Секрет

Юра не совсем понимал, что нужно делать: он не в первый раз, конечно же, ждал Отабека в гости, но сегодня… Сегодня был первый раз, когда Отабек приезжал не просто к Юре, но и к Николаю Плисецкому. А ещё к его коту, но это совсем другая история. Да, нужно же всё-таки познакомить деда со своим парнем… Именно поэтому Юра и не знал, что делать: просто ждать, сидя на попе ровно, или же пойти, рассказать деду правду о том, что его друг вовсе и не друг и что Отабек ну… Любит его. И что Юра любит Отабека. Дед не поймет, — вот, что понял Юра, когда просидел (да, он все же выбрал вариант про попу — ну а что ему ещё делать, если этой попой он думает почти всю жизнь и даже не убился — пока, по крайней мере) несколько часов, задумчиво гладя Потю. Потя не хотел быть глаженым-переглаженым, поэтому отчаянно вырывался — Юра так же отчаянно держал его на своих коленях, в один момент даже подумав о том, что скоро раздавит бедное животное. «Бедное животное» помирать тоже почему-то не захотело — Потя царапнул (в который раз, поэтому Юра даже не моргнул) хозяина по руке, оставляя неприятный порез, и всё-таки выскользнул из рук, когда Юра инстинктивно дернулся от боли. — Чёртов кот, — прошипел недовольно Юра, наблюдая за тенью, мелькнувшей рядом с дверью. — Юрочка, я выйду в магазин ненадолго, — в комнату зашёл Николай, и даже со своего места на кровати, которая находилась прямо напротив двери, Юра мог сказать, что его дед… Взволнован. — Хорошо, — Юра улыбнулся. Иногда он слишком сильно понимал, почему так сильно любит своего деда — ну как его не любить, когда он так заботится не только о Юре, своем дорогом внуке, но и о его вроде единственном друге. Дедушка улыбнулся в ответ и кивнул, выходя из комнаты. Через пару секунд хлопнула входная дверь — Юра расслабился, но не надолго. Дверь снова открылась, и Николай опять заглянул в комнату внука. — Если Отабек приедет раньше, встреть его нормально, пожалуйста, без этих твоих… Как его… — Шуток? — Юра чуть не засмеялся (ладно, он именно это и сделал — и упал с кровати под смех теперь уже точно уходящего Николая), на что его дед покачал головой. Когда дверь хлопнула в следующий раз, квартира полностью погрузилась в тишину… Если бы не зазвонивший телефон Юры, это во-первых, и громко (очень громко, честное слово — даже цветы на подоконнике тряслись, если Юра не ошибается) мурлыкающий кот. На Потю Юра не обратил ни малейшего внимания — телефон был важнее. Ну, точнее тот, кто звонил — Юра ведь совсем не похож на представителей своего поколения, которые не могут прожить без телефона… А может быть, он опять врёт самому себе, а дед как всегда прав, ругая его за излишнее внимание к современным гаджетам. — Алло, — Юра уже во всю улыбался, только увидев имя звонившего. Ну кто это может быть кроме Отабека? — Ты уже вылетел? Дед кажется взволнованным, когда речь заходит о тебе! Но в хорошем смысле. Юра тараторил ещё несколько минут, пока не осознал, что на том конце провода не было слышно ни звука… Точнее звуки-то были: и теплый смех Отабека (он так заразительно смеялся!), и всякие там «ага», «вау» и «вот как?». Но… Но не было ни шума автомобилей (хотя Юра вроде как слышал скольжение шин по асфальту, но это было не то, не те звуки, которые ожидаешь услышать в аэропорту или около него), ни гудения самолёта, ни всяких «приветствуем вас на борту» на трёх разных языках. — Не переживай, я не просто уже вылетел… Я стою у подъезда, и… Я опять забыл код от твоего домофона, — Отабек засмеялся сильнее, будто насмехаясь над своей глупостью (так оно и было), а Юра… Юра просто застыл, потому что… неужели его Отабек уже здесь? Неужели совсем скоро он познакомится с его дедушкой, наверное, единственным родственником, которого Юра в самом деле очень сильно любит, не в качестве лучшего друга, конкурента, пионера и комсомольца (ох уж эти дедушкины шутки!), но и качестве его… Парня? Человека, который полюбил Юру, несмотря на дерьмовый, будем честны, характер (даже дедушка удивлялся, как его внук нашел такого образованного и воспитанного друга, а не какого-нибудь идиота, как сам Юра — парень в самом деле иногда хотел ударить кого-нибудь очень сильно, ну или в крайнем случае убиться самому), замашки то ли гопника, то ли тигра («я ненавижу вас очень, очень сильно», — и заразительный смех двух самых важных для него людей). И теперь Юра думал о том, что, возможно, только возможно, что его дедушка… Не поймет? Но как он может не понять? Даже Юра был удивлен, что никто не догадался об отношениях Юры и Отабека ещё несколько лет назад, когда они только познакомились. Когда Юра буквально краснел от одного только пожатия руки, когда он кричал приветливо «давай» и в самом деле (ровно на одну долю секунды) болел за Отабека в год своего дебюта. Юра в самом деле не понимал, как им удается скрываться настолько хорошо, не понимал, почему все так верят им, когда они уверяют людей в том, что они просто друзья… Юра не понимал. Но он не хочет проверять сейчас — но все равно одевается почти за секунду (ему так кажется, потому что «счастливые часов не наблюдают», — как писал какой-то чувак в какой-то книге, Юра не уверен, потому что увидел эту фразу в паблике в популярном мобильном приложении и запомнил чисто случайно). Он выбегает из квартиры, почти забыв закрыть дверь (Потя тоже почти уходит из квартиры, но Юра быстро это замечает — замечает и ничего не делает, потому что ловить шустрого кота себе дороже и потому что понимает, что Потя все равно вернётся — не из-за того, конечно, что он любит Юру или его деда, а ради еды). Ключи оттягивают карман тонкой толстовки (на дворе лето, и даже в таком наряде нестерпимо жарко — чертово глобальное потепление), и Юра просто бежит. Бежит вниз по лестнице, перепрыгивая несколько ступеней за раз, будто не боясь заработать себе перелом, потому что знает — на улице его ждёт человека которого он любит сильнее жизни, сильнее, чем хочет выиграть ещё одну золотую медаль (не намного, не в обиду Отабеку). Юра вылетает из подъезда, за мили секунды находит взглядом Отабека (он стоит, улыбаясь, с чемоданом в руке, в тонкой клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами, в модных черных джинсах и светлых кедах, — как всегда красивый, как всегда лучший для Юры) и прямо-таки налетает на него. Отабек, готовый к такому повороту (хитрый лис!), ловко подхватывает парня на руки и обнимает, сжимает в руках почти до хруста ребер. Юра не уверен, что в самом деле не слышал тихий звук ломающихся костей. Хотя трудно не приготовиться, когда Юра каждую их встречу прыгает на него вот так и когда они не виделись несколько месяцев. — Ты здесь, — выдохнул наконец Юра (точнее, прохрипел, потому что никто не собирался выпускать его из объятий) в то время, как Отабек что-то промычал в ответ. Он лишь ненадолго отпустил Юру, но только для того чтобы… Поцеловать так, что у Юры задрожали колени, губы накрыли чужие в диком желании насытиться спустя столько месяцев одиночества. Язык проник в рот, сплетаясь с другим. Прямо сейчас они не замечают ничего вокруг, потому что в данный момент важно только одно — они наконец вместе, и пусть весь мир подождёт… Так думал Юра, утопая в лучшем поцелуе за последние месяцы (только потому, что других у него не было и потому, что это был Отабек). Но ровно до вежливого покашливания где-то позади них. Юра вздрогнул, потому что… Нет, не из-за того что его заботило мнение других людей (даже если это были соседи, плевать, потому что для него важны только дед и Отабек, может, ещё Яков, Мила и Виктор со своей котлетой, но не так сильно). Просто… Покашливание было знакомым. Очень-очень знакомым. Почти родным (ладно, без «почти»), поэтому Юра оторвался от любимых губ. Да, было немного не по себе, когда он обернулся (Отабек так и не отпустил его, даже несмотря на лёгкие хлопки Юры по плечу и спине, чтобы убрать чужие руки) и увидел… Ну да, на него смотрел собственный дед, и тут Юра струхнул. Немного, но ощутимо. — О, дед, а тут Отабек приехал пораньше. Здорово, правда? — Юра хотел отрезать себе язык, когда слова слетели с него, но увиденное стоило того: Николай приподнял левую бровь и остановил свой взгляд на внуке. Услышав его слова, Николай приподнял и вторую бровь. Да, было жутко, Юра признается честно и почти (почти!) не напугано… Ладно, он как всегда врёт, когда дело касается деда и Отабека. Ему было ну… Пиздец как страшно, однако за такие слова его по головке не погладят. Дед как минимум сам ругнется матом, да так, что Юра больше никогда в жизни материться не будет (ну или будет, но позже), а Отабек… Скорее всего, он ничего не скажет, но зато посмотрит так, что Юра сразу же потеряется и испуганно попросит прощения… Слава богу, он не начал материться вслух от страха (можно ли это считать богохульством?). Дед Юры лишь усмехнулся (это так сильно отличалось от того, что Юра нафантазировал, что ему стало только хуже): — Может, поговорим внутри? Он не выглядел злым или готовым разорвать всех на части (Юра успел выучить характер своего деда за столько лет, что просто удивительно, если говорить с сарказмом), поэтому Юра немного, самую малость, успокоился. — Я люблю вашего внука, — без предисловий начал Отабек, когда они уже спокойно расположились за обеденным дубовым столом с чашками чая. Юра сидел между Отабеком и дедом и думал о том, что выглядит, как девица на выданье — особенно когда Отабек говорил так серьезно, а Николай улыбался, будто говоря «на что ты готов пойти ради моего внучка». Юра не понимал абсолютно ничего (до сих пор). — Да не беспокойтесь вы так, в СССР и не такое бывало, — Николай улыбнулся, на этот раз мягче, уловив в голосе Отабека решимость и готовность идти на все (вот и ответы на твои вопросы, дедушка). — Да? — Юра опять влез в разговор, не спрашивая разрешения, на что получил два немного напряжённых взгляда в ответ. — Что? Я просто спросил! Николай улыбнулся, а Отабек закатил глаза. Но Юра все равно был счастлив, несмотря на лёгкий подзатыльник и заверения в том, что он сегодня моет посуду. Юра был счастлив, потому что его самый страшный секрет перестал быть таким страшным. Может, позже он будет об этом жалеть (например, когда дедушка с Отабеком будут обсуждать нынешнюю молодежь, странно поглядывая на Юру, и почти синхронно качать головой, когда Потя в очередной раз опрокинет на Юру цветок в горшке, будто в этом виноват сам Юра). Может быть, он будет жалеть. Но точно не сегодня (хотя мыть посуду — это всё-таки слишком).