***
Он остается в прострации до следующего тренировочного матча Некомы против Карасуно через несколько недель, где он встречается с Хинатой. Хината младше на год и почти его полная противоположность в плане энергии и энтузиазма, но всегда было что-то такое, что заставляло Хинату писать ему три раза в день, а Кенму отвечать. Кенма не любил переписываться, и он не особо любил людей, поэтому это было почти беспрецедентно, как сильно он привязался к другому мальчику. Какое-то время он надеялся, что Куроо может заревновать его, видя, как Кенма позволил Хинате залезть на него, обнять и погладить по волосам, как будто он был котом, но после нескольких таких сцен Куроо просто пожал плечами и перестал обращать на это внимание, и Кенма понял, как неправильно он себя повел. Ему нравился Хината, потому что он был полон энтузиазма, но никогда ничего не требовал от Кенмы, почти как Куроо. Хината был веселым, энергичным и часто слишком шумным, но он позволял Кенме молчать и даже не моргнул, когда Кенма однажды появился в юбке. Он просто принимал Кенму таким, какой он есть, и, похоже, ему нравился такой Кенма, он не просил его меняться, хотя даже Куроо хотелось, чтобы Кенма хоть изредка был более общительным. Кенма никогда не показывал, как ему было больно знать, что проводить время с ним наедине было для Куроо недостаточно, но после нескольких поистине катастрофических вечеринок Куроо перестал его приглашать. Кенма даже не был в основном составе тренировочного матча, но он присутствовал, потому что был более опытным и, конечно, более спокойным, чем Инуока, капитан, а команда нуждалась в любой помощи, которую они могли получить. Хината, второй капитан Карасуно, разрушил любые намеки на напряженность, перепрыгнув через боковые линии и обняв Кенму. Кенма отложил свой PSP и позволил Хинате кричать ему в ухо о том, что наконец-то кого-то еще кроме него тошнит в автобусе. Их тренеры и большинство первогодок, которые никогда не играли против устрашающе известного Карасуно, расслабились, а Кенма задался вопросом, является ли это суперсилой Хинаты, так легко справляться с неловкими ситуациями. Хината, как второгодка, все еще играл, и его ужасающая быстрая была — если это возможно — еще более ужасающей. Кенма снимает их на видео и отправляет Куроо, который в ответ отправляет ему целую строку восклицательных знаков. Впервые за неделю они разговаривают. Когда они делают долгожданный перерыв на обед, Кагеяма хватает Хинату, просунув один палец за воротник его футболки, и Кенма думает, что он единственный, кто не обращает внимания на крики и видит, как лицо Хинаты становится красным. — Так ты встречаешься с Кагеямой? — спрашивает он вечером, когда они с Хинатой сидят на скамейке в парке и смотрят, как кот ест какую-то дрянь. Хината давится молоком, и Кенме приходится пару раз сильно ударить его по спине, пока молоко не перестает капать у него из носа. Щемящее чувство нежности расцветает где-то в его груди. Мерзость, — говорит он, хотя и не уверен, обращается он к Хинате или к самому себе. — Откуда ты знаешь?! — восклицает Хината, и Кенма практически видит, как перья Хинаты вздымаются от шока. Он не боится, просто удивлен. Хината ожидает, что его примут и поймут так же легко, как он принимает всех остальных. Самое меньшее, что Кенма может сделать — это не реагировать. — Вы не настолько очевидны, если ты это имеешь в виду. Я не знал, пока ты сам не сказал мне. Это наверное просто из-за того, как вы ведете себя рядом друг с другом. — Но я всегда был таким рядом с Тобио! — кричит шепотом Хината, практически как Инуока. Кенма бросает на него понимающий взгляд, и Хината громко стонет, откидывая голову назад так, что она ударяется о деревянную скамью. — Он мне так нравится, Кенма, ты даже представить себе не можешь. — К сожалению, могу, — говорит Кенма и поджимает губы. Он не хотел этого говорить. Глаза Хинаты сверкают, и он снова садится прямо, скрестив ноги и обхватив пальцами ступни. Его друг действительно очарователен. — Кто? Кто это?! — он действительно очень хочет это узнать. Кенма прикрывает его рот рукой, и, к счастью, Хината не облизывает его ладонь, как это сделал бы Куроо. — Ты разговариваешь, как тот капитан Фукуродани в прошлом году, помнишь его? — Кенма действительно не пытается сменить тему, но это проще, чем — Хината бросает на него взгляд, который говорит сам за себя. Кенма лишь качает головой. — Я ему не нужен. — Хината бросает на него сердитый взгляд. Кенма убирает свою руку, потому что знает, что сердится Хината не на него. — Кто, черт возьми, не захочет тебя? Ты великолепен! — восклицает он. — О нет, — раздается сухой голос позади них. — Мой парень хвалит другого мужчину. Мое сердце разбито. Что же мне делать? — голос Кагеямы как всегда ровный, но глаза сверкают. Кенма на удивление чувствует ревность. Хината закатывает глаза, но берет у Кагеямы коробку молока и передает ее Кенме. Коробка все еще холодная после торгового автомата. — Иногда мне кажется, что у него серьезные проблемы с головой, — говорит Хината. — Он купил молоко всего двадцать минут назад, и вот оно снова здесь. Разве он не мог принести газировку или что-то в этом роде? — Это полезно для тебя, придурок! — Кагеяма ударяет его по затылку, но мягко, и это больше похоже на ласку, чем на настоящий удар. Кенма дрожит, но на самом деле ему не холодно. Хината, конечно, замечает это первым. — Эй, Кенма, что случилось, ты в порядке? — он берет руки Кенмы в свои, кудахчет над тем, какие они холодные и трет пальцы Кенмы между своими, пытаясь согреть его. Это похоже на жест, которому он научился у кого-то, и Кенма задумывается, перенял ли он его от матери или от Кагеямы. Кагеяма сбрасывает свою куртку и набрасывает ее на плечи Кенмы. Это должно было смутить Хинату, но в его глазах не было и тени сомнения. Кенма не думает, что Хината способен ревновать. Ну или он просто безумно уверен в Кагеяме и их отношениях с ним. В любом случае, Кенма сгорает от зависти. — Меня даже никогда не целовали, — шепчет Кенма, и они оба все еще дрожат от волнения. — Я никогда не целовался, а Куроо говорит, что не хочет быть с девственницей. Хината рычит, оскалив зубы, и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Кагеяма накрывает его голову полотенцем, и этого достаточно, чтобы он заткнулся. — Шое, сходи за горячим чаем. Они все еще подают ужин в столовой. — Тобио, но… — Пожалуйста, Шое. Хината стягивает полотенце с его головы и кивает, его плечи напряжены. Он подходит к Кенме, чтобы на мгновение обнять его, а затем уходит. Кагеяма придвигается чуть ближе к Кенме, так что их бедра прижимаются друг к другу. Он удивительно теплый для человека с таким холодным выражением лица. — Хината сказал мне, что ты не из тех, кто соблюдает формальности, поэтому я буду относиться к тебе как к одному из его ближайших друзей, а не как к семпаю, хорошо? Кенма кивает и слегка жалеет, что Хинаты нет рядом. Он знает, чего ожидать от Хинаты, но Кагеяма — это нечто новое, неизвестное. — Я более или менее похож на тебя. Я не люблю людей. Я не люблю толпы. Я не люблю пустую болтовню. Единственное, что мне нравится, это волейбол, и если бы я мог играть в него без команды, я бы это сделал. Кенме это знакомо. — Я не собираюсь сильно распыляться, потому что у нас есть всего несколько минут, прежде чем Хината вернется и спрячется за кустом, чтобы подслушать. Я провожу большую часть времени с Хинатой, и эта история про девственность все еще самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал в своей жизни. Я не очень хорошо знаю Куроо. Он хороший волейболист и помогал Цукишиме в прошлом году, даже когда в этом не было необходимости. Он кажется приличным парнем, да и Дайчи-сан хорошо о нем отзывался. Но если он не может принять тебя таким, какой ты есть, тогда не имеет значения, насколько он хорош. Ты один из лучших друзей Хинаты. Ты умен, и я знаю, что ты уже поступил в Токийский университет во время раннего приема, а еще у тебя есть стажировка в Sega, и я знаю, что вы собираетесь стать всемирно известным геймдизайнером. Ты нечто большее, чем просто твой сексуальный опыт, понимаешь? — Кагеяма опускает голову и краснеет, внезапно смутившись, его убедительная речь на мгновение прерывается. — Я тоже думал, что навсегда останусь один. Натсу-тян, сестра Хинаты, постоянно твердила мне, что это нормально — ничего и никого не хотеть, и глупо быть с кем-то только ради этого. Но я все еще хотел Хинату, и я думал, что такой яркий человек, как он, никогда не захочет кого-то вроде меня, верно? Кенма не задумываясь кивает. — Он успел рассказать тебе, как мы сошлись? — он спрашивает. Кенма качает головой. — Я послал сообщение Натсу-тян, потому что она маленькая, смешная и невероятно умная. Она напоминала мне Шое. Я жаловался ей, что какая-то девчонка в классе положила глаз на Шое и что я никогда не буду достаточно хорош для него. Я надеялся получить совет о том, как ухаживать за ее братом. Жалкое зрелище, не так ли? Кенма думает, что если бы он был на месте Кагеямы, он умер бы от стыда. Сам же Кагеяма краснеет даже при воспоминании об этом, но все равно продолжает свой рассказ: — Этот придурок появился у моего окна в два часа ночи. Его велосипед остался у магазина, так что он пробежал весь путь, просто чтобы поговорить со мной. Моя мать отвезла его обратно, но не раньше, чем он, стоя под моим окном, успел выкрикнуть свое признание на всю округу. Потому что он тупица, — добавляет Кагеяма чуть громче, и Кенма понимает, что Хината стоит где-то у него за спиной. Он слышит раздраженное цоканье из-за ближайшего куста, и это настолько абсурдная ситуация, что он не может не улыбнуться Кагеяме, который улыбается ему в ответ. Его глаза добры, и Кенма понимает, что Хината нашел в нем. — Я так сильно завидую вам обоим, что мысли путаются в голове. Мне кажется, что внутри меня чего-то не хватает, потому что я не хочу никого кроме него. Я даже не хочу думать ни о ком другом, а он никогда не будет думать обо мне так. Неужели я настолько плох, что он даже не… он никогда не… Я просто так устал слушать о других девушках… — Кенма замолкает. Хината кладет руку ему на плечо. — Можно я тебя поцелую? — шепчет Кенма и мгновенно жалеет, что сделал это, жалеет и желает, чтобы он мог вернуться назад и не произносить этих слов. — Просто попробовать? — слова вылетают из его рта прежде, чем он смог остановить их, и он хочет провалиться под землю и просто умереть, как же он молится о сладких объятиях смерти. Хината бросает взгляд на Кагеяму, и тот внезапно наклоняется, так быстро, что Кенма даже не успевает вздрогнуть. Рука Хинаты по-прежнему нежно лежит на плече Кенмы, а губы Кагеямы мягко прижимаются к его собственным. Он слегка задыхается от шока, а язык Кагеямы, теплый и влажный, проникает в его рот. Сердце Кенмы громко стучит в груди и как будто вот-вот выскочит от шока. Наступает момент тишины, когда Кагеяма отстраняется, а затем рука Хинаты оказывается на его подбородке, поднимая его лицо, и прежде чем Кенма понимает, что происходит, Хината наклоняется, чтобы поцеловать его. Это совершенно другой поцелуй, потому что губы Хинаты потрескались, и он гораздо более напористый, чем Кагеяма, хотя такой же нежный. Его пальцы крепко держат подбородок Кенмы, и на секунду, когда его голова наклонена вверх, чтобы целовать Хинату, Кенма задается вопросом, каково это целоваться с Куроо, который был намного выше его, чьи плечи были шире, а спина мускулистой и сильной. Кто был бы достаточно силен, чтобы поднять Кенму и… Хината отстраняется и вытирает слезы со щек Кенмы, которые он сам даже не заметил. — Видишь? — говорит он. — С тобой все хорошо, честное слово! Мы оба так считаем! — говорит он, и Кагеяма кивает рядом. Он не уверен, когда Кагеяма успел взять его за руку и сжать его пальцы в своих, но это самая добрая вещь, которую кто-либо сделал для него за долгое время. Когда Хината притягивает его к себе, чтобы обнять, Кенма прижимает свое лицо к его толстовке и позволяет себе заплакать.***
Учебный год заканчивается через месяц в суете из-за экзаменов и заявлений в университет. Кенма, который всегда уделял много времени учебе, не беспокоится. Куроо звонит раз в две недели, но в основном он жалуется на загруженность по учебе и экзамены и лишь изредка на то, что никто — ни мужчина, ни женщина — не хочет с ним встречаться, потому что у него огромные мешки под глазами и нет времени уложить волосы. Кенма прикусывает язык, чтобы случайно не предложить ему свою кандидатуру. Первыми гостями в его комнате в общежитии стали Хината и Кагеяма. Они проводят все выходные, поедая его еду, играя в его игры и обнимая его на диване, и когда они уходят, Кенма чувствует себя новым человеком. Его второй гость — это Куроо, и Кенма даже смеется над его шутками и наслаждается ошеломленным выражением его лица. Он думает, что хорошо справляется со своей влюбленностью и научился жить с ней, в любом случае в Токио у него началась хорошая жизнь. Он держится подальше от волейбольных площадок. У него все еще нет никакого желания посещать студенческие вечеринки, но оказывается, что студенты с его факультета проводят вечеринки, которые намного веселее, чем те, которые Куроо заставлял его посещать, когда они были в Некоме. Кенма все чаще выходит на улицу выпить пару кружек пива и получает репутацию самого жестокого игрока в Rainbow Road. Однажды Куроо появляется на вечеринке, устроенной каким-то популярным студентом-игроманом — редкое совпадение их социальных кругов. Он привел с собой девушку. Это та самая девушка, которая обыграла его в Rainbow Road, и с которой Куроо, по-видимому, часто тусовался в последнее время. Кенма понимает, что это значит, и категорически отказывается играть против нее, притворяется уставшим и рано уходит домой. Его одногруппник, друг с одного из многочисленных курсов, позже рассказывает ему, что Куроо и его девушка не задержались надолго. Кенма отменяет свои планы с Куроо на следующей неделе и вместо этого посещает Хинату. Оглядываясь назад, он, вероятно, должен был позвонить заранее, потому что, когда Хината и Кагеяма приезжают на вокзал, чтобы забрать его, оба выглядят так, будто спали всего несколько часов, но не бросают на него ни одного злого взгляда. Хоть они и не хотят, чтобы Кенма чувствовал себя третьим лишним, это все равно происходит. Он извиняется за вторжение, но они не обращают на это внимания. Кагеяма бросает сумку Кенмы в угол своей спальни, где Хината, по-видимому, проводит половину своей жизни, и тянет Кенму на кровать рядом с собой. Хината ложится с другой стороны от него и просовывает бедро между ног Кенмы, они обнимают его, пока не засыпают. Кровать пахнет потом и выстиранным бельем, а в комнате пахнет подростками. На потолке старые, светящиеся в темноте звезды, а Кенме восемнадцать лет, и он одинок. Когда он просыпается, лицо Хинаты прижимается к его шее, а волосы щекочут Кенме нос. Они мягкие и пушистые под его подбородком и почти слишком оранжевые. Рука Кагеямы лежит у него на животе, в нескольких дюймах над эрекцией, а Кенма замирает. — Сделает ли это наши отношения странными? — вдруг шепчет Кагеяма. Кенма даже не заметил, что тот он проснулся. — Я люблю Шое, а он любит тебя. Не романтически конечно, но ты один из его лучших друзей. Я знаю, что он нравится тебе, но не в этом смысле. Тебе станет легче или будет еще хуже, если мы сделаем это? Это, возможно, самая странная ситуация, в которой Кенма когда-либо бывал, потому что он знает, что его друзья объективно привлекательны, но он никогда не испытывал к ним влечения в этом смысле, хоть и задумывался об этом. Он издает смешок. — Кагеяма-кун, я не понимаю, как люди могут говорить, что у тебя нет сердца. — Это не из жалости, ты же знаешь, — говорит Кагеяма, игнорируя его последнюю фразу, несмотря на румянец. — Я знаю. Меня бы здесь не было, если бы вы вам было меня жалко, - В ответ на это Хината целует его в шею, показывая что он проснулся. — Как бы то ни было, — говорит он хрипло, — Я не думаю, что это будет слишком странно. Кагеяма кивает, и это немного странно, что его друзья так беспокоились о нем, что обсуждали такие вещи за его спиной. — Я думаю, что нет никого, кому бы я доверял больше, чем вам двоим. Я не думаю, что влюблюсь в кого нибудь из вас после секса, но даже если, то я не буду вас беспокоить. Я обещаю. Хината кусает его шею, а Кагеяма щиплет за бок, заставляя пискнуть. — Не будь тупицей, Кенма. Люди не влюбляются из-за секса. Только не говори мне, что это то, что сказал тебе глупый Куроо. Хината рычит, но Кагеяма целует его прежде, чем он успевает что-то сказать. Это похоже на отработанный прием. — Хината, — объясняет Кагеяма, отстраняясь, чтобы перевести дыхание, — дай ему подумать. Это ничего не значит, — говорит он, поворачиваясь к Кенме. — Это не бессмысленно, потому что Хината любит тебя, и ты мой друг. Мы не будем относиться к тебе по-другому после этого, и я обещаю, что это не разрушит наши отношения, если это то, о чем ты беспокоишься, единственное, о чем тебе следует побеспокоиться — это о том, хочешь ли ты этого или нет. Честно говоря, Кенма никогда не думал, что такое вообще возможно. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то может захотеть быть с ним так, и это было не совсем то, о чем он думал, когда планировал избавиться от своей девственности. Он рассчитывал заплатить за секс, потому что каким-то образом убедил себя, что никто никогда не захочет заниматься сексом с девственником, кроме других девственников. Чем старше он становился, тем меньше было людей, с которыми он мог легально заняться сексом, а количество его знакомых, которые были девственниками и которым он доверял, было ничтожно мало. Все его планы и теории развалились, когда Хината и Кагеяма, которые оба явно не девственники и которым он доверял, захотели быть с ним. — Это будет что-то вроде эксперимента? — спрашивает он, подавляя желание закрыть лицо руками. — Что-то не имеющее последствий для реальной жизни? — Тобио уже считает, что секс и девственность никак не влияют на реальную жизнь. И он прав, Кенма. Руки Хинаты расчесывают его волосы, и Кенме очень хочется, чтобы он был котом и мог лежать там, и больше ни о чем не волноваться. — Ты не станешь после этого другим человеком. Ты останешься прежним, только попробуешь что-то новое, как, например, новый вкус мороженого или новый сорт моти. Кенма кивает. — Но что, если я никогда в жизни не пробовал моти, а секс — это как пробовать моти в первый раз, и это изменит мою жизнь и то, как я воспринимаю вещи вещи. Я больше не буду прежним человеком и не смогу забыть, что мне понравились моти, но я никогда не смогу попробовать их снова. А что тогда? Хината моргает от этой аналогии и наклоняет голову, размышляя. Они оба любят моти, так что, возможно, сравнение несправедливо. Кагеяма цокает языком и щиплет Хинату, игнорируя его попытку отомстить. — Тупица. Ты можешь попробовать моти в первый раз, он может тебе понравится или же нет, но ты все еще тот же человек, каким был. Неважно, что ты делаешь, ты можешь узнавать что-то новое о мире или о себе, но ты все равно остаешься собой, и ничто не может этого отнять. Жизнь будет продолжаться независимо от того, нравится моти одному конкретному тупице или нет. Хината моргает и улыбается Кагеяме. — Ты прав, Тобио. Он прав, — говорит он, поворачиваясь к Кенме. Кенма задумывается, а затем кивает, решимость наполняет его тело. — Хината-кун, Кагеяма-кун, пожалуйста, позаботьтесь обо мне. И они исполняют его просьбу. На следующий день Кенма расслаблен, сыт, его тело немного болит от напряжения, он немного липкий из-за пота и он немного ушибся после падения с кровати. Нет ничего такого, чего он бы не чувствовал раньше, играя в волейбол. Все это очень привычно, а Хината и Кагеяма относятся к нему так же, как и всегда. Что-то внутри него успокаивается, потому что он не знал, чего ожидать, но это было великолепно, и, возможно, он себя немного накрутил, но теперь, когда у него был секс, это перестало быть непреодолимым барьером, и он присоединился к лиге не-девственников, что приносило невероятное облегчение. Впервые за несколько недель он смог вздохнуть полной грудью.***
Он хочет рассказать Куроо, правда хочет. Просто не выдается удобного момента. Он и не появляется вплоть до тренировочный матча в следующем году, когда Хината с Кагеямой поедут навестить своего любимого семпая, а Кенма поедет навестить Хинату, Кагеяму и Льва, который прилип к нему, как жвачка. Куроо утверждает, что он собирается проводить с ним больше времени, но это странно, как они учились в одном университете и жили не более чем в пятнадцати минутах друг от друга, а Куроо проводил с ним не так уж много времени. Кенма только пожал плечами и не стал возражать. Куроо волен идти, куда хочет и делать, что хочет. Кенма уже почти привык к пустоте в груди, когда Куроо идет куда-нибудь без него. Почти. Это невероятно ностальгично, когда появляются Фукуродани вместе с Бокуто, Акааши и кучей других идиотов, возвращающихся к своему волейбольному прошлому. Бокуто уже пять минут буквально просто ухает Куроо в лицо. Кенма немного скучал по таким моментам, потому что это напоминает ему о временах, когда он не знал, насколько сильно он был в дерьме из-за Куроо. В конце концов они решили сыграть в Я Никогда Не, потому что, по-видимому, все застряли в подростковом возрасте. Ямагучи, теперь с пучком и кучей пирсингов, достает бутылки сакэ из рюкзака после того, как младшие ложатся спать. Они занимают пустой гимнастический зал и тихо включают музыку, чтобы не потревожить тех, кто уже спит, потому что у них на следующий день игра. Все знали, что волейбол на первом месте. Делаются ставки на то, кто победит, и кто-то (Хината) чуть не разбивает окно чрезмерно сильным ударом. Кенма как раз собирался погрузиться в ностальгию по собственному волейбольному прошлому, когда Акааши, предатель, произносит убийственную фразу. — У меня никогда не было секса, — говорит он и осушает рюмку, полную потрясающего саке. Раздается громкое улюлюканье и оханье, и кто-то даже роняет рюмку. Кенма опрокидывает свою рюмку, и когда последние капли сакэ попадают ему на язык, а его голова опускается, единственное, что он видит — это Куроо, сидящий напротив него с таким видом, будто весь его мир разбился вдребезги. Остаток ночи был напряженным. Они оба притворяются, что все в порядке, и не смотрят друг другу в глаза. К горлу Кенмы подступает ком, и он решает покинуть игру. Он думает, что если выпьет еще саке, то его вырвет. Его зрение затуманилось, но он не уверен, от алкоголя это или слез. Он так рад за свою асоциальную репутацию, потому что никто не обращает на него внимания, когда он берет свой телефон и уходит. Только Хината посылает ему текстовое сообщение с простым вопросительным знаком, но не настаивает, когда Кенма не отвечает. Они поняли друг друга. Когда вечеринка затихает, Куроо находит его лежащим на скамейке в парке. Возможно, это та самая скамейка в парке, на которой Хината и Кагеяма целовали его много месяцев назад. Куроо долго сидит рядом с ним и не произносит ни слова, потому что, кажется, ни один из них не может найти в себе сил, чтобы заговорить. Когда Кенма наконец поворачивается, чтобы посмотреть на Куроо, тот не плачет, но его глаза красные и слезятся. Он выглядит опустошенным. — Кто это был? — Разве это имеет значение? — спрашивает Кенма в ответ, потому что это неправильный вопрос. Он не понимает, почему Куроо расстроен, потому что у него нет на это права. Насколько Кенма знает, именно он страдал месяцами от безнадежной тоски, в то время как у Куроо каждую неделю была новая девушка. Он с удивлением обнаруживает, что злится, хоть и тоже не имеет на это никаких прав. Полный бардак. Куроо закрывает глаза, его плечи напряжены. Он выглядит меньше своего роста и немного моложе. — Ты не рассказал мне… — Да, — признает Кенма, — я не мог понять, как это сделать. Я и не думал, что тебе будет не все равно. При этих словах по щеке Куроо скатывается слеза, и Кенма в шоке. Он не понимает — происходит ли здесь что-то помимо простого расставания лучших друзей. — Я не думал, что что-то может причинить мне такую боль, Кенма. Лучше бы я никогда не уезжал в университет. Лучше бы я никогда не оставлял тебя одного. — Я не понимаю, Куро. Я совсем не понимаю, что здесь происходит. — Что происходит, так это то, что я влюблен в тебя, а ты покинул меня и движешься дальше. Мир резко останавливается, и в ушах Кенмы раздается звон, заглушающий любые звуки. Куроо продолжает, но Кенма не уверен, что он сможет понять о чем тот говорит. — Я знал, что должен был сказать тебе раньше, может быть, если бы я признался, у меня был бы шанс, но ты не просто нашел кого-то, ты даже не рассказал мне о них. А я не признался, потому что думал, что ты сочтешь меня отвратительным, и я потеряю нашу дружбу. Похоже, я все равно потерял твою дружбу, боже, Акааши был прав. Я идиот. Кенма был прав. Он ничего не понимает. — Ты говорил, что не будешь встречаться с девственницей, — выпаливает он. Слова едва ли имеют смысл из-за того как быстро он их произносит, но они тяжело оседают в пространстве между ним и Куроо. Куроо застывает в ужасе и закрывает лицо руками, но Кенма все еще может слышать его рыдания. Возможно, это один из самых душераздирающих звуков, которые он когда-либо слышал. Кенма хочет прикоснуться к нему, но он не уверен, что это что будет уместно в данной ситуации. — Черт, я был не прав, это еще больнее, о боже, Кенма, пожалуйста, скажи мне, что ты не нашел кого-то только из-за того, что я сказал… Кенма ничего не говорит, но кладет руку на колено Куроо. Рыдания Куроо звучат так, будто они доносятся откуда-то из глубины его души, как будто они ломают его ребра, как будто они причиняют ему невероятную боль. Они не громкие, Кенма все еще слышит, как стрекочут сверчки в прохладном вечернем воздухе, но это все фоновый шум. Его лучший друг сидит перед ним и плачет, как будто его сердце разбито. Кенма социально неловок, но он не бесчеловечен. Он дает Куроо минуту, прежде чем тихо перебраться к нему на колени, как он делал, когда Куроо впервые сказал ему, что он напоминает ему кошку. Их роли немного меняются, так как на этот раз Кенма сжимает джемпер Куроо и прижимается к нему, в то время как Куроо держит его лицо в своих руках. Кенма хочет увидеть его, хочет встретиться с ним глазами, чтобы он был уверен, потому что есть реальная возможность, что все это просто лихорадочный сон, его пьяная фантазия. Кенма думает, что если завтра он проснется с похмелья и узнает, что у Куроо есть девушка, он сделает себе лоботомию. И все же, когда Куроо перестает плакать, Кенма продолжает гладить его по спине и не слезает с колен. — Все в порядке, — говорит он, и, возможно, это не совсем так, потому что дыхание Куроо прерывается, как будто он снова собирается заплакать. — Куроо, я был влюблен в тебя со второго курса средней школы, а ты красивый и общительный, ты мог бы встречаться с кем угодно, зачем тебе такой как я? Когда ты сказал мне … Когда ты сказал мне, это была просто еще одна причина, из-за которой мы не могли быть с тобой вместе. Я не думал… не было никакого смысла тебе быть заинтересованным во мне, и это только усугубляло ситуацию, когда я постоянно ставил галочки в твоем неидеальном списке. Я не сказал тебе, потому что у тебя было так много подружек, что это было неловко, как будто я хотел похвастаться, что наконец-то нашел кого-то, кто захотел поцеловать меня, и даже это было только из-за дружбы и жалости. Руки Куроо отрываются от лица и сжимаются на спине толстовки Кенмы, Кенма позволяет притянуть себя еще ближе в объятия. От Куроо пахнет потом, дезодорантом и стиральным порошком. Кенма позволяет себе глубоко вздохнуть и успокаивается. — Мне очень жаль, Кенма. Мне так жаль, — шепчет Куроо снова и снова, пока не начинает казаться, что у него кончились слова. — А кого ты любишь сейчас? — спрашивает он, и это звучит так, будто он готовится к удару в живот. Он, может, и заслужил его, но Кенма не будет тем, кто сделает это. Кенма моргает и отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза. Он отодвигает челку Куроо в сторону, чтобы она не закрывала его темные глаза. Он нежно проводит большим пальцем по щеке Куроо и говорит: — Я влюблен в тебя, придурок, — потому что Кагеяма проник в него не одним способом. — И всегда был, еще до того, как понял, что такое любовь. Ему все равно, как слащаво он звучит, это стоит того, чтобы глаза Куроо расширились. — Я переспал с Хинатой и Кагеямой после того, как поплакался им о тебе. — С обоими? В одно и то же время? — шепчет Куроо, широко раскрыв глаза в благоговейном ужасе. Кенма кивает. — Они одно целое, понимаешь? Я люблю Хинату, да и Кагеяма хороший друг, но я не влюблен в них. Куроо проводит длинными пальцами по щеке Кенмы, и тот внезапно жалеет, что давно не подкрашивал свои волосы, что плохо ухаживал за своей кожей, что съел ту жирную еду на вынос. Без сомнения, любая из девушек, с которыми был Куроо, была в сто раз красивее и привлекательнее него. Пальцы Куроо нежно вплетаются в его волосы, а затем он целует его в лоб. Кенма почти мгновенно краснеет, его лицо нагревается, как… как… что-то очень горячее. Слова ускользают от него. Он крепко зажмуривается, чтобы не воспламениться. — Если тебе что-то все еще не ясно, Кенма, я безумно влюблен в тебя. Я не могу насытиться тобой. Я просто думал, что ты совсем не любишь людей и просто терпишь меня. Я не хотел, чтобы мои отвратительные чувства давили на тебя. Ты мне очень давно нравишься. Кенма не знал как на это реагировать, поэтому выпалил единственный вопрос, который вертелся у него в голове: — А как же твои подружки? А как насчет девушки с Rainbow Road? — Она ничего ничего не значит, никто из них не значил. У меня было не так много, как я тебе говорил, но я притворялся, потому что это заставляло меня чувствовать себя менее жалким, а не потому, что я пытался заставить тебя ревновать, клянусь. Акааши и Бокуто, вероятно, слышали о тебе столько же, сколько Хината и Кагеяма обо мне. Кенма глубоко вздыхает, когда Куруо целует его в щеку. Куроо сжал руки Кенмы в своих, так что он не может отвернуться, чтобы скрыть свою реакцию на поцелуй Куроо. Он извивается, и руки Куроо опускаются на его бедра, крепко удерживая его в одном положении. Кенма вздрагивает, а затем пододвигается ближе к Куроо так, чтобы обхватить ногами его талию. Куроо откидывается на спинку скамейки и тянет Кенму так, что тот оказывается у него на груди. Темно, но Кенма чувствует тепло, исходящее от Куроо, и знает, что тот краснеет. Он заставил Куроо покраснеть, он чувствует, что мог бы потерять сознание, если бы не твердая хватка Куроо на его бедрах. — Жаль, что я не был твоим первым, — шепчет Куроо и целует кончик носа Кенмы. Кенма морщит лицо, а Куроо делает это снова. — Я тоже этого хотел, но я все еще не понимаю, почему ты сказал мне, что не будешь встречаться с девственницей, это ведь не имеет значения. Девственность — это социальный конструкт, не влияющий на реальную жизнь. Сестра Хинаты очень хорошо разбирается в таких вещах. Куроо глубоко вздыхает, и на выдохе Кенма чувствует запах саке. — Ты будешь сильно ревновать меня к Хинате и Кагеяме? — Я так ревную, что готов рвать волосы на голове — признается Куроо. — Хотя я признаю, что это моя собственная вина. — Разве это имеет значение? Это меняет твои чувства ко мне? — Кенма так не считает, они зашли слишком далеко, чтобы что-то подобное могло их сломить, надеется он. Реакция Куроо почти комична. — Конечно нет! — восклицает он, потрясенный. — Конечно, нет, Кенма, я обещаю это ничего не меняет. Кенма кивает и дотрагивается до лица Куроо в том месте, где шея встречается с челюстью. Он немного колючий и очень, очень милый, когда его сердце начинает стучать быстрее, из-за того что Кенма целует его шею. — Можешь кое-что сделать для меня? Кенма кивает, даже не спрашивая, что он хочет. Он готов на все ради этого человека. — Назови меня Тецуро? Пожалуйста? Только один раз? Кенма смеется, и это всего лишь легкий вздох между искривленных губ, но Куроо выглядит так, как будто весь мир, в лице Кенмы, сейчас находится у него на коленях. — В любое время, — говорит он, — Тецуро. Глаза Кенмы закрываются, и он позволяет Куроо взять все на себя. Куроо облизывает его сомкнутые губы, и Кенма позволяет своему рту открыться, чтобы Куроо мог попробовать его во всей его красе. Ему требуется все его мужество, чтобы высвободить свои руки из мертвой хватки на воротнике Куроо и запустить их в мягкие черные волосы. Куроо издает тихий хриплый звук, так что Кенма сжимает пальцы и слегка тянет, это самая смелая вещь, которую он когда-либо делал. Он вознагражден тем, что рот Куроо обмяк в стоне, давая ему возможность провести языком по линии зубов Куроо. Ему перестает хватать воздуха, и дышать становится все труднее, но он не может заставить себя оторваться, пока Куроо не сделает вместо него. К этому моменту они оба уже задыхаются и дрожат в холодном вечернем воздухе. Он все еще тянется ко рту Куроо и кусает его за нижнюю губу. Ему очень нравилось целоваться с Хинатой и Кагеямой, но это совсем другое. Это зависимость. Он не может вынести ни секунды, когда не целует Куроо, не знает, как ему справиться с неизбежной разлукой, и ему все равно. Не тогда, когда длинные пальцы Куроо обхватывают его лицо и он выглядит таким же разбитым, каким чувствует себя сам Кенма. Чувства переполняют его и он прячет лицо в шею Куроо и обнимает его так крепко, как только может. Куроо обнимает его в ответ, и ему кажется, что это самое безопасное место в мире. — Ты идиот, -шепчет Кенма. Куроо кивает. — Я знаю, Кенма, я знаю. Кенма знает, что он все еще думает обо всей этой истории с девственностью. — Нет, ты идиот не из-за этого. Ты идиот, потому что ничего не понял. В кого еще я мог бы влюбиться? Ты мой лучший друг, и ты знаешь меня лучше, чем кто-либо в мире, даже лучше, чем я сам знаю себя. Как ты мог подумать, что я не полюблю тебя? Куроо раздраженно вздыхает, и его дыхание заставляет Кенму дрожать. — Наверное, я говорил себе то же самое, что и ты все это время. Что наша дружба слишком важна, чтобы рисковать. Прости, что я так странно повел себя. Я знал, что это отразится на тебе, но я не понимал, как по-другому справиться со своими чувствами и как реагировать. Единственное, что пришло мне в голову, — это ограничить наше с тобой общение. — Если ты еще когда-нибудь сделаешь нечто подобное, я сам тебя выслежу и надеру тебе задницу, — сказал Кенма, нахмурив брови. — Или ты попросишь своих парней сделать это для тебя? Я заметил, что Кагеяма и Хината сердито смотрели на меня сегодня, но я просто не мог понять, что я такого сделал, чтобы разозлить их. Ты уверен, что они не ревнуют? Кенма фыркает: — Я абсолютно уверен. Но они, вероятно, помогут, если ты снова решишь повести себя как идиот. Куроо смеется, и это звучит немного жалко. — Ты превзошел меня, котенок. Секс втроем в твой первый раз, я не могу в это поверить. У тебя должно быть стальные когти, что ты так крепко ухватился за это. — Беру все свои слова обратно, я ненавижу тебя, — Кенма ворчит, но кусает Куроо за ухо, чтобы смягчить боль от его слов. Куроо целует его ухо в ответ и улыбается, Кенма это чувствует. Это оставляет чувство чего-то теплого и мягкого в его груди. — Я тоже люблю тебя.