***
Чу Ваньнин между тем размышлял, что же так сильно испортило настроение его возлюбленному. Смена позиций в постели, конечно, важный шаг, но неужели ему следовало вчера осадить распалённого Мо Жаня и заявить, что прежде нужно посоветоваться с его второй личностью? Тасянь-цзюнь был настолько против, настолько разгневан, не готов выступать в принимающей позиции? Но Чу Ваньнин ведь не мог с каждым из них вести разговоры средь бела дня о том, как им следует заниматься любовью. Ему и Мо-цзунши, выпытывающего каждый раз после постельных утех, насколько сильно ему понравилось, с лихвой хватало. С другой стороны, он ведь совсем не желал, чтобы Мо Жань чувствовал себя дискомфортно. В конце концов, размышления не приносили никакого толка и только ещё больше запутывали, так что Чу Ваньнин просто разозлился, сам не зная, на кого больше. Если он отдастся, если они переспят сегодня, и Чу Ваньнин первым проявит инициативу, этого будет достаточно? Хватит, чтобы загладить его вину? — Иди есть! — Чу Ваньнин предпочёл до времени сделать вид, что конфликта не возникало, и поставил на стол две тарелки приготовленного с утра овощного рагу. Бывший Император, высокомерно задрав голову, показался из спальни и, обидчиво нахмурив брови, забился в угол стола, чтобы там приняться за еду. Ужин проходил в гнетущей тишине. Чу Ваньнин ломал голову, как бы разрядить обстановку, не подозревая, что лицо его от этого становится ещё более холодным и отчуждённым. Он даже не сразу заметил, что рагу оказалось безбожно пересоленным, а бросив взгляд на тарелку Мо Жаня, который до сих пор не сказал ни одного упрёка по поводу вкуса еды, увидел там пригоревшие кусочки овощей. Чу Ваньнин потянулся палочками в чужую тарелку в попытке забрать непригодную еду, но он не мог ожидать, что другая пара палочек тут же сцепится с ним в схватке за этот несчастный кусок и Мо Жань, одержав победу, сразу примется запихивать в рот горелые овощи, словно собака, у которой попытались отобрать лакомую кость. — Ещё и еду у меня отбираешь?! — злобно процедил Тасянь-цзюнь, торопливо пережёвывая содержимое своего рта. Чу Ваньнин не смог сдержать улыбки. — Над чем ты смеёшься? — бывший Император пришёл в ещё большую ярость. — Кажется, я немного передержал котёл и еда подгорела. Я хотел забрать из твоей тарелки эти кусочки, — пояснил Чу Ваньнин. — Этот Достопочтенный съест всё, что ты приготовил. Если в котле осталось что-то ещё, я всё съем, даже не думай спрятать это от меня до завтрашнего дня.***
Тасянь-цзюнь сидел на кровати, раздумывая о том, как лучше сообщить Ваньнину, что тот должен его трахнуть. Как это, чёрт возьми, делал Мо Жань? Использовал эту свою обольстительность? Учитывая, что они сегодня можно сказать поругались, рассчитывать на близость вообще приходилось с трудом, но Тасянь-цзюнь никак не мог откладывать на потом. Он и так уже уступал Мо Жаню позиции, и кто знает, что ещё тот успеет удумать за будущие три дня. Его мысли прервал появившийся в комнате, облачённый в подозрительно малое количество одежды Чу Ваньнин, который бесшумно подошёл к нему, по пути погасив духовной энергией свечу. Учитель, не сказав ни слова, сел к нему на колени и оставил мимолётный поцелуй на губах, после чего уткнул своё отдающее слабым румянцем в сумерках лицо ему в плечо. Совершенно растерявшийся Тасянь-цзюнь пытался сообразить, не заснул ли он часом и не снится ли ему всё происходящее. Чу Ваньнин, видимо, решив, что недостаточно ясно выразил свои намерения, заговорил: — Может, мне не стоило делать этого, не спросив твоего мнения. Если для тебя это настолько неприемлемо… И если ты всё ещё злишься из-за этого. М… мож-… со мн-… В общем, делай, что хочешь!! Вроде бы он пришёл, чтобы загладить вину и подарить немного нежности и внимания, но злобно выплюнутые в итоге слова прозвучали подобно призыву к новой ссоре. Тасянь-цзюнь быстро оценил перспективы. Не то чтобы Достопочтенный Император раньше не делал, что хотел, но открыто разрешали ему это далеко не каждый день. Прекрасный учитель в этих полупрозрачных соблазнительных одеждах, развратно оседлавший сейчас его бёдра, которого можно повалить на свежие простыни и трахать до изнеможения, пока у него не потемнеет в глазах и он не начнёт умолять. Пока из его раскрасневшегося отверстия не будет безостановочно вытекать тонкой струйкой семя этого Достопочтенного… Или… Нет, поддаться сиюминутному соблазну и сдавать Мо Жаню позиции он не имел права. — Прекрасно. Раз уж ты предлагаешь, хочу, чтобы ты сделал со мной то же, что и с ним вчера, — Тасянь-цзюнь откинулся на кровать, заложив руки за голову. — Приступай. Опыт у тебя имеется. Чу Ваньнин потерял дар речи. Он ведь предполагал, что Мо Жань злился всё это время только потому, что считает такую позицию для себя недопустимой, но на деле всё оказалось совсем наоборот. Однако, даже если не брать в расчёт неприятный опыт прошлой жизни, в этой на следующий же день после первого полноценного раза с Мо Жанем Чу Ваньнин вовсе не горел желанием повторить. Пусть его орган был не настолько большим, как у Мо Жаня, всё же это может скорее доставить дискомфорт, чем принести удовольствие. — Но мы делали это только вчера, не стоит так торопиться, ведь это был твой первый раз, — попытался переубедить его Чу Ваньнин. — Если так хочешь, попробуем в другой день, а сегодня можно… как раньше. — Пф, с ним так сразу, а со мной в другой день, — обидчиво пробурчал Тасянь-цзюнь. Услышав очередное сравнение себя с собой, Чу Ваньнин раздражённо скрипнул зубами, всё больше разочаровываясь в своей затее и испытывая желание встать и уйти и даже спать в другой комнате. Почему он вообще до сих пор сидит на этих упругих горячих коленях?! Тасянь-цзюнь же твёрдо вознамерился не сдавать позиции и закончить начатое, даже если придётся связать Ваньнина, ртом привести его член в рабочее положение, а потом самостоятельно насадиться. Оставив подобный план на крайний случай и освежая в памяти хорошие способы завязывания узлов, бывший Император без лишних слов принялся раздеваться. Чу Ваньнин продолжал сидеть на его коленях и наблюдал, как Мо Жань стягивает с себя одеяние, обнажая крепко сложенное сексуальное тело. План с уходом в другую комнату безнадёжно провалился, потому что бегство со стоячим членом не самая подходящая вещь для сохранения репутации. Мо Жань приподнял его, поддерживая за ягодицы, и спустил собственные штаны, отбросив их движением ноги. Чу Ваньнин наконец осознал, в какой неоднозначной позиции теперь находится, лицом к лицу столкнувшись с восставшим впечатляюще-непревзойдённым орудием, и поспешно пересел на кровать. Раз уж учитель никуда пока не уходил, Тасянь-цзюнь решил не терять зря времени и, расставив ноги, попытался пальцами растянуть себя. Чу Ваньнин почувствовал, как от такого сумасшедшего вида его ученика, раскинувшего ноги на простынях и, закусив губу, проталкивающего пальцы в свой проход, волосы у него на спине встают дыбом, а вместе с ними и член. — Погоди, подожди немного! — Чего?! — Тасянь-цзюнь крепко схватил его за руку. — Учти, этот Достопочтенный уже вспомнил все узлы. «Какие ещё, мать твою, узлы?! Что вообще у него в голове творится?» — Чу Ваньнин нашарил в ящике тумбочки тюбик со смазкой. — Воспользуйся хотя бы этим… Не дождавшись ответа, он сам обмакнул два пальца в прохладное тягучее масло и направил их вниз, к тому месту, которое вчера он… Их пальцы соприкоснулись случайно, вызвав у обоих волну дрожи. А после Чу Ваньнин аккуратно ввёл один и чуть провернул, давая привыкнуть. Тасянь-цзюнь распахнул глаза, пожалуй, едва ли не впервые в жизни испытывая смущение. Так странно… Так… интимно. Что это за ощущения? Ваньнин испытывает то же самое, когда его растягивают руки этого Достопочтенного, подготавливая для свободного и безболезненного принятия члена? Когда Ваньнин ввёл следующий палец и слегка раздвинул их внутри, всё ещё пряча смущённое лицо на чужом плече, Тасянь-цзюнь ощутил лёгкое жжение: внутри слегка саднило, скорее всего, после вчерашней ночи. Мо Жань поёрзал нетерпеливо в попытке принять удобное положение, но от странной наполненности внизу было никуда не деться. — Ваньнин, заканчивай там возиться. Вставляй уже. — Ты можешь помолчать? — холодно осадил его учитель и добавил тоном немного мягче. — Потерпи, а то будет больно. — Разве этот Достопочтенный не может выдержать того, что выдерживал ты? Тасянь-цзюнь повиновался и продолжил терпеть невыносимо странные манипуляции, от которых все внутренности сводило судорогой, и чтобы хоть как-то отвлечься, продолжал что-то ворчать себе под нос, пока его не заткнули поцелуем. Чу Ваньнин обхватил его губы и просунул внутрь язык отчасти, чтобы не слышать это раздражающее бормотание, отчасти чтобы привести в порядок собственное душевное состояние. Да, он делал это вчера, но сердце всё также громко и часто стучало и кровь била в голову. Он до поры и подумать не мог, что его ученик, Император, уважаемый мастер Мо, его возлюбленный, будет так соблазнительно и порочно красиво выглядеть под учителем. Обнажённый и раскинувший ноги. Принимающий его пальцы, обмакнутые в смазке, часть которой уже просочилась наружу и медленно впитывалась в простыни. Чтобы потом… Поистине, Чу Ваньнин ведь был мужчиной. К тому же, собственником, если и уступающим в этом качестве Мо Жаню, то ненамного. Он не мог не желать обладать любимым человеком. Тасянь-цзюнь, потерявшись в столь непривычном для себя стыде и возбуждении, которое не получалось удовлетворить знакомым способом, завалив партнера и жёстко оттрахав, продолжал крутиться и елозить под пальцами, которых в какой-то момент стало уже три, и от этого было совсем не лучше. В конце концов слишком привыкший всё контролировать Император вырвался, уложил учителя на лопатки и оседлал его бёдра. И тут же впился зубами в его нежную кожу, покрывая шею и ключицы собственническими засосами. Чтобы у Мо Жаня на следующее утро не осталось даже тени сомнений, почему может болеть поясница. Чтобы учитель почувствовал, что этот Достопочтенный любит его… тоже. Не меньше… — Вы так это делали? Впрочем, не важно, — Тасянь-цзюнь нашёл позади себя чужой подрагивающий от возбуждения член и направил рукой внутрь. Чу Ваньнин аккуратно поддержал за бёдра, не давая действовать слишком резко. Впрочем, когда распирающая головка протиснулась внутрь, всё равно прошила саднящая боль. Не обращая на неё внимания, Тасянь-цзюнь качнулся вперёд и резко опустился. И это должно нравиться? Блять, больно же! До последнего жила надежда что, когда пальцы заменит член, будет приятно, но в конечном итоге стало только хуже. Тасянь-цзюнь неторопливо качнулся на пробу, опираясь руками на твёрдые мышцы пресса человека под собой, и посмотрел на лицо учителя. … А, так вот оно что. Прикусив губу, Ваньнин из последних сил боролся с острым наслаждением, с желанием начать безжалостно вбиваться. На лице его отразилась непередаваемая гамма эмоций, напрочь растопившая привычную ледяную отчуждённость, в уголках глаз феникса скопились блестящие росинки слёз. Тасянь-цзюнь вспомнил, как в первый раз попробовал взять в рот, и лицо учителя озарилось похожим выражением. Чёртов Мо Жань, ведь додумался же! И то, как Ваньнин после смотрел с благодарностью, ласково стирал кончиками пальцев свою сперму с уголка его губ… Воодушевившись, Тасянь-цзюнь начал двигаться, не взирая на саднящую боль, ритмично опускаясь до основания и неприличных шлепков ягодиц о бёдра, не забывая вылизывать и кусать успевшую расцвести россыпью алых меток шею учителя. И ему удалось выбить стоны из Ваньнина, громкие и развратные, как и всякий раз, когда тот начинал терять голову от наслаждения, столкнуться с подёрнутыми туманной пеленой глазами, которые Ваньнин распахнул, когда его ученик попытался слизать капельки росы из их уголков. Удовольствие стало ощутимо острее, и Тасянь-цзюнь понял, что рука учителя нежно обхватила его член, зажатый между их телами, в то время как вторая всё ещё пыталась поддержать за бёдра и замедлить слишком интенсивное движение. — Не торопись, Мо Жань. Не больно?.. — заботливо спросил Ваньнин и тут же подавился собственным стоном. Мо Жань, не ответив, принялся ещё более нетерпеливо насаживаться, ловя каждый упоённый вздох и полный ласки взгляд учителя. Если учитель смотрит так сейчас, то и после, должно быть, станет окружать отдавшего ему своё тело теплотой и вниманием. Только вот этого Достопочтенного, испытывавшего, между прочим, боль утром, подобным не сильно то и окружали. Подумав об этом, Тасянь-цзюнь мстительно ускорился, наплевав на свой комфорт. В конце концов, Мо Жаню завтра с этим разбираться, не ему. — М-м-а-а-ах… Ваньнин выгнулся, жёстко вцепившись в его бедро, и протяжно застонал, вскидывая бёдра. Похоже, несмотря ни на что, действия Тасянь-цзюня попали в самую точку. В точку… где-то внутри… по которой проехалась головка возбужденного члена, вызвав спазм странного, но такого острого удовольствия, волну колких мурашек от шеи до поясницы, и тонкий вскрик, который Достопочтенный Император не собирался признавать своим. Член выскользнул из него, и следом, крайне мокро и смущающе, потекла тонкая струйка вязкого семени. Тасянь-цзюнь переводил взгляд со скривившегося в послеоргазменной неге лица учителя на свой всё ещё зажатый в тонких пальцах возбуждённый член. — Ваньнин? — тихо позвал он, когда учитель немного пришёл в себя и приоткрыл глаза. — Я только начал получать удовольствие, а ты уже кончил? Так не пойдёт. Чу Ваньнин сфокусировал взгляд и нежно погладил его по щеке. — Ты же ещё не?.. Прости… Я говорил не двигаться так быстро. Я помогу тебе. И помыться тоже, потом. Как… ты хочешь? Тасянь-цзюнь с наслаждением купался в ласке, про себя решив, что результат в данном случае с лихвой оправдывает средства. — Возьмёшь в рот? — нагло предложил он, попытавшись натянуть на лицо самую обольстительную улыбку. Учитель сполз на пол, чуть развёл ладонями в стороны его бёдра, и нежные лепестки заалевших от поцелуев губ, что бессчётное число раз изрекали праведные наставления для юных адептов пика Сышен, сомкнулись вокруг его жаждущей внимания плоти. Так тепло и влажно… Так прекрасен Учитель, покорный после пережитого оргазма, без единого возражения опустившийся на колени и вбирающий слишком большой для его рта член. Тасянь-цзюнь проводил жадным взглядом потёк вязкой слюны, остановившийся на подбородке, и впился пальцами в смятую простынь. Он решил дать Ваньнину действовать самостоятельно… — В следующий раз я должен кончить от твоего члена внутри. Что? Думаешь, этот Достопочтенный не способен на такое? Нет, если что-то может вытворить эта псина Мо Жань, уж этому Достопочтенному такое будет и подавно по плечу. На этот раз я даже обставлю его! Точно! Сейчас Чу Ваньнин не мог заткнуть подобную бессмысленную болтовню, поскольку рот его был занят, а руки находились слишком далеко. Чтобы хоть немного утихомирить разошедшегося Мо Жаня, он пустил в ход зубы, слегка провёл ими по головке во рту и тут же прошёлся языком сверху, ласково зализывая. От подобных манипуляций сверху раздался утробный стон. Мо Жань понятия не имел, что за новой технике минета выучился Ваньнин, но ощущения были головокружительные. Терпкое, на грани боли удовольствие, комком вспыхнуло в паху и разлилось по каждой клеточке. — Сделай так ещё раз, этому… мх-… нравится. Он поощрил Ваньнина, поглаживая шёлковые чёрные волосы. Когда в следующий раз язык юркой бабочкой запорхал над потревоженным местом, Тасянь-цзюнь зажал крепко захваченные в кулак волосы и прижал голову учителя к своему паху, не давая отстраниться. На пике удовольствия он жадно вглядывался в лицо Ваньнина, наблюдал, как движется вверх и вниз в глотательном движении его кадык и вслед за слюной течёт из уголка рта мутная белая жидкость. Удовлетворённый и посчитавший достаточной расплату за страдания этого дня, Достопочтенный Император с довольной улыбкой расслабленно откинулся на кровать.***
— Ваньнин? Ваньнин?.. Ты не знаешь, почему у меня болит поясница? — тихо спросил на следующее утро Мо Жань у только выплывающего из сонной неги учителя. — Включи уже для разнообразия мозги! Чу Ваньнин, беззвучно выругавшись, отвернулся и накрылся с головой одеялом, всем своим видом демонстрируя, что просыпаться и тем более отвечать на глупые вопросы он в ближайшее время не намерен. Озадаченный Мо Жань проводил глазами покрасневшие уши и оставленный поверх его собственного крупный засос на шее и попробовал воспользоваться советом учителя. По всему выходило, что… Его альтернативная личность снова проявляла слишком большое рвение.