cursed heritage

— избавь меня, господи, от вечной смерти в тот ужасный день, когда небо и земля содрогнутся, и ты явишься в огне судить мир. я охвачен трепетом и страхом, пока не пришел день расплаты и ярости: день гнева, катастроф и страданий, день великий и самый ужасный, - монотонно звучит голос священника, что держит в руках католическую книгу псалмов и изредка трет глаза за маленькими очками, сидящими на переносице, — вечный покой даруй им, господи, и свет непрестанный пусть им сияет.[1] тэхен слушает вполуха псалмы и молитвы, которые зачитывает священнослужитель, пропускает мимо ушей, как все говорят «аминь», и молчит всю процессию, стеклянными глазами уставившись на закрытый гроб с белой лилией сверху. брат любил эти цветы, и сейчас они ему особенно подходят. как иронично, что первый букет своих любимых белых лилий брат получил только на свои похороны. тэхен сжимает руки в кулаки, изо всех сил пытаясь не удариться в чувство вины. — тэхен, - тихо шикает кто-то рядом, и ким возвращается в реальность, из которой хочется разве что сбежать и больше никогда не возвращаться. перед опусканием гроба в могильную яму ближайший родственник должен возложить цветок. тэхен делает глубокий вдох, заставляя себя успокоиться и пропуская встревоженные взгляды окружающих, направленных на него, как пики. он чувствует себя неуютно, все это внимание ему ни к чему. ким-младший и так три дня занимался похоронами, совершенно вымотался и морально выгорел, разговаривая с этими людьми, выслушивая все их восхищенные фразы о старшем брате, будто знали его, как свои пять пальцев, будто они все вдруг стали какой-то большой семьей, в которой тэ, вообще-то, не нуждался ни разу, и все эти люди, которые пытаются походить за «своих», все еще чужие и далекие, вне зависимости от того, что они говорят и насколько приторным тоном. но кого это волнует? недаром говорят, что похороны устраиваются для живых. правильный порядок ритуальной мессы и выученная прощальная речь, которая обязательно должна всех тронуть, оказывается куда важнее, чем реальные переживания тэхена. вон, даже чонгук туда же, главное, чтобы на людях все было красиво и по-мрачному торжественно: чинно, важно, благородно, с почестями, которые самому тэхену нахрен никуда не уперлись. главное достойно проводить покойного в «тот» мир. традиции, никому не нужные, встают выше реальных чувств живого человека, который лишился единственного родственника. могли бы вообще сейчас сказать «спасибо» покойной матери-католичке, если бы не она, срать бы тэхен хотел на весь этот официоз и приторную жалость в голосах людей, что там они подумают, и что скажут, поехал бы на море, как и просил когда-то сокджин, развеял бы его прах. одиночество тэхена, гордое и неутешное, смешанное с молчанием и бушующими волнами, было бы куда достойнее старшего брата, чем какая-то земля и деревянный гроб с этими дурацкими цветами, будь они трижды прокляты. тэхен кидает цветок и отходит, резко выдыхает, чувствуя себя окруженным толпой идиотов. собрались посмотреть, как страдает бедный следователь. упиваются своим благородством, видите ли, они все же пришли, чтобы успокоить его, сделали такое большое одолжение, так искренне беспокоясь о нем. один ким, видимо, стоит сейчас, жадно вдыхая холодный ноябрьский воздух, и ненавидит всех этих людей и их тупое благородство на пару с привычкой совать свой нос, куда не просят. просил тэхен этой «поддержки»? конечно, нет, но кого это волнует: вот, сотня человек пришли поддержать тебя, все так волнуются о твоем состоянии, поимей совесть и будь благодарным за такие переживания. да, конечно. пусть в жопу себе засунут свою великую благодетель. тэ, откровенно злясь на всех, вообще не понимает, с какого перепуга в такой момент, очень личный для него, он должен терпеть всех этих людей, должен терпеть их помощь, должен думать о том, что своим невежеством может их обидеть, — да плевать бы на них всех! эти люди отнимают у тэхена самое главное: возможность все осознать и выплакаться, потому что, как же, «ты сильный человек, тэхен», «ты справишься, тэхен», «брат бы ужасно тобой сейчас гордился, милый». — пошли вы нахрен. пошли вы все нахрен. потому что именно из-за них всех тэ вынужден сейчас держать лицо и кусать губы до крови, чтобы не дай бог не сорваться и не разочаровать их всех, потому что опять начнется это бесконечное причитание, что плакать можно, что все в порядке, вперемешку с жалостью и нелепыми касаниями, которые должны выражать поддержку. и никого не заботит, что тэхен ненавидит, когда к нему прикасаются, и шарахается от этого, как ушибленный молнией. как интересно устроена людская забота: как поддержать своим улюлюканьем - так пожалуйста, цени и принимай, будь добр, а как паническая атака от необдуманных действий, когда под фразой «не навреди» человек только и делает что вредит другому «исключительно из благих побуждений» - так «какой ты невежда». может быть, они и хотели, как лучше, но почему вся тяга к такой поддержке у всех резко обостряется именно тогда, когда тэхену просто нужно побыть с самим собой наедине? и любые попытки объяснить это тут же пресекаются нравоучениями и советами, отчего вызывают еще большее раздражение. а потом люди злятся, хлопают глазами и недоуменно вопрошают: «а чего ты так огрызаешься?» такие интересные. а как еще реагировать, когда ты талдычишь одно и то же, пытаешься объяснить и достучаться, а все вокруг отказываются тебя слышать, и, конечно же, все знают лучше тебя. люди хотят помочь, а когда ты отвечаешь, мол, окей, поможешь, если оставишь меня в покое, начинаются какие-то обиды. откуда? люди очень любопытные, зачастую слишком уверенные в том, что поддержка — это всегда польза и всегда во благо, будто существует единый рецепт: «как поддержать человека при любых обстоятельствах», не учитывая то, что эти самые обстоятельства разные, люди разные, и никто не додумывается спросить: «а как именно можно тебе помочь?» вдруг эта помощь заключается как раз в отсутствии этой самой помощи? почему обязательно нужно обмусоливать каждое свое слово, докладывать, как ты и что с тобой. что объяснять, если тэхен сам пока не понимает, что с ним, а люди требуют и этих объяснений ждут. как тут не тяготиться? и вообще, если бы всех людей можно было вот так просто поддержать, всех одинаково, тогда потребность в людях в принципе бы отпала. давно бы существовали некие колл центры, где роботы по скрипту отрабатывают разговор, ведь ничего выдумывать не надо и в расчет брать какие-то внешние условия тоже не нужно. — тебе нужно отвлечься, тэхен. это все пройдет со временем, оно вылечит, боль поутихнет. люди в такие моменты идиоты или только прикидываются? отвлечься? это издевательство какое-то? кто вообще верит в то, что время способно что-то там вылечить, это вам не шишка, на которую подул, и она прошла. это разодранное вклочья сердце, гребаная кровоточащая рана, которую не вылечит ни один подорожник из книжки «народные лекарства от пятидесяти вариантов пиздеца.» тэхен сплёвывает на землю и решительно отправляется подальше от места похорон и ото всех этих людей, что ему опротивели настолько, что уже в печенках сидят. у него умер гребаный старший брат, и вместо того, чтобы успокоиться и дать себе побыть наедине со своими эмоциями и воспоминаниями о старшем, прийти в себя, принять и отпустить, тэхен тут занимается, бог знает, чем, и делает себе только хуже. тэхен так хотел сохранить сокджина в памяти таким, каким он его знал: улыбчивым, серьезным за работой, теплым и внимательным, а теперь все эти люди отнимают у него эти воспоминания и омрачают самое драгоценное, что есть в жизни кима, оскверняют их и пачкают какой-то мерзкой грязью, словно заляпывают драгоценную фотографию жирными опечатками пальцев. — тэхен, - его окликивают, но ким не обращает внимания, слишком погруженный в себя, — тэхен, ты куда? — подальше отсюда, - мрачно бурчит ким, не оборачиваясь и ускоряя шаг. — подожди, где ты будешь? дома? тэхен останавливается, заставляя себя расслабить челюсть и выдохнуть. — да, а что? - оборачивается, натыкаясь на виноватый взгляд, — тебя опять не ждать? чонгук коротко кивает, пытаясь что-то сказать, но тэхен отмахивается, коротко бросая что-то в духе: «даже и лучше, я хочу побыть один» и уходит прочь. пусть разбираются тут дальше, как хотят, и подавятся своей заботой и внимательностью друг к другу. киму уже тошно от этого. вечером тэхен стоит на балконе своей квартиры, задумчиво глядя куда-то вдаль. он редко появлялся дома, да и в самом деле не горел никаким желанием находиться здесь. по существу, на покупке этой квартиры настоял чонгук, который всегда хотел быть ближе к звездам, видимо, поэтому их жилище скромно расположено на самом верхнем этаже огромного многоэтажного дома, который тэхен ласково называл муравейником. киму было без разницы, по большому счету, где спать, где ночевать, но это было важно и принципиально чонгуку, хотя чон появлялся дома не чаще самого тэхена. он постоянно в гастролях, постоянно в разъездах, это ким простой и ему ничего задаром не нужно, зато чонгуку нужно. казалось, в светлой полупустой квартире, такой красивой, прилизанной и в целом идеальной, было лишь одно место, где тэхену было по-настоящему спокойно: балкон. совершенно точно, только здесь тэхен мог, наконец, вздохнуть облегченно и отдохнуть ото всех этих масок, правил и навязанного поведения. чонгук не любил открытых окон, потому что постоянно налетали всякие насекомые, а еще чонгук ужасно не любил, когда тэхен курил, поэтому балкон в присутствии младшего всегда оставался закрытым, а пачка сигарет — нетронутой. но где сейчас чонгук? где-то, а тэхен дома один. вернее, это место даже язык не поворачивается домом назвать, так, временное пристанище. подумать только, как полупустая квартира может совершенно точно сводить с ума своей идеальностью. тэхен всегда считал очень теплыми и уютными дома, где все обставлено какими-то мелочами: рамочками, старыми свечами, множеством книг. это хотелось рассматривать, на этом хотелось заострять внимание. чонгук все это считал глупостью и лишним захламлением пространства, потому что «пока в твоем доме не будет порядка, в мозгах его тоже не будет». так-то оно так, но кто говорил, что у тэхена не может быть своего порядка в этом хаосе? разве это его проблема, что чонгук этого порядка не понимает? вот поэтому квартира брата нравилась ему куда больше, она старая и захламленная, и совершенно чудесная и уютная, наполненная воспоминаниями и счастьем. тэхен выдыхает, чувствуя, как холодный ветер бьется ему в лицо. он вспоминает море, где порывы точно такие же: нисколько не приветливые и мягкие, а лишь жгучие и колючие, нещадно бьющие по щеками и не жалеющие сил. зимнее море тэхен любил больше всего, то самое, которое впервые показал ему сокджин: не жалующее людей, серое и дождливое, изо всех сил пытающееся отогнать от себя всех. тэ любил воду, особенно в январе, когда стихия будто давала себе волю и буйствовала. это было настоящее торжество природы. а сейчас что? скромная река хан ноябрьским вечером и рядом не стоит. никаких тебе порывов, никакого шторма, никакой стихии: довольствуйтесь тем, что есть. казалось, в этой идеальной жизни, где у тэхена есть все, где все развивается, словно по сценарию, даже окружающая среда не позволяла себе нарушить мирный поток повествования. вот и получаем в итоге всего лишь реку хан, которая мирно, чинно течет себе, не привлекая никакого внимания, а не бушующее море. «это тебе не подходит, тэхен, чем плоха спокойная и размеренная жизнь?». всем плоха. своей идеальностью, которой ким не просил, она плоха. он нервно берет сигарету, сжимает губами и прикуривает, потирая пальцами глаза. он провел за документами на работе сутки, потом разбирался с процессией, у него ноет голова, и тэхен точно знает, что никакие обезболивающие ему не помогут, как и не поможет долгий сон, как будто вообще ничего не может помочь, пока он находится в этой квартире. будто это помещение лишь вытягивает из него все ресурсы, вместо того, чтобы восстанавливать их. только ветер и трамваи, тихо стучащие, навевающие бесконечную тоску и мысли, были тем немногим, что выбивалось из общей картины, где все боялись лишний раз шелохнуться и издать какой-то звук. лишь эти две вещи будто жили абсолютно по своим правилам и не подчинялись той системе координат, в которую оказался заперт тэхен, и это, на самом деле, очень вдохновляло кима. трамваи и ветер заставляли чувствовать жизнь, ощущать, что она идет, а время не останавливается. и все это ускользает мимо тэхена, словно песок сквозь пальцы, и как бы ким не пытался поймать какое-то мгновение жизни, которое даст ему почувствовать себя живым и настоящим, все это безуспешно и у него снова ничего не получается. вот и остается тэхену разве что плыть дальше по течению жизни, придерживаясь сценария, который кто-то написал за него, и выслушивать поддержку людей, которые обязательно должны это сделать, а тэхен обязательно должен их выслушать и поблагодарить. хотя, в конце концов, может, это не так уж и плохо — плыть по течению, по крайней мере, до тех пор, пока оно несет тебя вперед? он выбрасывает окурок, потеряв надежду увидеть сегодня хоть один проезжающий трамвай под окнами, ежится и идет в комнату, забираясь в пустую холодную кровать и сворачиваясь в клубок. он слишком устал и слишком вымотался, день выдался перенасыщенным, но самое горькое: во всей этой отвлекающей суете тэхен не осознал одного - он похоронил своего брата. все так прошло, быстро, в хлопотах, в тумане и в бесконечных отвлекающих разговорах, что тэхен даже не попрощался с ним толком, не дал себе время на осознание, и злится на себя и на людей от этого еще сильнее. «в дальних закоулках моей памяти, где хранятся воспоминания о детстве и о родном доме, в самом дальнем углу, возле стены стоит коричневое пианино» тэхен открывает глаза и не понимает, что это за строчки, где он их слышал и почему он их вообще вспомнил вдруг. ким напрягается, все еще пытаясь вспомнить, с чего вдруг взялся этот образ. никакого разумного ответа тэхену на ум не приходит, в конце концов, он бросает это дело и пытается заснуть.

***

— тэхен, ты как? - осторожно интересуется вошедший капитан чон, но увидев настороженный взгляд коллеги-старшего комиссара ким намджуна и, собственно, хмурого, как туча, тэхена, что сидит за своим столом с нечитаемым лицом, сложив руки перед собой в замок, замолкает и прикусывает себе язык. хосок переглядывается с намджуном, но тот лишь поджимает губы. хосок явно читает в его взгляде: «а чего ты от меня-то хочешь?», но ничего не говорит, перебарывает себя и подходит ближе к тэхену. — я принес тебе кофе, - тихо говорит хоби, протягивая стакан, но тэхен, ожидаемо, никак не реагирует. хосок снова оборачивается на намджуна, ища в нем хотя бы какую-то поддержку, но тот отстраненно мотает головой. — слушайте, - начинает тэ, тяжело выдохнув, — я понимаю, вы волнуетесь, и все такое, не знаете, как себя вести. как обычно, ясно? не надо вот этого всего «как дела, тэхен», «ты только держись, тэхен», я уже этим сыт по горло, я наслушался этого дерьма в свои уши, вот уже, - тэ демонстративно тыкает ребром ладони по кадыку на шее, — уж кто-кто, а вы не ввязывайтесь во все это, по крайней мере, если вы правда беспокоитесь и хотите мне помочь. — ты все равно работать не способен на таком стрессе, можешь отрицать, сколько угодно, или говорить, что ты в порядке… - начинает джун со своего места. — я не говорю, что я в порядке, - огрызается тэхен, но тут же, уже спокойнее, добавляет, — и не говорю, что я могу работать, не говорю, что я не стрессую, я просто хочу сказать, что не хочу слышать, - выделяет, — от вас всего этого сочувствия. пожалуйста, не надо всего этого. я не в порядке, и очень хочу прийти в себя, пройти все эти тупые стадии от отрицания до принятия, как и хотел бы мой брат, я не тупой, я сам все понимаю, надо жить дальше, время вылечит, и все такое, но я все еще на стадии шока, пожалуйста, не, - тэхен запинается и виновато опускает голову, — не торопите меня, я все смогу принять и пережить, просто я лишился последнего живого родственника, как еще я должен себя чувствовать, особенно среди других людей, которые ведут себя так, что понимают абсолютно все, хотя по факту ничего не представляют из себя. хотя бы вы не ворошите эту тему с похоронами, вы думаете, мне своих мыслей об этом не хватает? я не могу пережевывать это со всеми 24/7. хосок вздыхает, приободряющее треплет следователя по плечу. — тэхен, что делать думаешь? - осторожно интересуется капитан, — может, тебе в отпуск? или на какое-то время отойти от дел? — я бы не хотел, хосок, мне кажется, мое полное одиночество, где буду только я и мои мысли, сведет меня с ума, и я точно рехнусь, - тэ обреченно выдыхает, заметно поникнув. — тебе в любом случае нужно все обдумать, и остаться наедине с собой так и так придется, но если ты будешь пытаться отвлечься и загрузить себя работой, ты мало того, что схватишь эмоциональное выгорание, еще и твое принятие ситуации не продвинется ни на шаг, и все станет еще хуже, пока однажды не выльется во что-то, вероятно, ужасное, - тихо говорит намджун, покручивая ручку в пальцах. тэхен какое-то время молчит, но, наконец, кивает. — боюсь, что вы правы, как бы я не хотел все это отрицать, столкнуться с реальностью и в самом деле нужно, но знаете, что странно, - тэхен грустно улыбается, — я видел столько смертей, и в конце концов трупы для меня превратились просто в загадку, предмет для изучений, но когда я увидел мертвого брата, во мне что-то дернулось, ведь… это был мой брат. мертвый. одно дело наблюдать за этим, но совсем другое — столкнуться в жизни и оказаться по «ту» сторону баррикады, как те самые родственники, которых я допрашивал после обследования трупов, выясняя причины и обстоятельства смерти. странно теперь оказаться на их месте. хосок просто не находится, что сказать, молчит и намджун, прикусив губу и уткнувшись взглядом в ручку на столе. они не знают, как помочь следователю и как его поддержать, но тэхен, кажется, только благодарен им за эту тишину, которая становится вдруг спасительной и наконец-то не напрягает. — намджун, подпишешь заявление, как старший начальник? - осторожно спрашивает следователь, не поднимая глаз. джун лишь кивает, не уточняя, о каком именно заявлении идет речь. даже если тэхен решит уволиться, а потом вернуться, намджун сможет договориться с генералом и все уладить. в конце концов, сколько дел было раскрыто благодаря киму. не время выеживаться и терять его. все они люди. тэ поднимает голову и бросает короткие благодарно-пронзительные взгляды такими честными глазами, что становится даже неуютно и хосоку, и намджуну. эту откровенность не скроют ни опухшие красные глаза, ни пушистые слипшиеся от слез ресницы. следователь молча встает и тихо выходит из помещения. ему никто не мешает, ибо и намджун, и хосок тут же догадываются, куда отправился тэхен, отчего могут лишь тяжело выдохнуть, не смея остановить молодого мужчину. пройти по коридору до конца, потом повернуть налево и еще раз, где в тупике будет небольшая дверь в кабинет. тэхен за столько лет выучил этот маршрут наизусть, кажется, он сможет сюда прийти и с закрытыми глазами, и в четверг, и в три часа ночи, и совершенно пьяный. вот и сейчас тэ стоит в полупустом коридоре, который едва подсвечивается тусклой лампой, смотрит на табличку с надписью «ким сокджин. старший следователь» и нервно выдыхает, сжимая губы, чтобы не дать себе расплакаться. тэ дрожащей рукой отворяет дверь, где его встречает темнота. поразительная способность различных мест — оставаться живыми, даже если их владельца в живых уже давно нет. удивительно, как пространство почти начинает жить своей жизнью, и несмотря на отсутствие хозяина, стены и вся фурнитура как-то умудряются сохранить все его черты: заметки, прикрепленные цветастыми кнопками на пробковой доске, ручка с закончившимися чернилами, вся бумажная волокита. все осталось нетронутым, будто сокджин ушел на выходной, а его кабинет покорно дожидается волевых шагов и щелчка в замочной скважине. от этого становится только тошно, будто все происходящее — какой-то страшнейший сон, а тэхен никак не может проснуться и найти выход отсюда. здесь даже чувствуется его парфюм, легкий, с ароматом какой-то свежести и хлопка. тэхена, по правде, пугает это осознание. вот жил человек, а потом в ванную ему упал фен, и все — обширный удар током и почти мгновенная смерть. останутся неотвеченные сообщения в телефоне, остывающий чайник на плите и теплая незаправленная постель с помятой подушкой. мир будет жить дальше, жизнь не остановится, все будут вести себя так, будто ничего не произошло, потому что для них и в самом деле ничего не произошло. и только вещи будут напоминать о том, что человек буквально десять минут назад ходил, дышал, возможно даже был счастлив. тэхена тошнит и он без сил падает в кресло брата, поджимая под себя ноги. такая быстротечность жизни по-настоящему обескураживает, а осознание, что такая череда случайностей может произойти в любой момент и довести до тяжелых необратимых последствий, просто превращает тэхена в мелко дрожащий осиновый лист, что вот-вот оторвется от ветки, которая все это время держала его и была надежной опорой. тэхен остался один. по-настоящему один. что ему теперь делать? как он должен себя чувствовать? как может время облегчить осознание того, что поехать к семье домой для него теперь значит поехать на кладбище? не то, чтобы тэхен привык все свои проблемы сваливать на других людей, поэтому ему сейчас так тяжело. в конце концов, семья, пожалуй, в жизни каждого человека является важным фактором, который тем или иным образом формирует наш характер. у тэхена была мама. был папа. был сокджин. а теперь их нет, а тэхен жив. все еще жив. должен ли он ненавидеть себя и свою жизнь? наверное, нет, но тэ чувствует себя настолько покинутым, оставленным и никому не нужным, словно все его существование превратилось в перекати-поле, и вся его доля в этой жизни с данного момента — без конца слоняться по ухабистым глиняным пустырям в поисках своего места и никогда не найти успокоения. это хуже, чем умереть и быть призраком. призраки хотя бы не чувствуют боли и не ощущают, как сдавливает диафрагму на каждом вдохе. тэхен утыкается в коленки и обнимает их, стараясь выровнять дыхание. надо жить, потому что так бы хотел сокджин. но зачем жить, когда в этом мире буквально ничего не держит? все, кого тэхен когда-либо любил, кем дорожил, сейчас на небе, или бог знает, где. в земле разлагаются на атомы и поедаются червями, если быть реалистом. где найти силы, чтобы жить, чтобы терпеть? в таких ситуациях поддержка извне ничего не значит, значит лишь внутренний стержень и настрой самого человека, его желание выкарабкаться, а тэхен не уверен, что у него это самое желание есть. в конце концов, может, прошло еще слишком мало времени и такие мысли вполне нормальны и допустимы? понятие «нормальности» — такая относительная и субъективная вещь. следователь поднимает глаза и осматривает стол брата. уже запылившаяся мышка, календарь, страница которого больше никогда не перевернется, бумаги, заметки. тэхен берет листок в руки и бездумно скользит по нему глазами, слова, которые расплываются, незнакомы тэхену, и спешный почерк брата делает записи еще более непонятными. внезапно киму бросается в глаза странная надпись, обведенная в несколько раз ярко-красным маркером. такую в принципе сложно не заметить. «№09/93». тэхен выпрямляется и сканирует надпись, не понимая, что бы это могло значить. следователь хмурится и переводит взгляд на кипу бумаг рядом, сминая уголок записки пальцами от нервов. взвесив что-то, тэхен откладывает цветастую бумажку, берет все документы в охапку, сложенные стопкой, засучая рукава и ставит перед собой, включая лампу. следователь перебирает дела неспеша, со всей присущей ему кропотливостью, вмиг собравшись и подперев щеку кулаком. тэ внимательно вглядывается в номера дел и сверяется с цифрами на заметке, складывая в другую стопку все ненужное. какое-то убийство, какое-то политическое преступление, коррупция, все не то. наконец, в самом конце лежит не очень толстая папка, и у тэхена замирает сердце, а рука так и остается висеть в воздухе. это то, над чем работал его брат. тэ сглатывает и осторожно открывает дело, медленно и долго сканируя страницы прищуренным взглядом. имя: мин юнги дата рождения: 09.03.1993 возраст (на момент исчезновения): 23 года тэхен хмурится, вглядывается в фотографию и понимает, что не знает этого человека. почему брат занимался этим делом? почему вел его в одиночку? место рождения: тэджон-донг, дэгу. дата исчезновения: 15.08.2016 внешние приметы: рост 1,74 см, светлые волосы, был одет в черную толстовку и свободные штаны. — да кто он такой, - тэхен перелистывает страницу и искренне не понимает, почему его брат мог заинтересоваться таким рядовым случаем, который еще и не его профиля. все в этом деле его напрягает и буквально все чувства тэхена, пятые, шестые, десятые обостряются до колючих мурашек на коже. какой-то странный пропавший юноша, сокджин, который занимался его поиском. что за дела? тэхен пролистывает и не находит ничего такого, пока не натыкается на последний раздел, куда джин прикрепил свои записи, и только одно цепляет взгляд следователя, лишь одна короткая надпись. « поговорить с доктором паком, обсудить историю болезни, поискать в архиве дела, связанные с мин юнги. осторожно» - подчеркнуто, - «спросить обо всем у тэхена, может быть он…» — может быть я что? - хмурится ким, покусывая губу, — знаю, помню? может быть я что, сокджин? ответь же мне, черт тебя побери, - тэхен обхватывает голову руками и заставляет себя глубоко дышать. чем больше он анализирует, тем больше путается и ничего не понимает. какой-то врач, какая-то история болезни, и ко всему этому тэхен каким-то образом причастен. ким трет лицо руками, откидывается в кресле, еще раз осматривает досье и не находит ничего видимого. ничего ему не бросается в глаза, но чутье упорно ему подсказывает, что здесь что-то совершенно не стыкуется, здесь что-то абсолютно не так, это не досье, а полный абсурд, а главное — зачем все это надо было брату? тэхен ерошит волосы руками и хватает дело с заметками, решительным шагом направляясь из кабинета в поиске ответов на свои вопросы. теперь это дело принципа: довести до конца то, что не закончил брат.