В неизвестность

— Я так и знала! — воскликнула Хоук. Авелин, за последние несколько лет давно привыкнув к подобным вторжениям, даже не подняла головы от своей работы. В городе творилось Создатель знает что — отчасти по вине Хоук, и вот она, капитан стражи со всем прилагающимся, разгребала все это вместо подруги-ходячей катастрофы. Что ж, скучать точно не приходилось. — Что знала? — Что ты все еще здесь. Уже поздно. Ты так и не пришла в «Висельника» пропустить стаканчик, — в свете свечей показалась тень, кабинет наполнили звуки шагов. — Да, я в курсе, — ответила Авелин. Она уже задумывалась об этом. Не то чтоб она не любила своих друзей, как бы те ни действовали на нервы — дело было в том, что она не совсем вписывалась в их компанию. Временами Авелин чувствовала, что пытается втиснуться в круг, слишком узкий для нее — крупной женщины. С тяжелым вздохом Хоук нависла над столом и хлопнула ладонью по бумаге, которую Авелин уже подписывала — перо воткнулось в руку, оставив чернильный след, показалась еле заметная капля крови. Авелин наконец соизволила оторваться от работы — хотя бы для того, чтоб отвести угрозу, и чтоб следующий удар не пришелся по голове. Угроза на диво походила на Мариан Хоук — с дерзкой улыбкой, озорными синими глазами и копной черных кудрей, выглядевшей так, будто Хоук только что споткнулась и упала. Зная Хоук — именно так и было. — Ты слишком много работаешь, — сообщила Хоук, но убрала руку и вытерла о свою рубашку. — И чем же ты мне поможешь, мешая закончить уже почти готовое дело? Хоук скорчила гримаску — дразнящую и очаровательную. — Авелин, все остальные уже ушли. — Капитан стражи — не «все остальные», Хоук. Не у всех нас есть возможность бросать работу, когда вздумается, — Авелин смерила ее резким взглядом, но отложила перо. Должно быть, Хоук, приняв это за добрый знак, решила, что выигрывает в споре, потому что без разрешения уселась на рабочий стол — а этого Авелин не позволила бы никому. — Конечно же, такая возможность есть у всех. Позволь себе расслабиться. Наклонившись вперед, Хоук положила руки на плечи Авелин и придвинулась ближе — нос к носу. В ее дыхании чувствовался слабый запах алкоголя, и Авелин сперва подумала, что эта бестия пьяна, но мысль не задержалась надолго. Больше было похоже на то, что Хоук немного выпила, поджидая Авелин, а потом решила отправиться на поиски. Авелин чуть отстранилась — совсем немного. — О чем ты? — раздраженно потребовала ответа Авелин. — Я расслабляюсь. Я провожу время с Изабелой. — Это… Нет, это не то, — на секунду заколебавшись, сказала Хоук; глаза ее блеснули. И Авелин совсем не хотелось знать, почему. Наконец она стряхнула с себя руки Хоук, и та, смилосердствовавшись, отодвинулась — все еще сидя на столе, но хотя бы не вторгаясь больше в личное пространство Авелин. — В смысле — не то? — Играть в карты — это… ну да, ты права. Я просто имею в виду… расслабиться, — Хоук сдвинула воротник рубашки, на долю мгновения обнажив загорелые ключицы, скрывавшиеся под тканью. Сердце Авелин куда-то провалилось. Однажды у них уже был такой разговор, когда Хоук в шутку предложила ей быть вместе. Встречаться. Авелин не была уверена, что Хоук имеет в виду — просто секс или нечто большее, — но знала, что это ужасная идея. Авелин любила Хоук — глубоко и искренне. Было трудно ее не любить, несмотря на все промахи и недостатки. Хоук всегда взваливала на себя многое, всегда заботилась о семье и друзьях, и Авелин ни на миг не пожалела, что когда-то повстречалась с ней по дороге из Лотеринга. Но Хоук — одна большая ходячая проблема. Клубок ее чувств Авелин даже не хотелось начинать распутывать — гнев, и вина, и самоотверженное желание кому-то что-то доказать, в первую очередь себе самой. Авелин никогда не хотелось быть той, кто сдерживает Хоук. Дружить с ней уже достаточно утомляло. — Мариан, — произнесла Авелин, невольно вздохнув — тихо, раздраженно и печально. Авелин не могла отрицать, что ей одиноко. Ее постель пустовала каждую ночь. Она давно уже перестала пытаться чувствовать себя прекрасной, и дела Киркволла не оставляли времени, чтоб заново открыть эту сторону в себе. Ей не хватало Уэсли. Ей не хватало объятий, поцелуев и прикосновений. — Я не пьяна, — поспешно заверила Хоук. — И я не намерена давить на тебя. Но ты так взвинчена, и я хочу, чтоб ты знала, насколько мне дорога. — Я и так это знаю, нет нужды меня соблазнять, — прорычала Авелин. Все пошло не так. Она не этого хотела. Это было чуть ли не унизительно, и Авелин почувствовала, как заливается краской при мысли, что ей предложили — что? Секс из жалости, ради успокоения? — Нет. Я не то сказала. Мгновение они молча смотрели друг на друга, и лицо Хоук не выражало ничего, кроме искренней честности — даже дерзкая кривая усмешка этому не мешала. — Я все говорю не так, Авелин. Разве ты до сих пор не поняла это? — Тебе что, больше не за кем поухаживать? На миг повисло молчание, а потом Хоук расхохоталась, сложившись пополам, и чуть не свалилась со стола. Если б Авелин не ухватила ее за талию — как будто не нашлось другого места, — Хоук упала бы прямо ей на колени. — Ты сказала — «поухаживать»? — Думаю, ты намеревалась вложить больше усилий, соблазняя меня, а не просто снять передо мной рубашку. — А это подействовало бы? Авелин приоткрыла рот, но ничего не смогла сказать — она не знала. Подействовало бы это? Действительно ли она хоть когда-то думала о Хоук в таком ключе? Не особенно. Авелин не позволяла себе углубляться в глупые мысли, ведущие к наказанию. Авелин и раньше видела обнаженных женщин, восхищалась их телами, и порой признавалась себе, что если бы они с Изабелой не цапались, как кошка с собакой, если бы у них было достаточно общего, то давно бы уступила ее приставаниям. — А на тебя это обычно действует? Черная бровь Хоук изогнулась: — Иногда, но мне не приходится прилагать к этому каких-то усилий. Ну разумеется. — Тогда снимай. Авелин не могла поверить, что сказала такое. Неужели сказала? Да. Она приказала Хоук снять рубашку. И судя по удивленному лицу Хоук, та думала то же самое. Но удивление не остановило Хоук, потому что руки ее были проворными, и вот рубашка бесформенным комком упала на пол. Нагрудной повязки она не носила — всегда ли, или это особый случай? Грудь Хоук, полная, округлая, не помещалась бы в ладонях, если б руки Авелин не были такими большими, почти по-мужски. На груди виднелась легкая россыпь веснушек, и это выглядело совершенно очаровательно и нежно — потому что отчасти Авелин сильно захотелось поцеловать их. Авелин болезненно ощутила свое одиночество, глядя на грудь Хоук и мечтая о нежности. Она не без труда снова взглянула Хоук в лицо — такое искреннее, такое притягательное. Такое уверенное. — Авелин, — сказала Хоук. Усмешка исчезла с ее лица — тот самый изгиб губ, вызывавший у многих желание ударить ее или же поцеловать. — Я хочу быть с тобой. Я не играю в самоотверженность, пытаясь подарить тебе немного заслуженного счастья. Я хочу этого. — Ты переводишь все на себя, — во рту у Авелин пересохло, тело ее горело огнем, но между бедер — совершенно другая история. — Я ужасная эгоистка, — кивнула Хоук с притворной серьезностью, плохо сочетавшейся с обнаженной грудью, затвердевшими сосками и легким румянцем на щеках. Столько всего требовалось обдумать, и все эти мысли скакали разом в голове. Одиночество, печаль, боль, злость — и то, что Авелин не хотелось быть очередной покоренной вершиной, и то, что это подруга, единственная семья, которая у нее осталась. Должен же быть предел. Здесь пролегала твердая граница, но Хоук сидела на ее столе, сняв рубашку, заявляя, что хочет Авелин. Эта прекрасная, ужасающая женщина — воительница с гибкой моралью, на чьих руках было больше крови, чем у кого-то еще. Это могло бы быть просто — всего лишь позволить Хоук поцеловать себя и избавиться от ответственности, от необходимости принять решение, но поступить так было бы несправедливо по отношению к ним обеим. Авелин хотелось этого — и она должна была себе это позволить, на один день или ночь, или не на один, или на сколько угодно. Потому что, несмотря ни на что, несмотря на все недостатки Хоук, Авелин доверяла ей больше, чем любому другому человеку в мире. Авелин выпрямилась, и на лице Хоук промелькнула легкая тень разочарования. Она вскинула голову — обнаженные ключицы резко выделились, и этого более чем хватило Авелин, чтоб укрепиться в своем решении. Руки дрожали, когда Авелин положила их на плечи Хоук, наклонившись и поцеловав ее. Поцелуй вышел едва заметным — касание губ, случившееся чересчур быстро. Губы Хоук были мягкими, но не податливыми — она слишком растерялась, чтоб осознать, что происходит. Авелин просто… никогда не была особо уверена, что умеет соблазнять кого-то — или целоваться. И потом Хоук рассмеялась: — Серьезно? Нам не по двенадцать лет, чтоб тискаться, будто в кустах за сараем. — Откуда ты знаешь, как случился мой первый поцелуй? Глаза Хоук стали невероятно яркими: — Да ты шутишь. — Да, — потому что впервые Авелин поцеловалась, когда ей было почти восемнадцать. Хоук обхватила ладонями лицо Авелин, нежно лаская щеки загрубевшими пальцами. Подушечкой большого пальца она проследила линию подбородка, остановившись под нижней губой. — Поцелуй меня по-настоящему. На сей раз Хоук ждала этого, и губы ее были мягкими — они накрыли губы Авелин, когда та наклонилась за поцелуем. Авелин задала темп — медленный, до боли медленный, и она знала, что это должно разочаровывать Хоук, привыкшую, вероятно, к страсти и нетерпению. Но Авелин всегда предпочитала не спешить, и наслаждалась вкусом ее губ, гладкостью кожи под пальцами, стараясь расслабить руки, чтоб они не были такими напряженными. Руки Хоук были не такими неуклюжими, и ласкали менее целомудренно, с жадностью волка, поглощающего добычу. Они скользили в волосах Авелин, дергая за пряди, лаская кожу; по шее, по мускулам спины; сжимали бицепсы, вызывая тихие стоны. — Слава Создателю, на тебе нет брони, — выдохнула Хоук, щекоча губы Авелин своим дыханием. Она раздвинула ноги и положила руки Авелин на бедра, притянув ее ближе, в тепло собственных бедер, и крепко обняла. Авелин боялась, что если скажет хоть слово, то все испортит, сумеет выпутаться изо всего, что они собирались делать. Ее руки легли Хоук на шею, на подбородок, и так нежно, как только могла, Авелин заставила ее запрокинуть голову. Она едва дышала, впиваясь в рот Хоук жестче, сильнее, проводя языком по ее губам. И так они стояли — казалось, прошли долгие часы, — иногда соприкасаясь бедрами, уверенно блуждая руками по телам друг друга. Это продолжалось до тех пор, пока Хоук не отстранилась, не нашла шею и горло Авелин — и Авелин прочертила линию поцелуев по ее ключице. Ее руки легли Хоук на грудь, массируя, пока та не выгнулась, подставляясь под ласку. — На стол, капитан, — сказала Хоук — хрипло, с нотками желания. Авелин все еще не могла понять, что происходит. — Что? Хоук скользнула руками вниз по ее телу. — Садись на стол. Позволь, я покажу тебе, Авелин. Положив руки Авелин на бедра, Хоук заставила их поменяться местами, и она уперлась в стол, острый деревянный край врезался в тело. Совершенно ничто не мешало взять верх над Хоук и отступить. Но ноги Авелин подкосились, в животе пробудилось тепло, растекаясь ниже, и еще ниже, совсем низко. — Что именно ты хочешь мне показать? — раздраженно спросила Авелин, хватая воздух ртом. Это выглядело неприлично, но взгляд Хоук говорил, что она другого мнения. — Как сильно я тобой восхищаюсь, — медленно, очень медленно руки Хоук, невероятно горячие, скользнули под тунику Авелин. Когда они обхватили грудь, Авелин вздрогнула. — Мариан. Их взгляды скрестились. — Авелин, — руки Хоук снова скользнули вниз, гладя мускулы живота. — Ты мне очень дорога, и я не знаю, любовь ли это. — Ты мне не безразлична, — ответила Авелин. Если это — признание в любви, то оно отнюдь не было нежеланным. — И сейчас я хочу довести тебя до оргазма ртом, потому что это тот язык, который я знаю. Лицо Авелин пылало, сравнявшись по цвету с ее волосами, с кровавым следом, тянувшимся за Хоук и за ней самой. Сердце грохотало в груди впервые с того раза, как они с Уэсли легли в постель — от возбуждения, удовольствия, при мысли о том, что кто-то может перехватить у нее контроль. — Дыхание Создателя. Хоук ухмыльнулась, проворно стаскивая с нее узкие штаны: — Почему бы тебе просто не сесть на стол? — Я еще не согласилась ни на что такое, — возразила Авелин. Ее штаны туго обтягивали бедра. Хоук посмотрела на нее из-под ресниц: — Ты же знаешь, что я вижу, какая ты влажная, да? Тело Авелин горело так, словно ее забросили на солнце. — Это еще ничего не значит. — Ты и вправду вся веснушчатая, — прошептала Хоук, и убрала руки, касаясь вместо них губами. Она целовала бедра Авелин, колени, водила языком по коже. — Что с нами будет? Хоук остановилась, и Авелин наконец смогла перевести дух. — Я не могу отвечать на все вопросы. Обычно это делаешь ты. Авелин не была легкомысленной. Она никогда не понимала, что это значит, и не собиралась выяснять теперь. Но в Хоук — подруге, семье, занозе в заднице — хватало того, что Авелин любила. Любила. Авелин уселась на край стола и поерзала, устраиваясь удобнее. Ее штаны сползли до сапог. Хоук улыбнулась — очаровательно, маняще, — и опустилась на колени, устраняя препятствия на своем пути. — Не могу обещать, что я идеально тебе подхожу, — сказала Хоук. — Но я хочу быть рядом. С тобой. Может, этого достаточно? Хоук знала, чего для нее достаточно. Авелин — нет. Откуда ей было знать? Авелин чуть наклонилась вперед, отведя непокорные черные пряди от лица Хоук: — Да. Усмехнувшись, Хоук запустила пальцы в трусы Авелин: — Это все, что мне нужно. Трусы последовали за штанами, и прохладный воздух коснулся жара между бедрами. По спине Авелин пробежали мурашки. Хоук провела пальцами между ее ног и застонала. — Авелин, — сказала она тоном, более сексуальным, чем обычно, — ты такая влажная, — и дотронулась языком до внутренней стороны бедра. Так и было. Авелин чувствовала это — горячий поток желания, от которого все ее тело трепетало. По правде говоря, ей было неловко от того, как сильно она возбудилась, когда еще почти ничего не произошло. Но эти мысли быстро исчезли в тот миг, как острый язык, часто усложнявший ей работу, повторил движение пальцев. Авелин вцепилась в край стола, запрокинув голову, неприятный трепет превратился в электрическую искру, потрескивающую, будто заклинание Андерса. Хоук простонала перед тем, как сомкнуть губы на клиторе, и Авелин пришлось закусить губу, чтоб сдержать всхлип — но удержать дернувшиеся бедра это не помогло. Внутри медленно и нежно двигался палец, сгибаясь и лаская, так невесомо и легко по сравнению с быстрыми прикосновениями языка Хоук. Авелин царапала ногтями столешницу, ее костяшки ныли, спина выгнулась. Теперь уже не приходилось сдерживать всхлипы — она застонала в голос, громко, не скрывая желания, запрокинув голову и обнажив горло, и зажмурила глаза. Хоук оторвалась от нее, хватая воздух ртом, и добавила второй палец. Она двигалась целеустремленно и твердо, вторгаясь в Авелин и выходя. Вторгаясь и выходя, о, Создатель. — Ты так хороша на вкус, — простонала Хоук. Авелин открыла глаза и увидела, что ее приставучая подруга неотрывно смотрит на нее — синие глаза потемнели, будто ночное небо. Губы Хоук чуть приоткрылись, ловя воздух, и грудь Авелин вздымалась в такт с ее грудью. Авелин теперь сжималась вокруг пальцев Хоук. — Мариан. Движения стали еще неистовее, пальцы сгибались при каждом рывке. — Скажи это еще раз. Авелин снова запустила пальцы в волосы Хоук, дергая за пряди, пытаясь вернуть этот прекрасный надоедливый рот туда, где жар пылал сильнее всего, к своему клитору и к пульсирующей боли, которую мог облегчить лишь ее язык. Хоук облизала губы. — Скажи это еще раз, — повторила она. — Мариан! Не успел стихнуть последний звук, как Хоук накрыла губами ее клитор. Авелин ощутила легкое касание зубов, пальцы глубоко внутри себя, и первая ослепительная волна дрожи пронизала ее тело. Это чувство не подкралось незаметно; оно ошеломило Авелин, ударив с грубостью и силой огра, из ее горла вырвался крик, а бедра дергались без различимого ритма подо ртом и рукой Хоук. Та не останавливалась, пока оргазм не утих, пока тело Авелин не обмякло и мускулы в нем слабо подергивались. У Авелин даже не осталось сил, чтоб сидеть, и она откинулась на спину, рухнув на стол. Мир кружился в водовороте красок и звуков. Авелин чувствовала собственный запах, наполняющий кабинет. И когда Хоук оперлась на нее, все еще находясь между бедер, Авелин увидела на ее лице влагу, блестящую и липкую. У обеих не осталось больше ни дыхания, ни слов. Хоук положила голову на грудь Авелин. — Никогда больше не смогу зайти в свой кабинет, — чуть помолчав, сказала Авелин. — Потому что будешь вспоминать только об этом взрывном оргазме? И о Хоук, о ее губах, пальцах и нежной искренности. О ее неуместных представлениях о расслаблении, любви, и обо всем остальном, что бы она ни хотела получить. — Может быть, — Авелин положила руку на затылок Хоук, нежно погладив ее по волосам. Эта ласка застала Хоук врасплох, и она вскинула голову.