Часть 1
25 июля 2021 г. в 19:54
У Дазая меньше суток. Он нервно стучит пальцами по деревяшке и прикрывает глаза, стоя около гребанного вентилятора. Правда, прохладнее от него все не становится: пластмассовая лопасть лишь гоняет горячий воздух.
У него меньше суток. Он смог вырваться на море после сессии, копил весь год стипендию. И все ради рыжего взболомошенного хаоса. Они с Чуей общались только по переписке, потому что буквально живут на разных концах страны. У Дазая был один шанс на миллион, и он решил его не проебывать.
Но у Осаму осталось меньше суток. Два дня уже прошло, он не сможет остаться на дольше. Слезы непроизвольно скатываются по щекам, потому что он знает. Такой шанс выпадает лишь раз. Он больше не увидит Чую. А значит, можно и оставить ему свое сердце здесь. Потому что Дазай любит его до звёзд перед глазами. Любит до внезапной искренней улыбки на лице, когда видит сообщение от Накахары. Любит до мимолетных касаний и дружеских укусов на плечах и шее, хотя у Осаму чувствительная кожа. Дазай любит его настолько, что голубые глаза и хитрая лисья улыбка стали для него смыслом жизни.
Чуя мягко толкает Дазая в плечо, перекрывая весь горизонт своей счастливой улыбкой. Хотя даже при виде прекрасных закатов Осаму всегда смотрел только на Чую.
— Дазай, ты меня вообще слушаешь? — как-то насмешливо бурчит Накахара и размахивает руками из стороны в сторону. — пошли возьмём мороженое и пройдемся по набережной, я тебе такое место покажу, что ты ни за что не захочешь уезжать!
“Да я и так не хочу уезжать”, — думает Осаму, а сам натягивает на лицо полуулыбку и резво тянется следом за рыжим.
Солнце нещадно палит по всем проходящим, а голова не идёт кругом только потому, что у них есть бутылка холодной воды и два рожка с мороженым. Песок отдает жаром по ступням, пока парни не доходят до каменной кладки набережной. Дазай слишком уж заботливо вытирает измазанный в мороженом рот Чуи, а в благодарность получает брызги холодной воды в лицо. Он бы возмутился, но сейчас вода является для него спасательным кругом.
Накахара тащит его вниз по склону и выводит к дикому пляжу. Не удивительно, что здесь нет никого. Туристы вряд ли знают об этом месте.
Прибрежные волны бьются о большие камни, иногда полностью окутывая их водой. Но те, находящиеся в тени деревьев, не достают. Чуя усаживается на один из них и тянет за собой немного неловкого Дазая, счастливо улыбаясь. Для Накахары каждый летний сезон был одинаковый. Он привык к снующим туристам и безмолвному спокойствию осенью и зимой.
— Тут самые красивые закаты, даже на теплоходе таких нет, — воодушевленно произносит Чуя и допивает остатки воды. Дазай поджимает губы. Дазаю плевать на рассветы и закаты. Он их видел не раз. Видел и на озерах, и на крышах, и из панорамных окон, когда завязывал петлю около своей люстры. Он видел много красивых мест там, на Севере, у себя.
Белая пена достигает их ног и слегка смывает с их сандалий прилипший песок, а после сразу же исчезает. Любителей поплавать здесь не было. Кругом острые камни, да осколки ракушек. Наверное, здесь в воду прыгать будут только самые больные.
Осаму смотрит на горизонт, лишь бы снова не утонуть в голубых омутах рядом. Чуя опять что-то рассказывает, а Дазай видит, как небо медленно начинает окрашиваться в бордовую палитру цветов. Они здесь не на долго. Ведь ему скоро уезжать. От этой мысли предательски сжимается сердце.
Чуя резко подпрыгивает с места, снимает сандалии и подходит ближе к морю, закрывая собой горизонт. Его полурасстёгнутая рубашка поднимается на ветру, а Дазай нервно выдыхает. Чуя слишком красивый, стоит напротив него и тоже тянет к себе.
— Держи, — он протягивает шатену цепочку с позолоченным кольцом посредине. — я хотел что-то подарить тебе на память... Но украшения из ракушек из слишком банальные, верно?
Осаму долго хлопает ресницами, а потом чувствует, как в его ладонь кладётся цепочка. Дазай не может на нее смотреть. Он тонет. Тонет в самом прекрасном закате, который когда-либо видел.
Редкие отблески закатного солнца отражаются в глазах Чуи, а прохладная вода омывает ноги по щиколотку.
— У меня...— кажется, голос немного сел. — у меня нет ответного подарка, Чуя.
— Просто приезжай в следующем году.
Осаму чувствует, как у него начинают слезиться глаза. Он сжимает ладонь с подарком и просто крепко обнимает друга, утыкаясь в его плечо и вдыхая приятный аромат одеколона, который уже давно смешался с морским бризом. Он придет, он обязательно приедет. Найдет подработку, не будет есть, но приедет.
Чуя выводит его обратно на оживленные улицы почти в полной тишине. Он и сам не любил прощания, от них потом на душе кошки скребут. Но Дазай и вовсе был поникшим. Пока мимо плетутся группки людей и проезжает бесконечное количество машин и общественного транспорта, Осаму просто смотрит на рыжего, словно пытаясь что-то найти в его глазах. Чуя же вечно хочет просто уткнуться взглядом в землю, лишь бы не видеть эту водную рябь в зрачках друга. Глаза Дазая ему всегда напоминали море в ночи.
Такси незаметно подъезжает к тротуару, а водитель нетерпеливо сигналит.
— Я буду скучать.
— Осаму, мы ведь не навсегда прощаемся. У нас все ещё есть номера друг друга и странички в...
— Я все равно буду скучать, — повторяет Дазай дрожащим голосом. Он уже не скрывает выступающие слезы.
Чуя больше ничего не говорит. Он тянется, чтобы обнять друга, а получает в ответ поцелуй. Дружеский ярлык падает на землю, когда Накахара в ответ сминает в поцелуе чужие губы.
Губы у Осаму потрескавшиеся и отдают солоноватым вкусом, будто он всю жизнь жил в море, прямо под боком у Чуи. Накахара сжимает пальцами его черную футболку, чуть приподнимается на носочки и всячески игнорирует недовольное ворчание мимо проходящих людей.
Дазай оставляет в качестве памятного подарка первый поцелуй на губах Накахары. В последний раз кидает грустный взгляд в сторону рыжего и скрывается в такси. Пока Чуя ошалело касается своих губ подушечками пальцев.
Осаму повязывает на свое запястье цепочку, а кольцо надевает на безымянный палец, проходя регистрацию на свой рейс. Чуя же уже обещает себе, что, если Дазай не сможет приехать к нему в следующем году, он сам сорвётся к нему в город, хоть зимой. Потому что Чуя ненавидит прощаться.