Больше, чем должен

1. Вообще-то Олег не совал нос в дела других людей. Лет двадцать есть? Сам дурак, никто с тобой нянчиться не будет. Раньше было восемнадцать, но к тридцати четырём он достаточно насмотрелся на восемнадцатилетних. Может, стоило делать совершеннолетие в двадцать один, как у американцев. Разумовскому было даже больше двадцати одного — двадцать три, и носиться с ним Олег не планировал. С армии привык, что как поставишь себя, так и пойдёт. За пивком нельзя сгонять только разок. Но в работе телохранителя были важны детали, и про рацион Сергея он спросил в первый же день. — Подножным кормом, — закатил тогда глаза Макс. Они пересекались в Сирии, и Олег с трудом удержался от символического подзатыльника. Тот всё понял и ответил уже нормально: — В кабинете вендинговый аппарат с шоколадками и газировкой, рядом жилые комнаты, отсюда не увидишь, камер там нет. Там холодильник с нормальной едой. И доставки. То одно, то другое, бывает, по нескольку раз на дню их проверяешь. — Рестораны раз недели в две, — добавил Миша, и это Олег и хотел узнать. Заебался у них в машине сидеть. — Если там встреча, ждать его в машине, если один, можно за другим столиком. Он и не думал влезать в этот порядок. Просто продолжал собирать информацию. Временами, видя Сергея особенно бледным, ему готовила уборщица, Света. Олег сам порой глядел на него и думал, какой же он ещё мальчик. Может, похожим на выпавшего из гнезда птенца делало Серёжу детдомовское прошлое, может, возраст, может, застенчивость. Тем неожиданнее было обнаружить, что руководитель он твёрдый, легко выписывающий премии, но так же легко их отменяющий. На переговорах и планёрках он гнул свою линию. Видно было, что ему некомфортно — но держался и продолжал говорить. А ещё он рисовал. На переговорах Олег сидел за ним и видел, как в планшете появлялись узоры, человечки из палок и кружков и птицы. По матовой плёнке экрана палец или стилус скользил с лёгким, бумажным шорохом. Внутри «Вместе» это чаще были блокнот и ручка, и сверху, по камерам Олег видел, как по бумаге расползались чернила. — Красивая птица, — как-то сказал он, когда они садились в машину после переговоров с поставщиком. — Это… ворона, — очень удивлённо ответил Разумовский. — Просто. Он пожал плечами и начал вытягивать ремень безопасности. Олег закрыл дверцу и сел на переднее сиденье. Один раз Олег вызвался помочь Свете протирать от пыли верхние полки шкафов в бухгалтерии и под это дело выяснил, что из её еды Разумовскому нравилось. По её словам, вкус у Разумовского скакал по граням: сырные чипсы и сыр с плесенью, докторская колбаса и стейк из утки в су-виде, бутерброды с шпротами и живые устрицы. Не слишком-то понятные инструкции. И всё же он рискнул взять дело в свои руки. Хотелось бы назвать это внезапным порывом. Света в своё время тоже не спрашивала разрешения. — Бефстроганов и кус-кус, — он положил тарелку и салфетку с приборами на журнальный столик у дивана. Изогнутый стол Разумовского был огромным экраном, и касаться его Олег побаивался. Разумовский поднял голову, когда он уже развернулся к двери. Олег знал, что тот не заметил, когда он проходил к кухне, и не слышал звуков готовки. Когда Разумовский работал, он становился глух и ко всему вокруг, и к собственным потребностям. — Марго, код на стену. Олег прошёл мимо. Сложности с общением Разумовского были притчей во языцех, в пресс-службе «не, это с людьми говорить надо» даже стало отдельным мемом. Оля, глава этого отдела, как-то жаловалась ему, что прошлых её начальников хлебом не корми, дай перед камерами покрасоваться, а тут… Практически все указания приходили в личку. Разумовский мог пройти мимо Олега и через минуту прислать сообщение, чтобы он встретил курьера или что скоро выезжать на переговоры. Про «доброе утро» и «до свидания» и говорить было нечего. Разумовский и на официальных встречах про такое мог забыть. Глупо было ожидать, что благодарить он если и станет, то вслух. — Ну спасибо. Совершенно непонятный, неожиданный яд в голосе. Олег застыл прямо в двери. Створка ткнулась в бок ручкой, и это привело в чувство. Открыл её пошире и зашёл на кухню, мыть оставленную посуду. — Извини. Умная лента не умная. Бесит. Спасибо. Олег обернулся. Придержал дверь, чтобы видеть кабинет. Разумовский уже сидел на диване с тарелкой на коленях и взял вилкой кусочек мяса. — Вкусно. Тебе стоило указывать это в резюме. — Защищаю от нападений и приступов гастрита. Учту. Олег отпустил дверь и развернулся к кухонному уголку. Серёжа принёс к мойке грязную посуду, когда Волков только начал оттирать сковороду. Хотя кухонька и выглядела нежилой, она оказалась удобной. Глубокую круглую раковину и краник с фильтрованной водой стоило бы завести у себя. Разумовский отводил взгляд, будто стесняясь, что столько человек с ним носятся, но почему-то продолжал держать тарелку в руках. Олег хотел заправить за ухо упавшую прядь рыжих волос, но вовремя вспомнил, что руки у него в жиру и пене. И только потом — что это совершенно неуместно. Он забрал из рук протянутую тарелку, и Серёжа после секундной задержки пошёл обратно в кабинет. 2. — Это для твоей пользы. — Ты как ребёнка суп есть уговариваешь. — И этот ребёнок зря упрямится. — Ну да, куда мне слово против сказать. Не будь это Серёжа, Олег бы не лез. Не хочешь научиться каким-то минимальным навыкам самообороны — и не надо. Но Серёжа, забывающий есть и спать, регулярно проверял, комфортно ли работать остальным сотрудникам «Вместе». Когда Олег в первый раз услышал: «Удобные ли кресла в комнате с камерами?», он сам не сразу нашёлся с ответом. Удобные. И столовая хорошая. И что в комнате отдыха каждый месяц что-то меняют — здорово. И зарплата. «Зря, мальчик, ты эти блага стороной обходишь» — хотелось вдолбить в голову Разумовскому. Война заставила Олега повзрослеть быстрее, и после девятнадцати он твёрдо усвоил пользу полноценного сна и здоровой еды. Осталось донести это до Серёжи. С едой протестов не было, до сна было шагать и шагать, и Олег выбрал промежуточную цель: физические нагрузки. Думал ещё про массаж: если весь день пялиться в стол, явно затекала шея. Но пока он учился — по видеоурокам и на Светлане — его делать, можно было менять позу и отвлекаться другим способом. — Просто попробуй. Пять минут, и вернёшься к своим делам. Так театрально Разумовский не вздыхал, даже когда Оля предложила в качестве публичного мероприятия посетить открытие выставки современного искусства. — И что делать? — Если тебя схватили за руку, — Олег медленно взял его за правое запястье. Сопровождая Разумовского на мероприятия, он видел, как тому тяжело даются неожиданные прикосновения. Даже начал немного превышать свои полномочия, блокируя явно безопасные контакты, — проворачивай в сторону моего большого пальца. Серёжа повернул руку. — Хорошо. Теперь резче. А теперь где мой большой палец? Ещё. Ещё. Ещё. В чём заключалась гениальность Разумовского, Олег не понимал, но соображал он быстро. Правой рукой схватил за правую, за левую, стоял напротив, сбоку, практически позади — Сергей ни разу не перепутал направление, в котором надо было выкручивать руку. Минуте на четвёртой Олег не просто удержал запястье Серёжи, но и начал уводить его в сторону. Он думал, Разумовский растеряется, но тот вывернулся неожиданно сильно. Олег едва успел разжать пальцы прежде, чем получил бы растяжение. Он глянул на Серёжу с удивлением. И получил коленом в пах. Бил Разумовский вполсилы, и согнулся Олег скорее от удивления. — Я рос в детском доме. Если ты думаешь, что гопников я могу только хакнуть… у меня и тогда были длинные волосы. Он наконец улыбался. Широко, победно, самодовольно. На бледных щеках выступил румянец. Красиво и редко, как питерское солнце. Олег бы не дышал, чтобы не спугнуть такое чудо. Но вдохнул и спросил: — В пятницу удивишь? Не каждый день, чтобы не передавить. Давать выиграть. А там и сам втянется. И начать с чего-то повеселее, хотя полезнее всего было научиться безопасно падать. Но какой в этом кайф? — В то же время? — Ага. В комнате отдыха была боксёрская груша, а в пентхаусе не было. До этого момента. — Надеюсь, ты так легко не сдашься. В его усмешке сквозило понимание, что Олег поддался. Умный, очень умный мальчик. Он не удержался, пригладил пальцами растрепавшиеся огненные пряди. Гладкие. И кожа на руке такая же гладкая, с прозрачными волосками и голубыми венками у запястья. Хотелось провести ниже, по щеке, к шее, взять лицо в ладони… — Марго, сижка слева. С объёмами либы… — Что? Они всё ещё стояли напротив, в шаге друг от друга. У Разумовского всё ещё азартно блестели глаза. — Сижка — язык программирования. Чтобы хранить во «Вместе» всю Санта-Барбару, нужно менять принцип хранения, ну или заводить ещё небоскрёб чисто под сервера. — Даже не знаю, что ты выбрал, — улыбнулся Олег. Серёжа издал смешок, прикрыв глаза, и дёрнул подбородком в сторону лифтов. — Марго, код на стол, графики на экран. В лифте Олег прислонился к стене и закрыл глаза. Он давно не чувствовал себя так остро, беспримесно счастливым. 3. Личная охрана нужна была Серёже довольно редко: только когда он выходил из башни или звал посторонних внутрь. Чаще всего Олег шмонал посылки из доставки, а потом раскладывал их, раз уж разворошил. Обычно это была еда, и её Волков привык выкладывать на тарелку, раз уж Серёжа это замечал. Для него самого что в промасленной картонной коробочке, что на фарфоре вок был одинаково вкусным. Обслуживать дорогую охранную систему было легче лёгкого, а проверять новых сотрудников охране и вовсе не давали. Для Разумовского защита личных данных была не рекламным ходом. — Что, и меня не пробивали? — спросил, узнав это, Олег. — Нет. Тебя Макс советовал. Ещё мы брали рекомендации и тестировали тебя самого. Почему никто не верит? — Не думал, что это всё. Лица у них были, наверное, одинаково потрясёнными. Олег усмехнулся и кивнул, собираясь уходить. Серёжа облизал губы, вдохнул, будто собираясь что-то сказать, но только покачал головой. — Когда ты пришёл к Исаевой, была премия какая-то, и ты вывел Моргенштерна. — Были времена, — засмеялся Олег. Он уже успел открыть стеклянную дверь кабинета. — Жаль, не дали его до улицы увести, объяснили, что ему ещё петь. Не знаю, как он со сцены не упал, угашенный же был в ноль. — Жаль, второй раз так нельзя. Серёжа смотрел на него со странным, растерянным выражением лица. Олег отвернулся, спустился к лифту. От этого взгляда хотелось провалиться под землю. В общем, делать у Разумовского было, считай, нечего. Особенно так казалось после прошлого объекта, который целый день вёл переговоры, вечером ехал в ресторан, а ночью в сауну. Отсутствие дел, тупое ожидание Олега раздражало. А ведь за этим он работу и сменил. Потише хотел. Тоже мне потише. Опасность была реальной: два завершённых покушения за четыре года. Бомба под днищем машины. Брошенный нож. Две попытки похищения: одна провалилась, когда на дороге остановили машину, потому что ту угнали, вторая — потому что Разумовского умудрились перепутать с каким-то мажорчиком, выходившим из того же ресторана. И бесчисленное множество угроз. Страницы Серёжи вели пиарщики, и самое страшное они показывали охране. Самое смешное, правда, тоже: лучшие комменты расходились по чатам. Ещё была отрезанная кисть под дверью в первый же месяц, что он пришёл во «Вместе». Старше Олега, состоящая из формалина и явно спизженная из медунивера, в луже «крови» из красителя с талой водой от замороженного мяса. А всё равно как увидел — сам содрогнулся. Вспомнил подорвавшегося на мине Витю, ликвидацию одного из Аль-Как-Там генералов, как подбили вертолёт с боеприпасами, а он во всей пустыне выискал крошечное поселение вокруг колодца и рухнул именно туда. Побочные потери. Бывает. С таким правда в башне запрёшься. А ведь это был его выходной, собирался поваляться в кровати, никуда не спешить. И что в итоге? С семи утра стоял под башней «Вместе» с полицией. Но спокойных дней было в разы больше. Прочтя с десяток книг, которые он давно откладывал, Олег начал смотреть в сторону практики. С помощью Светы перезнакомившись со многими сотрудниками, он подвизался помогать то тут, то там. Учитывал переписку с другими организациями в почтовой комнате. Принимал от поставщика канцтовары и разносил по этажам. Перекладывал папки в бухгалтерии, попутно вызнавая всё о документообороте. Пробовал заполнять отчётность по образцу. Чинил (правда, безуспешно) кофе-машину. Просматривал присланные резюме и даже провёл одно собеседование. «Интервью через 10 мин» и смайлик, стрелочка вверх — пришло уведомление от Серёжи. — Долг зовёт, — улыбнулся он Светлане, снял ярко-жёлтые перчатки и оставил её один на один с пересадкой цветов с подоконника. Серёжа стоял у лифта. Он скрестил на груди руки, и бросалось в глаза, какие у него широкие плечи. Их тренировки становились всё длиннее — пять минут, десять, пятнадцать — и заканчивал Разумовский потным, тяжело дышащим, но с горящими глазами и хищной улыбкой. Когда он выигрывал спарринг, то смеялся легко, как мальчишка. На днях после особенно тяжёлой тренировки Серёжа начал снимать промокшую футболку ещё на пути в спальню. Веснушки на плечах были едва различимыми. Как только двери лифта открылись, Разумовский развернулся и пошёл в кабинет. Олег скользнул взглядом от золотистой под лампами макушки до поношенных белых кроссовок. В белоснежной рубашке и брюках он выглядел чуть старше своих лет, и разница в возрасте между ними не так бросалась в глаза. Зато сильнее чувствовалась разница в положении. Аромат одеколона едва ощущался, и хотелось подойти ближе, чтобы распробовать. — Зачем ты так их опекаешь? — Олег уже знал, что за этим раздражением стоит беспокойство. Журналистка вот-вот придёт брать интервью. Кто-то из пресс-службы только что пробегал к лифтам, пока они со Светой с цветами возились. — Эти люди и без тебя могут делать свою работу. «Опекаю я тебя, а им помогаю», — проворчал про себя Олег, а вслух ответил: — Не всё же мне бегать и стрелять. Серёжа обернулся и кивнул понимающе. Его плечи чуть поникли. Почему-то Олегу было до этого дело. — Можно? — Да. Если Серёжа не читал мысли, он согласился вообще не зная, на что. Сразу. От этого в горле что-то сжалось, мешая дышать. Олег похлопал его по спине, сжал плечо, стараясь не помять рубашку. Разумовский взглянул ему в глаза. Родинка на левой щеке, низко, у линии челюсти. На правой, ближе к уху, прикрытая косой чёлкой. Крупный прямой нос. Подвёрнутые рукава, на правом запястье — смарт-часы. Свежий букет одеколона чувствовался ярче, мешался с живым запахом. Олег стоял практически вплотную. Ни следа щетины, прозрачная кожа, голубоватая тень под глазами. Совсем мальчик. Лифт звякнул, и его створки медленно разъехались. Полшага Серёже за спину. Думать было некогда — пришло время выглядеть так сурово, чтобы журналистка и не думала задать провокационный вопрос. 4. Пить горячий чай Олег научился ещё в Сирии. Когда сирена может грохнуть в любой момент, не время ждать, пока чай остынет. Научился бы в армейке, но где там было достать свежезаваренный чай? Сплошь бурда остывшая. В охране все так могли: кто со службы, кто ещё где выучился. Хорошие телохранители выходили из врачей, санитаров. Тоже не почаёвничаешь. Но когда на его щедрый глоток только что заваренного чая секретарша вытаращила глаза, он понял, что надо бы притормозить. — Долго они обычно? — кивнул он на дверь кабинета директора детдома. — Минут пятнадцать, — девушка неопределённо покачала рукой. На ней бейджика не было, и Олег не помнил, представлялась ли она. Он уже привык быть внутри, на переговорах. Следить, когда Серёжа чуть двинется назад, напряжёт или опустит плечи, и одним взглядом осадить другую сторону. Наблюдать, как рядом с фактами на экране планшета расцветают узоры. По ощущениям, в этот раз было примерно столько же. Он не заметил, разговорившись с секретаршей. К детям их проводил сам директор, и переброситься даже парой слов не удалось. Они вышли с лестницы в огромный коридор. С обеих сторон шли закрытые двери. Поблёскивали дверные ручки и номера. На бледно-оранжевых стенах в рамках висели картины. Под драконом значилось: «Аня Карасёва, 17 лет». Переливалась чешуя, блестел чёрный глаз. Серёже был посвящён стенд в фойе. Фотографии, медаль, аттестат под стеклом. Не успел рассмотреть подробнее, слишком быстро прошли мимо. Серёжа в ту сторону даже не взглянул. Не то, чтобы он помнил, где валялся собственный аттестат, но такое отношение Олегу было по душе. Он пошёл к восьмой двери — Олег едва успел не отстать. Постучался. Стало стыдно. Волков и не думал стучать. В армии в любое место, кроме начальского кабинета, заходили так. И в комнаты самого Серёжи он заходил как к себе домой. Пора готовить — на кухню. Не то чтобы он рылся в шкафах, да и в принципе смотрел на спальню. Помнил, что была там огромная кровать, высокая, человека на три-четыре, да и всё. Дверь открыл мальчик лет двенадцати. Тапочки, пижамные штаны с дракончиками. Он дома. Было неловко смотреть ему в лицо. За каждой дверью были импровизированные квартиры: три спаленки на двое-трое, санузел, кухня, гостиная. В спальнях стены в плакатах, игрушки, растения в горшках. Олег приглядывался к матрасам: в армии такие попадались, хрен заснёшь даже после дня строевой. Здесь были, вроде, хорошие. Узкие односпальные кровати, одинаковые, с двумя ящиками снизу. После такого захочется монстра на четверых. Охранники, работавшие с Серёжей дольше его, предупреждали, что будет хреново, но он и не думал, что настолько. В приюте же что — все сыты, одеты, волонтёры, воспитатели. Игрушек от благотворителей гора. В казарме не два, двадцать два человека вместе спать могли. Но вживую детский дом нагонял тоску. Что-то неприятное чудилось даже в новом названии, как объяснила секретарша, всех детских домов — «Центр содействия семейному воспитанию». Сложно было представить что-то более далёкое от семьи, чем это место. А ведь Серёжа вырос здесь в те времена, когда в туалете не было кабинок, а в комнате жили человек по десять. Олег не знал слов, чтобы об этом говорить. Ничего же не поделаешь уже. Было странно поменяться с Разумовским местами: тот обсуждал с детьми, как пост в топ выводится, а он пытался не дать плечам поникнуть. В одной из спален увидел карточки с покемонами. Как-то отпустило: сам обожал в детстве, наизусть помнил. — Голдак? Мощный. — Вы покемонов знаете? — спросил мальчик с таким удивлением, что Олег почувствовал себя лет на десять старше обычного. — В детстве на них был просто помешан. Как-то раз даже подрался, мы спорили, кто сильнее: Грениндзя или Бластойз. — Грениндзя, конечно! — Дай пять, — улыбнулся Олег. На самом деле в том споре он был за Бластойза. — Но драться не советую, — он погрозил пальцем. Пацан засмеялся. — А вы прям настоящий телохранитель? А до этого был настоящим наёмником, но это-то говорить точно не стоило. — Ну да. Всего-то: быть внимательным. Я знаю, что вы мне рожки наставили. Вот, — кивок за спину, — настоящее искусство. Придумать целую компанию, продукт, которым миллионы пользуются… это дело. — Спасибо. — Рожки уберите лучше. — А как вы телохранителем стали? — продолжил мальчик. — После армии. Похожая работа, только лучше. — А в армии что? — спросил другой парень, лет шестнадцати на вид, крепкий, бритый почти под ноль. — Завуч говорит, мне только туда и дорога. — Подобрели они с моих времён, — усмехнулся Серёжа. — Мне завуч говорила, что под мостом жить буду. А тут прямо-таки карьерные высоты. — Как их фото перестали вешать на всех компьютерах с подписью «сдохни», так и подобрели, — строго заметила воспитательница. Пучок с проседью, тусклые юбка и кофточка. — Были времена, — самодовольная улыбка Разумовского нисколько не померкла. — Да работа как работа, — Олег пожал плечами. — Как все, от коллектива зависит, от начальства. В хорошей части живёшь по правилам и горя не знаешь. В плохих ищешь союзников, дни считаешь, вызнаёшь, что ж начальству надо… Беготни бывает много: не успел поесть, уже строевая, оттуда бегом на стрельбище, потом обед, скорей-скорей, и копать. Он сам не заметил, как за следующим вопросом последовал ещё один, и ещё… — Так, хватит! — гаркнул директор так, что Олег и сам подскочил. — Закончили разговорчики. Всё ещё мыслями в Сирии, Олег обернулся на Серёжу. Тот застыл у стены и смотрел в ответ, но, кажется, сквозь него. Голубые глаза влажно блестели. За директором пошёл тоже, казалось, на автомате. Олег следовал в шаге позади и не знал, что и думать. Хотелось понять, что у Разумовского в голове, что его так встревожило. Воспоминания о своей жизни в приюте? Как Олег про Сирию рассказывал? Проблемы у кого-то из детей, с кем он говорил? Они спустились на футбольное поле. Первый снег не останавливал бегавших по полю мальчишек, и им явно было не до посетителей. Серёжа подал руку директору и пошёл к стоянке. — Ты будешь хорошим папой. Ломкий, как корка льда на луже, голос. Пара снежинок в огненных волосах. Олег поравнялся с ним и взял за руку. Серёжа сжал его пальцы. — Не лучше тебя. Ты столько всего для них делаешь, — ответа не последовало. Ожидаемо. — Мне такого не хватало. Везде сплошь воспитательницы были. Они дошли до машины, и Олег не стал уточнять, о чём именно Серёжа жалел. Обменялись кивками с водителем, Димой: — Норм? Норм. Не норм, конечно. Разумовский тем временем устраивался на заднем сиденье. — И ещё сделаешь, — продолжил Олег, как Дима тронулся. — Я с секретаршей директора говорил. Она говорит, директора кто-то из застройщиков обхаживает. Думают тут отель строить или коттеджный посёлок, она не поняла. Не хотят рядом такого соседства. — Спасибо. Свистящий выдох за спиной. Может, это точка невозврата, что пальцы зудели от желания стереть слезу с чужой кожи. Может, точка невозврата была пройдена уже давно. Они выехали на дорогу. Справа тянулась полоса песка, за ней залив. Полный штиль, не вода — зеркало. — Дим, останови. Съехали на обочину. Серёжа быстро вышел из машины. Олег успел заметить покрасневшие глаза. Идти по подмёрзшему песку было неудобно, он то и дело оскальзывался. Серёжа впереди шёл легко, быстро. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни души, только вдалеке слышался крик чайки. — Раньше нам можно было гулять здесь после полдника. Сейчас запрещено. Я хотел передать пляж «Радуге», но нельзя владеть берегом, если там не дом олигарха. Сюда ещё собака прибегала, чёрно-белая. Мы все её кормили. Всё ещё стоя за спиной Серёжи, Олег взял его за руку. — Там ещё сарайчик стоял… Олег ждал продолжения истории, но Серёжа только смотрел на залив. Затянутое тучами небо. Островки жухлой травы, трепетавшие под ветром. Песок был густо покрыт следами птичьих шагов, и они напоминали звёздочки. Сырой воздух пах осенью. Серёжа отпустил его руку и пошёл вдоль берега. Разок под его белым кроссовком хрустнуло. Олег обернулся: это был скелет рыбёшки. Он решил, что это подходящий момент. Что более подходящего не будет. — Серёж… Олег протянул ему пистолет. — Ты принёс это в детский дом?! — Серёжа, казалось, сам испугался своего крика. Быстро стёр слезинку тыльной стороной запястья. — Нет, конечно, это из бардачка. Он пневматический. Держи. Невозможно было не засмотреться на то, как осторожно Серёжа взял игрушку, как на её фоне его пальцы казались белее и тоньше. — Как встать? — Неважно. Попробуй попасть в тот пакет из-под чипсов. Серёжа направил пистолет в ту сторону. Встав вплотную за ним, Олег снял оружие с предохранителя. Опустил руки. Отодвинулся на полшага. — Стреляй. Пакет, естественно, не шелохнулся. — Ну и зачем это было? — Серёжа обернулся. Олег придержал его руку с пистолетом, чтобы тот указывал в песок. — Чувствовал отдачу? Куда руку отбросило? — Влево? Олег улыбнулся. — Именно. Стрелять удобнее справа налево. Рука сама идёт от выстрела к выстрелу. Так что куда нужно убегать от стрелка? — Направо от него. — Так ему будет сложнее заново прицелиться. Не самый надёжный метод, но несколько секунд выиграет. — Это же крохи. — Прости, кто тут на днях отправил всё переделывать, потому что страница грузилась на секунду дольше? Серёжа закатил глаза: — Загружаясь дольше трех секунд, мы потеряем половину юзеров. Олег попытался забрать пистолет обратно. — А можно? — Конечно. Серёжа повернулся обратно к пакету и быстро расстрелял всю обойму, два раза попав в цель. «Мой мальчик», — усмехнулся Олег про себя после первого попадания. Когда Серёжа отдал пистолет — правильно, рукоятью вперёд — проверил его, поставил на предохранитель и убрал в карман пальто. — В детском доме были запрещены такие игрушки. Да что там. Одному трёхлетке повредили глаз, ударив плюшевым мишкой. У него нос был пластмассовый. — И вам запретили плюшевых мишек? Серёжа вдруг рассмеялся. — Они и так запрещены были. И растения. Прятали всё это перед проверками. Негигиенично. Олег засмеялся следом. Облегчение накрывало теплотой. Они медленно пошли обратно к машине. Внутри Серёжа взял стилус и зашуршал по экрану планшета. Что там было? Концепция обновления или птица? Приют, пляж или узор? Олег отправил два смайлика — коробочку с китайской едой и палочки — и вопрос «заказать?» на полметра назад. И вздрогнул, когда ответ прозвучал вслух, полушёпотом в шею. — Да. От этого «да» кожа пошла мурашками. Ударило в голову, волной пролилось по позвоночнику. — Пристегнись, — у самого голос чуть не сорвался, вышло хрипло и невнятно. Щёлкнул ремень безопасности. Пальцы подрагивали, когда он делал заказ. И смотрел на дорогу, не видя ничего перед собой. Дима припарковался под башней «Вместе», и остановка привела в чувство. Олег вышел из машины и открыл пассажирскую дверь. Ничего не произошло. Иногда он к двери-то подойти не успевал, а Серёжа уже вышел, а иногда как сейчас — спрашивал себя, не стоит ли его поторопить. Серёжа вышел и направился к лифту. Экран планшета, который он держал в правой руке, был погашен, и нельзя было узнать, что за рисунок там был. Олег следовал в полушаге позади. Перед дверцами лифта между ними осталось едва ли десять сантиметров искрившегося невысказанными словами воздуха. Дверцы раскрылись совершенно бесшумно. — Добрый день, Сергей Разумовский и Олег Волков, — приветствовала их Марго привычной смесью дружелюбия и отстранённости. — Код на апрувмент выводить на стол или стену? — Марго, мы его второй месяц мусолим, как ты думаешь? Олег попытался показать ладонью на стенку лифта. Помочь Серёже казалось невозможным, так хоть Марго. — Не подсказывай. Она должна сама научиться. На стену. За дурочку её держишь? — За машину. — А я — за личного помощника. Ты у меня меньше года, а она два. И… — он перевёл дыхание. — Ты, думаю, в курсе, что в новом «Вместе» будут книги, фильмы и всё такое. И их настолько бесконечно много, что выбрать сложно. Марго сможет это сделать, если будет умнее говорящего календаря. «Сергей, встреча с инвесторами через двадцать минут». Этого слишком мало. Двери открылись на последнем этаже. Только теперь Олег понял, что пора вдохнуть. Явно пропустил парочку вдохов, заслушавшись внезапной тирадой. — С нуля за два года? — спросил Олег. — Доставка подъехала, — он убрал руку. Звучало как оправдание. Вызвал лифт, и дверцы тут же открылись. Время для него тянулось как-то иначе. — Марго, код на стену, — послышалось из-за створок, и голос казался бодрее. — Олег считает, ты умная девочка, просто маленькая. Он улыбнулся уголком губ. 5. Недели две перед презентацией обновления в мыле бегали абсолютно все, от Серёжи до уборщиц. Олег же кроме своих забот, чтобы пронырливые журналисты не попали, куда не надо, старался помочь остальным: сортировал бумаги, отвечал на звонки и имейлы, заказывал еду в офис. И хотя он знал, что после презентации всё не закончится, утром перед ней всё равно чувствовалось какое-то облегчение. Даже влажный, холодный ветер от реки казался освежающим. Времени было шесть утра, по пути работали только пара продуктовых магазинов и ларёк с шавермой. Взял обычную, нормально позавтракать дома сил не было. На исходе были не только физические силы: с началом аврала в его жизнь пришла прекрасная ролевая игра «отправь Серёжу есть, спать и тренироваться». Первое время делать это приходилось чуть не силком. Сейчас накал поутих. После «Радуги» Олег почитал немного о том, чего лишены дети в приютах. Примерно всего. Ребёнок, о котором не заботились, не умеет заботиться о себе сам. Только в такую рань башня «Вместе» ещё дышала спокойствием. В стекле отражался тёмный, с искорками фонарей и окон Петербург. Мусорка перед дверью служебного входа была пуста. К девяти в ней с горкой будут лежать стаканчики из-под кофе. Олег в сотый раз проверил, крепко ли висят камеры, и не смог сбить ни одну. Налил свежую воду в кофе-машины и сделал себе кружечку. Серёжа как-то, спустившись, попробовал их кофе и удивился — как вы это пьёте? Олег засмеялся, потому что только Разумовский мог не справляться с яичницей, но молоть кофейные зёрна и варить их в турке. Взламывать замки в башне он пытался месяца три назад. Смена тогда выпала на выходные, и в офисе было пусто. Пробовал скрепкой (нет), ножом (и тот сломался), отмычкой с Алиэкспресса (нет, но с ощущением, что вот-вот, и получится). Это давало надежду, что журналисты тоже не справятся или хотя бы провозятся достаточно долго, чтобы их заметили. Башня наполнялась шумом, и в личку посыпались просьбы: помоги тут, доделай там. В своих ребятах был уверен, проведал их совсем быстро. В девять прозвонил будильник, и он заказал вафли. Их привезли через двадцать минут, ещё горячими. Против завтрака Серёжа обычно не протестовал. — Доброе утро, — сказал Олег, выйдя из лифта. Ответила, как обычно, Марго: — Доброе утро, Олег. — Что на этот раз? — Серёжа поднял голову и втянул воздух: — Оладьи? — Тепло. Он выложил вафли на тарелку, взял приборы и вернулся в кабинет. Серёжа кивнул ему и опустил взгляд. Олег вернулся помогать пресс-службе со звонками. В сотый раз на автомате диктуя, как проехать к башне, он открыл с телефона камеры видеонаблюдения. Сверху офис походил на муравейник. Все обещали, что перед презентацией этот муравейник будто кипятком зальют, но всё — конечно — оказалось не так страшно. На верхний этаж Олег вернулся только к часу, перед приходом визажистки. До презентации оставалось меньше двух часов. С собой он взял смузи — собирался предложить и, если Серёжа откажется, убрать в холодильник. Но Серёжа взял. Олег с сомнением отнёсся к макияжу, когда услышал об этом месяц назад. Оля из пресс-службы сказала тогда, что он просто не видел, на что был похож Серёжа в прошлый дедлайн. На видео с той презентации не было ничего особенного. Но Оля велела выделить на грим час. — Ого! В прошлый раз из вас просто человека сделать просили, а сейчас… — в глазах визажистки горел огонёк. Художник, получивший новый холст. Но первая мысль была — ребёнок с новой игрушкой. А ведь по возрасту она казалась ближе к Олегу, чем к Серёже. Она начала гладить лицо Серёжи какими-то остро пахнущими отдушкой салфетками. Улыбчивая, энергичная — и расслабившийся, закрывший глаза Серёжа. Между ними хотелось встать. — Олег, может, спустишься к девчатам? Мы с Марго позовём, если что, — улыбнулась Оля. — Если только на Марго вас оставить, — усмехнулся он. — Спасибо за доверие, Олег, — ответила Марго, и он вдруг понял, каким привычным, практически родным стал её голос. Кисть в руках девушки казалась продолжением пальцев. Зайдя в лифт, Олег бросил последний взгляд на кабинет. И встретился глазами с Серёжей. Час прошёл достаточно спокойно, Олег даже успел сесть пообедать. Кусок, правда, в горло не лез, но он хотя бы пытался. Шум прибывших журналистов слышался даже с соседнего этажа. По стенам коридоров развесили «закулисные» фото и смехуёчки из рабочих чатов. В общий чат уже начали кидать посты пришедших блогеров. Олег надел наушник и спустился к выходу на сцену. На пять балконов уже начали заходить люди. Снизу они казались совсем небольшими. Он нашёл взглядом своих ребят: по двое на каждом балконе. Плюс входная группа, этажи и конференц-зал. — Наушники у всех работают? — спросил он. — Пересчёт. Всё шло как по маслу. К перекличке со смешком присоединилась Оля из пресс-службы: им координировать потоки людей. — Олег, Оль, слышно? — прозвучал в наушник голос Разумовского. — Ага, — только и смог сказать он. Идея хорошая: если придётся что-то озвучивать, Серёжу будут слушать. За спиной открылась дверь. Олег обернулся, хотя прекрасно знал, кто идёт. От увиденного перехватило дыхание. Он видел Серёжу взмокшим после тренировки, раскрасневшимся, тяжело дышащим, и руки зудели от желания коснуться. Сейчас же в его сторону было страшно дышать: перед Олегом стояло произведение искусства. Наверное, он так и застыл, и хорошо, если не с открытым ртом. — Олег… Они смотрели друг другу в глаза. Голубые глаза, нежная, светившаяся изнутри кожа. Яркие, как после ягод, губы. Олег почти почувствовал вкус спелой, сладкой черешни на своих. Даже вблизи косметика была едва заметна. Серёжа попробовал снова: — У меня… Никому… Ты… Олег обнял его. Шёлк рыжих волос щекотал скулу. Даже через рубашку жгла теплота кожи. — Я знаю. Всем телом чувствовал, как он выдохнул. Каждой клеткой. Он знал, что за этот дедлайн команда успела больше, чем за прошлый. Что Серёжа не выживает на энергетиках, а Оля на новопассите. Наверное, это было не всё. Может, Серёжа совсем не про то думал. Узнать времени не было: Марго закончила свою часть речи и представила Серёжу. Пришлось выпустить его из рук и подтолкнуть в спину. Он помогал в пресс-службе, когда там писали текст выступления. Больше технических подробностей. Меньше. Шуток добавить. Убрать половину, это не стендап. Шутку про лицемерие — что сам Серёжа очкам предпочитает линзы — было жалко до сих пор. Больше пользовательского опыта. Намекнуть на пасхалку с разными виджетами. Убрать, потому что слишком просто. Выход Серёжи встречали аплодисментами. Наверняка не раз ему снились кошмары, что будут гнилые помидоры и свист. А Оля могла говорить в наушник для того, чтобы подсказать, если он речь забудет. Журналистов рассредоточили по пяти балконам, чтобы не создавать ощущения толпы, но они, маленькие, как песчинки в глазу, всё равно с трёх сторон нависали над Серёжей. Через месяц — выступление перед акционерами. Всё ещё велись споры, так же их рассредоточить или рассадить в конференц-зале. Олег вдохнул вместе с Серёжей. На балконах же затаили дыхание. Посетители замерли, как восковые фигуры. Слышно было жужжание дрона, от которого Оля ждала интересных кадров в их трансляцию. Олег обводил взглядом посетителей. Он знал, что младшему блогеру шестнадцать, старшему журналисту — пятьдесят два. Но снизу все срастались в единую массу среднего возраста. Серёжа остановился у центра сцены. Когда они репетировали презентацию, Оля пыталась научить его ходить по сцене — медленно, основательно, обращаясь к каждой части публики, к отдельным людям по всему залу. Стоило ли говорить, что затея провалилась. Ужаснее всего была попытка Оли диктовать в наушник, что делать. Серёжа двигался, как марионетка в неловких руках, и его хотелось унести подальше. Олег с трудом досмотрел ту речь до момента, когда Оля наконец не сдалась. — Жаль, нельзя записать это у себя за столом, как обращение президента, — сказал Серёжа, уходя со сцены после очередной попытки. За Серёжей всё ещё следили в полной тишине. Внимательные, серьёзные лица. Девушка с красными волосами ехидно щурилась. Многие наклоняли голову, неосознанно демонстрируя интерес. Короткая речь уже перевалила за середину, когда Олег почувствовал что-то странное. Он давно научился не игнорировать интуицию. Обшарил взглядом помещение ещё раз и понял, что же его напрягло. На краю балкона третьего этажа, в глубине, почти у стены стоял мужчина с телефоном в объёмном чёрном чехле. И глубоко дышал. В среднем человек делает один глубокий вдох на серию мелких. Точнее он не помнил, этого обычно хватало с головой. Он нажал кнопку на наушнике. — Стас, Макс, мужчина справа, на два-тридцать. Похоже на паническую атаку, не тор… Мужчина задержал дыхание, и телефон в его руках намертво застыл. Блядь. Серия глубоких вдохов и выдохов, пауза в пять-шесть секунд… выстрел снайпера. Как по учебнику. Кнопка на наушнике. — Серёж, падай, — твёрдо, спокойно. — Сейчас! Выстрел грохнул практически одновременно с его криком. Он не знал никаких молитв, хотя слышал их от сослуживцев, и только думал: «Пожалуйста, пожалуйста». Серёжа лежал на полу, Олег побежал, на ходу доставая жгут. Перед лежавшим на спине Серёжей опустился на корточки. Под софитами жарило как в пустыне. На чёрном полу ничего не было видно — ни следа от пули, ни крови. Мимо или нет? Пальцами зацепил кровь на полу. Нет. Пожалуйста. Нет! Тремя пальцами надавил на шею, между мышцами и трахеей. Боковым зрением заметил, как парни подбежали к мужчине на балконе. Пульс был, птичьи-частый, наполненный. Рука дрогнула. Серёжа открыл глаза и тут же прикрыл их. Олег положил ладонь ему на лоб, чтобы не шевелился. Мало ли, что он сломал. Кожа была влажной и липкой от пота. — Марго, — его голос всё ещё передавался на весь зал. — Где я остановился? Погаси свет и дорасскажи, — Серёжа звучал нервно, но чувствовалось, как он старался взять себя в руки. Как когда ему возражали на планёрках и переговорах. Выдох получился судорожным, свистящим. Свет был выключен — Марго или Олей — и подбежали врачи. Начал успокаиваться собственный пульс. Рутинная поездка в больницу. Всю дорогу Олег прижимал к затылку Серёжи повязку, чтобы меньше кровило, пока врач скорой заполнял бумаги. Серёжа цеплялся за его руку, но на вопросы отвечал спокойно, по делу. Швы. Энцефалограмма, чтобы исключить развитие эпилепсии. В башню они вернулись к вечеру. Олег впервые сел на заднее сиденье к Серёже. Тому прописали постельный режим и на два дня никакого чтения и экранов, так что Волков читал меню доставок вслух. Мимо плыли огни фонарей, окон и вывесок. Серёжа лежал головой на его коленях, и он впервые не стал нудеть про ремень безопасности. Зашли в лифт. Никто из них не произнёс ни слова о том, что они держались за руки. — Марго, как презентация закончилась? — Я была на высоте, — в её голосе прохлады было меньше обычного, и «добрый вечер» она опустила. Олег понял, что зря её недооценивал. — Добавила шуток из старых вариантов и рассказала, что буду делать. — Молодец. — Мне позвонить в экстренную службу? Серёжа засмеялся. — Ага. Я виновен в жестоком недостатке комплиментов в твой адрес. Тёмный кабинет Серёжи, мирная панорама Петербурга, сверкавшего огнями, всё это казалось чем-то очень далёким. На журнальном столике стоял букет цветов, сине-фиолетовый, в гамме приложения. На экран во всю стену Олег смотреть не мог — там горел логотип «Вместе», такой же, как на полу во время презентации. Прошли мимо кухоньки в спальню. Там такой же букет стоял на стеклянном столике, сместив стопку книжек и блокнот с карандашом. — Принесёшь воды? Первое, что Серёжа сказал ему после выстрела. Олег нарочито медленно выбрал стакан и наполнил его из крана, который шёл от фильтров. Когда он вернулся в спальню, Серёжа уже лежал в пижаме на правом боку, чтобы не тревожить свежие швы. На фоне чёрного шёлка с какими-то дикими цветами он казался особенно бледным. Олег сел рядом, поставил стакан на тумбочку. Там тоже лежали блокнот и ручка. Олег закрыл его, чтобы поставить воду, но успел разглядеть набросок мужской фигуры, как у барельефов за его столом. Серёжа вновь взял его за руку. — Я не только Марго задолжал комплиментов. Весь день хотел сказать тебе спасибо. Так действительно больше успеваешь, когда ты отбой устраиваешь. Я никогда… — он рвано вздохнул. — Ночью просто требовали, чтобы нас, паршивцев, не видно и не слышно было. И ещё… я когда… Я привык, что ты рядом… не уходи, пожалуйста. Олег наклонился и поцеловал его в щёку, отодвинув волосы. — Спи. Я буду здесь.