неисповедимые пути телесных переплетений

      В архиве пахло затхлостью, и не помогала даже нараспашку открытая форточка — она, наоборот, мешала, впуская в помещение уличный гул стремительно проносящихся машин и разговоры бесконечного потока людей. Нос щекотала пыль, взлетавшая вверх при каждом переворачивании страницы, и, громко чихнув, что у самой в ушах зазвенело, Гвендолин поймала себя на мысли, что последние минут десять читает одну и ту же строчку, совершенно не вникая в её смысл.       — Спугнёшь всех местных призраков, — со смешком заметил сидящий на полу в паре метров от неё Гидеон, на секунду оторвав взгляд от разложенного на коленях свитка. Гвендолин фыркнула и закатила глаза, возвращаясь к книге. Несколько секунд она смотрела на пожелтевшую от времени страницу с местами плохо пропечатанными буквами и, кощунственно загнув уголок, отложила книгу в сторону, берясь за другую.       Из одной встречи с графом Сен-Жерменом в другую усиливалось терзавшее их с Гидеоном смутное подозрение, что с ним всё отнюдь не так гладко, как была уверена ложа, и, в очередной раз вернувшись из прошлого, они сошлись на мнении, что оставлять всё на самотёк нельзя — необходима подстраховка, досконально узнать о графе больше, чем однобокий восхищённый взгляд ложи. Именно это и стало причиной тому, что не выспавшаяся Гвендолин безрезультатно зевала над толстенными пыльными фолиантами и мысленно проклинала Гидеона, уговорившегося её приступить к поискам информации о графе, которая могла помочь защититься от него, с утра пораньше.       — Нашёл! — Гвендолин снова залипла взглядом на одной и той же строчке, силясь вникнуть в неё, когда Гидеон с победным воплем подорвался с пола и разложил свиток прямо поверх книги, которую пыталась читать Гвендолин. — Тут не совсем про графа, вернее, совсем не о нём, но, думаю, то, что надо, чтобы подстраховаться и быть уверенными, что мы сможем защититься в случае чего, — Гидеон говорил быстро, и Гвендолин поймала себя на осознании, что снова теряет концентрацию. Потерев глаза и мотнув головой, она вскинула руку и бесцеремонно зажала Гидеону рот, призывая замолчать. Тот вопросительно вскинул брови, послушно замолкая.       — А теперь давай медленно и понятно, а то у меня мозг вот-вот взорвётся, — пояснила Гвендолин, убирая руку, и низко склонилась над свитком, тяжело вздыхая при взгляде на витиеватый до нечитабельности почерк. Глянув на неё, Гидеон усмехнулся, ведя пальцем по строчкам:       — Тут говорится, что носители гена могут объединять свои силы драгоценных камней для защиты, усиления способностей и тому подобного, — хмыкнув, Гидеон прибавил: — Это если простым языком, опустив все метафоры и иносказания оригинального текста.       Закатив глаза и фыркнув, Гвендолин мстительно пихнула его локтем в бок, за что удостоилась мягкого смеющегося поцелуя в макушку, и довольно улыбнулась, кивая на свиток:       — И как это сделать? Какой-то очередной загадочный обряд, во время которого я буду чувствовать себя последней идиоткой, по недоразумению попавшей на собрание гиков?       — Зато у этих гиков самые дорогие декорации, костюмы и реквизит, — насмешливо щёлкнул её по носу Гидеон и шумно выдохнул, качнув головой: — Я дальше пока не читал. По вступлению понял, что это то, что надо, — прочистив горло, он нахмурился, вчитываясь в дальнейший текст, и замолк на некоторое время. Гвендолин ожидающе подпёрла голову рукой, наблюдая за тем, как менялось выражение лица Гидеона по мере прочтения. Поначалу оно было просто сосредоточенным — несмотря на всё бахвальство, ему также нелегко было продраться сквозь раздражающий своей замысловатостью и замусоренностью многочисленными словесными оборотами текст. Однако, чем ниже по свитку спускался взгляд Гидеона, тем более мрачным и тяжёлым он становился, и в один момент Гвендолин не выдержала, дёрнув Гидеона за рукав рубашки:       — Что там? Что-то плохое? Нужно принести кровавую жертву? — Гвендолин издала нервный смешок.       — Да нет, не то чтобы, — задумчиво протянул Гидеон, выпрямляясь и потирая подбородок. — Сказано, что камни должны слиться воедино, объединив свои тела и души, словно… — Гидеон запнулся, и Гвендолин видела, как дёрнулся его кадык в сглатывании. — Я не уверен, очень мудрёный текст, можно двояко истолковывать, — кашлянув, пожал он плечами и попытался свернуть свиток, но Гвендолин перехватила его руку, встревоженно вглядываясь в лицо Гидеона.       — Словно кто? Как камни должны слиться воедино?       Отведя взгляд, Гидеон замялся, и от этого Гвендолин только больше становилось не по себе. Она даже потянулась за свитком, твёрдо намеренная в таком случае самостоятельно разобраться в старом тексте, когда Гидеон отрывисто произнёс:       — Они должны объединить тела и души, словно возлюбленные.       Гвендолин озадаченно замерла, переваривая услышанное. Первым порывом было спросить, что это значит, но подозрение уже начало закрадываться и не обещало никаких приятных переспектив.       — Скажи мне, что тут не подразумевается… секс, — Гвендолин не знала, зачем понизила голос, заканчивая фразу. Будто если высказать предположение как можно тише, то уменьшится вероятность его правильности.       — Я же говорю, что это старый и запутанный текст, который можно по-разному толковать, — передёрнул плечами Гидеон. Руки его подрагивали, не решаясь ни свернуть свиток, ни продолжить его чтение. — Но если действительно имеется в виду секс, то сам он — это только цветочки, — усмешка вышла кривой и неприятно перекосила лицо Гидеона. В ответ на настороженно-недоумённый взгляд Гвендолин он тяжело вздохнул:       — Там написано, что объединённая энергия камней может быть слишком сильна и опасна, поэтому её обязательно нужно уравновесить или разбавить чистой энергией того, что не является представителем круга камней, — отпустив свиток, что его края моментально свернулись, Гидеон потёр глаза, не переставая хмуриться. — Это по-прежнему мой пересказ, если только ты не хочешь послушать заковыристость формулировок во всей красе слово в слово.       Последнюю реплику Гвендолин уже не слушала, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Сонливость как рукой сняло, а мозг активно заработал, переваривая информацию и крутя её во все стороны, стараясь найти другое объяснение.       — Не могут же они реально советовать секс втроём как усиление какой-то там энергии, — наконец, с натянутым смехом фыркнула Гвендолин и глянула на Гидеона в поисках поддержки — казалось, если они оба сейчас высмеют напыщенный текст свитка, то его содержимое перестанет быть таким пугающим и удручающим.       — Зато теперь можно понять, почему ложу постоянно обвиняли в сатанизме и прочих стрёмных вещах. Секс втроём и для современных людей сомнительной вещью представляется, не говоря уже о людях того времени, — усмехнулся Гидеон. Его реакция заставила Гвендолин изумлённо вскинуть на него взгляд: она ожидала поддерживающих возмущений, но никак не шуток.       — Да бред всё это. Давай искать дальше, — отмахнувшись, Гвендолин выпрямилась и брезгливо отодвинула свиток в сторону, возвращаясь к выбранной ранее книге, но на страницу легла ладонь Гидеона, перекрывая текст.       — А если автор свитка не врёт? — он наклонился к Гвендолин, внимательно рассматривая её профиль и следя за тем, как недовольно поджались губы и свелись к переносице брови. — В архиве ложи собраны самые ценные бумаги, относящиеся к путешественникам во времени, а авторы не абы-кто, а проверенные ложей людей.       — Так и скажи, что тебе просто не терпится переспать со мной, а это хороший предлог, — смягчившись и улыбнувшись, съехидничала Гвендолин, запрокидывая к Гидеону голову.       — Само собой разумеется, — улыбнувшись в ответ, он тронул подбородок Гвендолин и притянул её ближе, чмокнув в губы. А когда Гвендолин потянулась за продолжением, отстранился и потёрся носом о её висок, возвращая разговор в прежнее русло: — И всё-таки. Мы сидим здесь который час подряд, а это первая дельная информация, и что-то мне подсказывает, что лучше не будет, — видя, как стремительно опускаются уголки губ Гвендолин, Гидеон поспешил добавить: — Давай так: если к концу дня не найдём ничего другого, то воспользуемся этим свитком. Сидеть сложа руки тоже нельзя — не хочется в один день очнуться, с ног до головы оказавшись в паутине графа.       Помедлив с пару мгновений, Гвендолин неохотно кивнула. Ей не нравилась — если подумать, то категорически — идея вынужденного секса с Гидеоном, да ещё и с кем-то третьим, поэтому, настойчиво отгоняя норовящую снова наступить сонливость, Гвендолин решительно подтянула к себе книги.       Когда стрелка старых часов, висящих над дверью архива, показала начало позднего вечера, у Гвендолин неприятно заныло под ложечкой: перелопатив множество книг и свитков, что глаза устало болели и, мерещилось, в любую секунду готовы были вылезти из орбит, она не нашла никакой новой информации о Сен-Жермене или о способах сделать носителей гена сильнее. Судя по тому, что и Гидеон ни раз за день не подскочил с радостным возгласом, ему также не удалось ничего найти, и из архива они выходили в молчании.       — Может завтра… — начала было Гвендолин и сама себя остановила, понимая, что едва ли они найдут что-то новое, если не смогли сделать это за целый день. — В общем-то, я не против переспать с тобой, конечно, — хмыкнула она, заигрывающе пихнув Гидеона плечом. — Разве что было бы неплохо прибавить к этому свечи, шёлковые простыни и лепестки роз, — бурно жестикулируя и изображая то, как именно рассыпались бы лепестки, рассмеялась Гвендолин, пряча за этим удручённость.       — И самое дорогое шампанское в хрустальных бокалах, которые подаются на стол лишь в честь самых важных событий, — поддержал её смех Гидеон, отсалютовав невидимым бокалом. Затем, немного сбавив интонации, спокойно поинтересовался: — Но нам нужен ещё кто-то третий. Очевидно, не носитель гена.       — Понятия не имею, кто это может быть, — вздохнула Гвендолин, страдальчески возводя глаза к небу. — Было бы у нас какое-нибудь Золотое Трио, как в «Гарри Поттере», и проблема решена, — хихикнула она, чувствуя, тем не менее, как от мгновенно возникшей фантазии стало жарко щекам. — А так… Мне вообще в голову никто не приходит. Как это вообще должно выглядеть? «Привет, давай втроём перепихнёмся, чтобы мы были защищены от стрёмного графа, который жив в прошлом»?       — Тогда что насчёт Шарлотты? — мысль, видимо, настолько осенила Гидеона, что он остановился посреди улицы и посмотрел на обернувшуюся Гвендолин засверкавшими глазами. — Ей не нужно ничего объяснять или придумывать легенду. Она в курсе всего, и при этом у неё нет гена путешественника. Она самый идеальный вариант!       У Гвендолин во рту стало кисло. Неопределённо мыкнув, она отвела взгляд и поправила оттягивающую плечо сумку, находя в этих мелких движениях отвлекающее успокоение. Воображение без труда нарисовало надменное выражение лица кузины, когда они придут к ней со своей бредовой идеей, вычитанной из трухлявого свитка. В голове Гвендолин Шарлотта именно так небрежно и говорила: «Бредовая идея, вычитанная из трухлявого списка».       — Она ни за что в жизни на подобное не согласится, — пробормотала Гвендолин, отчаянно пытаясь прогнать из головы картинку того, как язвительная ухмылка растянет всегда идеально накрашенные губы кузины.       — Или согласится, если сказать, что это нужно для миссии, — заметил Гидеон, чей голос звучал в разы бодрее. Гвендолин искоса бросила на него хмурый взгляд:       — А ты прямо светишься энтузиазмом от этой идеи.       — Ревнуешь? — Гидеон мягко щёлкнул её по носу и покачал головой: — Я просто рад, что нашёлся идеальный вариант. Конечно, Шарлотта действительно может отказаться, но лучше решать проблемы по мере поступления, — и, выдержав паузу, продолжил: — Думаю, я поговорю с ней с глазу на глаз, чтобы ей было комфортнее.       Отвечать на это Гвендолин не стала — лишь состроила рожицу, вскочив на крыльцо своего дома и развернувшись. Она наклонилась было за прощальным поцелуем, однако Гидеон стал подниматься вместе с ней, заметив, что нет никакого смысла тянуть кота за хвост и лучше сразу обсудить всё с Шарлоттой. У Гвендолин моментально ноги налились свинцом, а возвращаться домой перехотелось. У самых дверей она завозилась, на ощупь отыскивая ключи в сумке, а потом, звеня связкой, замялась, не спеша открывать.       — Ты чего? — осторожно спросил Гидеон спустя несколько минут неловкого топтания на месте. Гвендолин неопределённо повела плечом, не зная, какие слова подобрать, чтобы описать свои чувства, и Гидеон мягко взял её лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на него: — Так ревнуешь, что боишься, что Шарлотта согласится на наш безумный план? — с улыбкой предположил, и когда Гвендолин, закусив губу, быстро кивнула, с нежностью поцеловал её в лоб, задержав прикосновение. — Я люблю тебя, Гвендолин Шеферд, и это ни за что не изменится. Готова ли ты довериться мне?       — Готова, если ты готов, — смаргивая защипавшие глаза невольные слёзы, пробормотала Гвендолин и улыбнулась.       Стоило ключу повернуться в замке, как из кухни донёсся голос Грейс, а вскоре и сама она выглянула, на ходу вытирая руки полотенцем:       — Гвенни, ты как раз вовремя к ужину… — заметив Гидеона, сдержанно приветственно кивнувшего, Грейс умолкла. Взгляд её торопливо метнулся между ним и Гвендолин. — Мистер де Виллер поужинает с нами? — закинув полотенце на плечо, ровно поинтересовалась она, и это хладнокровие всегда восхищало Гвендолин.       — Нет, но благодарю за приглашение. — вежливо кивнул Гидеон. — Мне нужно поговорить с Шарлоттой. Она дома? — Грейс пробормотала, что Шарлотта у себя, и Гидеон, тронув подбадривающе Гвендолин за локоть, стал подниматься вверх по лестнице. Гвендолин жадно следила за каждым его шагом, и, даже когда Гидеон скрылся за дверью комнаты Шарлотты, ещё несколько минут стояла, пытаясь вслушаться в происходящее внутри, словно это было возможно, а потом, вздохнув, последовала за Грейс на кухню. Она ничего не спрашивала, хотя по взгляду было понятно, что язык так и чесался.       То, насколько Гвендолин была напряжена, она осознала лишь в момент, когда услышала знакомые уверенные шаги на лестнице и дёрнулась, роняя вилку на тарелку — в тишине, царящей за столом, прозвучало оглушительно. Гидеон замер на последней ступени, глядя на неё, и секундой позже Гвендолин рванулась, вылетая из кухни и силясь сформулировать на языке вопрос. Едва улыбнувшись, Гидеон поднял взгляд наверх и тихо проронил: «Ей нужно время подумать». Он наклонился, целуя по-прежнему напряжённую Гвендолин в щёку на прощание — она подняла голову, как только закрылась дверь, и вздрогнула, увидев Шарлотту, остервенело стискивающую лестничные перила, наблюдая за ними. Перехватив взгляд Гвендолин, она раздражённо раздула ноздри и повернулась на каблуках, широким шагом возвращаясь в свою комнату.       Когда Гидеон рассказал об их с Гвендолин сумасшедшем плане, Шарлотта чуть удержалась от истерического хохота.       Ей подумалось пошутить, что глупость кузины передаётся воздушно-капельным путём, раз Гидеон спустя столько лет — практически всю жизнь — верности ложе внезапно засомневался в ней и её компетентности, и единственное, что удержало от издёвки, было пронзительно кольнувшая сердце тоска по чувству собственной нужности, когда каждый член ложи смотрел на неё, как на свою личную надежду, и Шарлотта ощущала себя действительно важной и значимой. С того момента, как Гвендолин заняла её место в кругу драгоценных камней, Шарлотта будто потеряла устойчивость — больше никто не смотрел на неё с прежним восхищением. В ней больше никто не нуждался, и она разом ухнула в серую повседневность, жить в которой никогда не собиралась, а потому это было невыносимым.       И теперь к ней вновь обратились. Она вновь была нужна, нужна в том, к чему горела — к путешествиям во времени. Даже если её роль не была снова ведущей.       Была только она малюсенькая загвоздка — сама суть задуманного. Шарлотта ясно осознавала, что нередко казалась другим людям высокомерной и бесчувственной, способный на холодный расчёт, но никогда не думала, что это убеждение настолько глубокое. Разумеется, она была способна на многое — их с Гидеоном с раннего детства учили быть собранными, решительными, непоколебимыми и ставящими интересы ложи превыше всего, однако это не единой секунды не обговаривалось как обязанность отказа от собственных чувств.       Чувства собственного достоинства, например.       Попроси её Гидеон украсть что-нибудь или даже убить кого-нибудь ради него — это вызвало бы в Шарлотте меньше отторжения, чем просьба заняться сексом с ним и Гвендолин ради обряда, вычитанного из пыльного свитка, которому лет столько же, сколько существует ложа, если не больше. Шарлотта всегда брезгливо морщила нос на девушек, которые занимались сексом без обязательств — по дружбе или с незнакомцами, — потому что ей это было чуждо и казалось чем-то безрассудным, а теперь ей самой предлагали подобное, вызывая чувство, будто её пытаются купить, точно какую-то услугу. В первые секунды Шарлотта без колебаний собиралась отказаться, находясь в числе девушек, которые к сексу относятся трепетно и ответственно, но не учла, что её слабые места были открыты к атаке.       «Твоя помощь нам просто необходима», — так сказал Гидеон, сидя рядом на кровати, и накрыл руку Шарлотты своей, чуть сжав, и это была бесстыдная игра на ностальгии по их партнёрству — Шарлотта изо всех сил старалась не вестись. Она гордо откинула волосы за плечи и выпрямила спину, а нарисованное воображением Гвендолин надменное выражение в действительности проступило на её лице, и Шарлотта была на тончайшей грани от того, чтобв изящно послать Гидеона к чёрту — слова так и крутились на кончике языка, — когда он добил мягким: «Разумеется, ты можешь отказаться, но едва ли есть кто-то, способный подойти нам лучше, чем ты».       Шарлотту начинало подташнивать об одной мысли о том, что ей также придётся заняться сексом с Гвендолин в том числе — будь это один Гидеон, она, пожалуй, поразмыслила и согласилась бы, поддавшись давнишней симпатии, размыто граничившей с романтическим влечением. В конце концов, переступив принципы, она могла бы рассчитывать на появление после этого взаимной привязанности от Гидеона, и разум услужливо успел подкинуть пару картинок о том, как его вынужденная во время первого для Шарлотты секса нежность со временем перерастёт в искреннюю… Но участие Гвендолин заставляло колебаться. Бесящая раньше своей несобранностью и отсутствием утончённости, теперь она вызывала сильную завистливую неприязнь — Шарлотте физически было тяжело сталкиваться с кузиной в столовой, потому что каждую такую встречу в висках яростно пульсировало осознание, что Гвендолин украла у Шарлотты огромную и жизненно важную часть её жизни. Теперь к этому прибавилось тошнотворное понимание, что Гвендолин влезет и в драгоценное пространство первого секса Шарлотты.       Когда они столкнулись взглядами на лестнице, Шарлотте померещилось на мгновение, что она пошатнётся и перевалится через перила — настолько помутилось перед глазами от злости и обиды.       И всё же желание хотя бы немного прикоснуться к прошлому, вновь ощутить себя действительно нужной, частью значимой для всего мира миссии оказалось сильнее, поэтому, проведя бессонную ночь в раздумьях, наутро Шарлотта взволнованно подрагивающими руками набрала Гидеону лаконичную смс-ку: «Я согласна».       Сидя напротив Гвендолин за завтраком, она исподтишка всматривалась в кузину, пытаясь заглушить каждый раз при этом горячо закипающее в груди раздражение и найти в ней что-нибудь симпатичное, раз уж им предстоит дойти до крайнего уровня близости.       — Что ты дыры на мне протираешь? — нервно спросила через некоторое время Гвендолин, и Шарлотта вздрогнула, защитно вздёрнув подбородок.       — Сидя за одним столом, трудно не задеть тебя взглядом. Не обольщайся, что я тобою любуюсь, — съязвила она, вместе с тем пользуясь возможностью посмотреть на Гвендолин прямо. Небрежно собранные в расползающийся пучок волосы, бледные невыразительные глаза, тонкие губы — чем дольше Шарлотта смотрела, тем больше злилась, не понимая, почему из них двоих ген достался именно ей. И что в ней нашёл Гидеон, влюбившись без памяти, точно неопытный наивный мальчишка.       В этот же самый момент смс-ка пришла на телефон Гвендолин, и Шарлотта успела выцепить с экрана имя Гидеона. Сердце невольно испуганно замерло. Она видела, как секунда за секундой менялось выражение лица Гвендолин, читавшей сообщение, и Шарлотта едва сдерживалась, чтобы не вытянуть любопытно шею и вчитаться самой. Закусив губу, Гвендолин подхватила телефон и быстро стала печатать ответ — только успевай следить за движением пальцев. На несколько мгновений они неподвижно зависли над экраном, а затем Гвендолин медленно подняла на Шарлотту взгляд, и та не могла не позлорадствовать тому, как капризно-недовольно собрались морщинки на лбу кузины. Задумчиво втянув щёки и причмокнув губами, что у Шарлотты почти дёрнулся нервно глаз, Гвендолин огляделась, проверяя отсутствие подслушивающих ушей домочадцев, и отложила телефон в сторону, тихо произнося:       — Сегодня вечером в моей комнате. Гидеон просил передать.       — Замечательно, — Шарлотта переплела пальцы и опустила на них подбородок, растянув губы в ухмылке, хотя не сказать, что она по-настоящему была довольна происходящим. Скорее она привыкла держать себя на высшем уровне, и сейчас это был удачный момент, чтобы подчеркнуть свою отличность от Гвендолин и ощутить превосходство над ней. Гвендолин в действительности почувствовала это и, не заканчивая завтрак, подскочила, вылетая из столовой, и лишь тогда Шарлотта позволила себе расслабить напряжённо прямую спину и перестать тянуть в улыбке губы, вызывая у самой себя ощущение, что от натяжения уголки вот-вот лопнут, и лицо разъедется, как по швам.       Нервозность пожирала обеих, и за ужином, когда время до приведения в исполнение безумного — с точки зрения обеих — плана стало истекать особенно стремительно, каждая с трудом заставляла себя проглатывать еду. Шарлотта видела, как Гвендолин, точно недоверчивый зашуганный зверёныш, поглядывала на неё, и предпочитала делать вид, что не замечает этого, потому что чувствовала себя также, пусть и не желала признавать это даже для самой себя, избегая любой схожести с кузиной.       — Ты сегодня рано, — заметила Грейс, беспокойно нахмурившись, когда Гвендолин, во второй раз за день не доев, заторопилась прощаться со всеми под предлогом, что пойдёт спать.       — Голова болит, — неправдоподобно замычала Гвендолин, выдавая, что придумала оправдание на ходу, однако Грейс, как всегда чутко улавливая нежелание дочери откровенничать и не надавливая с этим. На выходе из столовой Гвендолин крутанулась, находя глазами Шарлотту и будто намереваясь ей что-то сказать, но в последний момент передумала и только указала взглядом наверх, напоминая о сборе, после чего ушла, и Шарлотта слышала, как рывком закрылась дверь ванной.       Представляя раньше свой первый секс, Гвендолин точно знала, что обязательно вымоется с ног до головы, вотрёт в кожу душистый лосьон и наденет лучший комплект белья. Так и было бы, участвуй в обряде только они с Гидеоном. Но Шарлотта значительно усложняла ситуацию: подготовка для Гидеона автоматически становилась подготовкой и для неё, и воображение Гвендолин красочно выстраивало возможные реакции Шарлотты, когда они увидит то же красивое бельё или старательно выбритые ноги и промежность. Растерев и без того горящие щёки, Гвендолин на полную выкрутила кран и забралась в ванну, обхватывая подтянутые к груди колени. Хотелось закрыть глаза и потеряться во времени и пространстве, никогда не выбираясь из защитного тёплого кокона воды, и Гвендолин почти это сделала, когда раздался резкий стук в дверь с последующим голосом Шарлотты:       — Поторопись, мне тоже нужно в душ.       И тогда Гвендолин решительно взялась за мочалку, до покраснения намыливая кожу. Из душа она вышла распаренная и завёрнутая в толстый махровый халат, а Шарлотта, как нарочно, в ожидании стояла под дверьми, скрестив руки на груди и привалившись к стене, так что не наткнуться на её ледяной взгляд было попросту невозможно. На мгновение остановившись глазами друг на друге, они разошлись, и Гвендолин, едва очутившись в своей комнате, кинулась к шкафу, вытаскивая из него всё имеющееся бельё и судорожно выбирая между комплектами. Отчаянное желание хоть сколько-нибудь соответствовать много лет подряд представляемой картинке не оставляло её. Вместе с тем снедало неприятное сосущее под сердцем чувство при мысли о Шарлотте. Времени до прихода Гидеона оставалось совсем немного, да и Шарлотта могла в любой момент постучаться или войти вовсе без стука — это было вполне в её духе. В конце концов, Гвендолин впопыхах надела нейтральный бежевый комплект и поспешно запахнула халат, что было вовремя, потому что Шарлотта распахнула дверь в её комнату ожидаемо без стука и проехалась по Гвендолин таким выразительным взглядом, что одним-единственным желанием стало провалиться под землю.       — Мама и Грейс уже готовятся ко сну, — сообщила она, прикрывая за собой дверь и по-свойски садясь на кровать Гвендолин, закинув ногу за ногу. Сесть рядом Гвендолин не решилась — осталась скромно, как не родная, стоять у шкафа, сцепив пальцы в замок и неловко переступая с ноги на ногу. В ответ на реплику Шарлотты она судорожно кивнула и отвела взгляд, проклиная повисшую натянутую тишину и мысленно подгоняя Гидеона.       Он словно услышал её немые мольбы — вскоре раздался вороватый стук в окно, и Гвендолин с неожиданной радостью рванула к нему, распахивая и сталкиваясь глазами с Гидеоном. На миг она забыла про наличие Шарлотты в комнате и, зажмурившись, обхватила Гидеона рукой за шею, порывисто целуя, а потом, спохватившись, смущённо отстранилась, пропуская его в комнату. С кряхтеньем забравшись внутрь, Гидеон осел на пол и привалился к стене, утирая пот со лба и с улыбкой оглядываясь на Шарлотту, демонстративно отвернувшуюся во время поцелуя, и Гвендолин, собравшуюся было закрыть окно и в последний момент передумавшую, потому что вечерний воздух был тёплым и успокаивающим.       — Как здорово, что мы все здесь собрались, — пошутил Гидеон, скидывая куртку и поднимаясь. — Привет, Шарлотта, — отдельно помахал рукой, наклонившись к ней, и улыбнулся, перехватив взгляд.       — Долго будем расшаркиваться или уже перейдём к делу? — элегантным движением заправив волосы за ухо, поинтересовалась Шарлотта, моментально отводя взгляд. Прямой зрительный контакт напрягал и заставлял чувствовать себя беззащитной, а именно это Шарлотта терпеть не могла, предпочитая думать о себе исключительно как о силе и стальной воле.       — Сколько энтузиазма, — рассмеялся Гидеон, изумлённо вскинув брови, и бросил вопросительный взгляд на Гвендолин, которая, взвинченная атмосферой, лишь передёрнула нервно плечами. — Ладно, — протянул он, поняв, что обе девушки на взводе, и потянул джемпер вверх, стягивая его через голову и откидывая в сторону. Этот жест неприятно задел Гвендолин, заставив задуматься о том, перед сколькими девушками Гидеон уже раздевался, что сделал сейчас это так легко и непринуждённо. Закусив губу, она искоса скользнула глазами по литым мышцам его рук и торса и заново ощутила прилив жара к щекам, когда дошла до пряжки ремня и тут же вернулась обратно на грудь. Гидеон по очереди глянул на неё и Шарлотту. Ни одна из них не спешила последовать данному примеру и начать раздеваться, надеясь, что это сделает другая. Первой не выдержала Шарлотта, громко фыркнув и прогнувшись, снимая короткий пижамный топик, под которым не было лифчика. Руки её дёрнулись в рефлексе прикрыться, однако Шарлотта сдержалась, с вызовом глядя на Гвендолин, которая волей-неволей не могла отвести глаз от аккуратной небольшой груди кузины с такими же маленькими бледно-розовыми сосками, моментально напрягшимися от прикосновения воздуха. Следующей была автоматически очередь Гвендолин и, непослушными немеющими пальцами развязывая пояс халата, она успела сто тысяч раз пожалеть о желании нацепить бельё, потому что теперь, разводя полы халата в стороны и затем позволяя ему медленно съехать вниз по плечам и бёдрам, она чувствовала себя главной актрисой не самого лучшего эротического фильма. В голове настойчиво стучала одна-единственная мысль: бежать. Шарлотта неуловимо изменилась в лице, и Гвендолин не могла понять, что именно отразилось на нём: презрение или неприязненное удивление и зависть. Впрочем, ни то, ни другое не было ей комплиментом, как и прозвучавший присвист Гидеона, в имеющейся накалённой обстановке показавшийся неуместным. Зазвенела пряжка расстёгиваемого ремня — это добавило к ощущению себя внутри эротического фильма, приплюсовав какой-то громоздкой пошлости. Вытянутый из шлёвок ремень полетел на пол, и с громким вжиканьем расстегнулась ширинка — опережая Шарлотту, Гвендолин торопливо завела руки за спину, дёргая застёжку лифчика и подхватывая норовящие моментально соскользнуть с груди чашечки. Собственная смелость моментально показалась чрезмерной. Всё-таки она не была готова сделать это так сразу, под откровенно прожигающим взглядом Гидеона и показательно отведённым, но на самом деле внимательно наблюдающим — Шарлотты. Безумно нелепыми и неуместными показались и пенистые кремовые кружева, и приличный пуш-ап, и безвкусно посверкивающий на перемычке между чашечками искусственный алмаз, должный добавлять белью дороговизны, но на деле лишь опошляющий его. Задержав дыхание, Гвендолин собралась с духом и плавно позволила бретелькам спуститься с плеч, а затем сняла и сам лифчик, прослуживший свою службу слишком недолго для указанной на этикетке цены и оттого с сожалением проводимый взглядом. Не удержавшись, Гвендолин глянула на себя в зеркало, висящее с внешней стороны дверцы шкафа, и растерялась от внезапности того, насколько хорошенькой выглядела для самой себя в отражении: волосы после души высыхали в крупные кудри и красиво разметались по плечам, а грудь выгодно была пышнее, чем у Шарлотты, впервые в жизни вызывая совершенно подростковое чувство гордости и эдакого превосходства. Облизнув враз пересохшие взбудоражено губы, Гвендолин выжидающе посмотрела на Гидеона и Шарлотту — по-прежнему чувствуя вызванное стыдом оцепенение, она, тем не менее, плавно входила во вкус, раскрепощаясь вместе с каждой последующей снятой вещью. Гидеон, чуть улыбнувшись, без заминки снял джинсы, и обе Гвендолин с Шарлоттой невольно обратили внимание на возбуждённую выпуклость в паху. Гвендолин практически сразу стыдливо отвела взгляд, как и закусившая губу и предательски порозовевшая Шарлотта. Пальцы её неуверенно подцепили резинку пижамных шортов, но спускать их Шарлотта не спешила, а Гвендолин не намеревалась вновь перехватывать инициативу. Из чистого упрямства она опёрлась руками о стол, рассматривая свою комнату с таким интересом, точно впервые видела, хотя тело было напряжено судорожным желанием прикрыться, сдерживать которое удавалось с огромными усилиями. Поняв, что выручать её не собираются, Шарлотта хмыкнула и вскинула голову, после привстав и медленно снимая шорты. Под ними ожидаемо ничего не было, и Гвендолин обожгла ревность, стоило заметить, как глаза Гидеона метнулись к бёдрам Шарлотты, беззастенчиво разглядывая их обнажённую стройность и идеальную гладкость промежности. Машинально Гвендолин попыталась придумать оправдание, чтобы отвертеться от дальнейшего раздевания, и практически сразу себя одёрнула, понимая неизбежную необходимость. Она шумно выдохнула и внутренне чертыхнулась, неохотно снимая трусики, как и лифчик, кажущиеся теперь такими дурацкими в своей кружевной вычурности. На подгибающихся ногах перешагнув их, Гвендолин сама не заметила, как рефлекторно перекрестила ноги в жалкой попытке прикрыться — ей было чертовски неловко за то, она готовилась к вечеру наспех, отчего выбрилась неровно, и кое-где остались жёсткие короткие волоски, а местами багровели тонкие следы порезов.       — Вот мы и скинули все маски, — с явным намерением разрядить атмосферу напыщенно произнёс Гидеон, наклоняясь и последним снимая бельё. Ни один мускул не дрогнул на лице Шарлотты, и Гвендолин искренне восхитилась её выдержкой, потому что сама она ощутила пробежавший по спине холодок, посмотрев на полустоящий возбуждённый член и в лучших традициях похабных разговоров на ночёвке у подруги подумав о том, что ни за что не сможет принять его. Спокойствие Шарлотты вызывало предположение об опытности, и Гвендолин снова почувствовала удушающее прикосновения ревности и подозрения, что между ней и Гидеоном что-то было, вопреки заверениям последнего, что ничего подобного. Мгновения никто из них не шевелился, надеясь, что всю инициативу — и, соответственно, ответственность — возьмёт на себя другой.       — И что там дальше по вашем обряду? — прервала молчание Шарлотта, продолжая держать ноги закинутыми одна на другую — Гвендолин откровенно позавидовала её удачному расположению, потому что сама Гвендолин, точь-в-точь выставочный экспонат, была выставлена всей своей оголённостью напоказ.       — Сперва камни, — ответил Гидеон, чей голос прозвучал неожиданно низко и хрипло, выдавая возбуждение. Обе девушки заворожённо посмотрели на него, а Гвендолин, наконец, отлипла от стола и выпрямилась, поначалу выровняв руки по швам, а потом, спохватившись нелепости своей позы, сцепила их перед собой. Она уже не заметила, как Шарлотта закусила губу с такой силой, что та побелела — всё внимание Гвендолин было занято Гидеоном, элегантным движением хищника приближающегося к ней. И она отнюдь не была против стать съеденным им кроликом. Оказавшись рядом, что жар их тела был взаимно ощутим, Гидеон положил ладонь Гвендолин на щёку, знакомым движением привлекая к себе для поцелуя, и в этом было столько успокоительных привычности и нежности, что на мгновение показалось, будто всё как обычно, и они просто проводят вечер вместе, как обыкновенные не могущие отлипнуть друг от друга влюблённые. Охотно отвечая на поцелуй, Гвендолин прижалась к Гидеону всем телом и только тогда вернулась в реальность, почувствовав горячую гладкость его кожи, перекат мышц под её лёгшими ему на плечи ладонями и смущающую влажность упёршегося ей в плечо члена. У Гвендолин постоянно перехватывало на поцелуях дыхание, и Гидеон привык прерываться каждый раз, когда она начинала захлёбываться и царапающе хвататься за него — поймав этот момент, Гидеон отстранился от неё, бережно проведя большим пальцем по её нижней губе и прошептав, что всё хорошо.       — Гвенни до сих пор не научилась целоваться? — язвительно спросила Шарлотта, и Гидеон рывком повернулся, вскинув брови и с интересом глядя на неё:       — В таком случае, может, покажешь, как нужно?       Ответила Шарлотта не сразу: сперва зеркально приподняла брови, после широко усмехнулась и лениво протянула:       — Могу, если не боишься, что укушу.       Гвендолин не заметила, как вслух охнула от подобного заявления. А Гидеон, негромко хохотнув, шагнул к кровати, вальяжно оперевшись о резную спинку. Шарлотта мгновенно подобралась всем телом и пододвинулась к нему, стоя на постели на коленях — ладони легли на щёки Гидеона, и Шарлотта прильнула к нему приоткрытыми губами в жадном поцелуе, с потрохами выдающим долгое время скрываемое желание это сделать. Гидеон не мог сказать, ожидал этого нет — он сразу же увлёкся тем, как Шарлотта к нему тянулась, прикусывала губы и уверенно толкалась языком в его рот, и моментами этот поцелуй напоминал борьбу. С влажным причмоком оторвавшись, Шарлотта медленно провела языком по губам, и полуопущенные ресницы её дрожали, отбрасывая тени на щёки, в вечернем полумраке кажующиеся молочно-белыми.       Наблюдавшая за ними Гвендолин сгорала от ревности и одновременно от осознания, что, не будь Шарлотта её ненавистной кузиной, она бы назвала эту сцену поистине горячей. Даже сама Шарлотта — Гвендолин не хотела, но периферией сознания не могла не отметить — открылась в новом свете, выглядя привлекательно даже во всей своей поначалу выглядящей невзрачной худобе: из её расслабленного поцелуем тела ушла вся резкость, грудь часто вздымалась, а вниз по ключицам пробежала жемчужная капелька пота. Усмехнувшись, Гидеон легко погладил Шарлотту костяшками пальцев по щеке, и она по-кошачьи приластилась к руке, едва не мурлыча. Это было интимно и доверительно, как бывает лишь между людьми, совместно прошедшими огромный и тяжёлый путь, по окончанию которого сумели сохранить друг друга.       Гвендолин осознала, что хочет однажды с Гидеоном также.       И в следующее же мгновение Шарлотта испортила успевшую сконценцентрироваться в воздухе потрескивающую взбудораженную атмосферу, выдохнув с плохо скрываемым превосходством:       — Вот так нужно это делать, Гвенни.       Гвендолин на дух не переносила эту снисходительную форму своего имени и вспыхнула в ту же секунду хуже чиркнутой о коробок спички. Она в буквальности ощутила, как лицо затопил жар яростного румянца, а руки рефлекторно сжались в кулаки, больно и остро впиваясь ногтями в ладони.       — Даже не сомневаюсь, Лотти, — имя кузины Гвендолин ядовито выплюнула, — что ты в совершенстве научилась целоваться. Не зря же тебя постоянно выбирают королевой школьных балов. Небось, там огромная часть голосующих в полной мере оценила твои поцелуйные навыки, а я совершенно не такая — у меня в поцелуях опыта всего ничего, не говоря уже о сексе! В нём тоже сейчас мастер-класс показывать будешь? Может, мне тогда уступить тебе и сперва посмотреть, как надо это делать?       Шарлотта не ожидала от обычно неконфликтной кузины такого напора и опешила, растерянно вскинув брови и силясь подобрать достойный язвительный ответ, но в голову, как назло, ничего не шло. Защитно приобняв себя за плечи, Шарлотта ёрзнула на месте, устраиваясь удобнее, и отвела взгляд.       — Не надо приписывать мне беспорядочные половые связи, — негромко произнесла она и, нерешительно прикусив губу, что придало несвойственный Шарлотте уязвимый вид, прибавила: — В поцелуях я, возможно, и правда опытнее тебя, но это совершенно не касается секса. Я сама не представляю, как это, и никогда… — она не договорила, но не то чтобы это было уже нужно. Окончание фразы легко считывалось по контексту.       На мгновение между всеми тремя протянулась тишина, и Гвендолин, по привычке метнувшаяся взглядом к Гидеону в поисках опоры, прочла на его лице такое же удивление, какое испытывала сама. Шарлотта никогда не говорила об этом прямо и, если вдуматься, не делала и намёков, однако у окружающих сформировалась уверенность, что она уже распрощалась с девственностью. И теперь Гвендолин, ошарашенная новостью, неожиданно почувствовала болезненный укус от совести за то, насколько яростно набросилась на кузину с возмущениями. Сглотнув, она неловко опустила взгляд и буквально сразу же вскинула его, услышав смущённо выдавливаемое Шарлоттой: «Я правда могу тебе показать, как целоваться».       Гвендолин не спешила бросаться в объятия Шарлотты с радостным согласием — многолетняя пропасть продолжала существовать между ними, — но шагнула к кровати, осторожно присаживаясь на край, словно опасаясь, что на неё в любую секунду могут наброситься. Чувство неловкости стало физически ощутимым между ними, как звеняще натянутые тонкие нити, способные в любой момент лопнуть. Шумно выдохнув, Шарлотта повернулась к Гвендолин — заметно было, как она с усилием гордо распрямила плечи, стараясь вернуться в привычную колею, и слабо кашлянула, будто настраивалась. В других обстоятельствах, более непринуждённых, это непременно повеселило бы Гвендолин своей нарочитостью, но сейчас она только смотрела на полные изящно очерченные губы кузины, чуть приоткрытые во вздохах, и нерешительно немела всем телом и душой. Мысль о поцелуе между ними казалась абсолютно сумасшедшей — Гвендолин никак не могла окончательно осознать реальность происходящего, даже когда Шарлотта подалась вперёд и, прикрыв затрепетавшие веки, мягко коснулась губ кузины своими.       Их поцелуй с Гидеоном Гвендолин наблюдала со стороны, но была уверена, что он был другим — более жарким, страстным и судорожным, как долгожданное желание сделать это и уверенность в способности доставить друг другу удовольствие. Её же Шарлотта целовала плавно, что от проникновенности подводило внутренности и перехватывало дыхание.       — Дыши носом. Не забывай об этом, — со свистом прошептала Шарлотта, прервавшись, когда Гвендолин привычно начала захлёбываться в нехватке воздуха. Кивнув, та нервно облизнула губы, хотя дышать и без того было трудновыполнимой задачей — от осознания того, насколько кардинально резко поменялся расклад их взаимоотношений, дыхание перехватывало само по себе. Их лица были предельно близко друг ко другу — они почти соприкасались кончиками носов, и Гвендолин была готова покляться, что при желании могла бы пересчитать ресницы Шарлотты, настолько отчётливо они были видны. Запнувшись на несколько секунд, они снова поцеловались, и Гвендолин зажмурилась, полностью отдаваясь губам и языку Шарлотты, уверенно и почти властно накрывающим её рот, целуя так, что в какой-то неуловимый тонкий момент они стали казаться логичным продолжением друг друга, и в поцелуе захотелось напрочь раствориться. Когда Шарлотта отстранилась, обрывая его, то Гвендолин даже испытала разочарование и желание потянуться обратно, в чём ни в коем случае не собиралась признаваться. В итоговом счёте они лишь тронула взволнованно подрагивающими пальцами губы, горячие и припухшие, и с натянутой усмешкой пробормотала:       — Недурно.       — Ещё бы, — дёрнула плечом Шарлотта, смущённо смотря в сторону. Руки её, лежащие на коленях, напряжённо сжались в кулаки.       Улыбнувшись и благодарно поцеловав Шарлотту в лоб — она практически рефлекторно отзывчиво вытянула шею, — Гидеон сел с другой стороны от Гвендолин, приободряюще потеревшись с ней носом, когда она повернулась к нему, и рассеянно погладив по талии. После губы его коснулись её щеки, скулы, виска и перешли за ухо — разомлевшая и особенно чувствительная после поцелуя с Шарлоттой Гвендолин с ног до головы покрылась мурашками и прикрыла с наслаждением глаза, чутко отзываясь на ласку и клонясь вслед за ней в сторону Гидеона, как всего несколько секунд назад делала её кузина, и это сходство не могло не позабавить. Она кожей ощущала, как Гидеон улыбнулся, спускаясь неторопливыми горячими поцелуями ей на шею, а ладони его параллельно всё более настойчиво оглаживали её талию, смещаясь постепенно на спину, волнительно и щекотно ведя кончиками пальцев вдоль её позвоночника и тем пуская невозможную быть сдерживаемой дрожь по телу. С другой стороны на колено Гвендолин легла ладонь Шарлотты, размеренно ведя вверх по нему и возбуждающе оцарапывая ногтями внутреннюю сторону бедра, где кожа была особенно нежной и восприимчивой к ласкам. К подбородку прикоснулись пальцы Гидеона, поворачивая голову Гвендолин — теперь их приоткрытые губы находились совсем рядом, фактически касаясь друг друга, и дыхания смешивались. Ожидание поцелуя будоражило даже сильнее, чем сам он, поэтому, когда Гидеон нетерпеливо влажно вжался ртом в её, Гвендолин с облегчением застонала, закрывая глаза. Они целовались, а Шарлотта в это время, нервно сглотнув, притронулась к плечу Гвендолин губами, плавно затем ведя ими вверх по её шее и одновременно скользнув рукой вверх по её животу — промежность пропустила, не решаясь пока прикасаться, однако Гвендолин с лихвой хватало того, что они с Гидеоном уже делали для неё. Новый стон вырвался прямо в рот Гидеона, когда ладонь Шарлотты робко накрыла грудь Гвендолин, оглаживая большим пальцем сосок и потирая его — с каждой следующей секундой всё увереннее, видя отклик. Глянув на неё, Гидеон мельком улыбнулся и кивнул, показывая, что дальше сам — он не постеснялся накрыть ладонью промежность Гвендолин, настойчиво втиснувшись между полуразведённых ног. И Гвендолин как током прошибло. Вскрикнув и сразу же зажав самой себе рот — она недостаточно потеряла контроль над собой, чтобы забыть о существовании спящих в доме родственников, — она согнула ногу, упираясь пяткой в край кровати. Гидеону это дало больше пространства, и пальцы его плавно заскользили между половых губ, лаская клитор и подстраиваясь под нужный Гвендолин темп, отслеживая его по частоте её вздохов и стонов. Затем Гидеон поменял положение: подхватив Гвендолин под ноги, подвинул её дальше на кровать, сам нависая. Несколько секунд они, тяжело дыша, смотрели друг на друга. Потом, закусив губу, Гвендолин пропустила свои руки под руками Гидеона, обнимая его крепче и привлекая к себе, прижимаясь требовательно к нему грудью, а затем, чувствуя, как каменеют в нерешительности мышцы, медленно провела ладонями вниз по его спине, хватаясь за бёдра и максимально притягивая Гидеона к себе, что в какой-то момент, когда от возбуждения, волнения и жаркости пошла кругом голова, померещились, что они уже практически слились воедино. Гидеон тяжело выдохнул ей на ухо, и вдоль позвоночника пробежали мурашки — жмурясь, Гвендолин уткнулась носом ему в основание шеи и обхватила ногами за пояс, ощущая член прижатым к своей промежности, отчего тревожно пересыхало во рту и одновременно безумно вело, заставляя чувствовать тело плавящимся, точь-в-точь забытый на летнем солнце пластилин.       — Готова? — хрипло спросил Гидеон, прикрыв глаза и потеревшись носом за ухом Гвендолин — мягко и нежно, тем самым обещая любить её каждую секунду происходящего.       — Готова, если ты готов, — улыбнувшись подрагивающими от волнения губами, кивнула Гвендолин, сама не заметив, как постепенно эти незамысловатая фраза стала для неё персональной мантрой, успокаивающей и дарящей ощущение безопасности и прочности.       Гидеон осторожно просунул руку между их телами, трепетно огладив мокрый от смазки вход во влагалище и аккуратно введя в него палец — Гвендолин вздрогнула, шумно втягивая воздух и мысленно повторяя самой себе, что всё хорошо и нужно расслабиться. Вскоре она свыклась с новым ощущением и, поймав взгляд Гидеона, кивнула ему, разрешая продолжать — судорожно выдохнув и сам волнуясь не меньше, он передвинул руку, направляя член, а вторую положил Гвендолин на поясницу, поддерживая. Головка члена мягко надавила на вход во влагалище, и Гвендолин, несмотря на всё возбуждение и ощущение, как откровенно течёт, опять напряглась. Ей казалось, что после проникновения пальцами она полностью готова, однако ощущения снова были новыми и незнакомыми, и это волей-неволей до чёртиков пугало. Её игриво куснули за шею, и горячий шёпот Гидеона влился прямо в ухо: «Расслабься, я обещаю, что всё будет хорошо». Гвендолин понятия не имела, в какой именно момент их взаимоотношений её доверие к Гидеону стало безграничным, но факт оставался фактом: прикрыв глаза и улыбнувшись, она согласно кивнула, крепко обнимая Гидеона и несильно прикусывая в ответ кожу на его плече. Вместе с началом проникновения по бёдрам прошла напряжённая судорога, и Гвендолин громко выдохнула, забывая затем сделать вдох, словно образовавшийся в груди вакуум был способен уменьшить жгучее болючее ощущение. Гидеон уловил дрожащую натянутость всего её тела и притормозил, позволяя Гвендолин привыкнуть и продолжив проникновение лишь тогда, когда она с неловкой улыбкой прошептала, что можно, сильнее зарываясь носом ему в шею и нежно чмокнув. Секунда, другая, третья, четвёртая — восстанавливая дыхание, Гвендолин беззвучно шевелила губами, считая, и это действовало умиротворяюще, помогая в действительности расслабиться и поскорее привыкнуть к незнакомому прежде чувству тугой заполненности — это действительно не шло ни в какое сравнение с пальцами. Ладонь Гидеона уверенно легла ей на затылок, зарываясь в волосы, и, ведомая ею, Гвендолин послушно запрокинула голову — губы Гидеона накрыли её рот, порывисто и глубоко целуя и одновременно пробно двигаясь. Первый толчок вызвал высокий надрывный полустон, и напряжение вновь сковало тело Гвендолин, и она судорожно вцепилась в плечи Гидеона, забываясь и не отслеживая то, как больно впились в его кожу ногти, обещая оставить за собой тёмные полукруглые следы. Гидеон шикнул, поморщившись, и поймал язык Гвендолин, в несерьёзной мстительности прикусывая, а затем продолжил поцелуй и снова плавно толкнулся в неё — бёдра Гвендолин вздрогнули, плотнее обхватывая его талию, и с этой точки она окончательно привыкла, улыбаясь в поцелуй и ведя расслабившимися ладонями по плечам, рукам, спине Гидеона, льня к нему и простанывая от каждого толчка уже протяжнее, гортаннее и с нескрываемым удовольствием. Новые ощущения перестали быть пугающими и мучительными — сводя брови от наступающего нетерпения испытывать их больше и сильнее, Гвендолин вздрагивала, ёрзала, то пыталась отодвинуться, то, наоборот, стремилась сама насадиться, и тогда Гидеон сам расслабился, двигаясь смелее и ритмичнее, полностью отдаваясь стягивающему низ живота возбуждению, которое с каждым новым толчком становилось только сильнее, зудело и сводило с ума. Мысли рассеялись, превратившись в мешанину жарких образов и в унисон стучащего у них обоих в головах: «Да, пожалуйста, да». Бёдра свело оргазмическим спазмом, и Гвендолин практически остервенело обхватила Гидеона руками и ногами, что суставы миражно заскрипели, а Гидеон, застонав с практически болезненностью, одним порывистым движением вышел из неё, также кончая.       Оба понятия не имели, как должно ощущаться описанное в свитке слияние энергий камней и, возможно, они попросту надумали окутывающее тела тёплое, похожее на объятия тумана, мистическое чувство, спутав его с обычным после разрядки расслаблением, но это было неважно в момент, когда разум только начинал проясняться, а мышцы остаточно содрогались, вынуждая Гвендолин расслабленно обмякнуть, а Гидеона навалиться на неё, загнанно отдыхиваясь.       Замершая в углу кровати Шарлотта не решалась их потревожить и даже старалась тише дышать, привлекая к себе как можно меньше внимания. Забота и чуткость Гидеона по отношению к Гвендолин были ожидаемы, но отчего-то всё равно сильно задели внутренность, вызывая чувство протяжной зависти. Шарлотта была из тех людей, кто настолько стремился держать лицо, что со временем утрачивал умение понимать даже самого себя, потому что переживаемая сию секунду тоска злила её, разливаясь горячей расплавленной сталью по венам.       — Вы не боитесь, что упустите момент и провалите обряд, так долго милуясь? — подала она голос и сама его не узнала: ровный ироничный тон, в то время как в горле хлюпко обидно клокотало. В Шарлотте было достаточно гордости и себялюбия, чтобы максимально не выдавать, что чувствовала себя не в своей тарелке.       У Гвендолин на языке по привычке так и вертелось: «А то ты так переживаешь за наш обряд». Но она сдержалась, повернув голову и наткнувшись взглядом на поджатые сдержанно губы и ссутуленость плеч кузины, выдающие то, как неуютно она себя чувствовала и словно бы хотела стать меньше, исчезая из комнаты. И Гвендолин стало пронзительно её жалко — вечно держащая идеальную прямую осанку Шарлотта выглядела сейчас одиноко и беззащитно, что даже стало стыдно за то, как они с Гидеоном отдались друг другу, хотя здравый смысл подсказывал, что в этом и был весь смысл и иначе было невозможно. Под натиском совести Гвендолин всё же сдалась и надавила на плечи Гидеона, заставляя его сдвинуться, чтобы затем на подгибающихся предательски коленях подползти к Шарлотте и, сев напротив, с какой-то нелепой чинностью сжать её руки в своих и практически по-детски ткнуться губами в её губы, словно напрочь забыв про то, как они целовались до этого. У Шарлотты удивлённо распахнулись глаза, и первые несколько секунд она озадаченно смотрела на отчаянно зажмурившуюся Гвендолин, а потом приоткрыла рот, осторожно целуя. Тогда пальцы Гвендолин расслабились, и руки её скользнули под руками Шарлотты, заключая её в крепкие объятия — собственная кожа показалась раскалённо-горячей, а чужая и подавно, грудь упруго вжалась в грудь, что каждый чужой вздох ощущался как свой. Поцелуй стал жарче, глубже, настойчивее, и, когда их губы разомкнулись, обе тяжело и загнанно дышали, замутнённо глядя друг на друга и силясь выдавить хоть слово, потому что порывистость Гвендолин была хороша в моменте, но когда он прошёл, то наступила неловкость.       — Решила быть первой? Отделаться от всего этого пораньше? — дёрнув уголки губ в усмешке, привычно съязвила Шарлотта. И Гвендолин впервые за историю их отношений не огрызнулась в ответ, а издала смешок — вокруг глаз разбежалось множество морщинок.       — Конечно.       Облизнув взволнованно губы, Гвендолин замерла, прыгая взглядом по лицу Шарлотты — та смотрела кузине в ключицы, избегая встречаться глазами, и в итоге в них и поцеловала, едва ощутимо и щекотно от неловкости обводя косточки кончиком языка. Шумно выдохнув, Гвендолин запрокинула голову и прикрыла глаза, вслушиваясь в собственное тело, сперва настороженно реагирующее на ласки, а затем, одно мгновение за другим, расслабляющееся, точно с каждой отдельной мышцы снимали зажимы. Сомкнутые на спине Шарлотты руки разжались и поглаживающе скользнули вверх по её плечам — у Гвендолин сбивалось дыхание в привычном ожидании резкой реакции, но она не наступала. Только чувствовалось, как взаимно настороженно напрягается тело Шарлотты под её ладонями. Легко проведя пальцами по загривку, Гвендолин осторожно зарылась пальцами в волосы кузины, невольно восхищаясь их густой тяжестью — любопытство, каково они на ощупь, сжирало Гвендолин ещё со средней школы, и долгожданно убедиться в предположении было неожиданно восхитительно.       Воздушные поцелуи Шарлотты тем временем спустились ниже, и губы влажно и горячо обхватили возбуждённо заострённый сосок — Гвендолин ахнула на высокой ноте, сама от себя такого не ожидая, и запоздала закусила пальцы, испуганно округлив глаза. Шарлотта остановилась, не поднимая головы, и спустя секунду бездействия аккуратно обвела вершинку соска языком, после настойчиво надавливая и ввинчиваясь в неё напряжённый кончиком — пальцы Гвендолин, по-прежнему зарытые в её волосы, судорожно сжались, а бёдра рефлекторно стиснулись, перетираясь между собой в попытке унять заново нарастающий зуд желания. Гвендолин не была совершенно невинной — разумеется, оставаясь наедине с собой, она нередко прикасалась к себе, со сладким замиранием сердца ловя каждую волну удовольствия, прошивающее тело, и охотно изучая каждую реакции. Сейчас она понимала, что ласки от другого человека, а не себя, ощущались иначе: ни разу за всю жизнь она не испытывала особого наслаждения от прикосновений к груди, но теперь обнаружила в ней невероятную чувствительность, когда горячие ладони Шарлотты накрывали её, сминали, пощипывали соски, после накрываемые ртом и старательно изучаемые языком.       Шарлотта подалась вперёд, хотя, казалось, дальше некуда, и Гвендолин ощутила её корпус давящим, а в следующую секунду оказалась вновь лежащей на спине на кровати, и падение на матрас гулко отдалось в затылке. От неожиданности грудную клетку сдавило невозможностью выдохнуть, ногти шкрябнули по плечам Шарлотты в рефлекторной попытке удержаться — она недовольно шикнула, точь-в-точь кошка, и Гвендолин моментально пискнула: «Извини». Ноги отчаянно хотелось тесно свести — от смущения и желания прикрыться и от возбуждения одновременно, однако между ними уже расположилась Шарлотта, бегло покрывая грудь, живот и бёдра Гвендолин поцелуями. Та поздно спохватилась и, закрыв загоревшееся румянцем лицо, надрывисто застонала, когда чужое дыхание дразняще коснулось промежности, потом повела бёдрами в противоречивом порыве то ли отодвинуться, то ли придвинуться. Ладони Шарлотты в тот же миг уверенно легли на её бёдра, удерживая, и Гвендолин послушно замерла пойманной мышью. Кожа каждым сантиметром покрылась мурашками. А Шарлотта, как назло, не спешила: выцеловав внутреннюю сторону бёдер, с нерешительной заминкой перешла на пах, внешне касаясь половых губ и аккуратно раздвигая их языком. У Гвендолин в этот момент нервно сжалось всё внутри, и она задержала дыхание, безмолвно раскрыв рот от новизны ощущений. Язык настойчиво проехался по вновь влажному входу во влагалище вверх, затем касаясь клитора, и Гвендолин прошибло судорогой вдоль позвоночника. Она поджала пальцы на ногах, отчаянно стиснула в руках постельное покрывало и с задержкой ахнула, выгибаясь — лежащие на её бёдрах ладони Шарлотты жёстко сжались, фиксируя положение, а губы мстительно посасывающе обхватили клитор, сводя тем самым с ума и вынуждая жмуриться до яркой россыпи звёзд перед глазами. Низ живота тянуло и пронзало приятными сокращениями каждый раз, когда язык Шарлотты толкался во влагалище и оглаживал самым кончиком чувствительно вздрагивающие края входа, а потом возвращался к клитору, то дразняще кружа вокруг, то почти мучительно хорошо проводя прямиком по нему. Гвендолин, наконец-то, перестала бесконечно думать о кошмарности ситуации, в которой они трое оказались, и утонула в волнообразных постепенно нарастающих спазмах приближающего оргазма.       А затем внезапно Шарлотта прервалась, издав тонкий и проникновенный стон.       Сглотнув вязкую слюну и мельком подумав о том, что пересохло во рту, Гвендолин приподнялась на локте, и сердце её остановилось, взбудораженно поджавшись. Подперев голову рукой и зажмурившись, Шарлотта практически страдальчески изломила брови, а губы её дрожали в старании выдавить из себя хоть слово, но всё это было тщетно: со спины к ней прижимался незаметно стёкший на пол Гидеон, вкрадчиво выцеловывая шею Шарлотты, шепча ей на ухо, а руками вслепую шаря по её тело, оглаживая изящную талию, покатые бёдра, напряжённый живот с размыто обозначенными линиями пресса и литую напряжённую от возбуждения грудь. Гвендолин видела, как Шарлотта сглотнула, чуть повернув голову к Гидеону и шепча ему в ответ, а в следующую секунду откинулась обратно на постель, изо всех сил зажимая себе рот и простанывая в ладонь, потому что рот Шарлотты вновь прижался к её промежности, старательно лаская, вылизывая и не стесняясь прихлюпываний.       Кожа Шарлотты сладко пахло ванильным гелем для душа и пряно — потом, и Гидеона откровенно вело от этого запаха, когда он, отведя её волосы, зарылся носом ему в шею, языком пересчитывая выступы позвонков. Их с Гвендолин неуклюжие заигрывания, делающие их напоминающими котят и постепенно становящиеся всё более страстными, не оставили его равнодушным, горячо спускаясь к паху новым приступом возбуждения. Гидеон всем сердцем любил Гвендолин, но и к Шарлотте питал многолетнюю привязанность, которая, впрочем, никогда не казалась чем-то имеющим право на жизнь, а теперь, глядя на них обеих, понимал, как ошибался. И не мог чинно ждать в стороне своей очереди — в конце концов, в свитке не было ни слова о том, что обладатели силы драгоценных камней должны слиться с человеком без неё строго по очереди, и Гидеон без зазрения совести переместился к Шарлотте за спину. Вдоль всего его тела прошла сладкая дрожь, когда они прижались кожа к коже — успевший затвердеть член скользнул между её бёдер, задевая головкой промежность, и от внезапности Шарлотта споткнулась и прервалась в куннилингусе, потратив несколько секунд, чтобы взять себя в руки и продолжить.       — Если я спрошу, готова ли ты, что ты ответишь? Что всегда ждала этого? Или пошлёшь меня к чёрту? — с улыбкой прошептал Гидеон ей прямо на ухо, не удерживаясь и проводя по краю раковины языком.       — Скажу, что странно, как я раньше не замечала твоей павлиньей завышенной самооценки, — усмехнувшись, парировала Шарлотта и наклонилась, прильнув обратно ртом к промежности Гвендолин, а Гидеон накрыл ладонями её груди, плавно сжимая их и перетирая соски меж пальцев, а бёдрами плавно двигая, что головка члена горячо проезжалась по промежности Шарлотты. Взгляд цеплялся за то, как в эти моменты она отпускала ноги Гвендолин и отчаянно хлопала рукой по кровати или, наоборот, лишь силнее стискивала её бёдра, заставляя Гвендолин громче прежнему стонать и хныкать, ёрзая по постели и подставляясь под ласки чужого рта. Выцеловывая шею, плечи и лопатки Шарлотты, Гидеон опустил руку между её ног, с предельной нежностью и аккуратностью касаясь входа во влагалище, а второй потянул её мягко за бедро, заставляя сильнее отставиться и прогнуться в пояснице, чтобы затем только постепенно ввести в неё палец и спросить хрипло на ухо, всё ли в порядке. Поперхнувшись воздухом, Шарлотта продрогла всем телом и только потом судорожно кивнула. Ей не хватало дыхания, движения языка, ласкающие Гвендолин, замедлились, и тогда Шарлотта, чувствуя, как ноют долгое время согнутые колени, и надеясь в то же время, что они не подломятся предательски от возбуждённой слабости, присоединила пальцы: теперь язык её дразнил набухший от прилившей крови клитор, а пальцы толкались внутрь Гвендолин, жадно сжимаемые стенками влагалища, и это было практически зеркально тому, как Гидеон подготавливал Шарлотту к проникновению, добавляя второй палец, а вторым натирая клитор.       Прогнувшись всем телом, судорожно сведя, насколько это было возможно, ноги, Гвендолин кончила первой, и на остервенело сжатом зубами запястье остались полукруглые следы, сразу же начинающие наливаться синевой — она была вконец измотана долгой стимуляцией, и тогда Гидеон, убрав пальцы, толкнулся бёдрами, входя в Шарлотту, обессиленно уронившую голову на сложенные руки и податливо подставляющуюся под проникновение. В ней был одурительно жарко, туго и горячо — Гидеона нестерпимо вело, и безумно сильно хотелось ритмично толкаться, но он помнил о комфорте Шарлотты. Нос удобно уткнулся в изгиб её шеи и, тяжело навалившись, поймав её руку и переплетясь пальцами, Гидеон мягко и аккуратно двигался, постепенно ускоряя темп. Его глубокие краткие стоны лились Шарлотте прямо в ухо, и от этого она сама возбужадалась лишь сильнее, всхлипывая от того, насколько хорошо это ощущалось.       Лучше, чем она всегда предполагала и гораздо лучше, чем ожидала от этой ночи.       Было зудяще, жарко, сумасходительно — если бы впоследствии кто-нибудь попросил Шарлотту описать её первый секс, то она выбрала эти три слова. Хотелось выть во всю глотку от того, насколько хорошо ощущалось даже просто близость оргазма, не говоря о нём самом, накрывшим резко и внезапно, будто оглушительная высокая морская волна. Распахнув широко глаза, что на мгновение в них потемнело, Шарлотта, точно выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух — Гидеон кончил одновременно с ней, уткнувшись лбом между лопаток, обжигая тяжёлым сбитым дыханием кожу и едва успев выйти, заляпывая бёдра и спину Шарлотты спермой, хотя ей в эти первые секунды после разрядки было абсолютно всё равно. Шарлотта жмурилась, сводила подрагивающие остаточно бёдра и пыталась свыкнуться с новым чувством, расползающимся по низу живота, а Гидеон осел на пол и прислонился к кровати, расслабленно прикрыв глаза.       — А дальше-то что? — подала голос Гвендолин, до того таращившаяся опустевшим после оргазма взглядом в потолок, а теперь с тихим оханьем севшая и поджавшая смущённо под себя ноги. Шарлотта медленно подняла голову, с прищуром глядя на неё, и после перевела вопросительный взгляд на Гидеона. Похожее на сладким туман дурман возбуждения сходил, и ко всем троим возвращалось осознание произошедшего, закономерно возвращая и чувство неловкости.       — Думаю, дальше я выметаюсь, а вы идёте в душ и отсыпаться, — кривовато ухмыльнулся Гидеон, и Шарлотта попыталась его пнуть, но не прошедшая слабость, охватывающая всё тело, этого не дала.       — Как мы поймём, что ваша дикая идея сработала? — отрывисто спросила она, обессиленно опуская голову обратно на руки, из-за чего голос прозвучал глухо.       — Завтра я ещё раз почитаю свиток, чтобы понять, — кивнул задумчиво сам себе Гидеон. Глянув на Шарлотту, он потянулся и взял её за руку, мягко целуя костяшки. — Спасибо, — шепнул, перехватив её взгляд, и с усилием поднялся, отыскивая по полу в темноте свою одежду. Следуя его примеру, Гвендолин неуклюже повернулась, вытаскивая из-под подушки пижаму, и замерла, не решаясь её надеть — между ног было липко, и действительно хотелось заглянуть в душ, но тело каменело в нехватке смелости. Шарлотта почти огрызнулась в ответ на благодарность Гидеона, но сдержалась и только кивнула, также, как и Гвендолин, начиная прикрываться, поджав ноги и обняв себя за плечи. — Спокойной ночи, — улыбка Гидеона, стоящего у окна, положив руку на раму, вышла вымученной, точно до него начало доходить в полной мере, что произошло. И затем он выскользнул в окно, отсалютовав напоследок, а Гвендолин и Шарлотта остались растерянно наедине, не смотря одна на другую.       — Я к себе, — коротко объявила Шарлотта, подбирая пижаму и надевая её в пару отрывистых движений, и исчезла за дверью раньше, чем Гвендолин успела даже формально кивнуть.       Стоя утром под душем, Гвендолин изо всех сил старалась сосредоточиться исключительно на журчании воды и сбитом уголке плитке, находящемся прямо напротив её глаз, однако в голове упрямо одна за другой всплывали картинки прошедшей ночи, от чего становилось жарко щекам, а низ живота начинало тянуть желанием тесно свести бёдра. Плеснув водой в лицо и растерев щёки, Гвендолин вывернула кран в холодную сторону, и кожа мгновенно покрылась мурашками — воспоминания это не прогнало, но фокус мыслей немного сместился: Гвендолин подумалось о Шарлотте и печальном выражении её в лица в те моменты, когда считала, что на неё не смотрят.       Гвендолин не ждала, что после секса в их отношениях что-то резко кардинально поменяется. Тем не менее, дополнительного усложнения тоже не хотелось, а оно было: уязвимость, которую Шарлотта показала, подкашивала слепую неприязнь, существующую между кузинами на протяжении долгих лет, и вызывала на её место жалость, пронзительную и острую, входящую, точь-в-точь тонкое лезвие, болезненно под рёбра. А за трескающейся неприязнью обнаруживалось что-то тёплое — что-то, о чём отчаянно не хотелось задумываться, лишь бы не дать ему разрастись и забрать у Гвендолин контроль над ситуацией. А контроль непременно потеряется, если позволить чувствам расти, точно сорнякам, самостоятельно и в любую сторону. Выключив воду, Гвендолин обняла себя на плечи и опустилась на корточки, прислонившись лбом к стеклянной стенке душевой кабинки. Она представила, как спускается на завтрак и сталкивается с Шарлоттой в столовой, и от перспективы прятать глаза и не знать, как себя вести, поперёк горла стал липкий ком.       Им было нужно поговорить о произошедшем, чтобы дальше жить спокойно, чётко понимая свои роли по отношению друг ко другу.       Завернувшись в халат и запахнув его посильнее, Гвендолин быстро пересекла коридор, оказываясь перед дверью комнаты Шарлотты. Постучать руки поднялась не сразу, а когда Гвендолин, наконец-то, решилась, то дверь распахнулась сама, не дожидаясь прикосновения костяшек, и взгляд замершей на пороге Шарлотты обжёг.       — Нам нужно поговорить, — пискнула Гвендолин, злясь на то, как её предал голос. Шарлотта неопределённо хмыкнула — то ли согласилась, то ли сочла пустой тратой времени. Однако в комнату пустила, посторонившись и неожиданно воровато оглядев коридор.       Когда дверь за её спиной с мягким щелчком закрылась, Гвендолин осознала, что никогда не была в комнате кузины. Здесь было спокойно, скорее даже сдержанно: идеально застеленная постель без единой складки, ровно задвинутый за письменный стол стул без нагромождения единожды надетых вещей и несколько семейных фотографий в скудных деревянных рамках. Никаких распечатанных в автомате в торговом центре фотографий с друзьями, булавками приколотых над столом. Никаких гирлянд, протянутых по спинке кровати. Никаких перекинутых через открытую дверцу шкафа джинсов и белья.       Комната Шарлотты походила на келью, а не комнату подростка.       — И о чём нам нужно поговорить? — голос Шарлотты вырвал из растерянных мыслей, и Гвендолин рывком обернулась. Кузина привалилась к двери и скрестила руки на груди, требовательно смотря на неё, и Гвендолин моментально ощутила себя несуразной в своём объёмном махровом халате и с мокрыми после душа волосами — вода капала на воротник халата, делая его противно мокрым.       — Эм, о том, что было ночью между нами с тобой и Гидеоном, — с каждым последующим словом Гвендолин чувствовала себя всё более нелепо и проклинала момент, когда решила, что обговорить прошедшую ночь хорошая идея. Шарлотта только приподняла вопросительно брови, не собираясь подхватывать, и Гвендолин тяжело вздохнула, едва удерживаясь от того, чтобы топнуть досадливо ногой. — Не знаю, как всё это было для тебя, но я… — Гвендолин запнулась и прикрыла глаза, беззвучно ругнувшись. Вспомнился утренний душ и зуд между ног от мысли о томных размеренных поцелуях с Шарлоттой и уверенных — слишком уверенных для неопытности — ласках от неё. — …я не могу перестать думать об этой ночи, потому что для меня это был первый раз во многих вещах, и, думаю, для тебя это также. В том смысле, что ты вряд ли взяла и выбросила всё из головы, будто и не было, — постепенно темп речи Гвендолин ускорялся от волнения, и она резко себя остановила в попытке справиться с нахлынувшими эмоциями и собрать мысли во внятное оформление. Краем зрения Гвендолин видела, как жёстко скрещенные на груди руки Шарлотты дрогнули, плавно опускаясь, и сама они отстранилась от двери, будто даже собираясь шагнуть ближе, и тогда Гвендолин решил торопливо договорить, уже не отфильтровывая слова: — Я просто хотела сказать, что не жалею о произошедшем и надеюсь, что для тебя это не стало пыткой, потому что мне было… — голос просел, а пальцы сцепились между собой, — …хорошо.       Смутное щекотное чувство, возникающее в груди каждый раз, когда Гвендолин задумывалась о прошедшей ночи, наконец-то оформилось в конкретное слово и удивило саму Гвендолин. Поднимать на Шарлотту взгляд было страшно. В поле зрения остались её ноги — аккуратные узкие ступни с бордовым лаком на ногтях, контрастом добавляющим коже бледности. Гвендолин видела, как пальцы поджались, а затем ступня оторвалась от пола, делая мягкий шаг навстречу.       — Раз ты так хочешь это обсудить, то я не знаю, как было мне, — их разница в росте никогда прежде не казалась Гвендолин настолько критично большой. — Я определённо не в восторге. А ещё представляла свой первый секс совершенно иначе. И явно не с вами двумя, — Шарлотта как нарочно говорила короткими репликами со строго выдерживаемыми паузами между ними, словно гвозди вбивая в Гвендолин и её без того ссутуленные плечи. — Тем не менее… Это было далеко не так плохо, как я боялась, — слова давались Шарлотте с откровенным трудом, и Гвендолин физически ощущала это как своё собственное мучительное усилие. — Я бы даже сказала, что не жалею. И что мне немного понравилось, — на последних словах Шарлотта глухо кашлянула, стараясь скрыть смущение.       Вернувшись в свою комнату, она пролежала в постели без сна до самого рассвета — ворочалась с одного бока на другой, накрывала голову подушкой и с раздражённым рычанием ударяла руками по постели, осознавая тщетность всех попыток заснуть. На цыпочках прокравшись, точно преступница в собственном доме, в душ, Шарлотта думала, что смыла с себя последние несколько часов, проведённые в комнате Гвендолин.       Не смыла ни на единую долю.       Шарлотта злилась на себя за то, что не могла перестать прокручивать в голове то, как её касались и как касалась она, как Гидеон шептал ей на ухо, как Гвендолин внезапно первая её поцеловала, и практическая детская искренность этого поцелуя должна была вызвать обыкновенные раздражение и презрение, но вместо того заставили сердце трогательно дрогнуть. Шарлотта боялась признаться самой себе в том факте, что совершенно не привыкла получать ласку и нежность — её исправно хвалили в ложе, дома и в школе за самоотдачу, за соответствие всем стандартам и беспрекословно качественное исполнение всех задач, но никогда не тратились на сентиментальности.       А Гидеон и Гвендолин потратились. Неловко и скомкано, насколько хватило сил преодолеть смущение и скованность. Вопреки повседневной натянутости их взаимоотношений.       Лёжа в постели и глядя на то, как постепенно рассветно светлеет небо за окном, Шарлотта задумчиво, словно впервые, перебирала свои волосы, невольно представляя, как могли бы зарываться в них чужие пальцы, а чуть погодя спустилась ладонями вниз по телу, оглаживая плечи, грудь, живот и промежность, свежо хранящие воспоминания о чужих прикосновениях и потому отзывчивые.       Потом вспомнились свои собственные ласки в сторону Гидеона и Гвендолин. Особенно Гвендолин, с которой поначалу Шарлотта собиралась быть скупой на ласки, а в итоге сама сползла ей между ног.       И, что самое пугающее, ни секунды об этом не жалела.       Шарлотта подрагивающими кончиками пальцев коснулась губ, на которых миражно продолжал ощущаться вкус влагалища Гвендолин — скользкой солоноватой смазки и обжигающей раскалённости, разбавляемый мускусным привкусом её покрытой потом кожи.       Никогда прежде она не рассматривала девушек как потенциальных сексуальных партнёрш и тем более никогда не думала, что ей может понравится кому-то отлизывать. Даже не «терпимо». «Понравилось».       И Шарлотта категорически не хотела самой себе в этом признаваться — жмурилась, сжимала ожесточённо челюсть и отдёргивала руки, чинно укладывая их вдоль тела поверх одеяла. Чужие стоны не шли из головы — что высокий и протяжные Гвендолин над головой, что приглушённые и глубокие Гидеона над самым ухом.       Теперь Гвендолин, из плоти и крови, стояла перед ней в своём дурацком халате с узором из ромашек и, капая водой с невысохших волос, заикалась, пытаясь сказать Шарлотте то же самое, что чувствовала она сама. От этого хотелось и расплакаться, и расхохотаться одновременно. Вставая после бессонницы в душ, Шарлотта повторяла себе, что должна выбросить произошедшее из головы — забыть, как один из множества странных снов. А теперь Гвендолин нахально разрушала всю тщательно выстраиваемую оборону.       — Мы объяснились. Это здорово. А теперь давай выбросим из головы, — сделав глубокий вдох и возвращая себе самообладание, насколько это было возможно, предложила Шарлотта. Взгляд зацепился за фотографию, стоящую на тумбочке у кровати: там они с Гидеоном были запечатлены в стенах ложи, широко улыбаясь и обнимаясь. Под сердцем заныло. Собственное тело показалось Шарлотте покрытым слоем грязи и чужим: обида, что ею попользовались, захлестнула, смешавшись в смертоносную комбинацию с душащим стыдом за то, что ей понравилось произошедшее ночью и пониманием, что мысль о повторении отзывается внутри другим протяжным чувством — сладким и тёплым.       — Но я не хочу выбрасывать из головы! — Гвендолин наконец-то вскинула голову, смотря кузине прямо в глаза. Брови её страдальчески изломились, прокладывая между озабоченную складку. — Это было. Было в реальности. Мы не можем делать вид, что ничего не было! Это совершенно по-дурацки! Господи, я ведь напрямую призналась, что мне понравилось и было хорошо, а ты предлагаешь игнорировать то, что мы, чёрт подери, фактически потеряли девственность вместе!.. — голос Гвендолин повысился, и она даже шагнула к Шарлотте, сокращая расстояние между ними и поднимая руки, будто вот-вот вцепится в воротник домашней кофты кузины, но этого так и не произошло: застыв на несколько секунд, Гвендолин замолкла, и они смотрели друг на друга. А потом она отступила и вновь опустила взгляд, обнимая себя за плечи. — Мне нравились поцелуи с Гидеоном, но с тобой это было нечто особенное. И я не хочу делать вид, что этого не было. И что я не благодарна тебе за то, что ты сделала мне хорошо.       — Гвенни… — прикрыв глаза, выдохнула Шарлотта, и эта форма имени впервые не прозвучала пренебрежительно — этот факт ударил Гвендолин, точно плетью. — Разве что-то изменится, если я признаю, что это взаимно? Мы кузины. Это «во-первых». Мы обе девушки — это «во-вторых». В конце концов, обстоятельства были такими, что иначе было попросту невозможно. Не знаю, какой мегерой ты меня считаешь, но я ни за что не обошлась бы с тобой плохо. И в этом плюс, что мы обе девушки. Какими бы не были наши отношения раньше — я понимаю, как для тебя был важен первый раз. И запомнить его как нечто унизительное и травматичное — я не хотела бы подобного ни для кого. Если ты хочешь узнать, каково мне было, то вот мой ответ: мне тоже было хорошо. Повторюсь, что я не жалею о произошедшем. Да, мне тоже… понравилось. Ты это хотела услышать? Я никогда не думала, что мне придётся спать с тобой, Гвенни, и тем более никогда не думала, что мне понравится это настолько, чтобы не страдать бессонницей остаток ночи и бесконечно прокручивать в голове. Но это так. Это происходит. Помимо моей воли. Если ты хотела это узнать, то пожалуйста. Теперь знаешь, что мне не плевать и в перспективе… — Шарлотта вовремя спохватилась и не договорила, хотя интуитивно продолжение было понятно, и это явно читалось в широко распахнутых глазах и растерянно приоткрытых губах Гвендолин.       — Спасибо, — едва слышно выдавила она из себя, а ответ на непонимающий взгляд Шарлотты повела плечом. — За честность. И то, что было ночью, спасибо.       В иных условиях Шарлотта обязательно съязвила бы что-то вроде «обращайся» и ядовито усмехнулась в конце, но не сейчас. От слов Гвендолин в животе скрутился тугой узел. Несколько секунд они молча смотрели друг на друге, затем Шарлотта прикрыла глаза и шумно выдохнула, а проходящая к двери Гвендолин чуть задела её руку своей — по мышцам стрельнуло разрядом, и Шарлотта вскинула руку, прижимая её к груди.       Гвендолин, оказавшись в коридоре, сделала то же самое.       Разговор не внёс определённости или ясности, но снял ощущение свинцовой тяжести сердца. Обе они понимали, что совместная ночь не перечеркнёт годы вражды и не изменит из взаимоотношения по щелчку пальцев, зато отчётливо чувствовалось, как изменился их угол зрения друг на друга и появились первые следы оттепели.       К обеду Гидеон создал общий чат, заставивший нервно дёрнуться и написал, что нужно встретиться и обсудить детали обряда, которые он обнаружил в процессе очередного побуквенного разбора текста свитка.       — Почему мы должны говорить в парке? — недоумённо оглядывалась на гуляющих прохожих Гвендолин, когда они собрались у высоких ворот входа. — Нельзя было сделать это дома или в кафе?       — Если ты забыла, у стен есть уши, — хмыкнул Гидеон, предлагая ей локоть, чтобы пойти рядом. Взгляд Шарлотты ревниво проехался по их сцепленным рукам и спешно переметнулся в сторону. Она демонстративно сунула руки поглубже в карманы пальто и пожалела, что не обмотала платок до подбородка, пряча половину лица. — А здесь открытая местность и подозрительных типов заметить легче.       — К делу перейдём? — нетерпеливо перебила его Шарлотта, невольно замечая, что они занимают всю ширину парковой дорожки, идя рядом.       — И то верно: долой китайские церемонии! — рассмеялся, кивнув, Гидеон. Его показное веселье сперва раздражало, и лишь мгновениями позже и Шарлотта, и Гвендолин поняли, что это сделано ради них, чтобы сгладить неловкость и общую напряжённость. — Боюсь, нам придётся повторить обряд. И не единожды, — выдержав паузу, видимо, в попытке придумать предисловие, выпалил в итоге в лоб Гидеон. И, предупреждая возмущённые возгласы, принялся пояснить, подхватив под локоть и Шарлотту, буквально волоча их с Гвендолин рядом с собой: — Я не сразу понял, потому что, прошу прощения, старые диалекты — это отборная муть. Разобрать их — та ещё работёнка, а я на лингвиста не учился, так что работёнка в квадрате. Ну, это всё прелюдии, — не сдержавшись, Гидеон издал смешок, — а суть в том, что в свитке говорится, мол, камни должны взрастить в себе силу, как растут они в диком природном мире. Звучит жутко пафосно, но, поверьте, это я адаптировал, а в свитке куда более мудрёно, — замолчав, Гидеон тяжело вздохнул и покачал головой, то и дело поглядывая по сторонам в параноидальном стремлении выловить возможные подслушивающие уши, однако окружающие не вызвали подозрений, и он удовлетворённо кивнул. — Хотите, я прямо процитирую, что там сказано? «Как цветок каждый день впитывает солнечный свет, чистую родниковую воду и сладость воздуха, так и камни должны впитывать друг друга, а незамутнённый высшей силой человек — отдавать им свою незапятнанность и любовь, чтобы союз камней стал многогранным и сияющим»… — резко прервавшись, Гидеон нахмурился, а потом мотнул головой: — В общем, как-то так. Поэтично и занимает больше бумаги, чем стоило бы. Люди прошлого совсем не задумывались об экологии и том, сколько деревьев уходит на один лист бумаги, где они описывают свои мистические обряды.       Непрекращающаяся болтовня Гидеона смягчала чувство безысходности, молниеносно ударившей по Шарлотте и Гвендолин. У Гидеона, разобравшего свиток вплоть до мелочей, было время осознать, во что они ввязались и примириться с этим, а у девушек — нет, они были вынуждены делать это на ходу, переваривая информацию и пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.       — Где вы вообще этот свиток откопали?! — первой не выдержала Шарлотта: на первых слогах её голос предательски взлетел ввысь и тут же опустился, когда Гидеон шикнул. — Я имею в виду, вы уверены, что это не подделка?       — Предлагаешь отнести на анализ, чтобы проверить возраст пергамента и чернил? — хмыкнул Гидеон, на что Шарлотта яростно мотнула головой:       — Свиток-то, может, подлинный, а информация в нём? Автор мог быть уверен, что это правда, а на самом деле чушь и выдумки.       — А я уверена, что ночью почувствовала что-то особенное, — встряла Гвендолин, высунувшись из-за плеча Гидеона, и это моментально образовало ком у Шарлотты в горле. Они встретились взглядами — насыщенная голубизна глаз Гвендолин засасывала в себя, точь-в-точь глубокое озеро, и Шарлотта взаправду чувствовала, как проваливается всё глубже и глубже в западню. И не то чтобы эта западня не манила, но не суметь выбраться потом было страшно.       — Неожиданный поворот, — заключил Гидеон, хотя никакой определённости это по-прежнему не вносило. — Мы с Гвендолин поймём, если ты откажешься, — напомнил он Шарлотте, хотя в интонациях читалась плохо скрываемая просьба не делать этого.       — С чего бы это мне отказываться? Раз начали, то надо закончить, — фыркнула Шарлотта в ответ, перекидывая волосы через плечо, и в этом показном жесте улавливалась такая же легко различимая попытка изобразить спокойствие и уверенность. Гвендолин крепче сжала локоть Гидеона, и они переглянулись.       — Тогда сегодня, снова в комнате у Гвендолин? — мягко спросил Гидеон, с осторожностью ступая на тончайший лёд чужой выдержки. Шарлотта кивнула — выражение её лица стало спокойным, не выдающим ни единой эмоции, что клокотали внутри неё, мешая дышать. Страшно и сладко — эта противоречивость мурашками разбегалась по уголкам тела, а в ушах звенела собственная оборванная утром фраза: «В перспективе…»       Перспектива, не ожидаемая быть когда-либо осуществлённой, в итоговом счёте оказалась ближе, чем могли себе позволить даже самые смелые потаённые фантазии.       До конца дня у Шарлотты и Гвендолин всё валилось из рук, потому что головы были забиты предстоящей ночью, а не имеющейся вокруг реальностью.       Гидеон прислал в чат файл с разбором свитка, где в буквальности чёрным по белому речь шла исключительно о камнях, их слиянии, объединении силы и величии, а третий, не обладающий силой человек, скользил тенью между строк, выглядя сплошным приложением, и Гвендолин, чем дальше читала, начинала жечь эта несправедливость. Шарлотта, являющаяся их третьей, была живой — с паршивым характером, забывать об этом не стоило, но всё-таки живой и настоящей, обладающей чувствами, достоинством, отличительными чертами и мыслями. Как бы не хотелось думать иначе, Шарлотта не была вторичной, и то, как текст свитка с ней обходился, описывая как инструмент и не более, задевало за живое. Гвендолин перечитала файл несколько раз, и с каждым новым прочтением ощущала себя всё более липко и замызгано — обращаться с Шарлоттой как с куклой было ей омерзительно, а от мысли, что Шарлотта могла начать сама о себе думать в подобном ключе, вокруг горла захлёстывалась обжигающая петля стыда. Гвендолин не считала себя сволочью, чтобы обходиться так с живым человеком. Ей действительно хотелось показать Шарлотте, что та заслуживает большего, чем второстепенная эксплуатируемая роль, и поговорить об этом с напряжённой, точно дрожащая натянутая тетива лука, Шарлоттой, не было вариантом.       Когда после ужина Гвендолин вновь под предлогом головной боли пораньше ускользнула к себе в комнату, мама бросила ей вслед, что беспокоится и советует сходить к врачу, и удержаться от нервного смешка едва удалось: на самом кончике языка дрожала и трепетала плоская шутка о том, что врач определённо нужен — не только Гвендолин, но и Гидеону с Шарлоттой, потому что, если вдуматься, творили они полное безумство и собирались продолжать в том же духе.       На вторую ночь Гвендолин осталась в домашнем, как и Шарлотта: они обе сидели на кровати в ожидании Гидеона, соблюдая неловкую дистанцию и поджав почти боязливо ноги. Каждая про себя задавалась вопросом, сколько раз им предстоит заняться сексом и на который из них они перестанут стесняться.       — Может, открыть сразу окно, чтобы он не стучался и не ждал? Ещё и душно, так что проветриться, — нарушила тишину мычанием Гвендолин, и предложение моментально показалась ей кривым и нелепым, стоило Шарлотте безмолвно кивнуть. Шум поднимающейся оконной рамы резанул по ушам, а ночной ветерок приятно шёлково огладил разгорячённое лицо, и на несколько секунд Гвендолин застыла у окна, полной грудью вдыхая сладковатый прохладный воздух. Вид ночного Лондона умиротворял, когда улицы пустели, а шум оставался вдалеке. Успокоившись и собравшись с духом, Гвендолин вернулась на кровать, садясь ближе к Шарлотте — дюйм-другой, и их ноги могли соприкоснуться. Прикусив губу, Гвендолин зажала ладони между коленями и покосилась на ноги Шарлотты: тонкие и изящные, молочно-белые, что без труда можно вообразить, как скользят вверх по гладкой коже чулки, когда она собирается в школу…       Запнувшись о мысль, Гвендолин зажмурилась, отчаянно её прогоняя. Непозволительная фантазия, дать свободу которой ни в коем случае нельзя.       — Если посмотреть на нас со стороны, то выглядим наверняка по-идиотски, — со вздохом пробормотала Шарлотта, не замечая мелких метаний кузины. — Договорились о сексе и сидим в ожидании.       — Можем романтично зажечь свечи и раскидать лепестки роз, — невольно хихикнула Гвендолин, представив эту картинку. Шарлотта коротко засмеялась в ответ, заставив кузину удивлённо охнуть: прежде Шарлотта никогда не смеялась над её шутками. Сглотнув, Гвендолин скосила глаза, смотря, где рука Шарлотты, и максимально ненавязчиво пододвинула к ней свою, взволнованно замирая на несколько секунд. Потом она сдвинула руку ещё немного, что их мизинцы соприкоснулись — сердце окаменело, а когда реакции вновь не последовало, то Гвендолин осмелела до того, что осторожно зацепила мизинец Шарлотты своим, переплетая их, и сердце оттаяло, начиная учащённо стучать, когда рука кузины сдвинулась, и она ответно сцепилась с Гвендолин мизинцем. Вверх по руке стала подниматься волна тепла, а в ступнях эйфорически закололо. — Всё будет хорошо, — внезапно даже для самой себя выпалила Гвендолин и смутилась. А по губам Шарлотты скользнула рассеянная улыбка — в это хрупкое трогательное мгновение охотно верилось во что угодно, особенно в хорошее.       Промедление было, пожалуй, смертельным — так рассудила Гвендолин, с зашкаливающим пульсом наклоняясь к Шарлотте и касаясь поцелуем уголка её губ. Время в то же мгновение остановилось.       — Что ты делаешь? — едва слышно, на грани с шёпотом спросила Шарлотта. Ресницы её дрогнули, скосив взгляд на Гвендолин, у которой сердце ухнуло вниз и притихше замерло там.       — Хотела поцеловать тебя в щёку, — таким же сниженным тоном ответила Гвендолин, прекрасно осознавая, насколько глупо звучит это оправдание. Шарлотта, видимо, подумала о том же, потому что из груди её вырвался короткий смешок.       — Даже в такие поцелуи не умеешь?       — Не умею, — охотно подтвердила Гвендолин, чьё сердце скакнуло в горло и часто забилось нём. С паузой Шарлотта повернулась к ней — длинные ресницы отбросили тени на щёки, опускаясь, а губы кузины накрыли губы Гвендолин, мягко и неспешно целуя.       Шарлотта предпочла бы, чтобы всё это были механически и чуть ли не насухую, убеждая, что она лишь необходимый Гидеону и Гвендолин для обряда инструмент. Тогда мысль об этом — о своей роли третьей лишней и временно необходимой — не так ранила бы, как сейчас, когда к ней относились аккуратно и почти тепло.       Расслабленно прикрыв глаза, Гвендолин подсела ещё ближе, соприкасаясь с кузиной коленями, и углубила поцелуй, прихватив посасывающе её нижнюю губу, а затем проскальзывая языком в рот и обводя кончиком дугу зубов. Шарлотта замычала, ответно придвинувшись и уже напористо целуя Гвендолин — руки сами по себе потянулись к ней, придерживая за бёдра и ведя от них вверх, оглаживая талию.       — Решили начать без меня? — раздался беззлобно-насмешливый голос Гидеона, и они резко отпрянули друг от друга, застигнуто тушуясь и изображая бурную занятость приглаживанием волос и поправлением одежды. Понимающе хмыкнув, Гидеон наклонился и чмокнул приветственно Гвендолин в шею — у неё от внезапности подобного перехватило дыхание, потому что никогда прежде Гидеон не здоровался с ней так чувственно, и взгляд Шарлотты, метнувшийся между ним и шеей Гвендолин, не улучшал положения. — И тебе привет, — точно прочитав мысли Гвендолин, Гидеон наклонился к Шарлотте, с улыбкой также целуя её в шею.       Воцарившаяся после этого заминка напомнила о причине, по которой они вновь оказались все вместе в комнате Гвендолин.       Сообразив, что спугнул своим появлением момент расслабленности между кузинами, Гидеон качнул с улыбкой головой и опустился одним коленом на постель между ними, поддевая края футболки Шарлотты и, безмолвным вопросительным приподнятием бровей спросив разрешения, потянул её вверх. Шарлотта же, шумно выдохнув, закрыла глаза и послушно подняла руки, позволяя снять с себя футболку. На этот раз она была в белье, и маленькая грудь в пуш-ап бюстгальтере должна была смотреться соблазнительно, но вместо этого вызвала у Гвендолин и Гидеона пронзительный укол нежности — всегда гордая Шарлотта оказалась комплексующей из-за размера груди, что делало её более человеческой и уязвимой в их глазах.       — Тебе идёт этот цвет, — заметил Гидеон, скользнув по бирюзовому кружеву поверх белоснежной чашечки бюстгальтера, и Шарлотта судорожно втянула носом воздух, обнимая себя под грудью и прикрывая живот, а Гвендолин на мгновение взревновала, пока Гидеон не наклонился к ней, берясь за язычок молнии на кофте и вжикая ею. Гвендолин отклонила голову назад и поочерёдно подняла руки, помогая Гидеону стягивать рукава. Раздеваться на этот раз уже не было страшно, и Гвендолин сама ухватилась за края оставшегося на теле спортивного топа, снимая его через голову — волосы моментально растрепались, и несколько прядей выпали из пучка, полуприкрывая лицо.       — Уже не стесняешься? — хмыкнула Шарлотта, продолжающая приобнимать себя — Гвендолин заметила, как нервно пальцы впивались в бока, рискуя оставить на коже следы от ногтей, и это выдавало, что Шарлотте до сих пор немного не по себе. И Гвендоли потянулась к ней, мягко беря её за руки и заставляя отвести их.       — А ты? — спросила, видя, как судорожно втянулся живот в попытке скрыть обыкновенные для сидячего положения складочки. Шарлотта не ответила — только села ровнее и расправила плечи, а Гвендолин скользнула под её руками своими, на ощупь находя застёжку бюстгальтера и размыкая её. Касаясь кончиками пальцев спины кузины и ощущая, какие рельефные полосы оставила на ней резинка белья, Гвендолин провела ими до груди Шарлотты, подхватывая её снизу и умещая в ладонях упругую округлость, а после большие пальцы огладили мгновенно напрягшиеся от прикосновения соски, потирая заострившиеся вершинки. Плотно сжатые губы Шарлотты подрагивали, выдавая, как ей хотелось отозваться на эту ласку томным выдохом или негромким протяжным стоном, однако она только опёрлась на руки, судорожно комкая в руках покрывало, и откинула голову назад, часто вздыхая. К открывшейся беззащитно шее моментально прильнул Гидеон, сев Шарлотте за спину и подюймово выцеловывая её кожу от уха до плеча, пока Гвендолин, взволнованно кусая губы, мяла грудь Шарлотты, чутко вслушиваясь в её вздохи и по ним определяя, как ей больше нравится. — Нам обязательно?.. — едва слышно выдохнула Гвендолин, перехватив взгляд Гидеона над плечом кузины, с надеждой, что он опровергнет вопрос и они смогут заняться сексом гармонично, пустив все действия на самотёк, а не строго следуя алгоритму, где сперва это делали обладатели силы драгоценных камней. Гвендолин чувствовала, как от её вопроса напряглось тело Шарлотты, и успевшая накатить на неё разнеженность стекла отошедшей от берега морской волной. И это было единственным смягчение для неохотного кивка Гидеона. Он перехватил руку Шарлотты, чмокнув пальцы, а Гвендолин, заглянув ей в глаза и почти виновато улыбнувшись, потянула руки Шарлотты к своим шортам, укладывая их на пояс и молчаливо предлагая расстегнуть.       Раз они оказались запертыми в одной лодке обряда, то должны стать командой, а не попарно разбитыми отдельными звеньями — Гвендолин решила это ещё на моменте, когда Гидеон поцеловал приветственно в шеи их обеих.       Смотреть друг другу в глаза в такой момент вызывало прилив жара к лицу и предательскую слабость в пальцах, однако ни Шарлотта, ни Гвендолин не собирались его отводить — новый виток их взаимоотношений не отменял прошлого и не мог за одну ночь уничтожить многолетнее соперничество, потому ни одна не собиралась сдаваться и идти на поводу у стыда первой. Гвендолин привстала, облегчая Шарлотте задачу — та, раздув в напряжённом выдохе ноздри, ловко расстегнула пуговицу и вжикнула ширинкой, стягивая с кузины шорты. Замешкалась лишь в тот момент, когда вместе с шортами стало съезжать бельё, и Гвендолин почувствовала, как замерли пальцы на её теле, оцарапав кожу попыткой подцепить края трусиков и вернуть их на место, а потом Шарлотта облизнула нервно губы и стянула их вместе с шортами, сбрасывая комом на пол.       — Мне поможешь? — вклинился вновь в загустевающее между кузинами напряжение Гидеон, и Шарлотта с нескрываемыми готовностью и облегчением развернулась к нему, помогая снять куртку, а сразу за ней — футболку. Храбрости в эту ночь в ней было заметно больше: ладони плавно провели по торсу, изучая широкую грудь и поджарый живот, и легли на ремень с подбадривающе звякнувшей пряжкой. Шарлотта слышала, как ёрзает и прерывисто дышит за её спиной к Гвендолин, однако не спешила, прежде огладив низ живота Гидеона и кокетливо задев кожу ногтями, засунув пальцы в шлевки джинсов и задумчиво потянув за них, а потом только решительным движением распуская ремень и принимаясь за ширинку.       Шарлотта сдвинулась, освобождая место между ним и Гвендолин, как только Гидеон разделся, и упёрлась затылком в стену — давящее ноющее ощущение, возникшее в нём, было похоже на навязчивое напоминание, что на самом деле она третья лишняя и представляет собой временную необходимость, про которую забудут, когда обряд будет завершён. Смотря на то, как Гвендолин перекинула через Гидеона ногу, усаживаясь к нему на бёдра и сдавленно мыча от ощущения горячего полувставшего члена, прижимающегося к её промежности, как Гидеон обнял её за талию, утягивая в мокрый глубокий поцелуй, и как их тела жадно вжались друг во друга, Шарлотта гоняла во рту горький привкус досады.       Ей хотелось быть больше, чем вынужденностью.       Гидеон скользил по телу Гвендолин так, будто прикасался к нему впервые — ощупывал с легко уловимой даже со стороны алчностью и не пропускал ни единого дюйма, точно стремясь запомнить каждый изгиб, а Гвендолин, жмурясь и сводя брови, бесстыдно простанывала ему прямо в рот, с каждой секундой всё более откровенно двигая бёдрами и отираясь о Гидеона. Их обоих вело — от запаха друг друга, от горячности целиком соприкасающихся тел, от ощущения чужой отзывчивости. В отличие от прошлой ночи, сегодня Гидеон не подготавливал Гвендолин к проникновению, как и она не жалась в испуганном ожидании — не отлипая один от другого, они доводили друг друга до исступления сладостным ожиданием, поэтому, когда Гвендолин привстала и насадилась на член, оба на мгновение замерли, застонав в унисон и уткнувшись друг в друга носами. Руки Гидеона съехали Гвендолин на пояс, поддерживая, и тогда она начала двигаться — вконец растрепавшиеся волосы стали липнуть к покрытому испариной лбу, а вместе с каждым новым толчком всё отчётливее звучало хлюпанье смазки, и в один момент Гвендолин с силой закусила ребро ладони, заглушая громкий предоргазменный стон, когда горло вибрировало, а голос казался способным сорваться в любую секунду, не способный всмаделишно передать в звуке уровень ощущений. Гидеон был заметно тише, но за него говорило жёсткое сжатие челюсти и прикушенная до побеления губа — он порывисто двигал бёдрами навстречу Гвендолин, и это был тот редкий момент, когда кончили они одновременно, на секунду крепко-крепко вжавшись друг в друга, а потом оттолкнувшись, словно быть настолько близко на мгновение стало невыносимым.       Они кончили и обессиленно рухнули на кровать, отдыхиваясь, а Шарлотта, ведомая одними желаниями тела, легла рядом — их с Гвендолин лица оказались друг напротив друга, и Шарлотта видела, как кузина хмурилась, вздрагивала всем телом и жадно, словно никак не могла насытиться, хватала ртом воздух.       Затем Гвендолин открыла глаза. Пересечение их взглядом длилось считанные секунды — Шарлотта не успела сообразить, каким образом оказалась перевёрнутой на спину, а на ноги навалилась тяжесть усевшейся на них Гвендолин. И они снова смотрели друг на друга, пока Шарлотта не нарушила молчание ехидной усмешкой:       — Тебе мало?       — Думаю, не хватает как раз тебе, — Гвендолин парировала, не задумываясь, и этот молниеносный ответ выбил Шарлотту из колеи, заставив улыбку на её лице померкнуть. Язвительность всегда была её главным оружием, и остаться без него было ожидаемо страшно.       — В вашем дурацком свитке разве не имелось в виду, что я всего лишь… разбавитель? — спустя растерянную заминку, наконец, нашлась Шарлотта с ответом, но и это не помогло, потому что серьёзно смотрящая на неё Гвендолин медленно покачала головой.       — Там не сказано, что нельзя обращаться с тобой по-человечески. Я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как и нам.       Шарлотта скороговоркой мысленно приказывала сердцу не ёкать. Сердце отказывалось внимать голосу разума и распирало грудную клетку расчувствованностью.       Гвендолин прильнула к Шарлотте тело в тело — чувствовалось жарко и влажно — целуя её в шею, затем ключицы и плечи. Спустившись к груди, поочерёдно накрыла соски ртом, в то же самое время стаскивая с Шарлотты оставшиеся на ней домашние штаны — возвращая долг, стянула тоже вместе с бельём и сразу скользнула рукой между ног, накрывая промежность и только погодя разводя половые губы, размазывая смазку от входа по влагалищу по всей вульве.       И Шарлотта поперхнулась стоном, вырвавшимся настолько вдруг, что она и не сразу поняла, что он принадлежал ей. Ноги рефлекторно попытались светись, но наткнулись на Гвендолин, и тогда Шарлотта только шаркнула ими по постели, покрываясь мурашками от соприкосновения ступней с мягкостью покрывала. Поначалу пальцы Гвендолин двигались рвано и неритмично, то проезжаясь по самой чувствительной и прошибающей дрожью точке клитора, то спускаясь ниже — она не решалась на проникновение и только кружила у самого входа, сама не подозревая, что сводила тем самым Шарлотту с ума.       — В-выше. Немного выше, пожалуйста, — закрыв лицо ладонями и погрузившись в темноту, внутри которой всё ощущалось сильнее, сдавленно проскулила Шарлотта. Возбуждение, тяжело томящееся внизу живота, выгибало в пояснице, заставляя подставляться под безумно правильное и приятное движение чужих пальцев. Движение же замедлилось — Гвендолин прислушивалась и приноравливалась, а когда стоны Шарлотты стали прерывистыми и сладко обрывающимися в мучительной невыносимости переживания зашкаливающего удовольствия, то ускорилась, сама уткнувшись носом кузине в шею и бегло исцеловывая её тело, пока бёдра Шарлотты не свелись резко, зажимая между собой руку, а ладонь её не зарылась в волосы Гвендолин, судорожно стискивая.       — В-всё, — хрипло выдохнула она, подрагивая всем телом и застывшим взглядом смотря в потолок в попытке сфокусировать его и рассеять пляшущие перед глазами звёзды. Моргнув растерянно, Гвендолин кивнула, убирая руку, и приподнялась над Шарлоттой на локтях, тревожно всматриваясь в её лицо. Чужой оргазм — оргазм другой девушки — чувствовался странно, точь-в-точь игра вслепую, когда только партнёрша может обозначить, что кончила. Язык скользнул по сухим губам, и Шарлотта с трудом заставила себя перевести взгляд на кузину. В голове звенела пустота. — Разве по вашему дурацкому свитку не является главным ваши…       — Шарлотта, ещё слово о нашем дурацком свитке, и нам придётся добавить в сегодняшнюю ночь парочку шлепков для тебя, — засмеялся Гидеон, подперевший голову рукой и смотрящий на них двоих с улыбчивым прищуром. Этот тёплый взгляд и эхом стучащие в висках слова Гвендолин, близость их с Гидеоном тел — Шарлотте было невероятно хорошо в этом моменте, и выныривать из него категорически не хотелось. Периферией сознания она понимала, что вынырнуть рано или поздно придётся, однако думать об этом причиняло такое нестерпимо болючее чувство, стягивающее грудную клетку, что решила на время запихнуть эти мысли подальше и разбираться с ними тогда, когда всё закончится, и избегать их будет невозможно.       — В таком случае, нам ещё нужно… — приподнимаясь с тихим шиканьем — тело после оргазма не хотело слушаться, — пробормотала Шарлотта, и договорить ей не дали: Гидеон перехватил за подбородок, целуя, а напоследок, отстраняясь, щёлкнул по носу.       — Хочешь повторить, как было вчера? — шёпотом спросил в приоткрытые губы, и кивнул на Гвендолин, залившуюся румянцем от этих слов и нахлынувших воспоминаний о том, как Шарлотта ласкала ртом, пока Гидеон брал её сзади, и движения языком перемежались с возбуждёнными всхлипами и судорожным горячими выдохами прямо на промежность. Шарлотта подумала о том же и сглотнула — во рту у неё пересохло, а ноги рефлекторно переплелись, стискиваясь, и она кивнула.       В фильмах секс всегда показывался страстным и порывистым — никаких обсуждений, договорных смен поз, нечаянных столкновений лбами и прорывающихся на смех извинений, поэтому Гвендолин чувствовала себя абсолютно по-дурацки, когда они с всё ещё тяжело дышащей Шарлоттой менялись местами, пружиня на матрасе. Привалившись затылком к стене, Гвендолин стукнулась коленями, сводя их в запоздалом приступе смущения друг ко другу, и поднесла к глазам руку — сустав в запястье поднывал после мастурбации Шарлотте. В ночном полумраке комнаты на пальцах слабо блестели остатки смазки — едва вдумавшись в то, что делает, Гвендолин слизнула её и, не успев выпустить пальцы изо рта, поймала на себе внимательно следящий взгляд Шарлотты.       — Сумасшедшая, ей-богу, — выпалила она, а губы всё равно подрагивали в неуверенной улыбке, точно сомневалась, что имеет право улыбаться тому, что её пробуют на вкус — так откровенно и без брезгливости, о чём обычно девчонки в школьных туалетах переговаривались шёпотом и со стеснительным хихиканьем, как о чём-то крайне запретном и стыдном и настолько же сладком и привлекательном.       — Гидеон тоже постоянно так говорит, — хмыкнула Гвендолин, преодолев накатившее поначалу испуганное оцепенение и улыбнувшись в ответ.       — Но не всерьёз, — тотчас встрял с замечанием Гидеон, обняв Шарлотту сзади за талию и несильно укусив в шею. — Просто Гвен не перестаёт меня поражать. Иногда настолько, что становится страшно.       Шарлотта прикрыла глаза и повела головой — игривый укус ужалил и без того раздразнённые нервные окончания, разносясь множеством импульсов по всему телу и заставляя чувствительно передёрнуться. Её руки легли Гвендолин на лодыжки и повели выше, разводя без особого сопротивления колени. Гвендолин сама ёрзанула по кровати, придвигаясь ближе, на самый край, и взволнованно стиснула в пальцах покрывало, когда Шарлотты наклонилась, уже знакомо — и оттого особенно долгожданно-приятно — прижимаясь раскрытым влажным ртом к её промежности и размеренно ведя по ней языком. Не только чувствовать, но и смотреть на это возбуждало сильнее, хотя вместе с тем Гвендолин не знала, кому из них больше неловко: ей, наблюдающей за Шарлоттой, или самой Шарлотте, которую прожигали внимательным взглядом.       А смотреть хотелось невыносимо сильно.       У Шарлотты подрагивали ресницы — тело в какой-то момент перестало подчиняться Гвендолин, и рука сама по себе легла кузине на макушке, взъерошивая волосы. Она не пыталась направлять Шарлотту, потому что она и без того потрясающе справлялась, но сам факт властного ощущения своей ладони на чужой макушке добавлял плюс сотню баллов к удовольствию.       А ещё, не лёжа, а сидя во время куннилингуса, Гвендолин также была ближе к Гидеону и видела каждое прикосновение его губ к коже Шарлотте — поцелуи задерживались прижатием губ к коже и заканчивались мягким причмоком. Язык Шарлотты плавно толкнулся во влагалище Гвендолин, и застонали они практически в унисон, потому что практически тогда же Гидеон вошёл в Шарлотту, и его рука, накрывающая её, чтобы переплетись пальцами, задела бедро Гвендолин.       Мысли метались между бессвязным и жадным до удовольствия «да» и осмысленным осознанием, что именно они делали, и это пронизывало всё тело приятными судорогами только сильнее, подводя к оргазму — полное осознание происходящего подстёгивало возбуждение, и в итоговом счёте у Гвендолин свело напряжённые мышцы в спине, заставляя откинуться на кровать, вздрагивая всем телом, особенно бёдрами, по которым жаркими волнами прокатился оргазм, и остаточные во время и после него вкрадчивые прикосновения языка Шарлотты восхитительно продлевали удовольствие. Когда звёзды перед глазами рассеялись, то Гвендолин по новой пробрало мурашками, потому что Шарлотта уткнулась лбом ей прямо в ногу, щекотно и горячо задевая внутреннюю сторону бедра прерывистыми возбуждёнными вздохами, пока Гидеон толкался в неё, и это было практически как полноценное собственное участие. Хотелось взволнованно поджать пальцы на ногах — Гвендолин так и сделала, прижав запястье к глазам и жмурясь, пока слух улавливал каждый вздох, стон, хруст сустава, скрип постели и хлюпанье смазки. В темноте эти звуки были особенно чувственными, и в окружении них и темноты Гвендолин утопала. Сдвинув ногу, она проехалась ступнёй по боку Шарлотты, удерживая с ней контакт, и от того, как кузина перехватила её ногу, но не оттолкнула, а схватилась за неё, стискивая, и то, как впились ногти в лодыжку в момент оргазма, а глухо надрывный стон ушёл Гвендолин в бедро, влажно собравшись на коже, и это было больно и прекрасно одновременно, как и слышать хриплый стон Гидеона, накладывающийся поверх Шарлотты. В темноте их сбитые вздохи звучали не менее эротично, чем до того — стоны.       Открыв, наконец, глаза, Гвендолин привстала, часто моргая и привыкая к тому, как в полумраке проявлялись очертания предметов, и нашла взглядом Гидеона и Шарлотту, обессиленно съехавших на пол. Закусив губу, Гвендолин вытянула любопытно шею, следя за тем, как Гидеон расслабленно водил кончиками пальцев по телу Шарлотты, нежа её.       Гвендолин подумалось, что с этой второй ночи только расколовшийся между ними тремя лёд начал двигаться.       Третью ночь они провели в комнате Шарлотты — она сама предложила, когда, отдышавшись, они вымотано подрагивающими руками стали подбирать разбросанную одежду. Как всегда уверенным жестом откинув волосы за плечо, заявила, что так было бы честно и что у неё в комнате ничуть не хуже, и Гвендолин едва удержалась от смешка: в напускном безразличии прозрачно читалось смущение и желание вернуть себе спокойствие путём установления какого-никакого контроля над ситуацией и возможности её форсировать.       День накануне прошёл как бы мимо и нервно: Гвендолин отсидела уроки одним только телесный присутствием, напрочь пропуская мимо ушей слова учителей и насмерть сгрызая кончик ручки. Помимо воли её снедал вопрос, чувствует ли себя также беспокойно Шарлотта, сидящая всего через тонкую стенку в соседнем классе. Гвендолин ни за что в этом не призналась бы, но в глубине души она страстно хотела, чтобы Шарлотта тоже безостановочно прокручивала в голове прошедшие две ночи и пыталась представить сегодняшнюю, несдержанно проезжаясь подошвой обучи по выцветшему школьному полу и внутренне сгорая от проходящей по телу взбудораженной дрожи. Чувство стыда всегда ассоциировалось у Гвендолин с липкой грязью, мерзостью и жгучей удушливостью — переживать его было ненавистно, а теперь, впервые в жизни, восхитительно. Стыд делал удовольствие более пряным и запоминающимся, заставляя и с нетерпением ждать новой ночи, и одновременно желать оттянуть её наступление как можно дальше.       Шарлотте эти чувства давались труднее: зеркально погружённая в воспоминания, она была абсолютно рассеянна и, безукоризненная отличница, за один день получила от учителей замечаний больше, чем за все годы учёбы вместе взятые. Это злило — привыкшая держать свою жизнь под жёстким контролем, Шарлотта бесилась на Гидеона и Гвендолин, выведших её из равновесие, и в одну из перемен между уроками она едва не пригвоздила кузину к стене, яростно обвиняя во всех полученных выговорах. Шарлотта упрямо гнала прочь из головы ночные образы, звуки, фантомные проносящиеся по телу ощущения, повторяя самой себе, что она лишь инструмент для обряда. Она лишь оказывала Гидеону и Гвендолин услугу. До абсурда великодушную услугу.       Соотносить себя с вещью делало проще — позволяло не чувствовать себя ущербно, будто на большее, кроме использования кем-то, Шарлотта не годилась, и это почти сработало.       До мгновения, когда она впустила Гидеона и Гвендолин в свою комнату, пожалев об этом, как только все трое оказались внутри, потому что это сделало единственное нетронутое пространство захваченным.       — Ты ужасно напряжена, — заметил Гидеон, расстёгивая молнию сзади её платья, и бережно прикоснулся губами к загривку. Шарлотту пробило дрожью — буквально каждый позвонок.       — А какой мне ещё быть, просто выполняя свою роль? — язвительно хмыкнула Шарлотта, повернув к нему голову и искоса окинув взглядом. Стоящая перед ней Гвендолин, чью рубашку Шарлотта расстёгивала, неуютно поёжилась. — Не вижу оснований для излишней сентиментальности.       Гидеон тяжело вздохнул и скользнул руками по плечами Шарлотты под платье, плавно спуская его до пояса.       — Ты зря изображаешь из себя вещь, — пробормотал он. Пальцы Шарлотты, всё ещё лежащие на рубашке Гвендолин, на миг стиснулись, натягивая ткань, и торопливо продолжили высвобождать пуговицы из петель. — Тебе никто не хочет причинить вред. Мы с Гвендолин не бесчувственные чудовища, в конце концов, и раз уж мы все оказались в этих щекотливых условиях, то нужно позаботиться, чтобы хорошо было всем, — наклонившись, Гидеон с влажным причмоком поцеловал Шарлотту в плечо, на несколько секунд задержав губы на её коже. — Слышишь, Лотти? Чтобы хорошо было всем.       Пальцы Шарлотты расстегнули последнюю пуговицу на рубашке Гвендолин и замерли, чуть разведя полы и касаясь края пояса юбки, щекотно задевая ногтями рефлекторно втягивающийся живот. У неё на лице, обыкновенно непроницаемом, в этот момент читалась вся огромная палитра противоречивых чувств — от раздражения в резко обозначившихся желваках до растерянности в метающихся глазах.       — Ты ни единой секунды не веришь, что нам с Гидеоном не плевать на тебя, ведь так? — Гвендолин с силой стиснула челюсти, что, померещилось, скрипнули зубы, а собственный голос едва узнался. Её по-настоящему разобрала злость от того, как отчаянно Шарлотта упиралась в свою роль жертвы и рассматривала желание Гидеона и Гвендолин сделать ей приятно только как проявление жалости. И будь это взаправду так, Гвендолин злилась бы вполовину меньше — вообще не злилась бы, а была пристыжена правдой, но имеющаяся правда заключалась в том, что она, несмотря на годами царящую между ними неприязнь, не считала Шарлотту заслуживающей бесчеловечного потребительского отношения, точно с вещью. Раздражённо выдохнув, что ноздри яростно раздулись, Гвендолин опустилась перед Шарлоттой на колени и, не дожидаясь, пока до неё дойдёт, решительным движением сдёрнула с неё до конца платье, подцепливая зубами резинку трусиков и стягивая их следом, а затем пройдясь поцелуями по розоватому следу, оставшемуся от них внизу живота. От неожиданности охнув, Шарлотта схватилась за её волосы в неопределённом порыве то ли оттянуть, то, наоборот, прижать ближе к промежности, и Гвендолин отзывчиво подхватила её под бёдра, заставляя одну ногу вовсе поднять и забросить себе на плечо, чтобы полностью прижаться ртом в промежности и провести напряжённым кончиком языка между половых губ и толкнуться во вход во влагалище, выбивая из Шарлотты пронзительный стон, который моментально перехватил Гидеон, зажав ей рот ладонью и заглушив его, а заодно подхватив Шарлотту и позволяя опереться о него.       — С-сумасшедшая, Гвенни… — выдавила из себя Шарлотта, жмурясь до искр перед глазами и едва не толкаясь бёдрами навстречу настойчивому языку в последних шатких сохранить беспристрастность и не понимая, что давно держится на одних убеждениях самой себя.       — Ты всю жизнь мне это повторяешь, — хмыкнула Гвендолин, двусмысленно выгнув бровь, и в следующее мгновение толкнула Шарлотту на кровать, властно укладывая и устраиваясь у неё между ног. — Хочешь побыть в моей роли? — иронично пробормотала, двумя пальцами щекотно проводя по половым губам Шарлотты, и после вновь раздвинула их, размашисто проводя языком по промежности, а потом обводя клитор по кругу, ввинчиваясь в и проезжаясь по нему раз за разом, компенсируя неопытность старательностью и внимательным отслеживанием, в какие моменты Шарлотты вздыхает трепетнее всего, а то и вовсе стонет.       Со спины прижимается разгорячённое тело Гидеона, и он целует Гвендолин шею, плечи, лопатки, поясницу — выцеловывает всю её, чтобы, прежде чем войти, отзеркалив их секс в предыдущие две ночи, прошептать Гвендолин на самое ухо, что она умница и он ею гордится.       Гвендолин интересно, говорил ли он это Шарлотте в самый первый раз.       Быть на чужом месте оказалось занятным опытом: в те разы, когда Шарлотта спускалась Гвендолин между ног, та хотела нетерпеливо и требовательно, почти по-детски капризно хныкать из-за того, что Шарлотта то и дело сбивалась, оттягивая наступление оргазма. Теперь, будучи на её месте, Гвендолин поняла, насколько сложно делать кому-то — вздрагивающему, ёрзающему, томно вздыхающему и то сводящему, то разводящему ноги — куннилингус, когда одновременно тебя берут со спины и тело воет, изнывая от желания попросту выгнуться и рыдать от наслаждения в подушку, абсолютно отдаваясь воле другого человека. Гидеон же, точно издеваясь, не собирался облегчать её задачу и мало того, что глубоко и до желания скулить толкался в Гвендолин, так ещё и оглаживал её тело, ласкал грудь, спускался от неё вниз по животу и в ритм толчкам тёр клитор, отчего перед глазами всё расплывалось. Гвендолин не выдержала — добавила к пальцы, входя ими в Шарлотту и, копируя Гидеона, двигая ими в такт языку, удваивая стимуляцию. И, когда стенки её влагалища сократились оргазмическими спазмами, а сама Шарлотта приподняла бёдра, давясь стоном, Гвендолин, наконец, уронила голову ей на ногу, прижимаясь щекой и долгожданно кончая. Она вскинула руку, вслепую поглаживая Гидеона по щеке, затылку, загривку — излившись, он навалился на Гвендолин тяжестью утомлённого тела и чмокнул за ухом, повторив, что она умница. Потом из-за её плеча перехватил замутнённый взгляд привставшей на локтях Шарлотты и с улыбкой приглашающе протянул к руку, за которую она схватилась с практически жадностью — каждый раз, когда они оказывались без одежды, до последнего дюйма кожи обнажённые друг перед другом и беззащитными перед любыми прикосновениями, Шарлотта сдавалась и слушалась исключительно тела, которое желало льнуть, оказываться зажатой между, самозабвенно целоваться, оглаживать и выгибаться навстречу. Взяв её за руку, Гидеон перебрался на кровать и мягко прижал запястье к матрасу, за ним последовала другое — ни прикрыться, ни перевернуться. Часто вздымающаяся грудь, разметавшиеся длинные волосы, искусанные и оттого ярко-красные губы, румянец на щеках — Шарлотта была раскрыта перед ним и, смущённо повернув голову в сторону, без малейшего намёка со стороны Гидеона раздвинула перед ним ноги, разрешая войти. И Гидеон, улыбнувшись, плавным толчком вошёл в неё до упора и остановился, когда Шарлотта вздрогнула всем телом, на высокой ноте коротко простонав. Оставшаяся на полу Гвендолин сложила руки и опустила на них голову, с часто и громко стучащим сердцем наблюдая: обездвиженная по рукам Шарлотта металась головой из стороны в сторону и прикусывала смятое покрывало, заглушая стоны, пока Гидеон толкался в неё, в то же самое время накрывая поочерёдно ртом её груди и оставляя на них засосы, которые на следующий день — и ещё множество дней за ними — будут напоминать Шарлотте перед зеркалом в ванной, что она равноправная часть в их троице, а не кто-то вторичный.       Кончая, Шарлотта до боли и миражного ощущения надрывного хруста суставов сжала руки Гидеона, пытаясь перевернуться, потому что случившийся с ней сегодня оргазм был сильнее предыдущих, и пережить его казалось сравнимым с агонией — так хорошо, что мучительно. И вжавшийся в неё всем телом, жмурящийся и взаимно сжимающий с силой запястья Шарлотты Гидеон испытывал его абсолютно также, в один момент потеряв весь воздух из лёгких и несколько секунд не находя в себе сил сделать новый вдох. Гвендолин потянуло к ним нестерпимым желанием быть рядом, успокаивая поглаживанием остаточное вздрагивание тел, и она не стала сопротивляться — забралась на кровать, укладываясь рядом и аккуратно отводя с лица Шарлотты налипшие волосы. Они встретились глазами, и в затуманенности взгляда кузины читалась практически мольба, от которой у Гвендолин защемило сердце.       — Честное слово, нам на тебя не наплевать, — прошептала она, прижавшись к покрытому испариной лбу Шарлотты своим и прикрыв глаза.       — Наш секс именно втроём, — прибавил Гидеон, ложась по другую сторону от неё и с нежностью проведя рукой по всему телу Шарлотты. — Вместе. Ты с нами, а не инструмент или просто роль.       Шарлотта не была уверена, что поверила им окончательно и бесповоротно. Хотела верить — будь их слова чистой правдой, ей не было больно. Но Шарлотта, с ранних лет воспитываемая в мысли, что вся её ценность сводится к высшему предназначению служению ложе, с трудом могла поверить, что может быть по-другому. На короткий период времени она расслабилась, перестав воспринимать каждую ночь с Гидеоном и Гвендолин как испытание и сметив внимание на получаемое удовольствие, ласки и время от времени случающиеся неловкие и смешные случаи, когда в порыве страсти они стакливались между собой лбами или переходили к тому уровню доверия, когда можно в середине процесса сменить позу, потому что затекла рука или голень пронзило судорогой. Следствием с каждым днём всё больше смягчались их отношения с Гвендолин, и если её мама этому поражалась, нарочно сниженным заговорщицким тоном спрашивая, что за чудо произошло, то для Гвендолин это выглядело приятной закономерностью: они с Шарлоттой всё чаще оставались вместе на кухне или в гостиной, поначалу сухо и по делу переговариваясь об учёбе, а затем со временем позволяя себе обсудить что-то из последних школьных событий или посмеяться с того, как нелепо вырядился в один из дней преподаватель химии, напоминая своими взъерошенными волосами попугая какаду.       Идиллия длилась ровно до момента, когда Шарлотта случайно стала свидетельницей разговора Гидеона и Гвендолин по телефону, когда они обсуждали элапсацию — в череде дней, наполненных непринуждённым общением, и ночей, занятых увлечённым сексом, Шарлотта в действительности почти забыла о зависти и обиде к своей отстранённости от путешествий во времени, и внезапное среди общей расслабленности напоминание резануло больнее, чем если бы оно случалось каждый день. Захлестнувшие чувства по новой чувства выбили из неё дыхание — усилием воли его восстановив, Шарлотта по кругу повторяла себе, что не должна об этом думать и позволять эмоциям управлять её поведением. Страх быть по окончанию обряда выброшенной обратно за борт заполнил её и не желал запихивать обратно, отравляя успевшее установиться равновесие в душе Шарлотты. Она старалась не выдавать этого — почти успешно, потому что Гвендоли считывала в кузине напряжение скользящим, но предпочитала списывать это на память о том, как всё начиналось, и уверять себя, что всё идёт гладко и на лад.       И Гвендолин, также, как и её кузине, это отлично удавалось до определённого дня.       «Встретимся через сорок минут около кофейни у моего дома. Шарлотте не говори», — звякнуло сообщение на телефоне Гвендолин. Несколько секунд она недоумённо всматривалась в него и собралась было написать соответствующий ответ, а потом мотнула головой и отбросила эту идею, потому что Гидеон не имел привычки паниковать и быть таким серьёзным по пустякам. Глянув через кухонный проём на сидящую в гостиной Шарлотты, у Гвендолин неприятным предчувствием сжало сердце. Ей понадобилось всего пара минут, чтобы собраться, и на месте Гвендолин была даже раньше назначенного времени, тревожно перетаптываясь у входа кофейню и вглядываясь в лицо каждого проходящего мимо мужчины.       — Шарлотта не видела, как ты уходишь? — Гидеон своим беззвучным появлением за спиной заставил Гвендолин с взвизгиванием подпрыгнуть и раскраснеться, когда несколько прохожих на них обернулись.       — Нет, не видела. Да и какая разница, даже если бы увидела? Мало ли, куда я пошла, — буркнула Гвендолин, шумно выдохнув и стараясь унять испуганно бьющееся сердце. Закатив глаза, Гидеон неодобрительно цыкнул и, держа Гвендолин под локоть, заскочил с ней в кофейню. — А все эти шпионские заморочки обязательны? — недовольно пробормотала Гвендолин, когда Гидеон, как сова, беспокойно вертя головой по сторонам, потащил её к самому дальнему столику кофейни и, усадив у окна, снова огляделся.       — Не особо, но как же романтическая атмосфера заговора и тайны, — хмыкнул он, по новой обведя взглядом зал, и затем улыбка сползла с лица, а губы поджались. — Я сегодня посещал Сен-Жермена, — резко снизившимся тоном сообщил Гидеон. Внутри у Гвендолин даже не ёкнуло ревниво, как это обычно бывало: выражение его лица было настолько мрачным, что оставалась только всколыхнувшаяся тревога. — Он разговаривал с одним из своих единомышленников, когда я подошёл к дверям. Жаловался, что в последнее время не может прочитать ни одной нашей с тобой мысли, словно на барьер вечно натыкается.       Сперва Гвендолин хотела отпустить язвительное замечание про возраст графа, мол, в его года многие способности перестают работать, но осеклась в запоздалом осознании, к чему Гидеон клонил.       — Думаешь, это… — начала она и не закончила реплику, будто сделать это равноценно наступлению абсолютной реальности, а пока не оформлено в слова и не произнесено, то можно сделать вид, что этого и нет.       Гидеон кивнул, и сердце ухнуло глубоко вниз.       — В свитке не уточнялось, как именно обряд должен сработать, но так как раньше Сен-Жермен забирался к нам в головы без труда, а теперь не может ни одной мысли выудить, то логично, что это действие обряда. Как минимум, одно из его действий, — пока Гидеон говорил, руки его были туго сцеплены в замок, и кожа на костяшках стремительно белела, а тонкие венки на пальцах набухали и проступали выпуклыми узорами. Гвендолин смотрела на его руки и думала только о том, как липко расползается по её внутренностям холод.       — Значит… — язык и губы стали непослушными и едва ворочались. Гвендолин резко замолчала, когда к ним подошла официантка, и наобум заказала чай, а потом, когда его принесли, вцепилась в чашку, не обращая внимание на то, как разогретые керамические бога обжигают ладони. — Не представляю, как мы скажем об этом Шарлотте, — убито заключила Гвендолин спустя несколько минут разглядывания своего зыбкого отражения на колеблющейся поверхности чая. Холод продолжал распространяться внутри неё, беспощадно уничтожая теплоту, поселившуюся в Гвендолин за последние несколько недель.       — А если не говорить? — негромко предложил Гидеон, будто сам к себе обращался. Он аккуратно, уголок к уголку, складывал по краям салфетку — Гвендолин загипнотизировано следила, как ноготь прижимал сгиб и проезжался по нему.       — Шарлотта не идиотка и рано или поздно наверняка спросит, сколько ещё должен продолжаться обряд. И что мы будем делать? Скажем, мол, ах да, совсем забыли сказать, что уже давно всё сработало? — Гвендолин фыркнула, выражая своё отношение к этой затее, и с нечаянным присёрбыванием отпила чай. — Но я так не хочу делать ей больно… — прибавила тише. За прошедшие недели Гвендолин успела свыкнуться с новым ритмом жизни и, если не кривить душой хотя бы перед самой собой, по-настоящему привязалась к Шарлотте — редкий и невообразимый случай, когда убеждённость Гвендолин в том, что любовь не может родиться из секса, разбилась о реальность.       — Поэтому я предлагаю подождать, пока она сама поднимет эту тему. Если поднимет ещё, — Гидеон повернулся к Гвендолин, закинув руку на спинку дивана, и серьёзно посмотрел на неё, что захотелось сжаться. — Давай начистоту: мы оба привязались к Шарлотте. Сильно. Сильнее, чем могли предположить. И она тоже. Если мы скажем, что обряд завершён, то Шарлотта тут же закроется и решит, что должна уйти. Она склонна к самообесцениванию, поэтому давай не будем разбивать ей сердце, — сделав паузу, Гидеон закусил губу и, шумно вдохнув, продолжил: — И себе тоже не будем.       Эти слова ножом беспощадно проехались по Гвендолин, заставляя вздрогнуть и невольно вжать голову в плечи. Гидеон всегда читал её — и Шарлотту, видимо, тоже — как открытую книгу, и зачастую эта проницательность выводила из себя, потому что тыкала носом в правду, признавать которую отчаянно не хотелось ни единой секунды. Гвендолин не хотела признаваться ни самой себе, ни Гидеону в том, что прерывание совместных с ним и Шарлоттой ночей действительно разобьёт ей самой сердце.       Из кофейни они ушли спустя полчаса, когда затихшая в задумчивости Гвендолин, наконец, допила чай — она буквально цедила его, заставляя себя глотать и отчаянно оттягивая момент возвращения домой, где неизбежно придётся столкнуться с Шарлоттой и находить в себе силы смотреть ей в глаза, будто не приходится ничего скрывать. В свете последних недель, за которые они мало-помалу начали общаться на отвлечённые темы, которые не были любезным и ничего не значащим обсуждением погоды, всплывшие обстоятельства представлялось по-настоящему трагическими — Гвендолин даже начала верить, что они с Шарлоттой смогут остаться в этом новом этапе их отношений, не возвращаясь к былой колкой неприязни, а теперь они с Гидеоном провалились в ложь, угрожающую вновь расколоть их с Шарлоттой на два враждебных лагеря. И это было больно.       Гвендолин не нравилась ложь — она тяготила и подъедала день за днём, точно внутри поселились прожорливые черви. Гидеону вести себя обычно удавалось куда лучше, хотя в пару ночей Гвендолин успевала заметить, как, когда Шарлотта не видела, он с печальной задумчивостью смотрел на неё и то и дело тянулся погладить, будто тем самым пытаясь загладить вину за решение скрыть правду. Неосознанно Гвендолин повторяла за ним, стараясь быть к Шарлотте особенно чуткой и заботливой в непонятно откуда взявшейся убеждённости, что это сможет подготовить почву для рассказа правды — может, если Шарлотта заметит их внимание и трепетное отношение к ней, то привяжется настолько, чтобы не оттолкнуть, послушавшись своих страхов быть опять линей. Однако взаимоотношения между ними тремя были пока слишком зыбкими и неустойчивыми, чтобы не ощутить почти сразу же малейшее похолодание, вызванное попытками избежать удушений совестью.       И Шарлотта хорошо его уловила — понятно это стало в то мгновение, когда Гидеон и Гвендолин вместе зашли к ней домой, и Шарлотта столкнулась с ними в прихожей и, задержавшись секундно, скользнула взглядом по их сцепленным вместе рукам и поджала губы. В тот день они договорились собраться в комнате Гвендолин и вместе заняться учёбой — очередная попытка поддержать зарождение теплоты в отношениях вопреки жгучему стыду за враньё и нежеланию потому смотреть Шарлотте в глаза, будто она была способна прочесть в них правду и уличить.       — У моей семьи есть загородный домик. Может, съездим туда на выходные? — неожиданно предложи Гидеон, не отрываясь от учебника, который читал последней час, развалившись на кровати и закинув одну ногу за другую.       — Зачем? — Гвендолин, напряжённо грызшая ручку над домашним заданием по литературе, оторвалась от тетради и обернулась в его сторону, недоумённо выгнув бровь. Они ничего подобного не обсуждали, потому что для это предложение было таким же внезапным, как и для Шарлотты, чуть повернувшей в сторону Гидеона голову, прислушиваясь.       — Просто так. Клёво провести время, — учебник хлопнул, закрываясь, и Гидеон сел, оперевшись локтями о колени. — Свежий воздух, красивый вид, ароматное мясо на огне, выдержанное дедушкино вино, чтение стихотворений вечером на террасе вслух…       — Звучит как свидание, — перебила его, хмыкнув, Шарлотта, которая неотрывно писала ровным округлым почерком эссе и не остановилась, даже когда заговорила, и то, как она не сбилась, восхищало.       — А если и свидание? — не смутившись, уточнил Гидеон. Прежде, ем усмехнувшаяся Шарлотта успела что-то ответить, он пожал плечами: — Даже у друзей по сексу случаются обыкновенные встречи и приятное времяпровождение. Мы и сейчас этим занимаемся. Гвен, что ты думаешь?       Когда взгляд Гидеона переметнулся на неё, Гвендолин охнула и замялась. Находиться меж двух огней — худшая участь из всех, что она могла себе представить.       — Почему бы и нет… — осторожно кивнула, исподтишка бросив испытующий взгляд на профиль Шарлотты, которая многозначительно повела бровью, по-прежнему не отрываясь от своих записей, и отчеканила:       — А я точно вам, голубкам, не помешаю?       Выпад был неожиданный, и Гвендолин пожалела, что Гидеон завёл речь о поездке, по непонятной причине, сделавшей Шарлотту нервной и взвинченной. Они с Гидеоном переглянулись, и он, качнув головой, встал с постели, подходя к Шарлотте со спины и опуская ладони ей на плечи, расслабляюще массируя их.       — И откуда такие мысли в твоей прекрасной голове? — снисходительно улыбнувшись, поинтересовался Гидеон. Гвендолин видела, как Шарлотта, прикрывшая было глаза и отклонившая голову назад, встрепенулась и жёстко поджала губы, передёргивая плечами в попытке скинуть руки Гидеона.       — Ну, я не слепая и не тупая, если вдруг вы думаете иначе, и прекрасно вижу, как вы за ручку гуляете, чуть что целуетесь и мало ли что ещё делаете, пока элапсируете!.. — голос Шарлотты на первых же словах стал трещать предательскими истеричными нотками, а к концу и вовсе сорвался — Гвендолин дёрнулась в её сторону, увидев, как у кузины затряслись губы, а после раздалось громкое шмыганье носом, выдающее, что она из последних сил держится, чтобы не расплакаться, но уже на грани.       — Не накручивай себя, — Гидеон крепче сжал её плечи, удерживая, и сделал глубокий вдох, держа собственные эмоции под контролем.       — Это тяжело, знаешь ли, когда вы регулярно напоминаете, что я у вас третья лишняя и нахожусь рядом лишь до определённого момента, — издала смешок Шарлотта, прикрыв глаза и судорожно втягивая носом воздух в попытке успокоиться.       — Да ты же сама не даёшь к тебе приблизиться! — не выдержав, всплеснула руками Гвендолин, и резко переметнувшиеся на неё пристальные взгляды впервые в жизни не выбили из колеи, а лишь раззадорили. — Наслушалась тётю Гленду и вбила себе в голову, что ты какая-то поломанная, будто у тебя, блин, рук или ног нет! Если бы мы с Гидеоном тебя использовали, а сами втайне мечтали отвязаться как можно скорее, то не сидели бы сейчас здесь с тобой, не звали бы в совместную поездку и вообще остановились бы на быстро потрахаться и всё, а не… а не так, как это происходит! — выговорившись, Гвендолин измотанно облокотилась на спинку своего стула — от зашкаливающего количества эмоций у неё закружилась голова. А растерянно смотрящая Шарлотта закусила губу и отвела взгляд, уставившись пусто на тетрадь. Гидеон, спохватившись, сжал её плечи, а на Гвендолин с усмешкой покачал головой:       — Вот это да, Гвенни, не ожидал. Хотя ты и абсолютно права, — и он наклонился, чмокая мягко Шарлотту в макушку. — Не вкладывай в чужие слова придуманный самой тобой смысл. Если я предлагаю поездку вам обеим, то вас обеих и хочу видеть.       Шарлотта глухо угукнула и кивнула, с шумным выдохом берясь за ручку и возобновляя написание эссе, и Гвендолин заметила, как ей пришлось несколько раз сжать и разжать пальцы, возвращая себе контроль над рукой — истерика была короткой, но сумела выбить Шарлотту из колеи.       Гидеон заехал за ними днём в пятницу, и Гвендолин физически ощущала, как мама и тётя Гленда из окна второго этажа сверлили их с Шарлоттой спины пристальными взглядами весь путь от крыльца дома до машины. К счастью, они удовлетворились коротким объяснением, что Гидеон пригласил их на уикенд, и не стали вести себя, точь-в-точь обеспокоенные наседки, устраивая неловкие разговоры о предохранении или распутности современных нравов (и ни Гвендолин, ни Шарлотта не могли решить для себя, какая из этих тем была бы наиболее смущающей).       Загородный дом де Виллеров действительно оказался загородным домом, а не скромным домиком в сельской местности: массивный, двухэтажный, с широкой террасой, на которой с лёгкостью можно было расположить целую компанию, несколькими гостевыми спальнями и разбитым вокруг садом. Выходя из машины, Гвендолин моментально подумалось, что его впору фотографировать со всех ракурсов и выставлять на первой полосе глянцевого журнала. Следующей мыслью было то, насколько гармонично в этих декорациях смотрятся Гидеон и Шарлотта: вышколенная ложей ровная осанка добавляла им статности и ощущения нахождения на своём месте. Глядя на них, Гвендолин сперва почувствовала тугое кольцо зависти, сжавшее горло, а потом фыркнула сама на себя и расправила плечи — закостенелая в лопатках сутулость протестующе скрипнула, однако Гвендолин продолжила держать спину прямой, поначалу поперхнувшись воздухом, как никогда прежде полно раздувшим грудную клетку.       Первым делом они сложили продукты в холодильник — Шарлотта держалась непринуждённо на кухне, почти по-свойски, и раньше Гвендолин легко обманулась бы этим, но сейчас прозрачно видела, что под безмятежностью скрывается сконцентрированное напряжение. Шарлотта молниеносно перехватывала у Гидеона пакеты, выкладывая продукты из них по полкам, уверенно хлопала дверцами шкафчиков и нарочито громко спрашивала, нужно ли ополоснуть посуду от возможно скопившейся на ней за время неиспользования пыли. Наблюдавшей за всем этим Гвендолин — за энтузиазмом кузины ей попросту не осталось дел, — с каждой секундой на душе становилось всё теплее, потому что, если закрыть глаза на старания Шарлотты скрыть собственную не унимающуюся нервозность, они втроём выглядели как своеобразная влюблённая триада, которая также, как и обычные пары, выезжает на природу на выходные, спорит, как лучше мариновать мясо, и по десять раз выглядывает обеспокоенно в окно, твердя, что небо серое и наверняка пойдёт дождь, который испортит планы на разведение огня.       Мельковые переговаривания насчёт быта то и дело угасали, наполняя дом неприятной тишиной, и спустя пару таких раз Гидеон решил эту проблему, включив музыку, мгновенно поглотившей изрядную долю напряжения. Шпильки по поводу погоды и наверняка будущего дождя отпускала Шарлотта, и Гидеон отмахивался от них через настежь распахнутые кухонные окна, пока разводил огонь для мяса, а Шарлотта нарезала овощи и отрывисто бросала указания Гвендолин, наконец, немного оттеснившей кузину от стола и схватившейся за возможность также поучаствовать в приготовлениях.       Когда она разрезала картофель, нож соскочил и проехался по указательному пальцу — настолько быстро, что Гвендолин не успела осознать и даже почувствовать боль и застыла, растерянно глядя на то, как по косой линии стремительно собирается кровь и капает на разделочную доску.       — Ты чего застыла? — недовольно спросила Шарлотта и осеклась, заглянув Гвендолин через плечо. — Совсем, да? Ты почему стоишь и смотришь?! — Шарлотта перехватила у неё нож и бросила на стол, а руку Гвендолин перехватила, раньше, чем они обе успели сообразить, машинально сунув порезанный палец себе в рот, как это делали дети. У Гвендолин перехватило дыхание и расширились ошарашенно глаза, а Шарлотта замерла, сообразив, что именно сделала. Медленно выдохнув, она прикрыла на секунду глаза и, скользнув языком по порезу, выпустила палец Гвендолин изо рта. — Подожди, я достану пластырь, — тихо предупредила, не глядя на кузину, и открыла боковой шкафчик у плиты, служащий миниатюрной аптекой, вынимая из него упаковку пластырей и осторожно заклеивая палец. — Извини, я не подумала.       — Да ничего, — смущённо пожала плечами Гвендолин, у которой сердце колотилось с, мерещилось, сверхзвуковой скоростью, разрывая грудную клетку. Короткий и, если вдуматься, мелочный эпизод, которому кто-нибудь иной едва предал бы смысл, неожиданно взволновал её — это было чем-то крайне интимным, и Гвендолин никогда не могла подумать, что может существовать что-то более интимное, чем секс. Однако оно существовало и существовало в этот самый момент между ней и Шарлоттой. — Шарлотта, я…       — Минут через десять угли будут готовы! — бодро заявил Гидеон, всовываясь на кухню через окно, и Гвендолин закономерно осеклась. Не то чтобы она не доверяла Гидеону или хотела скрыть произошедшее между ней и Шарлоттой, но вторжение в исключительно их момент делало его упущенным и ощущающимся уже совсем по-другому. — У вас такие лица, будто я что-то пропустил, — удивлённо моргнул Гидеон, обводя обеих вопросительным взглядом.       — Нет, ничего. Запечём овощи вместе с мясом? Отличное дополнение получится, — Шарлотта, до того смотрящая в сторону, нарочито широко улыбнулась и, подхватив тарелку с уже нарезанными овощами, понесла её к огню, по дороге велев Гвендолин достать из холодильника мясо и тоже принести его.       Вопреки предсказаниям Шарлотты о дожде, он не начался, и они успешно приготовили ужин — Гидеон обещано вынес из винного погреба припыленную бутылку без каких-либо этикеток, и переливающееся в ней вино через призму зелёного стекла казалось матово-чёрным. Гидеон вскрыл бутылку одним ловким движением и красиво, нарочито держа её за основание и высоко подняв, разлил по бокалам — насыщенный бордовый цвет ловил отсветы закатного рыжего солнца, переливаясь всеми возможными оттенками. В воздухе витал одурительный запах пропитанного дымом сочного мяса, от которого голодно подводило желудок, и, опережая наступление темноты, начали стрекотать сверчки — рассевшись в широких соломенных креслах на террасе, Гидеон, Гвендолин и Шарлотта с мягким звоном встретились краями бокалов, после жадно отпивая вино в погоне за расслаблением. Выпитое на голодный желудок и в удушливом от жара углей тепло, оно мгновенно ударило в голову и размягчило мышцы, делая всем хорошо — настолько хорошо, что, раскладывая еду по тарелкам, они напрочь забыли о том, какова реальность за пределами террасы, точно не существовало умалчиваний со стороны Гвендолин и Гидеона, проблем с доверием и комплекса неполноценности Шарлотты и их странных никак не классифицируемых взаимоотношений, когда они очевидно перестали быть лишь вынужденными любовниками, но ещё не стали чем-то большим.       Вместе с наступлением сумерек Гидеон зажёг висящий под навесом террасы массивный фонарь, обитый искусственно состаренными металлическими вставками с резными узорами, и это усилило иллюзию, что они находятся на обособленном от остального мира островке.       — Дамы не против чтения стихов? — с шуточным поклоном спросил Гидеон, принеся из дома толстый и откровенно потрёпанный временем том с обветшалым корешком — Гвендолин не удивилась бы, окажись это раритетным изданием, за которое коллекционеры готова заплатить любые деньги.       — Ты же впланировал это в программу, так что нет, — разморенная от вина, еды и снова вина с улыбкой покачала головой Гвендолин, вытягивая в кресле ноги и млея от сладкого ощущения потягивая мышц и похрустывания суставов. Шарлотта к тому времени, порозовев от вина, которое пила, точно воду, сползла со своего кресла на пол, растянувшись на нём и с наслаждением впитывая тянущую от земли прохладу. Усмехнув, Гидеон осторожно переступил через неё, и сил в своё кресло, листая сборник стихотворений, а Гвендолин с заминкой последовала примеру кузину и тоже спустилась на пол, разве что села у Гидеона в ногах, прижавшись щекой к прохладному переплетению соломы и вслушиваясь в шуршание страниц над головой. Когда же Гидеон, откашлявшись, начал читать, то опустил одну руку Гвендолин на макушку, путаясь пальцами в её волосах и лениво перебирая прядки — это умиротворяло и отчасти убаюкивало, заставляя вечер идти плавящейся рябью перед глазами. Спустя стихотворение, второе или третье — Гвендолин потеряла им счёт, на самом деле, не вникая ни в единую строчку, а вслушиваясь в завораживающий голос Гидеона — захотелось, чтобы по другую сторону сидела Шарлотта, такая же приласканная и разнеженная поглаживаниями по голове, и чтобы их с Гвендолин босые ноги скользяще задевали друг друга.       — Ты задумалась о чём-то? — любопытно спросила Гвендолин, заметив, как по-прежнему сидящая в некотором отдалении Шарлотта обняла колени и опустила на них подбородок, рассеянно смотря на колыхающийся под порывами ветра огонёк в фонаре. Гидеон, бархатным низким тоном зачитывающий строки Байрона, прервался и поднял глаза, переводя вопросительный взгляд с Гвендолин и обратно.       Шарлотта разомкнула губы и на секунду застыла так, а потом выдохнула — ровно и спокойно, почти обречённо:       — Я люблю вас.       Скажи она это иначе — пьяно смеясь, жмурясь или бурно жестикулируя, — и Гидеон обязательно бы съехидничал, что Шарлотте больше не наливать. Однако то, как она сказала это на самом деле, абсолютно обезоруживало и отбирало все слова, поэтому Шарлотта продолжила говорить, а никто не осмелился её остановить:       — К Гидеону я всегда чувствовала что-то. Всегда была влюблена в него. Но ты, Гвенни, это нечто. Я ни за что не подумала бы, что перестану тебя ненавидеть и что влюблюсь. Влюблюсь в тебя… — сведя брови, Шарлотта протянула руку и провела кончиком пальца по краю своего опустошённого бокала, на дне которого слабо ловили блики капельки вина. — Влюблюсь в тебя, хотя ты сумасбродная, не знаешь банальных правил этикета, косолапо шутишь и вечно комом бросаешь полотенце в ванной.       — Это всё больше напоминает оскорбление, а не признание в любви, — неловко усмехнулась Гвендолин, в то время как сердце её вместе с каждым словом стучало всё чаще, сильнее и громче. Признание со стороны Шарлотты — это сильно. Особенно потому, что всего на пару минут — и винных глотков — обгоняло зреющее в самой Гвендолин желание признаться, потому что более подходящего для этого момента и специально нельзя было придумать.       — Какая разница, если это факты, которые перестали иметь весомость, чтобы на дух тебя не переносить? — нахмурившись, дёрнула плечом Шарлотта и поднесла было бокал к губам, точно намеревалась попробовать вылакать из него капельные остатки вина, но остановилась и отставила бокал в сторону, потерев вместо того глаза. — Я так злилась на вас за затею со свитком, потому что вы буквально собирались использовать меня в своих целях. Как кусок мяса. Но вы… Вот какого чёрта вы так мило и заботливо себя вели, а? — опустившиеся уголки губ и морщинки на лбу придали лицу Шарлотты досадливого выражения. — Я думала, что прикидываетесь из вежливости. А оказалось, что вам правда не плевать на меня. И, наверное, я круглая идиотка, что повелась на всё это и привязалась к вам настолько, что влюбилась, — запнувшись, Шарлотта шумно вздохнула и качнула головой: — Глупость какая-то. Как вообще можно любить двух людей одновременно?       — Видимо, можно, потому что я тоже… люблю вас обоих, — Гвендолин видела, как Гидеон выпрямился в кресле и подался корпусом вперёд, приоткрыв губы в готовности ответить, и решила опередить его, пока её голова была ещё достаточно лёгкой от алкоголя, чтобы произнести нечто подобное. Две пары глаз моментально обратились к ней, и лицу стало жарко. Стиснув ладони в кулаки, Гвендолин уверенно закивала, подкрепляя тем свои слова. — Не знаю, как так вышло, но мне начало нравится проводить время с вами обоими. Когда мы просто сидим и вместе занимаемся учёбой, даже если каждый делает своё, но рядом. Или, как сейчас, едем за город и вместе готовим, спорим из-за рецептов, смотрим на закат. Вот это всё. Я никогда не думала, что мы сможем так делать, — взгляд Гвендолин метнулся на Шарлотту — последняя реплика относилась преимущественно к ней. — И секс с вами обоими мне тоже нравится. Сперва я была в ужасе от идеи с этим обрядом и думала, что это какое-то дикое средневековье и кошмар, а оказалось… Здорово, если честно, — в горле смущённо булькнуло, и щёки, и без того горящие из-за вина, запылали сильнее. — Ты, Шарлотта, всегда была люто заносчивая. Я прямо мечтала уронить тебе со второго этажа яйцо на голову или что-то в этом духе, а потом ты оказалась такой ранимой и хорошей. Я наконец-то поняла, почему Гидеон тобой восхищается и всегда говорит, что ты гораздо лучше, чем хочешь казаться. И… и вообще именно мы втроём мне нравимся, — чем дальше, тем более спешно говорила Гвендолин, и вскоре голос её стал уходить в высокие ноты и почти слёзно срываться. — Так что я не хочу, чтобы всё это заканчивалось!..       — Так давайте не будем заканчивать, — вклинился практически между слогов Гидеон. Губы его тронула мягкая улыбка, а взгляд прыгал с лица Шарлотты на лицо Гвендолин и обратно. — Я тоже люблю вас обеих. Это, вроде, очевидно было, но раз уж мы разоткровенничались, то и я обязан сказать об этом прямо. Вы обе мне дороги. Настолько, что я не могу и не хочу проводить между вами границу, — взгляд Гидеона остановился на Гвендолин, и улыбка чуть померкла, став невесёлой усмешкой. — Поэтому, если мы говорим об этом, чтобы куда-то двигаться, я должен признаться, — Гвендолин, судорожно хватающая ртом воздух, чтобы расчувственно не расплакаться, растерянно уставилась на него, беззвучно спрашивая, правильно ли понимает. — Мы с Гвен скрыли от тебя одну вещь, Шарлотта, — лицо Шарлотты, пускай и приторможенной влиянием вина, изменилось, приняв тревожное выражение, и Гидеон поторопился объяснить: — Дело в том, что обряд завершён. Уже пару недель как. Но мы с Гвендолин не хотели тебя расстраивать, да и сами не хотели прекращать всё, что происходит между нами, но не могли сказать, потому что знали, что ты тогда решишь, что мы так намекаем, что ты нам больше не нужна или что-то в этом роде. А это не так, — в конце концов, Гидеон съехал с кресла на пол террасы и подвинулся ближе к Шарлотте, аккуратно беря её руки в свои.       — Я вам больше не нужна, а вы из жалости… — забормотала было она, учащённо панически задышав, и Гидеон, раздражённо мотнув головой, крепче сжал её руки и перебил:       — Нет, Шарлотта, не из жалости, а потому что любим. Мы оба с Гвендолин любим тебя. Поэтому не говорили, чтобы сохранить наши отношения, потому что знали, что отреагируешь ты как-то так.       Гвендолин тоже придвинулась к ним, боязно касаясь плеча Шарлотты и заглядывая её в лицо.       — Ты нужна нам, потому что мы тебя любим. Честное слово.       — И… и что вы предлагаете? — нахмурившись и зажав пальцами переносицу, спросила Шарлотта. Облизнув нервно губы, Гвендолин глянула неуверенно на Гидеона — они опрометчиво оставили обсуждение на абстрактное будущее, не рассчитывая, что оно наступит настолько скоро, и теперь стушевались. — Отношения втроём? — Шарлотта фыркнула с улыбкой. — Это странно. Даже в сумасшедшем современном мире это странно.       — Ой, не страннее путешествий во времени, — отмахнулась Гвендолин, испытывая накат головокружительного облегчения от того факта, что Шарлотта рассматривает этот вариант, даже если с недоверчивым смехом, ведь в каждой шутки есть определённая доля истины, за которую можно уцепится, раскрутить и убедить.       Упоминание путешествий оказало неожиданный эффект: замерев, Шарлотта плаксиво искривила губы и опустила глаза в пол.       — Зачем вам бракованная я без гена путешественника?       — А зачем в нашей семье тогда я без рыжих волос? — Гвендолин с протяжным возмущённым тоном закатила глаза и, обняв Шарлотту за плечи, прижалась лбом к её. — Это совершенно неважно. Какая разница, есть у тебя этот дурацкий ген или нет? В тебе куча достоинств, с которыми он и рядом не стоит.       — И нам здорово возвращаться к тебе после каждого путешествия, — мягко заметил Гидеон и с улыбкой коснулся губами ладоней Шарлотты, которые по-прежнему держал зажатыми в своих. — Всё равно, что возвращаться домой.       Мгновения Шарлотта недоверчиво смотрела на них. Затем закусила губу и как-то робко пожала плечами, точно соглашаясь с их словами, но не решаясь сделать это в полной мере.       — Клянётесь? — прошептала.       Вместо ответа Гидеон и Гвендолин практически одновременно наклонились к ней, целуя в щёки. После, пересёкшись взглядами, сместились: Гидеон выцеловывающе стал спускаться ей по шее, а Гвендолин, заключив лицо кузины в ладони, жадно поцеловала, настырно толкаясь языком в рот, всасывая поочерёдно губы и причмокивая. Этой малости было предостаточно, чтобы Шарлотта разомлела в их руках, прикрыв глаза и откинув голову, что послужило знаком к смене действий: Гвендолин перешла поцелуями на её шею, а Гидеон перехватил податливо приоткрытые губы. Ночная тишина и темнота окутывали их, создавая иллюзию, что за пределами освещённости террасы ничего не существует, а сами они были точно центр вселенной. Руки Шарлотты скользнули по спинам Гидеона и Гвендолин, а потом пальцы вплелись в их волосы, рассеянно перебирая пряди, пока она плавилась под бесчисленным множеством поцелуев, перемежающихся с повторением признаний в любви. Гидеону первому стало невыносимо жарко, и он, отстранившись, стянул с себя футболку, а прильнуть обратно не успел, потому что Шарлотта надавила на плечи, заставляя опрокинуться на пол. Перед глазами возник деревянный потолок террасы, с порхающими и слепо бьющимися о балки мотыльками. Затем только Шарлотта склонилась над ним, дёрнув уголком рта в улыбке, и поспешно, путаясь в маленьких петельках, принялась расстёгивать свою блузку, а Гвендолин бросила: «Подай ведёрко со льдом».       Гвендолин, оттягивая воротник своей рубашки, послушно подтащила ведёрко и села по другую сторону от Гидеона, с интересом наблюдая за действиями кузины. Лукаво усмехнувшись, та выхватила из ведёрка полурасстаявшую льдинку и, прихватив её губами, наклонилась, ведя от уха Гидеона до ключиц — зажмурившись, он шелестяще ахнул и до дрожи сжал руки в кулаки. Одно зрелище этого будоражило и возбуждало. Облизнув враз пересохшие губы, Гвендолин тоже взяла льдинку и, взяв её в рот, повторила за Шарлоттой — разве что повела по самому краю пояса джинсов Гидеона, где кожа была особенно нежной и чувствительной. Гидеон шаркнул ногой по полу, сгибая её в колене, и Гвендолин не сдержала довольной улыбки — льдинка тут же выскользнула изо рта и шлёпнулась прямиком в выемку пупка. С секунду Гвендолин смотрела на то, как судорожно вздрагивает живот Гидеона, а кожа покрывается крупными мурашками, и затем зажала новую льдинку в пальцах, медленно очерчивая ею контур каждого кубика пресса, чтобы после обвести моментально напрягающийся от холода сосок — контрастом Гвендолин почти сразу же накрыла его ртом и посасывающе оттянула, а у Гидеона вырвался из груди гортанный стон, от которого у них обеих с Шарлоттой сладко заныло под сердцем. Одобрительно хмыкнув в сторону кузины, Шарлотта занялась джинсами Гидеона, в пару ловких движений расстёгивая их и стягивая вместе с бельём — Гидеон вздрогнул всем телом, а следующий стон был наполовину похож на всхлип, потому что Шарлотта, по-прежнему зажимая льдинку во рту, провела ею вдоль всей длины полувставшего члена, в то же время дразня горячим дыханием, и в конце, когда лёд растаял на языке, обхватила губами головку члена, плавно посасывая её. Они с Гвендолин почти синхронно выпрямились, отстраняясь от Гидеона, и встретившись глазами, с рассеянными полуулыбками потянулись друг ко другу, целуясь — ладони скользили по плечам одна другой, и Гвендолин отчётливо ловила на языке Шарлотты пресный привкус талой воды, перемешивающихся с солоноватым привкусом смазки. Шарлотта первая потянулась расстёгивать пуговицы на рубашке кузины, решительно спуская её, и Гвендолин также рванула блузку Шарлотты вниз — единым комом ткани они полетели в сторону.       — Ты бы хотела тоже попробовать со льдом? — свистящим шёпотом выдохнула Гвендолин в приоткрытые губы Шарлотты, подцепливая лямки её бюстгальтера и спуская их, чтобы выцеловывать алые вмятинки, оставшиеся на плечах, а потом спуститься на грудь и одновременно на ощупь найти застёжку, стаскивая ко всем чертям с кузины бельё.       — Ага, — отрывисто выпалила она, из-за полуопущенных ресниц следя за кузиной, и охотно опёрлась на руки, открываясь и подставляясь, когда Гвендолин потянулась к ведёрку, доставая из него остатки льда. Она ещё не успела прикоснуться к Шарлотте, а кожа той покрылась мурашками в одном предвкушении, поэтому, когда держащая льдинку в зубах Гвендолин, наконец-то, заскользила ею от ключиц Шарлотту к середине груди, затем обвела каждую грудь под низом и переместилась к животу, Шарлотта несдержанно хныкающе застонала. Она жмурилась от того, как невыносимо и одновременно хорошо было — каждый дюйм тела был настороже, по мышцам гуляла электрическая дрожь, и контраст температур сводил с ума, вызывая желание и отодвинуться, и подставиться как можно больше. Не выпуская льдинку, Гвендолин аккуратно расстегнула шорты Шарлотты, приспуская их, и в мгновение ока перехватила льдинку пальцами, спуская кузине меж бёдер. И без того мокрые от обильно выделяющейся смазки трусики моментально пропитались влагой, а Шарлотта, широко распахнув от неожиданности глаза, вскинула резко руку и до боли закусила палец, приглушая громкий стон — лёд коснулся прямо половых губ, горячих от приливших к ним крови, и, помедлив, скользнул между них, аккуратно проезжаясь по набухшему клитору.       В этот момент Шарлотта в полной мере познала, что такое обжигающе холодно.       — Я же говорил, что тут тихо и никто не побеспокоит. Тебе не нужно сдерживать себя, — раздался голос Гидеона, который переместился Шарлотте за спину, подхватывая её и поворачивая её голову для поцелуя — новый стон, когда, пользуясь моментом отвлечения, Гвендолин до конца стащила с неё шорты и подцепила следом трусики, чтобы сразу за ледяным прикосновением льда к клитору прижались горячие подушечки пальцев, пришёлся Гидеону в рот, и Шарлотта мучительно зажмурилась при этом. Пальцы Гвендолин кружили вокруг клитора, раздразнивая, после касались его и подводяще-приятно массировали, то ускоряясь, то замедляясь, что возбуждение внизу живота Шарлотты то вспыхивало, сводя все мысли только к желанию оргазма, то начинало восхитительно сумасводяще тлеть. — Надо и Гвенни сделать приятно, верно? — раскрытые губы Гидеона вплотную прижались к уху Шарлотты, пронзая дрожью наслаждения вдоль позвоночника и заставляя передёрнуться. Это было самое грязное оружие из всех, имеющихся у него в арсенале, потому что каждый раз беспроигрышно заставляло плавиться и подчиняться. Шарлотта рвано кивнула, без шуток готовая на всё ради этой ласки. Слышавшая их разговор, даже не пытающийся быть приглушённым, Гвендолин возбуждённо сглотнула и потянулась к ширинке на джинсах, дёргано расстёгивая их и стаскивая, а потом и вовсе небрежно стряхивая с ног, жадным взглядом наблюдая за тем, как Гидон изводил её кузину одним лишь предвкушением.       Тогда Гидеон, подхватив Шарлотту одной рукой под живот, другой надавил на лопатки — она подалась вперёд, становясь на колени, а Гвендолин без каких-либо подсказок синхронно отклонилась, укладываясь на пол и приподнимаясь лишь на локтях, чтобы видеть их с Гидеоном — она не успела поймать момент, в который ей стало катастрофически важно смотреть на них во время секса. Поначалу Шарлотта уткнулась лбом кузине в живот, переводя дыхание, и тут же поняла, что попытка была тщетной: раскалённые ладони Гидеона огладили её бёдра и ягодицы, а губы, покрывающие поцелуями спину и поясницу, щекотно прошептали: «Продолжай стоять на коленях». Беспрекословное подчинение — прогибаясь в спине, Шарлотта зеркально стала целовать грудь и живот Гвендолин, постепенно дойдя до промежности, прежде медленно поцеловав её через трусики, а затем, аккуратно сняв, без колебаний разводя пальцами половые губы, чтобы размашисто провести языком между них, мягко обвести напряжённым кончиком клитор, прихватить губами и оттянуть, вновь проехаться языком, всосать и с причмоком отпустить. Это немного напоминало их первую ночь: Гвендолин вздрагивала бёдрами, рефлекторно пытаясь их свести, тяжело дышала и протяжно тонко стонала, царапая ногтями древесину пола, а Шарлотта чутко вслушивалась и одновременно млела от нахождения Гидеона позади неё. Разве что теперь он не входил в Шарлотту: в момент, когда она расслабилась и сосредоточилась исключительно на том, чтобы увлечённо отлизывать Гвендолин, к промежности самой Шарлотты прижался обжигающе-горячий настойчивый язык Гидеона, а его ладони легли ей на бёдра, фиксируя и разводя большими пальцами половые губы, открывая клитор и вход во влагалище. Будь Шарлотта менее пьяна и менее доверящая им с Гвендолин обоим, она бы сгорела со стыда от мысли о том, в насколько откровенной позе находилась, однако теперь у неё этой мысли даже не мелькнула — Шарлотта думала лишь о том, как с губ Гвендолин начинало срываться почти молитвенное «да», предупреждающее о скором оргазме, и как довести её до разрядки, не сбиваясь, потому что ласки ртом от Гидеона прошибали током и острым удовольствием. В один момент его рука исчезла с бедра Шарлотты — слух резанул частый хлюпающий звук, говорящий о том, что Гидеон ласкал себя, и мысль о действительном единстве их троих в эту секунду разлилась тёплой волной по телу Шарлотты, как и по телу Гвендолин, для которой это стало последней каплей: полувскрикнув и полусхлипнув, она вскинула бёдра, кончая до сведения судорогами удовольствия всех мышц ниже пояса. Шарлотта и Гидеон кончили вскоре за ней и практически одновременно — Шарлотта схватилась за кузину, стискивая её в агонических объятиях и сотрясаясь всем телом, когда оргазм сжал низ живота, затем, померещилось, вывернул его наизнанку и несколько секунд держал в напряжении, потом только понемногу начав отпускать, а Гидеон навалился на Шарлотту со спины, упираясь лбом ей в поясницу и не замечая, как ныли и начинали неметь упёртые в пол колени.       Как только оргазменные искры стали рассеиваться, они из последних сил подобрались друг ко другу, сплетаясь руками и ногами в цельный и неразрывный человеческий клубок и обмениваясь беглыми нежными поцелуями.       — И всё-таки вы уверены… — начала было Шарлотта, закрыв глаза и разморено уткнувшись носом Гвендолин в изгиб плеча, и на неё сразу же зашикали.       — Мы любим тебя, — ласковым шёпотом подтвердил Гидеон, разбирая тяжёлые рыжие пряди волос Шарлотты.       — Ты наш дом, — согласно кивнула Гвендолин, прижимаясь губами ко лбу кузины.       — Я тоже вас люблю, — с полной трогательного счастья улыбкой пробормотала Шарлотта, подрёмывая. — Вы тоже мой дом.       Небо потихоньку начинало предрассветно сереть, и Гидеон безмолвно предложил Гвендолин перебраться в дом: он понёс успевшую заснуть Шарлотту в спальню, а Гвендолин последовала за ними, подобрав вещи и затушив фонарь.       Наутро, едва воспоминания прошедшей ночи стали возвращаться, первым порывом Шарлотты было накрыться с головой одеялом и до последнего делать вид, что она всё ещё спит, только бы не встречаться глазами с Гвендолин и Гидеоном. Сперва накатил удушливый до слёз стыд за свою откровенность — её с детства учили сдержанности и контролю эмоций, а для разрушения всех этих умений и тщательно возводимых преград хватило нескольких бокалов вина. Следующая мысль похолодила всё изнутри, потому что была об уверенности, что Гвендолин и Гидеон, между которыми Шарлотта проснулась, также размякшие под воздействием алкоголя, из жалости наговорили ей то, что она хотела слышать, потому что так принято — утешать, когда человек раскрывается в чём-то, долгое время болящем у него на сердце.       — Доброе утро, — пробубнил хриплый со сна голос Гидеона над самым ухом. Если подумать, это был первый раз, когда они спали вместе и просыпались в одной постели, и от этого внутренности больно-пребольно сжались, что перехватило дыхание — трогательная хрупкость этого момента беспомощно звенела под удушающим захватом об отвратительной жалости к Шарлотте.       — Утро, — предательски упавшим голосом ответила Шарлотта занемевшими губами, и чертыхнулась, когда Гидеон, мыкнув вопросительно, приподнялся, заглядывая ей в лицо.       — Всё в порядке? — настороженно поинтересовался, вглядываясь в каждый взмах ресниц Шарлотты с таким пристальным вниманием, что она ни единой секунды не была уверена, что сумеет соврать. Не когда голова гудела после выпивки и почти полностью бессонной ночи, а Гидеон заглядывал в самую душу каждый раз, стоило их глазам встретиться.       — Ставлю десятку, что она снова думает, что не нужна нам, — широко разевая рот в зевке, точь-в-точь кошка, и потягиваясь, пробормотала с другой стороны Гвендолин. На щеке у неё остались следы от складок подушки — Шарлотта скользнула взглядом по разнеженной фигуре кузины и, поджав губы, неловко пожала плечами, садясь в постели.       — Я просто… Мало ли, что вы могли сказать выпивши! — не найдя достойных оправданий, взвилась Шарлотта, передёрнув плечами, и её в четыре руки вернули в постель, зажимая между двумя обжигающе горячими со сна телами. Она охнула и по-мышиному притихла, окутанная кондиционерным запахом постельного белья и сонливо-тёплым — кожи Гвендолин и Гидеона.       — Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, — сострил Гидеон, с прикрытыми в желании ещё немного поспать глазами уткнувшись носом Шарлотте в висок и громко сопя на ухо. Его рука тяжело лежала поперёк её живота, что становилось страшно дышать, отчётливо прочувствывая эту тяжесть. — Клянусь, Шарлотта, нам придётся разнообразить секс какими-нибудь шлепками каждый раз, когда ты будешь вспоминать об этих глупостях, что ты бракованная, раз без гена, нужна нам только до поры до времени и так далее. — Правда она невыносимая? — хмыкнула Гвендолин и с кряхтеньем села в постели, вновь потянувшись всем телом, что захрустели суставы. Немного посидев в молчании, она обернулась, задумчиво осматривая лежащих Шарлотту и Гидеона, а затем легла на Шарлотту, тычась носом ей в шею — Гидеон едва успел отдёрнуть руку, чтобы не оказалась зажатой между чужими телами. — Ты кошмарно невыносимая зануда, Лотти, — глухо повторила, возвращая долг за наговоренное Шарлоттой ночью про все недостатки Гвендолин, и улыбнулась. — Но хорошая. Лучше, чем я всегда про тебя думала. Если ты хочешь, чтобы мы на трезвую голову повторили, что любим тебя, то пожалуйста, — осторожно поставив руки по обе стороны от Шарлотты, чтобы случайно не сделать ей больно, Гвендолин приподнялась и заглянула кузине в глаза — под рёбрами вздрогнуло и поджалось, на мгновение перехватив дыхание. — Я, честное слово, люблю тебя. За уверенность и решительность, которые даже на меня распространяются, когда мы рядом. За утончённость, которой невозможно налюбоваться и которую невозможно повторить, как бы сильно не хотелось. За то, какая ты умная и как много всего знаешь, понимаешь и разбираешься. Хотя иногда это так нудно, что, кажется, я готова тебя придушить, потому что хочу просто шутить уродливые шутки, сидеть за столом с поджатыми ногами или разбирать рыбу руками, а не вилкой, потому что так гораздо удобнее, и не думать о том, правильно это или неправильно! — поймав себя на том, что начала слишком эмоционально говорить, Гвендолин резко выдохнула, притормаживая, и прикрыла на секунду глаза. Потом снова посмотрела на Шарлотту и робко улыбнулась, потому что теперь алкоголя в ней не было и бесшабашной храбрости поубавилось. — В общем, я правда люблю тебя и хочу делать с тобой все эти вещи. Шутить уродливые шутки и разбирать рыбу руками, я имею в виду. И не только это. Много чего с тобой хочу, потому что мне нравится быть с тобой.       Гвендолин сбилась, смутившись внезапно начавшегося потока собственной речи, и метнулась взглядом к Гидеону, который ободряюще улыбнулся и потянулся к Гвендолин, кладя ладонь ей на щёку и целуя. Затем тоже посмотрел на Шарлотту, у которой продолжало сохраняться чувство нереальности происходящего — настолько всё звучало и выглядело хорошо.       — Полностью присоединяюсь к словам Гвендолин. Кроме момента про занудство, меня она в нём тоже укоряет, — хихикнул Гидеон, и наклонился к Шарлотте, щёлкнув её по носу. — Понятия не имею, что нам нужно сделать или сказать, чтобы ты полностью поверила, что нужна нам сама по себе. Просто потому что Гвендолин тебя любит. И я тебя люблю. Слов мало?       Шарлотта не заметила, как рука скользнула в груди, сжимаясь у середины в кулак — внутри щемило от сказанного, накладывающегося на воспоминания о ночи и том, что уже было сказано. Сейчас не было влияния момента, не было головокружения от вина и необходимостью отвечать на её порывистое пьяное признание. Сейчас было чисто, трезво и честно.       — Нет. Нет, слов вполне достаточно, — пробормотала Шарлотта, пытаясь сдержать настойчивую улыбку, дрожащей в уголках губ, что подавлять её становилось всё тяжелее и мучительнее. В конце концов, Шарлотта расплылась в широкой улыбке и закрыла глаза руками, помотав головой в попытке отогнать назойливую тревожность. — Я тоже… тоже люблю вас.       В Лондон они возвращались с чувством долгожданного обновления и оставления позади тяжёлого груза.       Жизнь пошла своим чередом, и им втроём было уютно в своём счастливом пузыре безмятежности, любви и доверия. Внезапное — для сторонних наблюдателей — налаживание отношений Гвендолин и Шарлотты сделало мягче всю атмосферу в доме. В один день тётя Гленда, столкнувшаяся со спешно слетающей вниз по лестнице Гвендолин, проспавшей будильник, едко заметила, что ей стоило бы причесаться и не пугать прохожих вороньим гнездом на голове, а по-королевски вальяжно спускающаяся следом Шарлотта — ни грамма паники в прямой спине — отбрила, что тёте Гленде следовало бы больше внимания обращать на неопрятные пятна на своих манжетах, а не на Гвендолин. Растерянно приоткрывшийся рот тёти Гленды мгновенно обозначил, что все роли распределились по местам, и Шарлотта, снисходительно улыбнувшись и запрокинув голову, прошла мимо неё, на улице подхватывая Гвендолин под локоть и запрещая ей пытаться пригладить волосы и лишить себя этого растрёпанного очарования. Их примирение, представляющееся чем-то странным, в итоговом счёте ощущалось естественнее, чем вражда, будто стали в положенные разъёмы плиточки мозаики: обеды за одним в школьной столовой и поцелуи украдкой на заднем дворе, совместное принятие душа поздней ночью, чтобы не быть застигнутыми родственниками, и беззвучный в отчаянном закусывании пальцев секс в примерочной магазина нижнего белья, куда они пришли в сентиментальном порыве купить парные комплекты. Гидеон комплекты оценил — прямо на благотворительном приёме, устроенном дядей, жарко пообещав Гвендолин на ухо, что сумеет довести её до оргазма за десять минут в тесной кладовке, а Шарлотте отлизав, запершись в кабинете и усадив её на дядин стол и едва не свалив кипу документов. В тот вечер, с вороватой оглядкой выскользнув с Шарлоттой из кабинета и напрочь забыв о двусмысленном запыханном румянце на щеках у обоих, Гидеон впервые назвал их нежным «мои девочки», совершенно сердцеразбивательно подчеркнув, что их троица являлась чем-то единым, цельным, совокупным.       Эта новая ступень их жизней — совместной, союзной жизни — принесла как никогда прежде сильное ощущение свободы и всамделишного кипения юности в венах, когда голова кружится от бьющей в голову пузырьковой влюблённости во время подлунных прогулок по городу, а от адреналина во время рискованного секса в неположенных для того местах каждый дюйм кожи покрывается мурашками и оргазм выходит ярким до звона в ушах. Время от времени, когда речь заходила о путешествиях во времени или заданиях от ложи, Шарлотта невольно напрягалась в привычке вспоминать о своей отчуждённости от всего этого, и тогда Гвендолин и Гидеон, выразительно переглядываясь, зажимали её между собой, напоминая, что до чёртиков любят Шарлотту, и после утаскивая смотреть наивный романтический фильм, щедро засыпая ласками.       Вопреки опасениям, ситуаций, когда необходимо было как-либо обозначить их отношения, не случалось, до того дня, когда Гидеон, завалившись к кузинам домой, не сообщил, что его друг по колледжу раздобыл четыре билета на премьерный показ в кино и теперь ищет компанию — Гидеон закономерно предложил себя и Шарлотту с Гвендолин. Это не звучало как нечто катастрофичное — до того момента, когда они пришли на место встречи в парке неподалёку от кинотеатра.       — Ну, и кто из этих прекрасных дам твоя возлюбленная? — весело поинтересовался Стивен, с кряканьем поднимаясь со скамейки и отряхивая брюки. Его прищуренный взгляд с разбежавшимися от уголков морщинками испытующе перескакивал с лица Гвендолин на лицо Шарлотты и обратно, очевидно, пытаясь заранее угадать ответ.       Приветственная улыбка заледенело застыла на губах Гвендолин, оттягивая болезненным натяжением щёки. Лицо Шарлотты перехватила та же мучительная гримаса, и Гвендолин знала это, хотя и не видела кузину. У обеих сердце приостановило свой ритм, а затем забилось с удвоенной частотой, бешено разгоняя кровь по венам — договорённость между собой была хороша, однако они понятия не имели, как представляться в обществе, чтобы не ранить друг друга и не разрушить теплоту внутри их триады и вместе с тем избежать непонимания и осуждения со стороны окружающих.       Боковым зрением Гвендолин и Шарлотта видели, как уголки губ Гидеона дёрнулись в усмешке, сопровождающейся шуршащим громким смешком. На плечи обеих тяжестью опустились его руки — Гидеон одним движением привлёк их к себе, с улыбкой глянул сперва на Гвендолин, потом на Шарлотту и, выдержав с нескрываемым удовольствием томительную паузу, выпалил:       — А они обе мои девушки.       Гвендолин поперхнулась воздухом и с огромным усилием сдержала рвущийся из груди кашель, хотя горло настойчиво, аж до слёз, раздирало. Шарлотта шумно выдохнула и крепко сжала челюсти. На несколько секунд воцарилось неловкое молчание, а затем Стивен прыснул со смеху и показно хлопнул себя по колену.       — Да, дружище, самооценка у тебя на прежнем высоком уровне, — покачал он головой, посмеиваясь, и c нетерпением дёрнул подбородком: — Шуток кроме, кто твоя счастливая избранница?       — А я и не шучу, — хмыкнул Гидеон. — Я встречаюсь с ними обеими.       Стивен заметно изменился в лице: перестав улыбаться, он недоверчиво нахмурился и беззвучно шевельнул губами, силясь сказать что-нибудь, но явно не находя слов. Закусив губу, Гвендолин в этот момент скользнула рукой по спине Гидеона, приобнимая его за талию, и Шарлотта сделала то же самое — их пальцы столкнулись и переплелись, образуя единое тройное объятие. Заметивший тесную сомкнутость тел, Стивен присвистнул:       — Ничего себе… Я-то думал, такое только в фильмах бывает, — он перхнул, прочищая горло, а взгляд стал плавающим и избегающим напрямую смотреть на кого-либо из троицы. — Ну, ладно, в общем-то, это ваше дело… В кино-то идём? Минут пятнадцать до сеанса осталось, — встряхнувшись всем телом, точь-в-точь вылезший из воды пёс, заметно приободрённым тоном спросил Стивен, и у Гвендолин с Шарлоттой отлегло от сердца. Спонтанно признаваться в их специфичных отношениях было самонадеянно со стороны Гидеона, поэтому неожиданно лояльная, пускай и растерянная реакция Стивена была облегчением.       — Да, идёмте! — с воодушевлением кивнула Гвендолин. — А то я съем кого-нибудь из вас, если не успеем купить попкорн.       И, все вместе засмеявшись, они двинулись в сторону кинотеатра.