Бедняжка

      Мещанку резко бросили в ноги царю. Николай жестом приказал слуге выйти и оставить его наедине с девушкой, которая сидела на мраморном полу. Нет, она почти лежала на животе, устремляя взор на красивые мужские ноги. Агафья думала, что некий барин Николай Павлович выбрал её для того, чтобы навеки поселить в тёмные стены своего гарема.       – Каюсь, не знал, что вы бываете такими красивыми. – спокойно сказал император. – Я осведомлён, что у тебя есть муж, истязающий тебя. Не беспокойся, его заслуженно наказали.       Агафья не пошевельнулась. Еле сдерживала слёзы. Государь нежно поднял её за подбородок. Мещанка смотрела всё так же в пол. Николай Павлович положил наложницу на кровать и стал медленно снимать с неё сарафан, целуя обнажённую грудь.       – Ты такая красивая. – шепнул он ей на ухо. Девушка всхлипнула. – Ну что ты? – царь посмотрел на неё и вытер слёзы с щёк. – Не плачь.       – Мммх! – Агафья попыталась вырваться из его объятий, но властитель ещё сильнее сжал несчастную в руках, не понимая, почему она так сопротивляется.       – Любимая... Хочешь быть моей любимой? – пытался успокоить девушку император. В ответ она лишь плакала, сильно плакала. Государь гладил ей руки, плечи, а затем начал снимать с себя мундир, смотря на её тело. Следом и его белоснежные панталоны спустились вниз.       Агафья в этот момент закрыла глаза и закусила губу. – Помилуйте, барин... Если вы сделаете это, я буду опозорена... Российский правитель добродушно улыбнулся на такое обращение, но пока что не стал говорить ей... – Обещаю, никто не тронет тебя, – он погладил её по голове, – потому что ты моя, и я могу делать с тобой всё, что захочу. Не так ли?       Агафья посмотрела вниз. Увидев впервые в жизни большой стоячий член, разинула рот, и когда он вошёл в неё наполовину, вскрикнула от боли.       – Знаешь, кто я? – спросил император. Девушка в слезах отрицательно покачала головой. Сейчас ей было всё равно. Она уже не могла ни о чем думать, ничего чувствовать, кроме члена, который входил в неё, словно пытаясь разорвать. Царь делал это с каждым разом всё глубже и резче, как бы говоря, что она принадлежит только ему. – Любишь меня? – спросил он её, целуя в ухо. – Любишь? Любишь? – Люблю-ю – жалобно простонала Агафья. – И я люблю тебя, любовь моя. – прошептал император. Агафья не поверила в эти слова, в чём, собственно, была права.       Николай Павлович вышел из неё на мимолетные секунды, чтобы с сочувствием и лаской спросить: – А если бы я был твоим Государем, ты бы перестала плакать? – этот вопрос поставил мещанку в замешательство, она ничего не ответила. – Сейчас ты очень близка со своим Государем. – Вы... – она не могла поверить. – Чшш, это секрет, моя любовь. – Госу... – он снова вошёл в неё, но сейчас двигался плавно, размеренно, покрывая поцелуями девушку. – Скажите мне, что это неправда. – Это правда. – Агафья почувствовала его губы на своих.       У девушки закружилась голова. Она никак не могла поверить в то, что это не сон, что сейчас её тело находится в объятиях до боли любимого царя. Император продолжал двигаться внутри неё и смотреть в девичьи глаза, наполненные покорной любовью. С отрывистым дыханием Николай Павлович подходил к концу. Агафья почувствовала, как её повелитель напрягся и, не выдержав, громко вскрикнула от блаженства.       – Аах! – закричала она и прижалась к нему всем телом. – Ты моя, моя любовь. Ты только моя. – прошептал царь и вышел из неё, заливая лоно наложницы тёплой белой жидкостью.       Девушка ощутила, как внутри всё пульсирует. По щекам побежали слёзы счастья. – Мне было хорошо с тобой, – как то безразлично сказал Государь, – оставайся здесь. Он оделся и вышел из опочивальни.       Агафья только сейчас поняла, что она – восемнадцатилетняя бедная мещанка, одарённая чарующей внешностью, находится в покоях самого Батюшки-царя. Государь доверил ей свои покои. Будучи в прострации, девушка села на край кровати и прижала кулачки к пылающим щекам.       Она начала вспоминать слова, которые произнёс ей господин: "Ты моя, моя любовь. Ты только моя", и начала верить этим словам, хотя они были и будут сказаны сотням таких же мещанок, и не только мещанок.. Даже самой императрице. Но теперь-то у Агафьи не было сомнений, что он её любит.