Твой придурок

      Боли Серёжа давно уже не боится — привык. Сначала дома, от родителей, во время их очередной пьянки, потом, когда из семьи из-за постоянных жалоб соседей на плач ребёнка забрали, в детдоме от воспитательниц, что частенько сердились на малейшее неповиновение. Когда же подрос, легче не стало: будучи ребёнком довольно хилым, если не сказать болезненным, со смазливой, по мнению местных мальчишек, внешностью и наивно-романтичными мечтами, Серёжа стал объектом для постоянных насмешек, откровенных издевательств и, что самое неприятное, побоев. Может, именно это и стало во многом его мотивацией — закончить школу, поступить в институт, уехать, вырваться из этого порочного круга. Смог, ещё находясь в детском доме начал интересоваться предметом, именуемым странным и ничего не говорящим словом «Информатика», уже в четырнадцать мог написать любой код из школьной программы восьмого класса за пять минут, в семнадцать — лучше всех из детского дома сдал информатику и профильную математику на ЕГЭ, а в восемнадцать, через пару недель после получения заветных баллов на экзамене, — видит на своей электронной почте долгожданное письмо от МГУ — поступил.       Но верно говорят: муж и жена — одна сатана. То же можно сказать и про Питер с Москвой: люди-то везде одинаковые. Так что когда Разумовский слышит свист-подзывалку и типичное «Эй, пацан, подойди сюда», руки привычно сжимаются в кулаки. Ему страшно, ему пиздецки страшно. Однако он деланно спокойно разворачивается. На него уставляются три пары подозрительно прищуренных глаз. «На что надеялся, гуляя вечером по Чертаново?», — проскакивает запоздалая мысль. Ну а что, собственно говоря, делать, если общагу здесь выделили? Правильно, ничего не поделаешь, поэтому Сергей лишь устало вздыхает и морально готовится к тому, что остаток вечера просидит, приложив замороженную курицу, если та ещё лежит в общем холодильнике и не съедена каким-то неимоверно прожорливым студентом, к особо побитому участку кожи. Компания тем временем встаёт и подходит к заметно погрустневшему, но старающемуся не терять лицо, Разумовскому. Когда те обступают парня, последнему становится не до смеха: самый низкий из числа новых знакомых выше его самого на пол головы. «Если они решат меня трахнуть, то я, ясное дело, буду снизу», — шутит Серёжа свою последнюю, по ощущениям, на сегодня шутку, разумно не проговаривая её вслух, а то вдруг ещё расценят это как приглашение. Первым взял слово самый высокий блондинистый парень с редкой бородкой и усыпанным прыщами лицом: — Сигаретки не найдётся? — скалясь, проговаривает он. — Не курю, — мрачно отрезает Серёжа и делает шаг в сторону, всё ещё не теряя надежды уйти с миром. — Ой, как грубо, — подключается второй, самый низкий, пробегается рукой по подстриженным ёжиком русым волосам и насмешливо интересуется: — А до зарплаты не одолжишь? — Мы вернём, — заискивающе улыбаясь, подтверждает до этого молчавший третий новый знакомый, что весь диалог до этого сопровождал громким чавкающим пережёвыванием жвачки. — У самого по нулям, — безбожно врёт Сергей, грустно вспоминая свою крохотную стипендию. — Да? — наигранно-участливо интересуется первый. — Гена, давай по-братски поможем пацану денег немного наскрести, а? Вон, смотри, какой у него рюкзак большой, наверняка там завалялась сотенка-другая, глядишь, и с нами поделится, мы сигареты купим, а вдруг ещё и на пиво хватит… — мечтательно продолжает он.       Гена снова опасно лыбится и выплёвывает жвачку, а у Разумовского всё внутри холодеет: в рюкзаке лежит, грея сердце, любимый макбук, купленный ещё в прошлом году после победы в одной из олимпиад по информатике. Решение приходит мгновенно — сражаться, сражаться до последней крови, но ноутбук не отдавать! Да, решение глупое, инфантильное, но одно Серёга понимает прекрасно: без мощного компьютера на факультете вычислительной математики и кибернетики банально не выжить, а вот попечатать следующие пару месяцев и одной рукой можно. — Нет, — решительно отвечает Разумовский и в следующую же секунду, пока его противники не успели сориентироваться, кидается в сторону ближайшего подъезда.       Но, как оказалось, люди, бегущие в спортивных штанах, бегут намного быстрее людей, бегущих в скинни джинсах, ну, или, возможно, не стоило Серёге физ-ру в школе прогуливать, но что уж сейчас попишешь…       Первый удар приходится в нижнюю губу, когда парень геройски разворачивается к нападающим, намереваясь встретить свою судьбу лицом к лицу. Получается не совсем то «лицом к лицу», о котором думал Разумовский, но что ж, тоже неплохо, компьютер пока у него. Первый удар пришёлся вроде от самого низкого парня, но Серёжа в этом не уверен, ему, знаете ли, не совсем до того было. Губа тут же начинает пульсировать, во рту появляется металлический привкус крови, видно, прикусил язык, по подбородку тоже течёт какая-то подозрительная струйка, и парень с грустью отмечает, что белую рубашку ждёт впереди долгая и нудная стирка.       Вторым замахивается прыщавый, он, по ощущениям, у них главный. Серёжа невольно зажмуривается и стойко ожидает следующего удара, уже даже не пытаясь закрыть лицо руками, — что толку-то, всё равно лицо с утра распухнет, а так, хоть руки целы останутся. Но затрещины в течение этих долгих секунд не следует, а вместо этого раздаётся грозовой голос, чеканящий каждое слово: — Молодые люди, а чем мы тут занимаемся?       Серёжа мгновенно открывает глаза и устремляет взор, полный надежды, на своего спасителя. Он высокий, выше каждого из присутствующих, широкоплечий, с тёмными, не особо длинными волосами, намного короче, чем у самого Разумовского, который с завидным упорством намеревается отрастить каре, и недобро прищуренными карими глазами. Серёжа очень надеется, что этот прищур предназначается обидчикам, а не самому парню, и что те сейчас знатно отхватят, и ему не придётся улепётывать по Северному Чертаново с рюкзаком за спиной от такого привлекательного мужчины…       Брюнет тем временем встал в позу, расставив ноги на ширине плеч и сложив руки на груди, дав Сергею возможность в полной мере рассмотреть своего спасителя. Серые спортивные штаны очерчивают подтянутые ноги, чёрная футболка выгодно обтягивает мышцы на сильных руках и облегает накаченную грудь, на шее покоится Bluetooth-гарнитура. На этот раз первым реагирует Гена: — А что те надо, я понять не могу? Шёл своей дорогой, так и иди, — кидает он, стоя вполоборота и не переставая сжимать кулаки. «Не иди, — пульсирует единственная мысль в голове у Разумовского, — не иди, — снова как заведённый повторяет он. — Без тебя мне отсюда живым не уйти». — Один раз говорю: отойдите от парня, — неизвестный будто услышал молитвы, обращённые к нему, — повторять ещё раз не буду, — спокойно говорит он и опасливо хрустит костяшками.       Все трое переглядываются и мгновенно прыскают со смеху, но в следующую же секунду им становится не до улыбки: прыщавому главарю прилетает первым, в живот, он тут же складывается пополам, дальше достаётся низкому — кулак впечатывается прямо в глаз. «Фингал будет», — злорадно думает Серёжа.       Вкус крови всё ещё во рту, и самой алой жидкости так много, что парню приходится её глотать, в виду невозможности выплюнуть. За всей потасовкой Серёжа вынужден наблюдать из не совсем ловкого положения: Гена всё ещё держит его за грудки, прижав к холодной стене старой сталинки. Однако в следующую же секунду недо-грабитель, правильно оценив ситуацию, отпускает уже порядком измятую рубашку, окраплённую каплями крови, и, не сказав ни слова, молча убирается восвояси, забрав с собой обоих скулящих от боли приятелей. — И чтобы я больше подобного не видел, — предупреждает спаситель и подходит к Сергею, участливо кладя руку тому на плечо. — Ты как? — интересуется. Парень, наконец получив возможность сплюнуть, отворачивается и выплёвывает тёмно-алые сгустки на землю. — Ага, — кивает новый знакомый, — что ж, пошли ко мне, лечиться будем. Только в подъезде так не делай, — кивает он на лужицу крови. — Хорошо, — подтверждает Серёжа и отчаянно краснеет до ушей. Глупо всё как-то получается…       Путь до квартиры они проделывают в молчании. Сначала брюнет выуживает связку ключей из кармана спортивок, прикладывает их к домофону, открывает подъездную дверь и пропускает Разумовского вперёд, затем вызывает старый дребезжащий лифт и нажимает кнопку с цифрой четыре. Пока они едут, Серёжа рассматривает себя в прикреплённое на стену невесть кем зеркало. Да, вид, мягко говоря, не очень: увеличенная в полтора раза нижняя губа, кровавые подтёки на подбородке, взлохмаченные волосы и грязная рубашка. В то время как его новый знакомый выглядит с иголочки, будто не вечером вышел по району прогуляться и не гопоту только что уложил, а на модный показ заскочил.       В квартиру заходят тоже в тишине, мужчина оставляет дверь в ванную открытой, а сам уходит куда-то в глубь квартиры. Долгие пару минут Серёжа и правда умывается, аккуратно стирает бордовые подсохшие дорожки, болезненно морщась при каждом прикосновении к разбитой губе, тщательно полощет рот, с каждым разом выплёвывая всё менее алую воду. Рубашку решает стирать уже дома в общаге. И ещё несколько минут стоит, ухватившись за раковину. Выходить стыдно, безумно стыдно. Надо же, первый месяц в Москве, и сразу так влипнуть! «Может, смыться? — пробегает трусливая мыслишка. — Дверь он вроде не закрывал, рюкзак остался в коридоре, в принципе можно…». Но Сергей тут же глушит эту мысль: — Он ради тебя жизнью рисковал, в драку ввязывался, а ты…       На этом эмоциональном подъёме парень направляется в недры квартиры, намереваясь отблагодарить своего спасителя и по-быстренькому свалить. Обитель нового знакомого оказывается небольшой, однокомнатной, но чистой и аккуратной. Сам хозяин находится на кухне. Стоящий и любующийся закатом. Серёжа неловко прокашливается: — Спасибо большое за всё, я, наверное, пойду, — неловко выпаливает он и уже разворачивается в сторону спасительной двери, как ему в спину прилетает: — Куда пошёл? Садись на стул, лечить тебя будем.       Парень неловко прокручивается на пятках на сто восемьдесят градусов и ещё более неловко плюхается на ближайший стул. Мужчина тем временем начинает рыться в холодильнике. — Как тебя хоть зовут-то? — спрашивает он между делом, гремя ящиками морозилки. — Сергей, можно просто Серёжа, — представляется Разумовский. — Приятно познакомиться. — Спаситель тем временем победно вытаскивает упаковку слоёного теста из нижнего ящика и, присев перед ним на колени, торжественно вручает парню. — На, приложи. А меня, между прочим, Олег зовут, — говорит теперь-ясно-что-Олег и бросает заинтересованный взгляд карих глаз: — А за что они тебя так? — Да сигареты стрельнуть у меня пытались, а я не курю — не дал, так они деньги вымогать начали, — отвечает Серёжа. Тесто охлаждает так же хорошо как и курица, и парень заметно расслабляется. — А вот я курю, — признаётся мужчина, — плохая привычка, не скрою, но таким придуркам всё равно бы не дал, — поддерживающие улыбается он. — Тем не менее спасибо вам большое, — выпаливает Разумовский, — сам бы я по себе, может быть, и выбрался бы, но в рюкзаке макбук лежит, боялся, его испортят, — говорит Сергей, и только потом до него доходит, что сморозил… Он в квартире у незнакомого мужчины рассказал о дорогой вещи, что лежит у него в рюкзаке. Если тот спас его от гопников, не могло ли это быть большим спланированным заранее ходом?.. Но Олег, кажется, вообще не обращает внимание на замешательство собеседника: — Давай на ты, не на столько же я тебя старше, — усмехается он. — А так, ты меня тоже извини, пожалуйста, — просит брюнет, пронзительно глядя прямо в глаза. Сердце ёкает. Мужчина до сих пор сидит на коленях и сморит как-то непривычно, снизу. — За что я должен ва… — Серёжа осекается, — тебя прощать? — удивляется он. — Если бы не ты… Ему не дают закончить: — Если бы я в этих треклятых наушниках не бегал, — Олег склоняет голову, на секунду разрывая зрительный контакт, и кивает на продолжающую висеть на шее гарнитуру, — то услышал бы вас намного раньше, — грустно поджав губы, констатирует хозяин квартиры. — Всё ещё больно? — интересуется он, отстраняя серёжину руку с упаковкой теста.       От контраста совсем не от него тёплых пальцев мужчины и холода упаковки у парня по спине бегут мурашки. Но в следующую же секунду брюнет делает нечто ещё более неожиданное — аккуратно прикасается к нижней губе большим пальцем, а затем медленно обводит её по контуру, на пару секунд задерживая палец просто так в левом уголке губ. Всё это Олег проделывает не разрывая зрительного контакта. — Уже лучше, — констатирует он с теплотой в голосе и наверняка хочет добавить что-то ещё, объяснить свой последний жест, ибо не может же он оставить всё так, но тут свистит на плите чайник, и мужчина встаёт, чтобы его отключить. — Пьёшь красный чай? — спрашивает Олег, открывая какой-то настенный ящик над своей головой. — Ага, — глупо кивает Разумовский, даже особо не осознавая, что стоящий спиной брюнет движения головы не увидит. Пунцовые кончики ушей парня сейчас, пожалуй, могут посоревноваться в насыщенности цвета лишь с засохшими пятнами крови на рубашке и со стремительно алеющей водой в чашках.

***

«Ебал в рот я эти ваши дипломные работы», — устало думает Сергей в изнеможении откидываясь на спинку порядком потёртого кухонного стула.       Закатное майское солнце беспрепятственно проходит сквозь незанавешенные окна, отражаясь в графине с водой, заботливо оставленном на столе, и красивыми бликами ложится на противоположную стену, не забывая при этом параллельно светить Разумовскому в левый глаз. И всё бы хорошо, в другое время парень бы наверняка насладился подобной идиллией, вот только есть одно но: защита диплома меньше чем через две недели, а его «детище» готово лишь процентов на тридцать-сорок, не больше. И тема вроде как удачная, получилось даже свой проект, социальную сеть Vmeste, приплести, но всё как-то не идёт... А если ещё и вспомнить, что придётся это всё комиссии рассказывать, защищать, на вопросы отвечать — так сразу руки дрожать начинают, печатать неудобно. А пальцы меж тем уже занемели от монотонного несколькочасового слепого набора клавиш.       Впереди воскресенье, долгожданный и вполне заслуженный выходной, но сердце уже не трепещет, как было в школьные детдомовские времена, а лишь тяжко сжимается — здравствуй, ещё один день, проведённый за написанием дипломной работы!       Отвлечься от грустных мыслей Серёжа решает по-своему: выпить холодной газировки, прямо из холодильника. Вообще, у него, бывшего детдомовца, выращенного в суровых условиях безденежья, до сих пор на подкорке сознания крутится мысль о покупке аппарата, как в торговых центрах, только без необходимости оплаты после выбора, чтобы кнопочку нажал — и желаемый напиток через секунду получил. Да, такая машина у него наверняка в офисе стоять будет, тогда вот зайдут к нему гости, а он не секретаршу, Светочку там или Оленьку, о кофе будет просит, а целый каталог предложит. Сергей мечтательно зажмуривается.       Пальцы привычным движением находят выемку-ручку, дверца легко поддаётся, открываясь, и в конопатое лицо тут же веет холодом. Парень выбирает в дверце самую понравившуюся банку колы и, счастливый, задумывается о том, как хорошо иметь стипендию, на которую можно покупать, например, ту же самую кока-колу. Правда, только на колу, которую Разумовский потребляет в невиданных количествах, ему и хватает, так что живи он один — точно с голоду бы помер. Хорошо, что он живёт не один...       Вдруг раздаётся стук в дверь. Неожидавший такой громкой подставы Серёжа так и подпрыгивает на месте. «Вот и мой "не один" с пробежки вернулся», — запоздало думает он.       Так и не открытая жестяная банка остаётся стоять на кухонном столе, а парень со всех ног бежит в коридор, чтобы поскорее встретить потного и уставшего, но такого любимого человека. «Полчаса же не виделись» или «Серый, я весь мокрый», — нарочито сердито кинут ему, когда Разумовский привычно бросится на шею. Кинут фразу с суровым выражением лица, но к сердцу прижмут.       Щеколда привычно щёлкает, когда ловкие пальцы Сергея резко сдвигают её в сторону. В следующую же секунду дверь открывается, и на пороге показывается Олег. Точнее, не так. Сначала показывается огромный красный кровоточащий олегов нос, а затем заходит и сам его обладатель.       Первые пару минут, пока Волков закрывает обратно дверь и скидывает кроссовки, в квартире ни звука. В кухню Олег проходит тоже в тишине, видимо, первым нарушать сложившуюся тишину он не собирается. — Ничего мне не хочешь рассказать? — Серёжа остаётся стоять в дверном проёме, наблюдая за закинувшим голову мужчиной, который пытается в данном положении нашарить стул, дабы сесть на него. — Да мудаки эти, — из-за пережатого горла голос у Олега низкий, приглушённый, — Гена, Витя и Игнат, что постоянно у нашего подъезда ошиваются, в этот раз начали к бродячей кошке с котятами приставать, вот, — Волков ненадолго отвлекается от тактильных поисков сиденья и указывает на свой нос, — результат. Но котов отвоевал, пошла семья с миром. — Его прощупывание наконец-то венчается успехом, и задница Олега приземляется на удачно оказавшийся неподалёку стул. — Да, годы идут, — Серёжа всё-таки решается помочь и оглядывается в поисках чего-то холодного. Взгляд совершенно случайно падает на банку колы, всё ещё бесхозно стоящую на столе, — а эти остолопы всё те же. Сколько лет прошло с нашей первой встречи? Четвёртый год идёт? — Мужчина слегка кивает в ответ, и Разумовский фиксирует его подбородок, аккуратно вытирая кровь из-под носа. Закончив данную процедуру и убедившись, что новой крови больше не последует, оставляет скомканную салфетку на столе и прижимает по-прежнему удивительно холодную банку к порядком припухшему носу. — Ты лучше скажи, герой-любовник ты мой, почему котов с собой не принёс, а? — спрашивает, привычно оглаживая тёмные короткие волосы. Зарываться в свою рыжую шевелюру до плеч отчего-то не так приятно... — Да они все как-то разбежались, — немного тушуется Олег. — Тем более я не знал, как ты отреагируешь, — признаётся он, смущённо потупив глаза. И как только это у него получилось, в таком-то положении... У Серёжи, в свою очередь, глаза на лоб лезут от такого заявления. — Олеж, ещё недавно у тебя на кухне сидел побитый я, прижимая пачку слоёного теста к расквашенной губе, так как ты думаешь, я бы отреагировал? Волков смотрит виновато: — Ты извини, я как-то не подумал, не до того немножко было. — «Ага, приёмчики свои на практике отрабатывал», — мысленно насмешливо поддакивает Разумовский. — Давай тогда завтра с утра их найдём и подкормим что ль.       Серёжа согласно кивает, на Олега он не сердится, да и не сердился вообще, ибо, во-первых, как можно гневаться на человека, что и в огонь и в воду за маленькими котяточками, чтобы их, если что, в любой момент спасти и, если нужно, защитить, хотя Сергей точно знает, Волков и за просто так задницу кому хош надерёт. А во-вторых, как можно на серьёзных щах злиться на человека, который сейчас сидит прижав банку колы к носу. Олег вдруг, накрыв своей ладонью чужую, отстраняет серёжину руку от своего носа и на вопросительный взгляд серо-голубых глаз просто отвечает: — Сёреж, я в порядке, правда, не так уж мне и прилетело.       Во втором Разумовский уверен на все сто процентов, а вот с первым готов поспорить, но зная непреклонность Волкова относительно собственных решений, лишь, устало вздохнув, поднимается с колен и направляется к холодильнику. Банка безнадёжно нагрелась от тепла чужого тела. Да и пить как-то расхотелось. Нетронутая кола возвращается к своим собратьям в дверцу. Как вдруг под хвост ему будто вожжа попадает. — Олег, — разворачивается Серёжа с хитрой улыбкой, — вот ты всегда говорил, что кока-кола вредная, мол, до добра не доведёт. — На лице мужчины отображается непонимание, но он внимательно слушает, не перебивает. — А вот смотри, как всё развернулось — из-за твоего хвалёного спорта тебе так перепало, а своей вредной колой я тебя вылечил, — заканчивает ликующей от своей гениальности парень.       Губы мужчины расползаются в насмешливой улыбке, как вдруг он делает пару шагов вперёд, мгновенно пересекая крохотную кухонку, и ставит руки по бокам от парня так, что Сергей оказывается прижатым спиной к столешнице. — Ты придурок? — немного устало интересуется Волков, хотя они оба знают, что это напускное — вон как глаза светятся. — Даже не так, — перебивает мужчина сам себя, — ты придурок, это факт, — подытоживает.       Солнце до сих пор не село, и его лучи освещают фигуру Волкова каким-то неземным, магическим ореолом. Серёжин взгляд задерживается на очерченных скулах, пробегается по сложенным домиком тёмным бровям, зацепляется за забавные мимические морщинки на лбу. Всё ещё немного припухший нос вполне успешно получается игнорировать.       Олег в немом вопросе поднимает бровь и склоняет голову на бок. Разумовский улыбаясь мотает головой, мол, ничего. Это уже вошло у них в привычку — общаться взглядами.       Сергей кладёт ладонь Волкову на щёку и оглаживает большим пальцем тёплую бархатистую кожу. «Красивый», — в который раз убеждается он. Брюнет тоже смотрит не отрывая глаз. И вдруг неожиданно, возможно, даже для самого себя, тот подаётся вперёд и целует. Губы Олега мягкие и горячие в отличие от серёжиных обкусанных в виду постоянного стресса. И сколько раз мужчина не старался отучить Сергея от данной привычки, сколько раз не дарил бальзамы и с вишней, и с яблоком, и даже с кока-колой — всё без толку. Очередная сессия равно изтерзанные зубами губы.       Волков сминает податливым поцелуем чужой рот и осторожно, буквально кончиками пальцев, пробегается по бледному подбородку парня. Это уже слишком. Разумовский сдавленно стонет и зарывается в густые тёмные волосы, а сам всё льнёт ближе, ближе, грудные клетки уже настолько прижаты друг к другу, что через тонкую ткань футболок отчётливо чувствуется чужое сердцебиение. И от осознания этой близости ведёт куда больше чем от всех ласк, хотя когда мужчина отрывается от губ и припадает к тонкой аристократичной шее, парень окончательно течёт и мгновенно задирает чужую футболку на загорелой мускулистой спине. Длинные холодные пальцы начинают вытанцовывать какой-то свой, известный им одним танец. Настаёт очередь Олега издать протяжный гортанный стон. Он выгибается, стараясь уйти от невесомых касаний, и тем самым оказывается ещё ближе. В бедро Сергею упирается нечто очень явное.       По его лицу тут же пробегает довольная хитрая усмешка. Надо же, дед потёк намного раньше него самого! Хотя, Разумовский прекрасно это понимает, подобное преимущество у него есть ещё буквально секунд десять. Он вдруг отрывает Волкова от своей шеи и целует. Мокро, влажно, с языком, проходясь им по зубам и дёснам в чужом рту, а затем давая языкам возможность сплестись и уйти в недолгий пляс. Отрываясь сморит любовно и убирает со лба отросшую тёмную прядь. Шепчет прямо в губы: — Придурок. Твой придурок.       Ответа не последует, а ему и не надо. Олег сгребает Серёжу в объятья увлекая в очередной поцелуй, затем подхватывает его за задницу и не отнимая губ несёт в спальню. В их спальню.       Пару раз, опираясь лишь на собственные ощущения, они налетают на что-то — улетает на пол книга и опрокидывается ваза с сухоцветами. Им плевать.       На столе остаётся лишь ноутбук с горящим экраном, на котором отображается недописанный диплом. «Ничего, — запоздало думает парень, — ноутбук дорогой, сам потом погаснет. А на диплом у меня есть ещё почти две недели».