Не так

Неон любил валяться в кровати подольше. Нежиться, потягиваться и никуда не торопиться. Но она была не такая. Стремительная и торопливая, словно у нее совсем нет времени, она всегда куда-то спешила. Проснуться пораньше, разобраться лично со всеми делами, накопившимися с ночи — как будто у нее нет помощников, честное слово, и за что Линсен деньги получает? — и упорхнуть из его комнаты, пока никто не заметил. Никому не было нужды ничего замечать, потому что все и так все про них знали, хотя и благоразумно помалкивали, но Курапика все равно уходила каждый раз и делала вид, что ничего не происходит. Наверное, поэтому она так подходила для роли, которая с рождения предназначалась ему: лгунья, как и папа, она хорошо справлялась с пропитанным ложью бизнесом. Они с отцом одного поля ягоды. Неон рядом с ними чувствовал себя чужим. Но папу он любил, хотя тот всю жизнь вешал ему лапшу на уши. И Курапику тоже любил, хотя и знал, что в чем-то она его точно обманывает. Он лениво перевернулся на бок и подпер голову рукой, глядя на нее, стоящую к нему спиной у панорамного окна. Она выглядела хрупкой, но Неон знал, что это не так. Под бархатной белой кожей стальные мышцы, а руки легко способны свернуть кому-либо шею. Но не станут. Потому что она ценит чужие жизни. Это отличало ее от папы и это поразило Неона в ней больше всего. Он ведь не задумывался раньше никогда о чужих жизнях, есть они или нет — какая разница? Но после встречи с ней вдруг понял, что все мертвые когда-то были живыми, а все живые когда-нибудь станут мертвыми. Это открытие будоражило сознание и немного пугало. Курапика, наверняка почувствовав его взгляд, обернулась. И как ей удается всегда быть такой идеальной? Несмотря на наготу, растрепанные волосы и подсыхающую сперму на бедрах, она была собрана и совершенна. Казалось, войди сюда сейчас отец, она сумеет должным образом ответить на все его вопросы, обсудить все важные дела и не потерять при этом лицо. К счастью, папа был далеко и входить сюда не собирался. — Иди сюда, — позвал Неон, не надеясь, впрочем, что это случится. Утро уже почти настало, за окном медленно серело, а это значит, что она вот-вот убежит, снова оставив его одного. А как бы он хотел, чтобы она осталась. Хотел перебирать ее волосы, щекотать кисточкой от покрывала и целовать пощекоченные места, кормить ее сладостями и целовать ее сладкие губы. Хотел трогать ее везде и быть в ней, чувствовать ее запах и мягкость ее тела, смотреть в алеющие от желания и страсти глаза. Хотел просто лежать рядом, обниматься или спать. Хотел смотреть с ней фильмы под одеялом или, может быть, потащить в кино. А еще покупать ей красивую одежду и цветы — девушки же любят цветы? — ездить в горы, чтобы кататься на лыжах, или на пляж, чтобы купаться в море, вместе ходить на скучные приемы, чтобы обсуждать занудных папиных знакомых — все это он хотел. Быть с ней. Чтобы она была его. И он привык, что обычно все его желания исполняются, но почему-то с Курапикой это не работало. Неон пытался настоять, пытался уговорить, уломать, но… когда наступало утро она продолжала уходить и всегда делала вид, что ничего не происходит. Курапика покачала головой, виновато улыбнувшись. — Но почему, — расстроенно протянул он, хотя и знал, что получит примерно такой ответ. — Еще так рано. — Мистер Ностраде… то есть твой отец, возвращается сегодня, — напомнила она, споткнувшись в словах. Неон знал, что ей тяжело дается словесное нарушение субординации — она и его долго отвыкала звать «Неон-сама». — Ну и что. Расскажем ему, да и все. Он не будет против, — Неон считал, что папа не имеет права быть против, потому что сам вечно жил с какими-то любовницами. Неон устал их запоминать. Наверняка папа и в Сан-Франциско ездил вовсе не по делам игорного бизнеса, а ради собственного развлечения. — Нет, — отрезала Курапика. Потом вздохнула, видя, что Неон надулся на ее слишком резкий тон, и все-таки подошла к кровати, села на ее край. — Не надо никому ничего рассказывать, — попросила она. Неон тоже сел, подобрав ноги. Неловко подполз ближе, смяв одеяло под собой, и обнял девушку со спины, уткнулся носом ей за ушко. Теплая и мягкая, с колючими косточками в надплечьях, она замечательно обхватывалась руками. — Ладно, не расскажу, — пообещал он. Хотя стоило бы рассказать всему свету. Курапика погладила ладошками его руки. — Спасибо. Однажды он обязательно расскажет. И отцу и всем. Поделится со всем миром секретом о том, какая у него замечательная девушка. И они будут засыпать и просыпаться вместе и делать все, что захотят. Не может же все навечно остаться таким неправильным.