень хочется с тобой танцевать, — оправдывается парень, делая один глоток и ставя бокал на журнальный столик, и протягивает руку Грейнджер. Они танцуют, прижавшись друг к другу вплотную, так, чтобы было слышно биение сердец, можно было чувствовать, как горит кожа от волнения и переживания, согретая закатами. Малфой обнимает ее за талию, проводит носом по щеке и вдыхает запах волос, закрывая глаза от удовольствия. Хрупкая девушка в его руках обвивает его шею, гладит кожу и прижимается щекой к груди, напевая мелодию и слушая дыхание парня. Они танцуют в своем ритме, не обращая внимания на музыку, на стук секундной стрелки часов и на свист чайника на плите. — Что бы не случилось, Грейнджи, — шепчет Малфой, перебирая волосы девушки пальцами, — какую бы чушь мне не говорили и не заставляли делать. Просто помни обо мне одну вещь, пожалуйста. Я совершенно точно знаю одно и никогда в этом не стану сомневаться — я все равно не смогу тебя разлюбить. Они засиделись до самого утра, пили вино из стеклянных бокалов, читали вслух книги и укрывали плечи друг друга теплым пледом, а потом...***
Потом началась война. Война, которой никто не хотел, и Малфой не исключение. Если он им и был, то только в кругу своей семьи, тайно умоляя кошмары прекратиться, отводя взгляд от искаженных болью лиц людей, которых пытали в самом центре его родного дома. Борьба внутри и снаружи выжигала в нем все внутренности и вырывала сухожилия заостренными зубами. Он устал притворятся, он практически забыл, как это — волноваться за собственную жизнь — и что такое сон. Каждый новый день становился все хуже, страшнее, и небо больше не озаряли лучи солнца над Нью-Йорком, да и дверь в комнату больше не поддавалась. Драко озлобился, покрылся липким страхом и каждый день пытался оправдать хотя бы для себя ту жестокость, которая заполнила весь его мир, подмяв под себя и поглотив все светлое, до чего смогла дотянуться. Он просыпался в холодном поту от криков в коридорах, впивался в мраморный пол пальцами до крови, когда ему преподавали очередной урок, который он обязан усвоить. Хотя бы для нее, хотя бы, чтобы у него был мизерный шанс помочь. Жертвуя частями души и участками светлой кожи, Драко погружался в темноту, наживал себе врагов, играл роль предателя под страхом смерти и помня боль "круцио". Последний раз, когда он видел Гермиону, был день смерти Дамболдора. Он просил ее сбежать и укрыться. Он бы сам спрятал ее подальше ото всех, закрыл бы от бед и охранял бы словной цепной пес до последней капли потемневшей крови. — Драко, зачем? — спрашивала девушка узнав Малфоя в темном переулке. — Так у меня хотя бы есть шанс тебе помочь, — честный ответ на сложный вопрос. Он поставил себя между темным и светлым, сам не зная, на какой он стороне. — Драко, это тебе нужно бежать! Что они делают с тобой? — девушка умоляла его о том, на что сама не согласится пойти, как бы он не просил ее о бегстве. - Ты ведь не такой, прошу тебя. — Они убьют меня и мою семью. Помнишь ведь... У меня нет выбора. — Предсказания — полный бред, Драко! — Если попадешься, дотронься до ключиц. Я найду тебя, — парень притягивает девушку к себе и проводит палочкой по ее ключице, он так любил делать пальцами по утрам, по совместным счастливым утрам. Драко не пришлось никого искать. Его собственная тетя привела в полуразрушенный и погрязший во тьме и боли дом ту, кого он любил. Он видел ее лежащей в засохшей луже чужой крови на полу некогда столовой, он слышал, как Гермиона кричала, чувствовал ее боль, пытался разделить ее на двоих. Что он мог поделать против собственной семьи? Этот крик, надорванный голос и слезы по щекам Гермионы Малфой не сможет забыть даже после смерти. После Драко готов будет просить себя убить, цепляться зубами за черную землю, зарываться пальцами в волосы и вырывать их клоками, лишь бы остановилась боль, которой щедро одаривала тетушка, раскусив любимого племенника. Изощрённые пытки, наказания длились, казалось, вечность. Как жаль, что за это время, пока он просился подохнуть в Запретном лесу, война даже не думала заканчиваться. Война выжгла все напалмом, и он не исключение. Внутри все сгорало, оставляя после себя пепелище и воспоминания, отдающие болью в сознании. Изувеченные люди, порванные на части судьбы и уничтоженные семьи — все это оставило на мире волшебников темный отпечаток, зияющие дыры в людских сердцах и стерло веру в добро как данное. Драко не видел девушку с того самого дня, когда с трудом сдерживался, чтобы не закричать от отчаянья, видя боль любимой. Прошло почти три года с того кошмара. Он запретил себе о ней думать и проверять ме до наступления темноты. Он попросту боялся опять навлечь беду. Нет, на собственную судьбу стало плевать, но криков девушки второй раз он не вывезет. Рвите его на куски лучше, но не трогайте Гермиону. Последний бой в Хогвартсе как отдельный сорт пытки и издевательства над психикой парня. Выручай-комната, созданная для других целей, стала полем битвы, попади они все в Нью-Йорк было бы проще — он бы сдался без боя, ведь там не было и быть не могло магии. Особенно такой злой. Война закончилась, продлившись, по ощущениям, всю жизнь Малфоя, а закончилась за один день.***
Он сидел на крыше какого-то магловского дома и наблюдал за тем, как ярко-оранжевый диск солнца медленно закатывался за крыши зданий. Казалось, что внутри мира маглов вообще ничего не произошло. Они ведь не видели той боли, что происходила у них за спиной. Им не приходилось предавать, обманывать и пытать своих же друзей и родных. Как ужасен оказался его мир, когда Драко всю жизнь ненавидел этот, в котором неожиданно проще дышать, ярче и теплее солнце. Как же глупо. Первые пару часов Драко чувствовал эйфорию от новости, что война закончилась, что Воланд мертв и Гарри все-таки смог победить. Первые минуты принесли облегчение, до тех пор, пока парень не вспомнил, какую роль сам играл в этом кошмаре, и не осознал, что же ждет его и все семью Малфой. Тонкая струйка белого дыма поднялась с губ Драко и растворилась в воздухе, когда за спиной раздался хлопок. — Привет, Драко, — раздался за спиной тихий знакомый голос. — Не подходи ко мне! — крикнул Малфой, даже не обернувшись. — Они увидят тебя рядом со мной, и тебе несдобровать. Не забывай — я нажил слишком много врагов за последнее время. Зачем ты пришла? — Хотела узнать, как ты. — Нормально, — парень пожимает плечами и выбрасывает окурок с высоты небоскреба, наблюдая, как тот летит вниз, сверкая крохотной красной точкой. — Живой.***
Утро начинается с тщательного приготовления, ведь они лорды и не могут предстать перед судом в разбитом состоянии. Мать высушивает на своем лице слезы и держит осанку словно в танцах на балу. Отец, как обычно, горделиво держит голову, закрывает собой жену и сына, сжимает руки на трости и стучит каблуками лакированных туфель, не обращая внимания на вопросы и проклятья со всех сторон. Первым осудили отца, тот даже не отрицал своего причастие к смертям и пыткам. Просил только не трогать его семью. Зал номер 10 на короткое время погрузился в холод и утонул в истошном крике Нарциссы, когда дементоры высасывали душу из Люциуса на глазах у жены и сына. Лучше уж смерть, чем это. Следующей приговорили мать. Разрушенная картиной смерти любимого человека женщина только и могла, что повторять просьбу не трогать ее сына и ронять крупные слезы на шахматный пол подземелья. Когда ей вынесли приговор и дементоры высасывали душу из тела женщины, Драко закрывал уши руками, зажмуривал глаза и кричал до хрипоты. Второй кошмар был недолгим, а вот боль проделала невидимую дыру в груди. Следующий он. — Оправдан! Он не верит и не понимает ничего из того, что произошло секунду назад. Все время заседания он изо всех сил сжимал руки в кулаки, разрезая кожу ногтями и рассматривал лицо Гермионы, запоминал каждую деталь, впивался в нее взглядом и вслушивался в дыхание. Он ничего кроме нее не слышал и не видел. Да и какая разница. Он только что видел смерть отца и матери. Вокруг шум. Его хотят выпустить, но грохот нарастает, разрывает перепонки и становится слишком холодно и пусто внутри. То единственное, что держало его на плаву в виде воспоминаний об их уютной кухне в Нью-Йорке, и то уплывает от Малфоя сквозь пальцы, словно песок.