Devotchka

      Nochy — самое отвратительное время для чего-то возвышенного. Nochy — время смерти для светлой стороны души. Какой кошмар, я опять философствую. Пёсик, почему ты меня не останавливаешь?       Я пил chai. Дома было холодно, и горячая chasha приятно согревала ладони. Я вспоминал свою вчерашнюю прогулку. Эта devotchka была так прекрасна.       Кофе, конечно, гораздо лучше chai. Chai приятно пить сладким, с лимоном, а сам по себе chai — просто трава. Chai пить — только keeshkas полоскать. Кофе — это почти как алкоголь, только кофе можно пить без всяких «последствий». Кто-то там по телевизору сказал, что алкоголь понижает потенцию. Ха-ха-ха! Видели бы эти умники, что я вчера творил.       Мне доставляет огромное удовольствие вспоминать эту devotchka. Какие ладные у нее были бедра и groody, и вообще вся plott! Эту devotchka просто так не забыть, хоть я немного и укололся перед выходом. Было прохладно, ветер обдувал со всех со сторон, но что мне! В моих венах Кришна.       Когда я ее увидел, точно Иисус сошел на землю. Я подошел к ней познакомиться, и devotchka заторопилась. Она выглядела очень испуганной. Вот это зря. Разве я страшен? Да, возможно, я выглядел не совсем опрятно, но уж точно не пугающе.       Она покосилась на мои трусы поверх брюк, и её лицо выразило непонимание и отвращение. Она, наверно, подумала, что я bolnoy, однако я в этот момент думал, как делить солнце на лучи, даже если его нет. Если говорить некрасиво, то я был под кайфом.       Её вид меня пьянил. Я хотел потрогать её волосы, но она ужасно спешила. Я чуть отстал, чтобы devotchka успокоилась. Она обернулась и не увидела меня, а я все ещё шёл следом за ней. Я слышал, как она нервно посмеялась и ускорила шаги. Я тоже чуть ускорился, иначе я бы расстался с devotchka навсегда. «Нет, — подумал я тогда, — ты от меня не уйдешь».       Как же мне хотелось съесть это яблочко! Что? Нет, я плохо помню, в чем была эта devotchka — тусклый свет ночных фонарей не дал разглядеть, да и зачем мне это, впрочем.       Помню, litso devotchka было каким-то странным. Вроде приятное, вроде нет. Если бы я встретил её сегодня, Пёс, то не пошёл бы за ней следом. Дурнушка. Вряд ли у неё были потрясающие voloss и блестящие голубые glazzballs. Всё это была ложь. Я понял это сегодня. Да, ты прав, дьяволу не нравится, когда люди познают рай. Эх!       В тёмном переулке я встретился с ней лицом к лицу. Я наклонился к ней. Её испуганные glazzballs напоминали небо, с которого мне улыбается Будда. Я не целовал, а облизывал ей litso, трогая то тут, то там, её plott. Она сопротивлялась, старалась ударить меня в пах, а весь мир — ха-ха-ха! — весь мир был на моей стороне, и я победил.       Я обхватил ладонями её groody, торопливо сорвал с неё platties — да, я ждал этого момента всю свою жизнь! Я повалил её на пол и вошёл в неё прямо здесь, на grahzny мокром асфальте, на холодном ветру — да, я ждал этого бесконечно долго!       Она не готова была принять меня и скорее всего испытывала сильную боль. Но с чего я должен спрашивать у неё разрешения? Она — моя. Я боялся, что этот момент не наступит никогда.        Она лежала на спине, разведя бедра, я был сверху, неистово вдалбливался в неё и мешал ей creech. Я крепче стиснул devotchka, мои движения становились стремительнее, и вот я creech, да, да, да, creech диким зверем.       Потом пришло время oobivat, потому что я не могу так рисковать. Я решил чуть поиграться с devotchka, которая так легко мне досталась, и я не торопился. Она что-то govoreet, но я держал руки на её горле и не отпускал. Она, кажется, постоянно что-то govoreet, да только я не слышал.       Я чувствовал восторг и полное сближение с этой devotchka. Теперь-то она точно будет моя и только моя. Я пристально смотрел на неё, мне было плевать, что такое она там лепечет, я чувствовал власть. Я был в этот момент не один. Куда ей, gloopy, понять. Наконец, я стиснул пальцы на её shiyah. Голубые glazzballs вскоре стали стеклянными.       А сейчас? Что сейчас? Скука. Мне хотелось бы повторить всё, что было: звенящая тишина криков, moloko на ее животе, последний вдох. Как ошибаются люди, думая, что veck, когда умирает, выдыхает. Не-а. Вдох. Последний вдох этого жалкого, слишком логичного мира.       Мне хочется пуститься в пляс, не от радости и не от горя, просто так. Мне хочется танцевать, потому что этого требует мое plott. Мне хочется peet, потому что пересохло gorlo. Мне хочется есть, потому что keeshkas недовольно ворчат. И мне хочется трахаться, потому как этого требует дьявол в моих штанах. Дьявол соскучился по аду. Дьявол хочет lubbilubbing.       Devotchka приятно скрасила мне прошлую ночь. Дьявол получил, что хотел. Glazzballs насладились choodessny картиной. Только почему-то уши ничегошеньки не слышали.       Этот raskazz ни о чем. Обыкновенная история: devotchka идет, но тут появляюсь я, и приходит она не туда, куда бы хотела. Порой не избежать нам одиночества двух судеб… Наверно, умереть в подворотне — не очень horrorshow, если умирать вообще horrorshow. Люди, по-моему, неадекватно реагируют на смерть.       Ладно, Пёсик, поговорили и хватит, мне еще следует идти в общество и строить из себя порядочного человека, которому чужды инстинкты. Встретимся вечером, там уж можно будет и телик посмотреть.